В белокурой голове все путалось.
— Да... Я... я... я до сих пор не могу оправиться от смерти моего дорогого супруга.
Не в силах больше сдерживаться, полячка разрыдалась. Пресвятая Богородица! А ведь она чуть не ушла... Промолчи эта чертова монашка на пару секунд дольше, и она бы действительно ушла, рассыпаясь в извинениях. Нет, все-таки все бабы дряни, даже те, что в рясах!
— Я понимаю ваше состояние, — довольно холодно сказала настоятельница. — Но я не совсем понимаю, какое отношение Петер Ласмэ имеет к наследству Гедиминов? Насколько мне известно, законный наследник носит совершенно иное имя.
— Вы абсолютно правы, — поспешно забормотала вдова. — Дело в том, что... Понимаете... Мой муж в свое время тайно бежал из СССР, он поменял имя, опасаясь, что коммунисты разыщут его и вернут обратно...
Настоятельница как-то боком, медленно присела на свой деревянный трон. Зал погрузился в тишину. Казалось, даже птицы за окном стали петь тише. Сколько времени прошло, Софи не знала. Наконец игуменья шевельнулась:
— Значит, вы желаете забрать все?
— Желаю, — в истеричном восторге прошептала Софи. — Очень желаю! Мне так много надо построить... Знаете, и больница, и школа, и приют... А стройматериалы сейчас так дороги...
— Вы это уже говорили. — Впервые настоятельница обнаружила в себе нечто мирское. В ее голосе отчетливо звучало раздражение. — Что ж, это действительно ваше право... Но чтобы взять свое — сначала верните наше.
При этих словах Софи снова едва не впала в панику.
— Вернуть ваше? — растерянно пробормотала она.
Настоятельница нахмурилась еще сильнее:
— Разумеется. Необходимы доказательства вашего права. Вы же не думаете, что мы отдадим хранимое веками первому встречному?
Софи понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что именно кроется за этой витиевато-угрожающей фразой. Дрожащими руками вдова расстегнула сумочку и достала бархатный футляр. Уже без поклона, но все же очень почтительно подала игуменье. Настоятельница раскрыла коробку и внимательно осмотрела два предмета, лежащие на белом атласе. На лице появилось странное выражение: злорадное, но вместе с тем озабоченное.
— Что это? — спросил она после небольшой паузы.
— То, что вы просили. Это ваше. Теперь верните мое.
В полуприкрытых глазах вдовы плясали искры.
— Дочь моя, или вы сознательно пытаетесь обмануть нашу обитель, или кто-то ввел вас в заблуждение.
Нет, сегодня явно был не ее день. Софи чувствовала себя, словно на американских горках.
— Что вы имеете в виду? — с трудом вымолвила она.
Настоятельница продолжала поглядывать то на нее, то на футляр.
— Это не наше.
Это было уже слишком: с таким трудом обретенные сокровища снова уплывали из рук.
— Как не ваше? — взвизгнула разъяренная вдова. — Конечно ваше.
— А я говорю — нет.
— Откуда мне знать, что вы говорите правду? — Софи резко вскинула белокурую голову. Для ревностной католички это была ничем не оправданная дерзость, но сейчас в ладно скроенном, алчном теле бушевала настоящая буря.
Настоятельница сложила руки. Добрые глаза смотрели строго, но без осуждения.
— Дитя мое, пытаясь обвинить церковь во лжи, вы сами совершаете грех.
Однако вдовица отступать не собиралась. Раз сокровища здесь, она их получит. А игуменья, скорее всего, блефует, она просто не хочет ничего возвращать.
— Хорошо же, — прошипела Софи с угрозой. — В таком случае, пусть нашим спором займутся адвокаты.
И она уже сделала шаг назад, показывая, что хочет уйти, как настоятельница остановила ее:
— Подождите...
Полячка выжидающе замерла:
— Я слушаю.
— Не думайте, что испугали меня. — Голос звучал негромко, но твердо. — Просто наша обитель не желает, чтобы дело было предано огласке. Но с другой стороны, — опять появились угрожающие нотки, — я безусловно не могу позволить имуществу Гедиминов попасть в чужие руки. Поэтому сообщу вам, в чем причина моего отказа-
Вдова вытянулась в струнку.
— ...Медальон действительно наш, но кольцо принадлежит кому-то другому. У нас хранятся дубликаты этих предметов, прошу вас...
По ее жесту из угла появилась девушка, во всем темном, и протянула небольшую коробку. Софи впилась глазами в два небольших предмета. Настоятельница говорила правду: медальоны были полными близнецами, а вот перстень даже отдаленно не напоминал кольцо, снятое с руки покойного мужа. Вдова прикрыла глаза. Проклятье! И как она сразу не сообразила — принесенное ею кольцо слишком современное, чтобы стать пропуском в древние монастырские сокровищницы.
— Вы, конечно, можете подать на нас в суд, — продолжала игуменья, — но в таком случае хочу предупредить — церковь незамедлительно обвинит вас в мошенничестве, а мирской суд может осудить и за убийство. Мне почему-то кажется, что ваш супруг умер не своей смертью. Я не ошиблась?
Кровь прилила к вискам вдовы. Последняя фраза окончательно расставила все по своим местам. Монашки будут биться до последнего. Скорее автоматически, Софи попыталась что-то возразить, но настоятельница опередила ее:
— Всего хорошего, вас проводят. Прощайте.
Вдова недобро прищурилась:
— Прощайте? Вы сказали «прощайте»? — Острый подбородок вздернулся вверх. — Но я не собираюсь с вами прощаться. Я еще вернусь. — В голосе звучало почти детское отчаяние. — Я вернусь и получу то, что принадлежит мне по праву!
Настоятельница устало прикрыла глаза:
— Все в руках Господа нашего, дочь моя. Если Всевышнему будет угодно, вы получите наследство Гедиминов.
Когда дверь за гостьей закрылась, лицо игуменьи потемнело:
— Только вряд ли ему это будет угодно...
Глава 8
1
Роскошная, не меньше шестидесяти метров, гостиная произвела на Рогнеду гнетущее впечатление. То, что казалось забавной авантюрой на ее пятиметровой кухне, в этом помпезном особняке выглядело какой-то идиотской шуткой. Ловя в многочисленных зеркалах и стеклах свое перепуганное отражение, Рона ощущала странное головокружение и никак не могла понять, зачем и почему здесь очутилась.
На пороге гостиной их встречали мужчина и женщина, еще более встревоженные, чем она сама.
— Здравствуйте, — замороженным голосом произнесла женщина, по всей вероятности мама. — Рады приветствовать вас в нашем доме.
Мама выглядела потрясающе: внешность, одежда, украшения — все было безупречным. Хотя, конечно, кто-то мог посчитать, что для середины дня бриллиантов, пожалуй, многовато, но они сделали свое дело — мерцающий фейерверк синих искр освежал цвет лица и делал владелицу роскошной до умопомрачения. До этого Рогнеда была уверена, что подобные женщины существуют только на обложках дорогих журналов. Было затруднительно представить ее чьей-то матерью, обычно у таких женщин не бывает ни детей, ни возраста. И даже красавец Стас походил на нее не больше, чем на манекен в каком-нибудь дорогущем бутике.
— Добрый день, — с трудом сдерживая волнение, произнесла девушка и протянула руку.
Сверкнув бриллиантами, женщина автоматически пожала узкую ладонь. Только после этого, словно спохватившись, посмотрела строго и представилась:
— Амалия Эдуардовна.
Отец Стаса, тоже очень красивый, хоть и без бриллиантов, представительный мужчина смотрел на Рогнеду, на ее дрожащую руку с легким недоумением.
— Олег Павлович, — медленно представился он. — Приятно познакомиться.
«Приятно», судя по кисловатому выражению лица, ему было вряд ли, но руку он все-таки пожал.
— Если свет наших люстр кажется вам слишком ярким, мы можем его немного приглушить.
Поняв, что хозяин намекает на темные очки, которые она по совету Стаса снимать не стала, Рогнеда нервно улыбнулась:
— Спасибо, не стоит... К тому же я слепну не от света, а от вашей красоты. Вы тут все такие красивые, такие блестящие...
Родители недоуменно переглянулись.
— Простите, это вы о чем? — спросил папа.
— Это... Это я пыталась пошутить. — Девушка чувствовала себя страшно неловко. — Но, наверное, не очень получилось. Извините...
Мама взмахнула искусно подкрашенными ресницами, папа состроил какую-то гримасу.
— Отчего же, очень смешно... — Он попытался изобразить некое подобие улыбки. — Ну просто очень.
Девушка готова была провалиться сквозь драгоценный паркет. Более дурацкого начала знакомства трудно было представить.
— Я вам не нравлюсь? — неожиданно спросила она.
Мама моментально поджала губы, папа чуть приподнял нахмуренную бровь. Видимо, в отличие от сына родители не привыкли выражать свои мысли столь прямолинейно.
— Ну отчего же... — Олег Павлович задумчиво оглядел невесту сына с ног до головы, словно раздумывая, съесть ее сейчас или на ужин оставить. — Просто мы слишком мало о вас знаем. — И, спохватившись, добавил: — Впрочем, как и вы о нас.
Мысленно согласившись, Рогнеда все же попыталась оказать сопротивление.
— Да... Я... я... я до сих пор не могу оправиться от смерти моего дорогого супруга.
Не в силах больше сдерживаться, полячка разрыдалась. Пресвятая Богородица! А ведь она чуть не ушла... Промолчи эта чертова монашка на пару секунд дольше, и она бы действительно ушла, рассыпаясь в извинениях. Нет, все-таки все бабы дряни, даже те, что в рясах!
— Я понимаю ваше состояние, — довольно холодно сказала настоятельница. — Но я не совсем понимаю, какое отношение Петер Ласмэ имеет к наследству Гедиминов? Насколько мне известно, законный наследник носит совершенно иное имя.
— Вы абсолютно правы, — поспешно забормотала вдова. — Дело в том, что... Понимаете... Мой муж в свое время тайно бежал из СССР, он поменял имя, опасаясь, что коммунисты разыщут его и вернут обратно...
Настоятельница как-то боком, медленно присела на свой деревянный трон. Зал погрузился в тишину. Казалось, даже птицы за окном стали петь тише. Сколько времени прошло, Софи не знала. Наконец игуменья шевельнулась:
— Значит, вы желаете забрать все?
— Желаю, — в истеричном восторге прошептала Софи. — Очень желаю! Мне так много надо построить... Знаете, и больница, и школа, и приют... А стройматериалы сейчас так дороги...
— Вы это уже говорили. — Впервые настоятельница обнаружила в себе нечто мирское. В ее голосе отчетливо звучало раздражение. — Что ж, это действительно ваше право... Но чтобы взять свое — сначала верните наше.
При этих словах Софи снова едва не впала в панику.
— Вернуть ваше? — растерянно пробормотала она.
Настоятельница нахмурилась еще сильнее:
— Разумеется. Необходимы доказательства вашего права. Вы же не думаете, что мы отдадим хранимое веками первому встречному?
Софи понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что именно кроется за этой витиевато-угрожающей фразой. Дрожащими руками вдова расстегнула сумочку и достала бархатный футляр. Уже без поклона, но все же очень почтительно подала игуменье. Настоятельница раскрыла коробку и внимательно осмотрела два предмета, лежащие на белом атласе. На лице появилось странное выражение: злорадное, но вместе с тем озабоченное.
— Что это? — спросил она после небольшой паузы.
— То, что вы просили. Это ваше. Теперь верните мое.
В полуприкрытых глазах вдовы плясали искры.
— Дочь моя, или вы сознательно пытаетесь обмануть нашу обитель, или кто-то ввел вас в заблуждение.
Нет, сегодня явно был не ее день. Софи чувствовала себя, словно на американских горках.
— Что вы имеете в виду? — с трудом вымолвила она.
Настоятельница продолжала поглядывать то на нее, то на футляр.
— Это не наше.
Это было уже слишком: с таким трудом обретенные сокровища снова уплывали из рук.
— Как не ваше? — взвизгнула разъяренная вдова. — Конечно ваше.
— А я говорю — нет.
— Откуда мне знать, что вы говорите правду? — Софи резко вскинула белокурую голову. Для ревностной католички это была ничем не оправданная дерзость, но сейчас в ладно скроенном, алчном теле бушевала настоящая буря.
Настоятельница сложила руки. Добрые глаза смотрели строго, но без осуждения.
— Дитя мое, пытаясь обвинить церковь во лжи, вы сами совершаете грех.
Однако вдовица отступать не собиралась. Раз сокровища здесь, она их получит. А игуменья, скорее всего, блефует, она просто не хочет ничего возвращать.
— Хорошо же, — прошипела Софи с угрозой. — В таком случае, пусть нашим спором займутся адвокаты.
И она уже сделала шаг назад, показывая, что хочет уйти, как настоятельница остановила ее:
— Подождите...
Полячка выжидающе замерла:
— Я слушаю.
— Не думайте, что испугали меня. — Голос звучал негромко, но твердо. — Просто наша обитель не желает, чтобы дело было предано огласке. Но с другой стороны, — опять появились угрожающие нотки, — я безусловно не могу позволить имуществу Гедиминов попасть в чужие руки. Поэтому сообщу вам, в чем причина моего отказа-
Вдова вытянулась в струнку.
— ...Медальон действительно наш, но кольцо принадлежит кому-то другому. У нас хранятся дубликаты этих предметов, прошу вас...
По ее жесту из угла появилась девушка, во всем темном, и протянула небольшую коробку. Софи впилась глазами в два небольших предмета. Настоятельница говорила правду: медальоны были полными близнецами, а вот перстень даже отдаленно не напоминал кольцо, снятое с руки покойного мужа. Вдова прикрыла глаза. Проклятье! И как она сразу не сообразила — принесенное ею кольцо слишком современное, чтобы стать пропуском в древние монастырские сокровищницы.
— Вы, конечно, можете подать на нас в суд, — продолжала игуменья, — но в таком случае хочу предупредить — церковь незамедлительно обвинит вас в мошенничестве, а мирской суд может осудить и за убийство. Мне почему-то кажется, что ваш супруг умер не своей смертью. Я не ошиблась?
Кровь прилила к вискам вдовы. Последняя фраза окончательно расставила все по своим местам. Монашки будут биться до последнего. Скорее автоматически, Софи попыталась что-то возразить, но настоятельница опередила ее:
— Всего хорошего, вас проводят. Прощайте.
Вдова недобро прищурилась:
— Прощайте? Вы сказали «прощайте»? — Острый подбородок вздернулся вверх. — Но я не собираюсь с вами прощаться. Я еще вернусь. — В голосе звучало почти детское отчаяние. — Я вернусь и получу то, что принадлежит мне по праву!
Настоятельница устало прикрыла глаза:
— Все в руках Господа нашего, дочь моя. Если Всевышнему будет угодно, вы получите наследство Гедиминов.
Когда дверь за гостьей закрылась, лицо игуменьи потемнело:
— Только вряд ли ему это будет угодно...
Глава 8
1
Роскошная, не меньше шестидесяти метров, гостиная произвела на Рогнеду гнетущее впечатление. То, что казалось забавной авантюрой на ее пятиметровой кухне, в этом помпезном особняке выглядело какой-то идиотской шуткой. Ловя в многочисленных зеркалах и стеклах свое перепуганное отражение, Рона ощущала странное головокружение и никак не могла понять, зачем и почему здесь очутилась.
На пороге гостиной их встречали мужчина и женщина, еще более встревоженные, чем она сама.
— Здравствуйте, — замороженным голосом произнесла женщина, по всей вероятности мама. — Рады приветствовать вас в нашем доме.
Мама выглядела потрясающе: внешность, одежда, украшения — все было безупречным. Хотя, конечно, кто-то мог посчитать, что для середины дня бриллиантов, пожалуй, многовато, но они сделали свое дело — мерцающий фейерверк синих искр освежал цвет лица и делал владелицу роскошной до умопомрачения. До этого Рогнеда была уверена, что подобные женщины существуют только на обложках дорогих журналов. Было затруднительно представить ее чьей-то матерью, обычно у таких женщин не бывает ни детей, ни возраста. И даже красавец Стас походил на нее не больше, чем на манекен в каком-нибудь дорогущем бутике.
— Добрый день, — с трудом сдерживая волнение, произнесла девушка и протянула руку.
Сверкнув бриллиантами, женщина автоматически пожала узкую ладонь. Только после этого, словно спохватившись, посмотрела строго и представилась:
— Амалия Эдуардовна.
Отец Стаса, тоже очень красивый, хоть и без бриллиантов, представительный мужчина смотрел на Рогнеду, на ее дрожащую руку с легким недоумением.
— Олег Павлович, — медленно представился он. — Приятно познакомиться.
«Приятно», судя по кисловатому выражению лица, ему было вряд ли, но руку он все-таки пожал.
— Если свет наших люстр кажется вам слишком ярким, мы можем его немного приглушить.
Поняв, что хозяин намекает на темные очки, которые она по совету Стаса снимать не стала, Рогнеда нервно улыбнулась:
— Спасибо, не стоит... К тому же я слепну не от света, а от вашей красоты. Вы тут все такие красивые, такие блестящие...
Родители недоуменно переглянулись.
— Простите, это вы о чем? — спросил папа.
— Это... Это я пыталась пошутить. — Девушка чувствовала себя страшно неловко. — Но, наверное, не очень получилось. Извините...
Мама взмахнула искусно подкрашенными ресницами, папа состроил какую-то гримасу.
— Отчего же, очень смешно... — Он попытался изобразить некое подобие улыбки. — Ну просто очень.
Девушка готова была провалиться сквозь драгоценный паркет. Более дурацкого начала знакомства трудно было представить.
— Я вам не нравлюсь? — неожиданно спросила она.
Мама моментально поджала губы, папа чуть приподнял нахмуренную бровь. Видимо, в отличие от сына родители не привыкли выражать свои мысли столь прямолинейно.
— Ну отчего же... — Олег Павлович задумчиво оглядел невесту сына с ног до головы, словно раздумывая, съесть ее сейчас или на ужин оставить. — Просто мы слишком мало о вас знаем. — И, спохватившись, добавил: — Впрочем, как и вы о нас.
Мысленно согласившись, Рогнеда все же попыталась оказать сопротивление.