– Вот и хорошо, – отрезал Дед.
– Эх, нет в тебе жалости. И деловой жилки нет, понимаешь! Беда с тобой. Ладно, припомню тебе, Старый… Так что, коньяка налить? У меня хороший! Недавно с подвалов ресторана в Ельчанске один ловкач притаранил! Чудо, а не коньяк! Настоящий, армянский, семь звёзд целых! На два полковника хватит и ещё останется!
– Карапетян, ты глухой? Я перед выходом не употребляю!
– Погоди… выход? Какой выход? Ты что, в ночь собрался? Совсем заболел, да? Не дури, слушай! Давай посидим хорошо! Завтра двинешь, куда спешить!
– Дела, следующий раз посидим.
– Эх, Старый, если ты ночью зимой станешь в Пустоши шляться, мы с тобой точно не посидим. Или сожрут, или в аномалию угодишь!
– Я пошёл.
– Эх, почти не повидались даже! Ты домой собрался или заскочишь куда? Я б тебе заказик составил.
– Домой.
– Ну раз домой, тогда вот держи… – за окном раздалось убедительное позвякивание, а потом какой-то шорох. – От сердца отрываю, коньяк тот самый. Я его сейчас ветошью оберну, чтобы не побился. И заказик держи на следующий раз.
– Бывай, Карапетян.
– Береги себя, Старый!
При этих словах я порскнул от стены, где таился на всём протяжении недлинного того разговора. Нехорошо, если объект застукает меня за таким малопочтенным занятием. Тут можно не просто по ушам схлопотать, дело завалить можно!
Когда дверь с натужным скрипом массивной пружины сыграла свой обычный хлоп-хлоп, я уже прохаживался вдоль поленницы, собирая выпавшие дрова.
Дед ушёл.
И я ушёл. Точнее, убежал. Прямиком в трактир, где дожидались меня Рыбак с деловыми.
Я был полон сведениями, гордостью и тревогой.
Гордостью – из-за выполненного задания (такой я ловкий оказался шпион!). Тревогой – по понятным соображениям: ловкому шпиону светило вот прямо сейчас покинуть безопасность Складов и выйти на Пустошь.
На Пустошь. Ночью. Зимой.
С другой стороны, меня ожидала самая увлекательная охота – на вооружённого человека.
* * *
– Ёкарный бабай, курить-то как хочется! – сказал, а точнее просипел, сквозь шарф Коля, перевалив за очередной сугроб.
– Дедуля лихой, спасу нет, – поддакнул ещё один рецидивист по кличке Фельдшер. – Припустил, чисто как по ровному!
– Захлопнулись, мля, – предложил Рыбак, и народ в самом деле захлопнулся.
По здравому рассуждению замолчать было не лишне. Когда выслеживаешь дичь, надо соблюдать тишину. Тем более когда дичь вооружена автоматом и вполне может салютовать роем свинцовых пуль калибра 7,62, которые прошивают шейку рельсы.
Но здравого рассуждения не хотелось.
Лично мне хотелось сдохнуть.
Да и остальным приходилось куда как несладко.
Слава Создателю, ветер почти улёгся, да и снег из обвального снегопада стал лёгкой порошей. Каждую снежинку в совершенной её красоте можно разглядеть – столь ярко светила половинка луны на небе без единого облачка.
Только недосуг было любоваться снежинками или чем другим.
Вокруг лежала злая земля Пустоши со всеми её сюрпризами для путников в богатом и постоянно обновляемом наборе. Так что приходилось беречься, и мы береглись.
Мы – бригада Рыбака, ваш юный повествователь и один из козырных бойцов Ферзя – Илья Торпедоносец, или просто Торпеда. Его приставили присматривать под благовидным предлогом: пособит, если что – лишний ствол не лишний. Итого девять человек.
За Дедом вышли через час после него. Время было вечернее, что-то вроде полдевятого – девяти. То есть кабы не луна – хрен чего в лесу разглядишь на две вытянутые руки перед носом. А пошёл бы снег, как вчера, так и на две ладони не того, не рассчитывай.
Добавлю от себя, что при снегопаде никуда бы мы не ломанулись.
Ведь мы шли по следам, а какие, к бесовой матери, следы по таким погодам? С другой стороны, по снегопаду никуда не пошёл бы и Дед. Ибо зимней ночью в Пустоши и так не больно разгуляешься, а под метелью разгуляться выйдет разве что до ближайшей аномалии. Если раньше не замёрзнешь, конечно. И уж точно – заблудишься.
Отряд шёл грамотно.
Люди все бывалые, в Пустоши ходившие.
Впереди – следопыт, который пас дедову тропу. Вместе с ним боец со стволом наизготовку, чтобы прикрыть в случае чего. Остальные – гуськом сзади, разбившись на тройки.
Гуляли тихо, насколько я мог судить. Каждый запасся снегоступами вроде очень коротких и очень широких лыж.
За следопыта выступал Резаный, происходивший из семьи охотников, а потому знавший, как читать лес.
Дед шагал хорошо. Я в следах не шибко специалист, но наша добыча отмахивала широко, не спотыкалась и не проваливалась в снег. И следы путала согласно технике безопасности, то есть аккуратно и ровно столько, сколько положено.
Но не более того, без изысков.
А так подумать: много ты запутаешь по такому снегу?
Кроме того, Дед не уходил от погони, а просто петлял, остерегаясь настырного мутанта, который мог идти за ним, а мог не идти. Словом, сплошной «на всякий случай», что вызывает несомненное уважение к предусмотрительности.
– Эй, Вакса! То есть Толя! – позвал меня Резаный, подняв руку.
Я живенько его догнал.
– Ты же местный? Иди сразу за мной, будешь высматривать аномалии. Что-то мне не улыбается угодить в самую каку, пока я тут следы высматриваю.
– Братан, не гони, – прошептал над его плечом Фельдшер, наставивший ствол карабина в небо. – Какая аномалия, мы ж по следам идём. Пока есть следы, нет аномалии.
– Какая, какая… блуждающая. Хорош трепать, пошагали, – ответил Резаный, и колонна двинулась. – А ты, Толик, всё равно – бди! На всякий случай.
Пришлось бдеть.
Переставлял я ноги, смотрел во все глаза, то и дело тормозя отряд и кидаясь оперед строя снежками. Ну, понятно, чтобы, если что, комок снега угодил в предполагаемую аномалию вместо нас.
Но до поры Фельдшерова правда срабатывала. Дед ловко обходил все поганые места, если таковые вообще имелись на его пути. Оно, конечно, спасибо. Да только пёр Старый без тропинок, прямиком через лес, через самую целину! По одному ему ведомым направлениям. Что, согласимся, весьма продуманно в смысле безопасности, но весьма неудобно в смысле ходьбы. Особенно долгого марша.
Лес в Подмосковье нехороший – смешанный, с густым подлеском.
Учитывая поредевшее местное население, никто за ним не приглядывал, так что был лес, а стала форменная чащоба. С буреломами и таким непролазным хмызником (кустами то есть), которые волей-неволей приходилось обходить стороной.
Хорошо ещё, декабрь на исходе.
А не то мы бы дополнительно наплакались с многочисленными ручейками и речушками, что требовали брода, – мостов в наших краях не сыщешь. Теперь же мосты заменил крепкий толстый лёд, способный выдержать танк.
Шли мы уже часа четыре, отмахав, по моим прикидкам, с десяток вёрст. Тут была одна тонкость: Деда требовалось выследить, а не догнать. И не отстать при этом в полную безнадёжность. Посему Резаный усердно пучил глаза, прикидывая свежесть следа. То-то радости будет напороться на Старого, когда он решит отдохнуть!
Кстати, о реках и мостах.
Мне пришла в голову очень своевременная мысль, недаром я – местный туземец!
За четыре часа я примерно сообразил, куда ломит Дед.
Общее направление выходило на северо-восток, в сторону Кубинки, в обход развалин Наро-Фоминска. Ну ещё бы! Переться ночью через пустой город не решился даже Дед, невзирая на его явную отмороженность.
Итак, Наро-Фоминск мы ловко минуем.
Откуда происходит его двойное название? Правильно, от реки Нара, которую нам вот-вот предстояло пересечь. Километра три до неё оставалось, если Старому, конечно, не втемяшится сменить направление. Хотя с чего бы…
Я остановил колонну и поделился ценной мыслью с Рыбаком.
– Толя, голова! – похвалил тот. – Ну-ка, парни, обступите меня по сторонам. Надо лектарь запалить… Не видно, чёрт… так, где это мы?
Лектарь – это электрический фонарик, если вы не догадались.
Фразу «где это мы» Рыбак обратил к карте-километровке, что пряталась в командирском планшете у него на боку. Карта была хорошая, но довоенная. То есть не отражала действительность во всём её сиюминутном разнообразии, здорово поменявшемся за сорок лет.
Мы присели под ветвями могучего раскидистого дуба, который не замедлил отряхнуть подушки снега с ветвей прямо на головы. К мертвенному свету луны добавился ровный электрический огонёк, давший жёлтым конусом на поверхность карты.
– Ну чего? – услышал я хриплый голос. Кажется, это был Илья Торпедоносец. – Бригадир, надо бы перекурить.
– Перекур, братва! В смысле, привал, – Рыбак отмахнул рукой в трёхпалой стрелковой рукавице. – Не вздумайте реально задымить – порешу. Давай, Толя, поводим пальчиком…
Переходить реку по льду – это хорошо и удобно, то есть от моста мы никак не зависим. Зато на реке мы будем как на ладони. Это ж не лес – не спрячешься! Если Дед не дурак, он присядет на том берегу и с часик попасёт за ровной, гладенькой поверхностью – не дышит ли ему кто в затылок? Если предположить наличие бинокля, который у столь ладно оснащённого человека наверняка в наличии, выходить след в след было бы верхом глупости.
Заметит.
Даже не оторвавшись от заслуженного отдыха.
– Эх, нет в тебе жалости. И деловой жилки нет, понимаешь! Беда с тобой. Ладно, припомню тебе, Старый… Так что, коньяка налить? У меня хороший! Недавно с подвалов ресторана в Ельчанске один ловкач притаранил! Чудо, а не коньяк! Настоящий, армянский, семь звёзд целых! На два полковника хватит и ещё останется!
– Карапетян, ты глухой? Я перед выходом не употребляю!
– Погоди… выход? Какой выход? Ты что, в ночь собрался? Совсем заболел, да? Не дури, слушай! Давай посидим хорошо! Завтра двинешь, куда спешить!
– Дела, следующий раз посидим.
– Эх, Старый, если ты ночью зимой станешь в Пустоши шляться, мы с тобой точно не посидим. Или сожрут, или в аномалию угодишь!
– Я пошёл.
– Эх, почти не повидались даже! Ты домой собрался или заскочишь куда? Я б тебе заказик составил.
– Домой.
– Ну раз домой, тогда вот держи… – за окном раздалось убедительное позвякивание, а потом какой-то шорох. – От сердца отрываю, коньяк тот самый. Я его сейчас ветошью оберну, чтобы не побился. И заказик держи на следующий раз.
– Бывай, Карапетян.
– Береги себя, Старый!
При этих словах я порскнул от стены, где таился на всём протяжении недлинного того разговора. Нехорошо, если объект застукает меня за таким малопочтенным занятием. Тут можно не просто по ушам схлопотать, дело завалить можно!
Когда дверь с натужным скрипом массивной пружины сыграла свой обычный хлоп-хлоп, я уже прохаживался вдоль поленницы, собирая выпавшие дрова.
Дед ушёл.
И я ушёл. Точнее, убежал. Прямиком в трактир, где дожидались меня Рыбак с деловыми.
Я был полон сведениями, гордостью и тревогой.
Гордостью – из-за выполненного задания (такой я ловкий оказался шпион!). Тревогой – по понятным соображениям: ловкому шпиону светило вот прямо сейчас покинуть безопасность Складов и выйти на Пустошь.
На Пустошь. Ночью. Зимой.
С другой стороны, меня ожидала самая увлекательная охота – на вооружённого человека.
* * *
– Ёкарный бабай, курить-то как хочется! – сказал, а точнее просипел, сквозь шарф Коля, перевалив за очередной сугроб.
– Дедуля лихой, спасу нет, – поддакнул ещё один рецидивист по кличке Фельдшер. – Припустил, чисто как по ровному!
– Захлопнулись, мля, – предложил Рыбак, и народ в самом деле захлопнулся.
По здравому рассуждению замолчать было не лишне. Когда выслеживаешь дичь, надо соблюдать тишину. Тем более когда дичь вооружена автоматом и вполне может салютовать роем свинцовых пуль калибра 7,62, которые прошивают шейку рельсы.
Но здравого рассуждения не хотелось.
Лично мне хотелось сдохнуть.
Да и остальным приходилось куда как несладко.
Слава Создателю, ветер почти улёгся, да и снег из обвального снегопада стал лёгкой порошей. Каждую снежинку в совершенной её красоте можно разглядеть – столь ярко светила половинка луны на небе без единого облачка.
Только недосуг было любоваться снежинками или чем другим.
Вокруг лежала злая земля Пустоши со всеми её сюрпризами для путников в богатом и постоянно обновляемом наборе. Так что приходилось беречься, и мы береглись.
Мы – бригада Рыбака, ваш юный повествователь и один из козырных бойцов Ферзя – Илья Торпедоносец, или просто Торпеда. Его приставили присматривать под благовидным предлогом: пособит, если что – лишний ствол не лишний. Итого девять человек.
За Дедом вышли через час после него. Время было вечернее, что-то вроде полдевятого – девяти. То есть кабы не луна – хрен чего в лесу разглядишь на две вытянутые руки перед носом. А пошёл бы снег, как вчера, так и на две ладони не того, не рассчитывай.
Добавлю от себя, что при снегопаде никуда бы мы не ломанулись.
Ведь мы шли по следам, а какие, к бесовой матери, следы по таким погодам? С другой стороны, по снегопаду никуда не пошёл бы и Дед. Ибо зимней ночью в Пустоши и так не больно разгуляешься, а под метелью разгуляться выйдет разве что до ближайшей аномалии. Если раньше не замёрзнешь, конечно. И уж точно – заблудишься.
Отряд шёл грамотно.
Люди все бывалые, в Пустоши ходившие.
Впереди – следопыт, который пас дедову тропу. Вместе с ним боец со стволом наизготовку, чтобы прикрыть в случае чего. Остальные – гуськом сзади, разбившись на тройки.
Гуляли тихо, насколько я мог судить. Каждый запасся снегоступами вроде очень коротких и очень широких лыж.
За следопыта выступал Резаный, происходивший из семьи охотников, а потому знавший, как читать лес.
Дед шагал хорошо. Я в следах не шибко специалист, но наша добыча отмахивала широко, не спотыкалась и не проваливалась в снег. И следы путала согласно технике безопасности, то есть аккуратно и ровно столько, сколько положено.
Но не более того, без изысков.
А так подумать: много ты запутаешь по такому снегу?
Кроме того, Дед не уходил от погони, а просто петлял, остерегаясь настырного мутанта, который мог идти за ним, а мог не идти. Словом, сплошной «на всякий случай», что вызывает несомненное уважение к предусмотрительности.
– Эй, Вакса! То есть Толя! – позвал меня Резаный, подняв руку.
Я живенько его догнал.
– Ты же местный? Иди сразу за мной, будешь высматривать аномалии. Что-то мне не улыбается угодить в самую каку, пока я тут следы высматриваю.
– Братан, не гони, – прошептал над его плечом Фельдшер, наставивший ствол карабина в небо. – Какая аномалия, мы ж по следам идём. Пока есть следы, нет аномалии.
– Какая, какая… блуждающая. Хорош трепать, пошагали, – ответил Резаный, и колонна двинулась. – А ты, Толик, всё равно – бди! На всякий случай.
Пришлось бдеть.
Переставлял я ноги, смотрел во все глаза, то и дело тормозя отряд и кидаясь оперед строя снежками. Ну, понятно, чтобы, если что, комок снега угодил в предполагаемую аномалию вместо нас.
Но до поры Фельдшерова правда срабатывала. Дед ловко обходил все поганые места, если таковые вообще имелись на его пути. Оно, конечно, спасибо. Да только пёр Старый без тропинок, прямиком через лес, через самую целину! По одному ему ведомым направлениям. Что, согласимся, весьма продуманно в смысле безопасности, но весьма неудобно в смысле ходьбы. Особенно долгого марша.
Лес в Подмосковье нехороший – смешанный, с густым подлеском.
Учитывая поредевшее местное население, никто за ним не приглядывал, так что был лес, а стала форменная чащоба. С буреломами и таким непролазным хмызником (кустами то есть), которые волей-неволей приходилось обходить стороной.
Хорошо ещё, декабрь на исходе.
А не то мы бы дополнительно наплакались с многочисленными ручейками и речушками, что требовали брода, – мостов в наших краях не сыщешь. Теперь же мосты заменил крепкий толстый лёд, способный выдержать танк.
Шли мы уже часа четыре, отмахав, по моим прикидкам, с десяток вёрст. Тут была одна тонкость: Деда требовалось выследить, а не догнать. И не отстать при этом в полную безнадёжность. Посему Резаный усердно пучил глаза, прикидывая свежесть следа. То-то радости будет напороться на Старого, когда он решит отдохнуть!
Кстати, о реках и мостах.
Мне пришла в голову очень своевременная мысль, недаром я – местный туземец!
За четыре часа я примерно сообразил, куда ломит Дед.
Общее направление выходило на северо-восток, в сторону Кубинки, в обход развалин Наро-Фоминска. Ну ещё бы! Переться ночью через пустой город не решился даже Дед, невзирая на его явную отмороженность.
Итак, Наро-Фоминск мы ловко минуем.
Откуда происходит его двойное название? Правильно, от реки Нара, которую нам вот-вот предстояло пересечь. Километра три до неё оставалось, если Старому, конечно, не втемяшится сменить направление. Хотя с чего бы…
Я остановил колонну и поделился ценной мыслью с Рыбаком.
– Толя, голова! – похвалил тот. – Ну-ка, парни, обступите меня по сторонам. Надо лектарь запалить… Не видно, чёрт… так, где это мы?
Лектарь – это электрический фонарик, если вы не догадались.
Фразу «где это мы» Рыбак обратил к карте-километровке, что пряталась в командирском планшете у него на боку. Карта была хорошая, но довоенная. То есть не отражала действительность во всём её сиюминутном разнообразии, здорово поменявшемся за сорок лет.
Мы присели под ветвями могучего раскидистого дуба, который не замедлил отряхнуть подушки снега с ветвей прямо на головы. К мертвенному свету луны добавился ровный электрический огонёк, давший жёлтым конусом на поверхность карты.
– Ну чего? – услышал я хриплый голос. Кажется, это был Илья Торпедоносец. – Бригадир, надо бы перекурить.
– Перекур, братва! В смысле, привал, – Рыбак отмахнул рукой в трёхпалой стрелковой рукавице. – Не вздумайте реально задымить – порешу. Давай, Толя, поводим пальчиком…
Переходить реку по льду – это хорошо и удобно, то есть от моста мы никак не зависим. Зато на реке мы будем как на ладони. Это ж не лес – не спрячешься! Если Дед не дурак, он присядет на том берегу и с часик попасёт за ровной, гладенькой поверхностью – не дышит ли ему кто в затылок? Если предположить наличие бинокля, который у столь ладно оснащённого человека наверняка в наличии, выходить след в след было бы верхом глупости.
Заметит.
Даже не оторвавшись от заслуженного отдыха.