И вот, я наведу на землю потоп водный, чтобы истребить всякую плоть, в которой есть дух жизни под небесами: все, что есть на земле, лишится жизни.

Книга бытия 6:17



И из засады хлынула вода, неся с собой страдания и гибель.

Антти Кекси, баллады, XVII век



И что ты будешь делать с машиной и домом?

Пепс Перссон





Mikael Niemi

Fallvatten



© Mikael Niemi, 2012



Книга издана при содействии Hedlund Literary Agency and Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, Sweden



© Сергей Штерн, перевод, 2021

© “Фантом Пресс”, издание, 2021





Глава 1




Адольфу Паввалю предстоял очень трудный день. Настолько трудный, что он даже вообразить не мог, что он окажется таким трудным.

Но пока он этого не знал и чувствовал себя превосходно. Хотя нотка лирической грусти все же присутствовала. Особенно когда вывел из гаража своего любимца и главного кормильца – “сааб 9000 лимузин” с тонированными стеклами. Водительское сиденье – мечта, как в каком-нибудь “ламборгини”. Словно бы отлито по слепку не с чьей-то среднестатистической, а именно с его, Адольфа Павваля, спины. Как материнская матка. А чего стоит черная, матово поблескивающая телячья кожа! Проведи рукой – и другое слово на ум не приходит: элегантность. Классическая элегантность. Более того, изысканная. Изысканная элегантность. Кладешь руки на штурвал… Язык не поворачивается назвать баранкой – именно штурвал. Кладешь руки на штурвал – и ты уже одно целое с машиной. Собственно, вот это внезапно возникшее чувство полного слияния и подвигло его решиться на тот кредит.

А сейчас он ехал по местам своего детства, несколько миль[1] к западу от Йелливаре, по одному из самых больших в Европе заповедников дикой природы. Довольно узкая местная дорога, на которую он недавно свернул, тщеславно именовалась Дорога на Запад, но он-то, Адольф Павваль, ехал как раз в противоположном направлении – на восток.

Он провел ночь в своей коте[2] в Кирьялуокта, жег хворост, варил кофе и прислушивался к внутренней жизни – ждал, пока выветрится из души многоголосая суета Лондона. Друзья называли такое времяпрепровождение поехал подзарядить аккумулятор. Он не спорил, но был уверен, что все наоборот. Он не заряжал аккумулятор, а разряжал. Дожидался, пока угаснет эхо мощной и недоброй энергии, сочащейся чуть ли не из каждого камня огромного города. Отмыть душу, долго, ни о чем не думая, смотреть на сверкающие жгуты родника. Утолить сосущую тревогу из последнего на Земле источника с настоящей питьевой водой.

Мягкий поворот штурвала – и машина вплыла в ячейку довольно неожиданной в этом лесном краю парковки. Капот лимузина высунулся за черту не меньше чем на полметра – какая разница? На парковке, кроме его “сааба”, ни одной машины. Высокие ели в бахроме лишайника, никогда не просыхающий мох, кое-где торчат похожие на черепа округлые сливочно-желтые камни.

Он неторопливо отстегнул ремень, открыл дверь и, помедлив, покинул уютный кокон салона.

Дождь. Почти незаметный. То ли дождь, то ли туман. Ничто на голову не капает, но воздух перенасыщен влагой. Подошел к придорожной канаве и потянул молнию на ширинке. Заметил в канаве пустую банку из-под кока-колы и поводил по ней струей. Представил себя художником, накладывающим на холст уверенные мазки. Потом попытался попасть в отверстие с приоткрытым алюминиевым клапаном – и не попал. Напора не хватило.

Небесная передышка, как он и ожидал, продолжалась недолго. Дождь усилился. Адольф достал термос со сваренным на арабский манер кофе. Черная горячая жидкость сразу принесла ощущение легкости. Наверное, мотор чувствует нечто похожее, когда заливаешь чистое масло. Никакого сравнения с фильтрованным кофе, который продают на заправках в бумажных стаканчиках. Пластиковая крышка с отверстием; должно быть, предполагают, что ты собираешься пить эту бурду за рулем: вираж – глоток кофе. Еще вираж – еще глоток. И ведь приходится пить… унизительно, конечно, но куда денешься? В городе деньги. Еще несколько лет – и все. Можно начинать жить.

За этими размышлениями Адольф Павваль неожиданно услышал шум. Сначала решил – грузовик. Тяжелый натужный вой груженой фуры. Или дождь усилился… но нет. Не усилился. Как шел, так и идет. Адольф удивленно завертел головой – непонятный шум все приближался. За поворотом закачались верхушки елей – с чего бы им качаться, ни ветерка… Он посмотрел в зеркало заднего вида.

От горизонта, подернутая по верхнему краю обрывками неизвестно откуда взявшихся белых облаков, поднималась грозовая туча. Но почему так быстро? И цвет странный…

Нет, не туча. С горизонта с неправдоподобной скоростью катилась свинцово-бурая вспененная стена. За какие-то секунды она заняла полнеба, глотая по пути деревья, камни, кусты.

И только в эту секунду Адольф Павваль осознал опасность. Захлопнул дверь и лихорадочно повернул ключ зажигания, нажимая левой рукой на все четыре кнопки стеклоподъемников. Мотор исправно заурчал. Адольф вывернул руль и дал полный газ. Колеса с визгом пробуксовали, ища опоры, и лимузин рванулся с места. За спиной сгущалась тьма.






Глава 2




Винсент Лаурин сидел в своей конторе. “Контора”… Аккуратный деревянный сарай к северу от Порьюса, построенный четырнадцать лет назад. Жизнь тогда катилась как по только что сбитому маслу. Разделенная комната, за перегородкой туалет и маленькая кухонька. На фасаде большой щит с надписью Helitours – вертолетные экскурсии. Четырнадцать лет Винсент зарабатывал, доставляя туристов к самым отдаленным горным озерам и тайным форелевым ручьям. Осенью приходила очередь охотников на куропаток. И конечно, саамы – маркировка оленей, забой. То и дело надо кого-то подбросить на летнее пастбище. Иногда приходится взлетать с тушей убитого лося, болтающейся под шасси. Свободная работа, свободная жизнь, свободные времена. И, если погода разрешает, – насладиться головокружительными видами. Мало кто представляет, как прекрасен его край с высоты птичьего полета.

Рекламный щит скоро снимут – этого потребовали адвокаты Хенни. Ну нет. Он вовсе не собирается стать свидетелем этого унижения. Скоро, очень скоро он отправится в свой последний полет – к горной цепи Порте. Представил вертикальную скалу, хруст ломающихся лопастей, себя самого в хрупком коконе стремительно несущейся вниз кабины. Ничего лучшего и не придумаешь. Прекрасный конец. Упасть с неба, как орел, как Икар. Несколько секунд ужаса… да, этих секунд не избежать. К сожалению, почти наверняка придется их пережить. И что? Несколько секунд ужаса, несколько секунд свободного падения между крутыми утесами – и все. Дальше тьма. Лампа погасла. Все, что останется, – склон горы, усеянный изуродованными обломками машины. Через несколько дней, никак не раньше, сюда доберутся парни в комбинезонах из комиссии по расследованию авиакатастроф. Будут карабкаться по склонам, искать причины, ключи к решению загадки. И что они найдут? Ровным счетом ничего. Никаких технических погрешностей, все системы вертолета работали нормально. В крови погибшего пилота ни капли алкоголя. Усядутся со своими термосами с кофе на каком-нибудь выступе скалы и начнут обсуждать – как же могло такое случиться? Что ж, бывает… на секунду отвлекся, потерял концентрацию, слишком близко подошел к скале. Надо же – именно он, с его-то опытом, с его-то мастерством…

Наверняка эти слова и будут произнесены на похоронах. Опыт, мастерство, тысячи летных часов в погоду и непогоду. “Небо было его домом”. И конечно, некрологи с фотографией. В “Норрландском листке” и в “Курьере”. И бесчисленные заметки, в том числе и в центральных газетах. “Известный пилот Винсент Лаурин погиб при аварии вертолета в горном массиве Порте. Вчера нашли тело, родственники поставлены в известность”.

Родственники.

Ловиса. Надо позвонить Ловисе.

Глухая пульсирующая боль во лбу, будто он только что, секунду назад, забил головой тот гол с великолепно поданного углового. Успел заметить растерянную гримасу на физиономии вратаря Нутвикена. Матч, конечно, любительский, но… сколько же лет прошло с тех пор? А сейчас… Многодневный, даже многомесячный недосып, часы непрерывных размышлений в слишком широкой двуспальной кровати, мучительное ожидание рассвета. Начинается новый день, а вчерашний еще не кончился. Только сон отличает их друг от друга, вот вчерашний, а вот уже сегодняшний. Но сна нет, а если не спишь, еще хуже – продолжается бесконечный день, поток, уносящий в бездну. Ни остановить, ни хотя бы задержать. Построить бы плотину в душе и закрывать на ночь. Дождаться желанной тишины.

Те считаные разы, что удается заснуть, – благословение Божье. Словно невидимая сестра милосердия кладет прохладную руку на пылающий лоб. Несколько коротких минут утешения – а потом рывком поднимаешься в постели, как пружина подбрасывает: что-то должно случиться. Будто охрипший старшина на зимних учениях ворвался, начал орать и трясти палатку.

Иногда надо переставать думать… но как это сделать? И как остановить реку? Как остановить фильм, поставить точку? Все, дальше я смотреть не хочу. Несколько минут, хотя бы несколько секунд того, что люди называют умиротворением. Иначе можно… да, по-иному не назовешь: можно сойти с ума.

Та же пульсирующая головная боль, в той же точке – над переносицей. Принять таблетку? Или выпить глоток аквавита? Сунуть голову в колодец и кричать, пока не полегчает? Господи, хоть бы что-то произошло… хоть что-то. Пусть что-то изменится, самую малость. Только не еще один такой же час, похожий на предыдущий, как тролли-близнецы.

Хенни, разумеется, не сдавалась, пока не забрала у него все. Дом он потерял. Откупиться? Да ему в жизни не удастся собрать такую сумму. Значит, продать. Ее адвокат скрипучим голосом разъяснил, будто гвоздем по доске процарапал: придется съехать, а дом продать. Машину поделить. Хочешь оставить за собой – плати. Мебель, компьютер, телевизор, летний домик. И напоследок самое страшное – фирма. Оказывается, половина фирмы принадлежит Хенни. Все, что он терпеливо, шаг за шагом выстраивал годами. Не надо погружаться в сложные расчеты, и так ясно: фирме конец. Придется закрыть. Он потеряет фирму, а фирма – его жизнь.

За окном нескончаемый дождь – ничего удивительного. Всю осень льет как из ведра. Рыбалка никудышная: вода в горных ручьях поднялась, как при весеннем паводке, мутная и быстрая – какой тут клев… Погода отпугнула даже обожающих эти края пеших туристов. Что за радость сидеть в мокрой палатке, если нельзя даже полюбоваться головокружительными видами горного севера? Горные пики, долины, ущелья – все скрыто низкими облаками и серой пеленой дождя.

Винсент Лаурин вышел из конторы. Вертолет на поляне проверен, заправлен – взлетай хоть сейчас. Посмотрел на реку: вода в Люлеэльвен и в самом деле стоит необычно высоко. Он не помнил такого осеннего паводка. Вся эта вода течет тысячи и миллионы лет, почему она никогда не кончается?..

Наверное, надо было снова начать курить. Держать в руке что-то теплое, тлеющий огонек. Какое-никакое общество.

Зашел под навес, вытащил мобильный телефон, посмотрел на дисплей и задумался. Ловиса… он должен услышать ее голос. В последний раз.

– Привет, это я.

– Папа! Разве ты не в полете?

– Почти. Сейчас вылетаю. А ты?

– Зубрю как подорванная. Скоро промежуточный зачет.

– Экономика? Или?..

– Принципы отчетности. А ты чем занимаешься?

– Стою на крыльце и смотрю на реку.

– Да, я слышала… уровень продолжает подниматься? Странно… Воду сбрасывают. Говорят, открыли чуть ли не все затворы.

– Все затворы?

– Для безопасности. На всякий случай.

– Ловиса… я хочу, чтобы ты знала…

– Что?

– Что я очень… очень рад, что ты у меня есть.

– Ой…

– Я… замечательно, что ты появилась на свет.

– Как ты хорошо сказал…

– Пусть у тебя все будет хорошо. Во всех отношениях.

– И у тебя, папа. Все будет хорошо… Папа?

Он торопливо нажал на кнопку отбоя. Обычно они так не разговаривали. Должно быть, решила – папа выпил. Неважно… когда узнает, вспомнит эти слова. Вспомнит и будет повторять: “Рад, что ты у меня есть”. Все же последние слова отца. Ловиса наверняка поймет: папа на меня не злился. Папа меня любил.