– Мы заключили сделку.

– Мне нужна была грехоосененная, – сказал наследник. Кажется, он не врал. – Чейз украл ее. Это уже само по себе преступление. Хуже того, он лишил меня еще одного грехоосененного. Разве этого мало, чтобы оправдать мои действия?

Он поправил очки.

– Нет, вы не настолько мелочны.

Я сделала вид, что поверила в эту ложь. Сейчас он не скажет, что Уилл сделал на самом деле. Мне придется либо ждать, либо выяснить это самостоятельно.

– Вы любите контракты, и вам нравятся правила. Вы бы не стали так грубо нарушать правила, не стали бы арестовывать человека только потому, что он вас раздражает. Вы бы нашли правило, которое позволило бы вам его арестовать.

В ордере говорилось об измене, но какую измену мог совершить Уилл? Из перечисленных в ордере преступлений только это делало его потенциальной жертвой. Наследник не стал бы добавлять этот пункт, не имея возможности его доказать.

– Возможно, – наследник наклонил голову, подняв руки к горлу. Он медленно развязывал свой красный галстук. – После суда ты должна остаться со мной. Если ты уйдешь, моя мать почти наверняка найдет тебя и свяжет знаком.

Я смотрела, как его пальцы потирают бледную кожу ключицы, и сузила глаза.

– А вы разве не свяжете?

– Мы должны как можно скорее обсудить условия нашего следующего контракта, – сказал он. – Чаю?

– Да, пожалуйста, – вежливо ответила я, повернувшись к нему и положив ногу на ногу. – А что, если я захочу вернуться в Лощину?

– Я бы попытался тебя отговорить, но ты сама себе хозяйка, – наследник встал и потянулся. – В этом случае тебе придется остерегаться моей матери.

Он взял со стола книгу, лизнул кончик пальца и медленно раздвинул страницы по краям. Книга распахнулась. Его пальцы сомкнулись вокруг нее.

– Я бы хотел услышать твое мнение по некоторым вопросам, – тихо сказал он. Голос его был каким-то низким и глубоким. Юноша посмотрел на меня поверх очков, как будто ждал ответа на вопрос, который не задавал.

Ведь не задавал?

– Это как-то связано с нашим контрактом? – я наклонилась вперед и попыталась разглядеть, какую книгу он читает.

– Я бы сказал, это связано с одним из собратов нашего контракта, – он облизал губы, осторожно положил книгу передо мной и провел пальцем по внутренней стороне корешка, пока его ноготь не накрыл первую букву строки. – Как ты понимаешь вот этот отрывок?

– Осененный, – прочитала вслух я, – почти наверняка является результатом союза смертной и бессмертной души, а их творцы – останки бессмертных душ, оставленных поглощенными Благими и Грешными. Эти останки, творцы, прикрепляются к случайным смертным, потому что для них это единственный способ взаимодействовать с нашим миром. Через такой союз и смертный, и бессмертный получают новую жизнь.

Я посмотрела на него. Он поднял бровь.

– Двуосененные встречаются реже всех, потому что вероятность того, что что две души прикрепятся к одному человеку, очень мала, – сказал он, не сводя с меня взгляда внимательных глаз. Он как будто ждал моей реакции.

– Как ваша мать, – пробормотала я. – Чаю?

– Конечно, – вместо того, чтобы обойти меня, он встал рядом и протянул руку через стол. Его бедра прижались к моим коленям. – Ты совсем не похожа на мою мать, если не считать того, что ты двуосененная.

– А разве у нас не один цвет волос? – рассеянно спросила я, просматривая книгу.

Он фыркнул.

– Нет. Физически вы совсем не похожи. Ментально вы не разделяете ничего, кроме ума. Эмоционально я сомневаюсь, что она вообще сможет тебя понять.

– Чудесно. Ненавижу, когда меня понимают.

Я перевела взгляд с его рук – он наливал идеальную чашку чая гораздо медленнее, чем требовалось, его пальцы огибали изгибы чайника – на его лицо. Его щеки пылали.

Он положил ладонь мне на руку.

– Мед?

– Да, пожалуйста, – я прищурилась. – Почему вы хотели, чтобы я это прочитала?

– Я подумал, что тебе может это понравиться. Мне понравилось, – он не стал убирать руку. – Во время наших путешествий мы мельком затронули природу творцев.

Так вот оно что…

Он поставил передо мной чашку, я взяла ее. Он отстранился.

– Тебе нравится чай? – спросил он, тихо прочистив горло.

Он со мной флиртует. Это можно обратить себе на пользу.

– Я не хотел тебя обманывать, – пробормотал он, не дождавшись от меня ответа. Потом он вытащил из кармана пальто маленький помятый конверт из коричневой бумаги. – Я понимаю, как тяжело жить с провалами в памяти. Воспоминания, которые принесли в жертву, нельзя восстановить, но новые создать можно.


Я взяла конверт, открыла его и почувствовала незнакомый сладкий аромат. Из конверта на мою ладонь выпали пять маленьких цветочков, их бледно-желтые лепестки казались бархатными на моей коже. Я нахмурилась. В памяти всплыли старые воспоминания: Джулиану едва исполнилось двенадцать, он смеется на поле клеверов, мои руки запутались в зеленых лозах на окраине Лощины. Мак вскапывал влажную землю и закапывал в нее семена… но ни в одном из этих воспоминаний не было ежевики. Я почувствовала, как заскулил мой благотворец. Наследник забрал пустой конверт.

– Я могу принести бухгалтерские книги Уиллоуби Чейза и некоторые доказательства его вины, которые были собраны сегодня утром, – сказал он, – но они должны оставаться в моем поле зрения.

– Спасибо, – я ущипнула нижнюю часть ежевики двумя ногтями и потянула, вытаскивая нить цветка с бусинкой нектара. Я коснулась ее кончиком языка.

Наследник отвел взгляд. Его уши были красными.

Это точно можно обратить себе на пользу.

– Это, – сказала я, поднимая цветы, – нравится мне гораздо больше. Вы так добры.

Секс – это, конечно, прекрасно, но ведь можно сделать еще столько всего. Джул был человеком привычки, и я изнывала от скуки. Мне всегда нравилось проводить тихие вечера, прижавшись к нему, обсуждать Лощину или наших друзей – или просто молчать. Я любила слушать, как бьется его сердце и как он хрипло дышит во сне. Близость для меня заключалась в том, как он сжимал мои запястья всякий раз, когда мы были рядом, и как он понимал, о чем я думаю, бросив на меня один только взгляд. В том, что я знала, что когда я обернусь, он будет рядом. Но для Джулиана Чейза близость заключалась не в этом. Это для него было просто… аперитивом. Аперитивом перед главным блюдом.

Он всегда описывал секс метафорами, связанными с едой и голодом. Он сравнивал себя с волком, который иногда воет от голода. Но от недостатка секса еще никто не умирал. А у меня не было желания быть съеденной. Учитывая, что происходит после этого, это была очень неудачная метафора.

Голод можно утолить, но я не думала, что его когда-нибудь утолит мое желание просто быть с ним. Судя по тому, что наследник говорил о понимании, мне казалось, что он больше похож на меня. Но, возможно, я ошибалась.

– Ваше величество? – тихо спросила я.

Он поднял голову.

– Смогу ли я отказать вам, не опасаясь возмездия?

– Да, – сказал наследник. – Конечно.

– Конечно. – Я не смогла сдержать ноток презрения в своем голосе. – Что мне делать, если вы обвините меня в воровстве и арестуете за то, что я вам отказала? Или если из-за вас мне будет сложно найти работу? Если никто не примет на работу человека, которого презирает наследник престола? Вы правда считаете, что обычные люди могут отказать наследнику? Да и кому-либо из пэров вообще?

Он рассмеялся – но выражение его лица было непроницаемым.

– Хочешь встретиться с адвокатом и составить контракт? Мой прошлый партнер поступил именно так.

– Контракт – для отношений? – я приподняла бровь и улыбнулась, увидев, как на щеках наследника выступил румянец. – Если вы причините вашему последнему партнеру боль, вы умрете?

– Да, – быстро ответил он. – Если я причиню ему боль, я умру. У меня хорошая память, и осознаю, с какими препятствиями могут сталкиваться те, кто обладает властью. Он пэр, но я наследник престола. Мы были не на равных условиях, так что я это исправил.

– Должно же быть у человека хоть одно хорошее качество.

– Я тебя умоляю, – сказал он, но его губы растянулись в улыбке. – Я богатый, влиятельный – и не лишен привлекательности.

Я пожала плечами и сказала:

– Добавлю к списку ваших достоинств еще и скромность.

– Скромность тут бесполезна. Я знаю, что из себя представляю, – он потянулся назад. В тусклом свете мелькнул длинный белый шрам, пересекающий его горло. Он бросил мне тонкую записную книжку. – Не забывай регулярно обновлять список моих достоинств.

Он знает, что из себя представляет, но при этом не знает, кто он? Я открыла записную книжку и написала на первой странице единственное слово, с которым он никогда бы не согласился – «неуверенность».

Наследник попытался заглянуть мне через плечо.

– Это для меня, а не для вас, – я захлопнула книжку и отложила ее в сторону. – Мы работаем вместе. У нас есть контракт с подробным описанием нашей работы. Вы угрожаете, что принесете в жертву отца моего партнера. Давайте не будем отвлекаться от нашей задачи.

Он сглотнул. Его взгляд помрачнел от разочарования.

– Конечно. Ты права, – кивнул он.

– Я не хочу портить наши отношения, – сказала я. При моем последнем слове его глаза расширились. Он слегка ухмыльнулся. – А у вас и правда есть то, что мне нужно, – я провела пальцем по краю чашки, собирая каплю меда. Я приложила палец к губам и посмотрела ему в глаза. Я могу сыграть в его игру. – Научите меня писать контракты. Я хочу понять вас и вашего грехотворца.

– Да, – он выдохнул, сглотнул и протянул мне толстую потрепанную книгу. – Держи. Тут записано несколько моих старых контрактов. Они могут тебе пригодиться.

– Уверена, так и будет.





Глава одиннадцатая




К вечеру я прочитала в его книге первые пять контрактов. В каждый был включен пункт про странную красную грязь из Двери и проверку различных способов ее уничтожения или уничтожения ее частей. Он не преуспел, грязь просто восстанавливалась, вне зависимости от того, чем он жертвовал. Я просмотрела формулировки самого последнего контракта – в них уже было видно отчаяние. Карлоу и Крик все время спорили, их ворчание было надежным фоном для моего чтения. Кажется, только Бэзил, еще помнил, что я сижу в лаборатории.

– На самом деле, никто из нас не связывал себя с нашими благотворцами так, как ты связала себя со своим, – сказал Бейнс. Каждые несколько минут благоосененный задавал мне вопросы и записывал мои ответы на полях старой книги о творцах и осененных. Он спросил даже, что я имела в виду под молитвой.