— Все в порядке?
Вот черт. Я беззвучно смеюсь.
— Ага.
Это происходит на самом деле. Не во сне. Не в фантазиях. Все мое тело знает, что сейчас случится.
Пальцы сдвигаются чуть ниже. Думаю, теперь эрекция у меня не спадет примерно до пенсии. Бен продолжает смотреть мне прямо в глаза, держа в руках, словно хрустальную вазу. Даже мне очевидно, как сильно он нервничает.
Еще сантиметр, и сердце застревает где-то в горле. Как это может происходить на самом деле? Как это может происходить со мной? С тем самым мной, который еще сегодня утром проснулся на двухъярусной кровати дедушки Мильтона?
— Так хорошо? — шепчет Бен.
Я киваю, хотя к глазам подступают предательские слезы. Просто… Не знаю. Как это работает? Нет, серьезно, как вообще устроен процесс? Кто определяет, что делать, и в какой последовательности, и когда наступает очередь презервативов, и что со смазкой? Я ни черта не знаю о смазке. А Бен так близко, смотрит нежно и испытующе, и он-то наверняка в курсе механики — хотя зря я его не предупредил, что обязательно облажаюсь в постели. Если только он сам уже не догадался. Если только он уже не думает, что все это — ошибка, и я ошибка, и секс — ошибка, да и чем еще может быть секс? Если так подумать, это же ДИКОСТЬ. И хотеть его тоже дико. И вообще, я…
— Все нормально? — спрашивает Бен.
— Кажется, я сейчас сдохну от ужаса.
— О. — Его глаза расширяются. — Ладно.
— Прости, пожалуйста.
— Нет! Артур. — Он мягко целует меня и раскрывает руки для объятия. — Все в порядке, слышишь? Иди сюда.
Я приникаю к нему, спрятав голову на плече, и он крепко меня обнимает.
— Прости, прости, прости, — бормочу я едва слышно.
— Не за что извиняться. — Он целует меня еще раз. — Если ты не готов, ничего страшного. Это нормально.
— Я был готов! Или думал, что был… — Я зажмуриваюсь. — Не знаю.
— Попробуем в другой день. Никакой катастрофы.
— Не очень-то много у нас осталось этих дней.
Он прижимается своей головой к моей.
— Знаю.
Несколько секунд мы молча лежим и дышим.
— Я тебя разочаровал? — осмеливаюсь я наконец.
— Нисколько. Я просто рад, что ты здесь.
— Я тоже. — В горле опять встает ком. — Боже. Бен.
— М-м-м?
— Ты так мне нравишься. Это даже пугает.
Он чуть отодвигается, чтобы видеть мои глаза.
— Почему пугает?
— Ну, во-первых, из-за тебя мне не хочется уезжать домой.
— Я тоже не хочу, чтобы ты уезжал домой, — отвечает он.
— Правда?
Бен улыбается.
— Думаешь, я шучу?
— Не знаю. — У меня вырывается вздох. — Я ничего не знаю. Ни как это должно выглядеть, ни как должно ощущаться. Знаю только, что ты мне чертовски нравишься. Для меня все серьезно.
— Для меня тоже.
— Правда? — Я уже устал считать, в который раз задаю этот вопрос.
— Господи, Артур. — Он снова меня целует. — Te quiero. Estoy enamorado. Ты даже не представляешь.
И хотя я ни слова не знаю по-испански, взглянув ему в лицо, я понимаю всё.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
БЕН
30 июля, понедельник
Лето выходит на следующий уровень.
С Хадсоном я упустил множество чудесных первых моментов, но отношения с Артуром словно призваны это исправить. Любой поцелуй ощущается открытием — нам будто становится комфортнее с каждым вдохом. А еще мы по-прежнему не занимаемся сексом, что очень круто. Не потому, что я не хочу — хочу, конечно, — а потому что никто из нас не насилует себя ради другого. Я идеально подхожу Артуру, он идеально подходит мне, все происходящее разыгрывается точно по нотам — и, кажется, мироздание действительно знало, что делало тогда на почте. Знало, что это будет любовь, задолго до нас.
Я по-прежнему стараюсь не думать об отъезде Артура. 4 августа ему исполняется семнадцать. На крутой подарок денег у меня нет, но в нашей семье этим никто никогда не заморачивался. Чтобы не тратиться на сувениры, родители мастерят их сами. Например, вместо кофеварки, которую все равно пришлось бы менять через год, мама вручила папе кружку с надписью «Моему любимому Диего». Он ее обожает . То есть, если в доме начнется пожар, он сперва бросится спасать нас — и эту кружку. А Па, когда маме понадобился новый молитвенник, начитал свои любимые отрывки из Библии в аудио, и теперь она слушает их по утрам.
Что до меня, то я в качестве подарка вписываю Артура в «Великие войны волшебников». Маленький, но могучий Артуро приезжает из Великой Джорджии в Старый Йорк, чтобы заслужить рекомендации для вступления в Йельский орден, — однако затем встречает Бен-Жамина. Теоретически остаток истории будет посвящен тому, как они становятся королями соседних земель — разумеется, не забывая при этом о романтике.
Но до дня рождения Артура нам еще нужно отпраздновать грандиозный двойной день рождения Гарри Поттера и Дж. К. Роулинг. Мы договорились, что соберемся у Дилана, пересмотрим «Философский камень», заедая особенно напряженные сцены «Конфетами Берти Боттс», а потом пошлем Роулинг фотку в твиттер и посмотрим, лайкнет ли она ее.
Все складывается как нельзя лучше, и я по-настоящему счастлив.
Что, впрочем, не отменяет отстойность школьных понедельников. Радует только, что до конца занятий всего десять минут. Потом мы встретимся с Артуром, который обещал помочь мне с домашкой, а за ужином к нам с родителями присоединится Дилан.
Вспышка молнии и раскат грома приковывают все взгляды к окну. Харриет тут же делает зловещее селфи на фоне туч, которое за следующий час соберет лайков больше, чем все мои за неделю. Хадсон единственный не отрывает глаз от парты: так и сидит, погруженный в свои мысли, пока остальные радуются первой грозе за этот испепеляющий месяц. Неожиданно он оборачивается, словно почувствовав мой взгляд, — и, хотя я мгновенно отворачиваюсь, боковым зрением вижу, что он продолжает меня рассматривать.
— Думаю, на сегодня мы закончили, — объявляет мистер Хейс. — Просто не разбредайтесь до звонка. И не забывайте, что завтра тест по субатомным частицам.
Харриет оборачивается и что-то оживленно говорит Хадсону. Раньше мы вот так же болтали с ней на английском. Сперва сравнивали музыкальные вкусы, а потом сами не заметили, как главной темой стал Хадсон. Теперь между ним и мной так и витают флюиды неловкости.
Хадсон встает из-за парты и направляется в мою сторону — наверное, к задней двери, откуда ближе до туалета. Однако он останавливается возле моего стола.
— Можно присесть?
— Гм. Конечно.
Неожиданно мы оказываемся лицом к лицу — впервые со второго дня летней школы.
— Как дела? — спрашивает он, постукивая пальцами по столешнице.
— Хорошо, спасибо.
Понятия не имею, что происходит.
— Давно не болтали.
— Ага.
— Вообще, я хотел кое-что обсудить.
— Что?
Хадсон делает глубокий вдох.
— Я не собираюсь говорить о нас. Проехали — значит, проехали. Просто… я увидел у Дилана вашу фотку с каким-то парнем…
— Внезапно. Ты же вроде собирался #двигатьсядальше…
Черт. Я сам себя выдал. Признался в том же преступлении.
Хадсон ухмыляется.
— Ага, ты тоже за мной следил. Может, начнем уже нормально общаться, а не шпионить друг за другом по инстаграму? Попробуем снова дружить. Харриет тоже была бы рада. Она по тебе скучает.
Руки мгновенно покрываются мурашками. Ненавижу, что Хадсон до сих пор на меня так влияет. Но ничего не поделаешь: мы целовались, занимались сексом, делились секретами и искренне думали, будто у нас все серьезно. Может, мне и хотелось бы позлорадствовать, что Хадсон по мне скучает, — раз уж сам я обзавелся бойфрендом получше. Но правда в том, что дружить с ним мне хочется куда сильнее. С ним и Харриет. Единственная причина, по которой я действительно жалею об отношениях с Хадсоном, — это то, что они угробили нашу дружбу. Хотя, возможно, еще не все потеряно?
— Ладно, — говорю я, справившись с удивлением. — Я сегодня ужинаю с Артуром и Диланом, но можем немного прогуляться перед этим.
Вот черт. Я беззвучно смеюсь.
— Ага.
Это происходит на самом деле. Не во сне. Не в фантазиях. Все мое тело знает, что сейчас случится.
Пальцы сдвигаются чуть ниже. Думаю, теперь эрекция у меня не спадет примерно до пенсии. Бен продолжает смотреть мне прямо в глаза, держа в руках, словно хрустальную вазу. Даже мне очевидно, как сильно он нервничает.
Еще сантиметр, и сердце застревает где-то в горле. Как это может происходить на самом деле? Как это может происходить со мной? С тем самым мной, который еще сегодня утром проснулся на двухъярусной кровати дедушки Мильтона?
— Так хорошо? — шепчет Бен.
Я киваю, хотя к глазам подступают предательские слезы. Просто… Не знаю. Как это работает? Нет, серьезно, как вообще устроен процесс? Кто определяет, что делать, и в какой последовательности, и когда наступает очередь презервативов, и что со смазкой? Я ни черта не знаю о смазке. А Бен так близко, смотрит нежно и испытующе, и он-то наверняка в курсе механики — хотя зря я его не предупредил, что обязательно облажаюсь в постели. Если только он сам уже не догадался. Если только он уже не думает, что все это — ошибка, и я ошибка, и секс — ошибка, да и чем еще может быть секс? Если так подумать, это же ДИКОСТЬ. И хотеть его тоже дико. И вообще, я…
— Все нормально? — спрашивает Бен.
— Кажется, я сейчас сдохну от ужаса.
— О. — Его глаза расширяются. — Ладно.
— Прости, пожалуйста.
— Нет! Артур. — Он мягко целует меня и раскрывает руки для объятия. — Все в порядке, слышишь? Иди сюда.
Я приникаю к нему, спрятав голову на плече, и он крепко меня обнимает.
— Прости, прости, прости, — бормочу я едва слышно.
— Не за что извиняться. — Он целует меня еще раз. — Если ты не готов, ничего страшного. Это нормально.
— Я был готов! Или думал, что был… — Я зажмуриваюсь. — Не знаю.
— Попробуем в другой день. Никакой катастрофы.
— Не очень-то много у нас осталось этих дней.
Он прижимается своей головой к моей.
— Знаю.
Несколько секунд мы молча лежим и дышим.
— Я тебя разочаровал? — осмеливаюсь я наконец.
— Нисколько. Я просто рад, что ты здесь.
— Я тоже. — В горле опять встает ком. — Боже. Бен.
— М-м-м?
— Ты так мне нравишься. Это даже пугает.
Он чуть отодвигается, чтобы видеть мои глаза.
— Почему пугает?
— Ну, во-первых, из-за тебя мне не хочется уезжать домой.
— Я тоже не хочу, чтобы ты уезжал домой, — отвечает он.
— Правда?
Бен улыбается.
— Думаешь, я шучу?
— Не знаю. — У меня вырывается вздох. — Я ничего не знаю. Ни как это должно выглядеть, ни как должно ощущаться. Знаю только, что ты мне чертовски нравишься. Для меня все серьезно.
— Для меня тоже.
— Правда? — Я уже устал считать, в который раз задаю этот вопрос.
— Господи, Артур. — Он снова меня целует. — Te quiero. Estoy enamorado. Ты даже не представляешь.
И хотя я ни слова не знаю по-испански, взглянув ему в лицо, я понимаю всё.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
БЕН
30 июля, понедельник
Лето выходит на следующий уровень.
С Хадсоном я упустил множество чудесных первых моментов, но отношения с Артуром словно призваны это исправить. Любой поцелуй ощущается открытием — нам будто становится комфортнее с каждым вдохом. А еще мы по-прежнему не занимаемся сексом, что очень круто. Не потому, что я не хочу — хочу, конечно, — а потому что никто из нас не насилует себя ради другого. Я идеально подхожу Артуру, он идеально подходит мне, все происходящее разыгрывается точно по нотам — и, кажется, мироздание действительно знало, что делало тогда на почте. Знало, что это будет любовь, задолго до нас.
Я по-прежнему стараюсь не думать об отъезде Артура. 4 августа ему исполняется семнадцать. На крутой подарок денег у меня нет, но в нашей семье этим никто никогда не заморачивался. Чтобы не тратиться на сувениры, родители мастерят их сами. Например, вместо кофеварки, которую все равно пришлось бы менять через год, мама вручила папе кружку с надписью «Моему любимому Диего». Он ее обожает . То есть, если в доме начнется пожар, он сперва бросится спасать нас — и эту кружку. А Па, когда маме понадобился новый молитвенник, начитал свои любимые отрывки из Библии в аудио, и теперь она слушает их по утрам.
Что до меня, то я в качестве подарка вписываю Артура в «Великие войны волшебников». Маленький, но могучий Артуро приезжает из Великой Джорджии в Старый Йорк, чтобы заслужить рекомендации для вступления в Йельский орден, — однако затем встречает Бен-Жамина. Теоретически остаток истории будет посвящен тому, как они становятся королями соседних земель — разумеется, не забывая при этом о романтике.
Но до дня рождения Артура нам еще нужно отпраздновать грандиозный двойной день рождения Гарри Поттера и Дж. К. Роулинг. Мы договорились, что соберемся у Дилана, пересмотрим «Философский камень», заедая особенно напряженные сцены «Конфетами Берти Боттс», а потом пошлем Роулинг фотку в твиттер и посмотрим, лайкнет ли она ее.
Все складывается как нельзя лучше, и я по-настоящему счастлив.
Что, впрочем, не отменяет отстойность школьных понедельников. Радует только, что до конца занятий всего десять минут. Потом мы встретимся с Артуром, который обещал помочь мне с домашкой, а за ужином к нам с родителями присоединится Дилан.
Вспышка молнии и раскат грома приковывают все взгляды к окну. Харриет тут же делает зловещее селфи на фоне туч, которое за следующий час соберет лайков больше, чем все мои за неделю. Хадсон единственный не отрывает глаз от парты: так и сидит, погруженный в свои мысли, пока остальные радуются первой грозе за этот испепеляющий месяц. Неожиданно он оборачивается, словно почувствовав мой взгляд, — и, хотя я мгновенно отворачиваюсь, боковым зрением вижу, что он продолжает меня рассматривать.
— Думаю, на сегодня мы закончили, — объявляет мистер Хейс. — Просто не разбредайтесь до звонка. И не забывайте, что завтра тест по субатомным частицам.
Харриет оборачивается и что-то оживленно говорит Хадсону. Раньше мы вот так же болтали с ней на английском. Сперва сравнивали музыкальные вкусы, а потом сами не заметили, как главной темой стал Хадсон. Теперь между ним и мной так и витают флюиды неловкости.
Хадсон встает из-за парты и направляется в мою сторону — наверное, к задней двери, откуда ближе до туалета. Однако он останавливается возле моего стола.
— Можно присесть?
— Гм. Конечно.
Неожиданно мы оказываемся лицом к лицу — впервые со второго дня летней школы.
— Как дела? — спрашивает он, постукивая пальцами по столешнице.
— Хорошо, спасибо.
Понятия не имею, что происходит.
— Давно не болтали.
— Ага.
— Вообще, я хотел кое-что обсудить.
— Что?
Хадсон делает глубокий вдох.
— Я не собираюсь говорить о нас. Проехали — значит, проехали. Просто… я увидел у Дилана вашу фотку с каким-то парнем…
— Внезапно. Ты же вроде собирался #двигатьсядальше…
Черт. Я сам себя выдал. Признался в том же преступлении.
Хадсон ухмыляется.
— Ага, ты тоже за мной следил. Может, начнем уже нормально общаться, а не шпионить друг за другом по инстаграму? Попробуем снова дружить. Харриет тоже была бы рада. Она по тебе скучает.
Руки мгновенно покрываются мурашками. Ненавижу, что Хадсон до сих пор на меня так влияет. Но ничего не поделаешь: мы целовались, занимались сексом, делились секретами и искренне думали, будто у нас все серьезно. Может, мне и хотелось бы позлорадствовать, что Хадсон по мне скучает, — раз уж сам я обзавелся бойфрендом получше. Но правда в том, что дружить с ним мне хочется куда сильнее. С ним и Харриет. Единственная причина, по которой я действительно жалею об отношениях с Хадсоном, — это то, что они угробили нашу дружбу. Хотя, возможно, еще не все потеряно?
— Ладно, — говорю я, справившись с удивлением. — Я сегодня ужинаю с Артуром и Диланом, но можем немного прогуляться перед этим.