— Я бы не торопился с выводами. Вот увидишь, не пройдет и минуты, как ты обзаведешься очаровательным аксессуаром.

— Да ну?

В ответ Артур указывает на ожерелье с переливающейся подвеской-пацификом. Величиной с мой айфон. Затем пододвигает клешню и придирчиво оценивает ее положение со всех ракурсов: приседает, встает на цыпочки, обходит автомат слева, справа, сдвигает клешню на полсантиметра — и так раз пять, пока наконец не жмет на кнопку. Клешня захватывает ожерелье и выбрасывает его в призовой лоток.

Артур вытаскивает его, улыбаясь до ушей.

— Поздравляю с приобретением!

— Ты только что меня обставил?!

Он ехидно смеется — вылитый инопланетный шулер.

— Ты сам выбрал игру.

— И поэтому в таком шоке. В смысле ты не можешь попасть мячом в гигантское кольцо, но можешь подцепить клешней крохотную цепочку?

— У меня очень специфический набор навыков. — Артур цитирует «Заложницу» [35] , и это сразу прибавляет ему дюжину очков крутости. — Когда дело доходит до «хватаек», я непобедим.

Он подходит ближе, глядя в пол, потом все-таки поднимает глаза. В руках у него ожерелье.

— Окей. Да будет мир.

Наши лица оказываются совсем близко, и я задумываюсь, каким же неловким будет наш поцелуй. Я имею в виду не в эту конкретную секунду — хотя сейчас это тоже было бы неловко, слишком рано. Я про разницу в росте. С Хадсоном мы были на равных, а Артур заметно ниже. Паршивая перспектива. Сам ненавижу себя за эти мысли, но перестать думать не могу. Что поделаешь, если рост для меня реально важен? В том смысле, в каком некоторые отказываются встречаться с музыкантами, а некоторые могут перечислить сто пятьдесят видов покемонов по памяти.

Артур застегивает ожерелье, и его костяшки задевают мою кожу. Судя по виду, он-то как раз не отказался бы от поцелуя — но я знаю, что он тоже никогда не сделает первого шага.

— Ну, как я выгляжу? — спрашиваю я.

— Как человек, мечтающий основать гейскую коммуну на Багамах, — отвечает Артур. — И заодно перещеголять мятным дыханием зеленую «Скитлс».

— Сексуальную «Скитлс»?

— Ага, — подтверждает Артур.

Я замечаю, как распрямляются его плечи и вытягивается шея, и быстро говорю:

— Пойдем чего-нибудь выпьем.

Мы отправляемся в бар. Я заказываю минералку, а Артур — колу. Пожалуй, было бы неплохо заодно и перекусить, но я не хочу превращать свидание в ужин. Терпеть не могу жевать с кем-то лицом к лицу — по крайней мере, не с близкими друзьями. Я сколько угодно могу смотреть, как Дилан разглагольствует с набитым ртом, но с Хадсоном мы ели только там, где нам не пришлось бы сидеть друг против друга. Например, за стойкой в пиццерии или дома за просмотром фильмов. Это какой-то подсознательный страх, что однажды мы будем сидеть вот так рядом, а потом темы для разговора иссякнут и я буквально засвидетельствую момент, когда партнер во мне разочаруется. Если я даже не могу поддержать беседу за столом, зачем кто-то захочет разговаривать со мной до конца жизни?

Наши стаканы прибывают.

— Позволь мне, — говорит Артур и, вытащив бумажник, протягивает бармену несколько купюр. — Надо же куда-то тратить стажировочные деньги.

— Спасибо.

Мы отходим к окнам. Артур смотрит на Таймс-сквер так, будто мечтает сейчас оказаться там: сделать шарж за тридцать баксов, найти свое имя на сувенирном магнитике, наткнуться на знаменитость или просто бродить под камерами, пока не обнаружит себя на одном из этих огромных экранов.

Заметив, что я его разглядываю, он смущается.

— Я все-таки безнадежный турист, да?

— Ага. Но это мило. В тебе все еще чувствуется восторг приезжего. Я вот даже не помню, когда в последний раз восхищался Таймс-сквер. Или вообще чем-либо в Нью-Йорке.

— О боже! Я срочно должен объяснить тебе прелесть твоего собственного города. — Несколько капель газировки выплескиваются на ковер, и Артур затирает их подошвой кроссовка. А затерев и успокоившись, продолжает: — Ты можешь заказать еду в любое время дня и ночи. А если и не заказать, то где-нибудь купить. Даже в три утра на улицах полно народу. В Джорджии, конечно, тоже снимают фильмы — но угадай, сколько из них о Джорджии? А сколько о Нью-Йорке? Если что, я весь вечер могу продолжать.

— Не сомневаюсь. Ты скучаешь по Джорджии?

Артур пожимает плечами.

— Наверное. То есть я скучаю по своим друзьям, Итану и Джесси. И по дому. У нас гостевая комната больше, чем любая спальня у дедушки Мильтона.

— Обычное дело для Нью-Йорка, — отвечаю я. Грустно думать, что если бы мы отказались от привычного уклада, толпы родственников, Дилана и круглосуточной доставки еды, то могли бы переехать в дом побольше. — Будешь рад вернуться?

— Ну, прямо сейчас я об этом не думаю. Исследовал еще не все грани магии Нью-Йорка. — Артур указывает на меня, себя и снова меня. — В конце концов, именно он свел нас с тобой.

— Точно подмечено, — киваю я и оглядываюсь в поисках неопробованных игр. Из свободных — билетная рулетка, на которой я однажды спустил кучу кредитов (разумеется, чтобы пришедший следом парень сразу выиграл пятьсот билетов), и Just Dance. Дилан в ней обычно блистает, и я не удивлюсь, если Артуру известны движения. На гонке «Марио Карт» тоже можно здорово повеселиться. — Любишь ужастики?

— Ну, я от них не плююсь.

— Значит, любишь.


— Ага.

— Отлично.

Мы заходим в кабинку Dark Escape 4D. Это хоррор с эффектом «присутствия», играющий на страхах людей. Пол вибрирует, из углов дует ветер, а звуки из колонок заставляют думать, будто за тобой и правда крадется маньяк с ножом. Но круче всего кардиодатчики, которые следят за твоим пульсом и в конце раунда показывают, кто больше испугался.

— И что здесь надо делать? — спрашивает Артур. — Выжить дольше всех?

— Это командная игра. Нужно выжить вместе.

Я надеваю 3D-очки и просматриваю набор локаций: Тюрьма для тех, кто боится зомби, Камера смерти для тех, кто боится темноты, Лаборатория для тех, кто боится насекомых, и Хижина для страдающих клаустрофобией.

— А нет локации в виде зеленого поля, и чтобы за нами гнались бабочки? — интересуется Артур.

— Может, добавят в следующей версии. Хотя вместо бабочек, скорее всего, будут летучие мыши. А вместо зеленого поля — подземелье.

— То есть совершенно не то, что я сказал. — Артур тоже надевает очки и крепче перехватывает бластер. — Ладно, давай замочим пару зомби.

Игра пробирает до мурашек с первой секунды. Тюрьма освещена только раскачивающейся лампочкой. Наши персонажи углубляются в темноту, как вдруг дверь одной из камер со скрипом приоткрывается. К счастью, это всего лишь ветер… Хотя нет, черт, черт, это не ветер, а старик с половиной лица.

— Что он делает в тюрьме?! — кричит Артур.

— А я откуда знаю! — кричу я в ответ.

— Мочи его! Мочи!

Мы расстреливаем престарелого зомби — и, разумеется, привлекаем внимание его внуков. Один мертвец пугающе правдоподобно тянется ко мне и пытается придушить, но Артур укладывает его очередью из бластера. Я придвигаюсь к нему поближе, как когда-то к Хадсону. Теперь наши ноги соприкасаются. От этого — или от того, что на нас прет толпа полусгнивших трупов, — мое сердце пускается вскачь.

— Как — черт, он ест мою руку! — тебе игра? — спрашиваю я между выстрелами.

— Жуть. Но бывает и страшнее.

— Что может быть страшнее? Хотя постой, дай угадаю — тот чувак в углу.

Зомби в углу камеры не участвует в атаке, потому что доедает голову охранника с таким упоением, будто это куриное крылышко из KFC.

— Угу, он тоже. Хотя я думал скорее про развод родителей.

— Ох. Твои родители разводятся?

— Наверное. Не знаю. Они… Бен, справа!

Я опускаю бластер и сдвигаю очки на лоб, предоставив зомби отгрызать мне ногу.

— Хочешь об этом поговорить?

С трудом верится, что в жизни Артура может быть что-то плохое. Ему шестнадцать, он стажер в крутой адвокатской фирме, только что переехал в Нью-Йорк и кажется реально умным. Хотя, конечно, ничья жизнь не идеальна. Даже тех, у кого вроде бы есть всё.

Артур медлит.

— Окей, другой претендент на кошмар века — Итан, пытающийся взять верхнюю ноту в «Музыке ночи» из «Призрака Оперы».

Я расцениваю это так, что Артур не хочет говорить о родителях.

— Твой лучший друг, да?

— Типа того. — Артур оборачивается ко мне, но очки все еще на нем, и глаз я не вижу. — После каминг-аута все несколько изменилось. То есть оно и должно было измениться, но… Ладно, не знаю. Просто от лучших друзей вроде как ждешь большей адекватности.

— А что с Джесси?

— О, Джесси клевая. К ней никаких претензий. Мы с ней всегда были заодно, а теперь мы заодно еще и по поводу парней. — Артур наконец снимает очки. — Можно спросить, насколько ты… открыт?

— Мегаоткрыт. В девятом классе мы с Диланом устроили ночной просмотр «Мстителей», и он принялся рассуждать, сколько преступлений совершил бы, если бы это значило, что за ним будет гоняться Черная Вдова. Я ответил, что охотнее поиграл бы с молотом Тора, и он сказал, что уважает мой выбор. Вот и все.

Теперь, зная про реакцию Итана, я еще больше благодарен судьбе за Дилана.

— С родителями было примерно так же. Я совершил каминг-аут, когда Дилан у нас ужинал, и Па сначала решил, будто мы встречаемся. Честно говоря, я думал, что они разведут шумиху, ждал чуть ли не парада с речами и шариками. Даже немного разочаровался в итоге.

— Но это же хорошо, верно?

— Конечно. Я хотел, чтобы все прошло спокойно, и так и получилось.

— Ты сказал, что мегаоткрыт. Значит, другие тоже знают?