— Ничего, пока ты туда не съездишь.
— Еще что-нибудь?
— Сотня звонков после обращения… Их проверяют, но никто его не видел. Мальчик словно испарился.
— Кто-то его удерживает.
— Мы проверили каждый дом на всех улицах в этом районе… Люди хотят помогать. Но ни одной зацепки. Школа готова на стенку лезть… Родители напуганы, дети знают только часть истории и додумывают другую.
— Что делают родители Ангуса?
— Они дома… У них есть еще один ребенок, за которым нужно присматривать… Наш семейный психолог с ними.
— Делают чай. Пьют чай. Смотрят новости. Не едят. Не спят. Снова и снова прокручивают то утро. Бедолаги.
— Нам оказывают большую помощь, информация поступает со всех уголков страны… — Серрэйлер замолчал и задумался. Натан ждал.
— Я не думаю, что он где-то в сотне миль отсюда. Не знаю почему. Я думаю, он где-то… здесь.
— Обычно так и есть.
— Я знаю.
На его столе зазвонил телефон. Саймон поднял трубку.
— Серрэйлер. Да? — он остановил рукой Натана, который уже стоял в дверях. — Вот как? Когда? Хорошо, никто не виноват. Пошлите туда кого-нибудь… Составьте заявление…
— Босс?
— Человек по фамилии Корнхилл заявил, что его «Ягуар XKV» пропал десять дней назад. Он уезжал по делам, его отвезли в аэропорт на корпоративном транспорте, так что его собственный автомобиль остался в гараже. Когда вернулся, его уже не было. Видно, что умелая работа, аккуратный взлом, никакого беспорядка, просто отогнутый фомкой край двери гаража. Никто ничего не видел и не слышал.
— Значит, это был не Корнхилл?
— Очевидно.
Один из офицеров, который просматривал базы в офисе, нашел человека, живущего в Дульчи и поставленного на учет в качестве педофила в последние шесть месяцев. Серрэйлер смотрел на распечатку, когда в кабинет вошел Натан.
— Брент Паркер, сорок семь лет, осужден за растление малолетних девочек, дважды сидел, в других преступлениях не обвинялся… Последний раз был освобожден из Болдни восемнадцать месяцев назад… адрес Мод Моррисон Уолк, 15, Дульчи… Разведен, имеет взрослую дочь, которая живет отдельно. Безработный, не считая мелкой халтуры, в основном на общественных началах… Прошел годовую программу лечения в Болдни в специальном подразделении, а потом еще одну как не стационарный пациент психиатрии Бевхэмской центральной… — он передал бумаги Натану.
Как можно понять, что это лицо злодея? Как можно понять, что человек — педофил? Если бы он не знал историю Брента Паркера, Натан даже предположить не мог, к кому бы он его причислил — к педофилам? Членовредителям? Мошенникам? Уборщикам? Судьям Верховного суда? Он сидел и смотрел в это лицо, стараясь очистить свой разум и освободить его от предрассудков.
Брент выглядел старше сорока семи — по крайней мере, на десять лет старше. У него было дряблое, обвисшее лицо, складки кожи собрались под глазами и у щек. Маленькие, заплывшие глаза с трудно различимым выражением. Густые брови. Маленький подбородок. Самодовольное выражение — Натан так его определил, — да, Брент Паркер был доволен собой. Это было лицо человека, который ни в чем себе не отказывал, видимо, ни в плане выпивки, ни в плане секса.
Мерзкое лицо.
Как можно так говорить? Как можно знать наверняка? Если бы это было лицо человека, который станет новым Папой, что бы ты сказал? Что бы ты прочел в складках кожи и надменной ухмылке?
— Мне не нравится смотреть на него.
— Следи за тем, что говоришь… Ни один криминолог в наши дни не воспринимает физиогномику всерьез. Тем не менее я хотел бы получить образец его почерка.
Натан непонимающе моргнул.
— Я смеялся над графологией, так что они заставили меня пройти курс. Ладно, вставай-ка. Если он на месте, допроси его как следует, и если ты не будешь на сто процентов доволен его ответами, веди его сюда. Если он не дома, найди его. Возьми с собой любого, кто свободен.
— Босс?
— Что?
— Я даже не знаю… Он никого не беспокоил в последнее время, не слишком ли это притянуто за уши?
— Конечно, это притянуто за уши, но это хоть что-то, и пока мы не нашли ничего более серьезного, мы будем дожимать это… Единственное, чего мы делать не можем, — это что-то игнорировать. Мы тут купаемся в огне софитов, и он не погаснет, пока Дэвида Ангуса не найдут. Так что шевелись.
Шестнадцать
Крис Дирбон вернулся домой примерно к девяти часам вечера и через пятнадцать минут снова ушел на вызов. Временная заменяющая, которую они взяли на практику, оставила сообщение через больничную служебную систему, что она заболела.
— Доктора никогда не болеют. Мы просто не можем, — сказала Кэт, вручая ему банан и пакет с соком, которые она взяла с полки, где обычно лежали обеды для детей.
— Мы, любовь моя, последнее поколение терапевтов, которое было воспитано в этой вере.
Крис поцеловал ее и ушел.
— Иди ложись, — крикнул он ей через плечо, — выглядишь убитой.
— Даже не знаю, почему, я весь день ничего не делала.
Сэм и Ханна с трудом стояли на ногах, пока умывались и чистили зубы, и потом сразу рухнули спать. Кэт взяла книгу, выключила весь свет, кроме лампы над духовкой, сняла протестующе мяукающего кота Мефисто с окна и поднялась наверх.
Дети свернулись в кроватях в своих обычных позах — Ханна, аккуратно положив голову на ладони, Сэм, скрутившись в плотный комок, поджав под себя ноги и почти полностью укрывшись одеялом. Кэт немного стянула его вниз, чтобы поцеловать его голову с мягкими, как мышиная шерстка, волосами. Не думать о Дэвиде Ангусе было невозможно. Ханна на ощупь была холодной. Она вряд ли проснется хоть раз за ночь. Они составляли счастливый маленький союз. Кэт стало интересно, как они воспримут ребенка, когда он станет реальностью, а не каким-то далеким обещанием, к которому они уже почти потеряли интерес.
Через полчаса позвонил Крис.
— У меня тут анафилактический шок… У ребенка аллергия на арахис. Я пытаюсь его стабилизировать, а сейчас еще позвонила дочь старой Вайолет Саундри, ей кажется, что у ее матери очередной удар… Так что меня не будет еще какое-то время. Ты в кровати?
— И почти сплю. Запеканка на нижней полке в духовке.
— Думаю, мне будет не до нее. Пора идти. Люблю тебя.
Кэт прочла еще одну главу романа Аниты Брукнер и выключила свет. Снаружи поднялся ветер и начал бить свисающей розовой веткой об окно. Этот шум показался ей на удивление успокаивающим.
Ее разбудило движение у нее под боком.
— Мамочка…
— Сэм? С тобой все хорошо?
— Я хотел к тебе.
— О, лапочка, иди сюда… — Но Сэм уже свернулся вокруг нее, обвил ступнями ее ноги и ручками — шею.
— Не дави на живот.
— Мне не хотелось засыпать.
— Почему? Плохой сон?
Он прижался к ней сильнее. Кэт задвигалась, чтобы устроиться поудобнее, не отталкивая его.
— Нэт сказал, что Дэвида Ангуса убили и выбросили в канаву.
Кэт сумела перегнуться через маленькое горячее, льнущее к ней тельце и включить прикроватную лампу. Его лицо смотрело на нее, пылающее и испуганное.
— Сэм, Нэт не знает ничего… ничего о Дэвиде Ангусе. Слышишь меня? Он сказал неправду.
— Он так сказал.
— Он не знает. Никто не знает.
— Почему?
— Потому что… он еще не вернулся домой. Полиция не нашла его.
— А почему не нашла?
— Хочешь попить?
— Если они не нашли его, значит, они не знают, что его не убили и не выбросили в канаву, ведь так? Они еще не посмотрели во всех канавах на свете?
— Горячего шоколада?
— Я не хочу, чтобы ты уходила.
— Все хорошо… Это займет всего минуту.
— Если ты пойдешь вниз, я хочу с тобой.
— Хорошо… пошли.
— Еще что-нибудь?
— Сотня звонков после обращения… Их проверяют, но никто его не видел. Мальчик словно испарился.
— Кто-то его удерживает.
— Мы проверили каждый дом на всех улицах в этом районе… Люди хотят помогать. Но ни одной зацепки. Школа готова на стенку лезть… Родители напуганы, дети знают только часть истории и додумывают другую.
— Что делают родители Ангуса?
— Они дома… У них есть еще один ребенок, за которым нужно присматривать… Наш семейный психолог с ними.
— Делают чай. Пьют чай. Смотрят новости. Не едят. Не спят. Снова и снова прокручивают то утро. Бедолаги.
— Нам оказывают большую помощь, информация поступает со всех уголков страны… — Серрэйлер замолчал и задумался. Натан ждал.
— Я не думаю, что он где-то в сотне миль отсюда. Не знаю почему. Я думаю, он где-то… здесь.
— Обычно так и есть.
— Я знаю.
На его столе зазвонил телефон. Саймон поднял трубку.
— Серрэйлер. Да? — он остановил рукой Натана, который уже стоял в дверях. — Вот как? Когда? Хорошо, никто не виноват. Пошлите туда кого-нибудь… Составьте заявление…
— Босс?
— Человек по фамилии Корнхилл заявил, что его «Ягуар XKV» пропал десять дней назад. Он уезжал по делам, его отвезли в аэропорт на корпоративном транспорте, так что его собственный автомобиль остался в гараже. Когда вернулся, его уже не было. Видно, что умелая работа, аккуратный взлом, никакого беспорядка, просто отогнутый фомкой край двери гаража. Никто ничего не видел и не слышал.
— Значит, это был не Корнхилл?
— Очевидно.
Один из офицеров, который просматривал базы в офисе, нашел человека, живущего в Дульчи и поставленного на учет в качестве педофила в последние шесть месяцев. Серрэйлер смотрел на распечатку, когда в кабинет вошел Натан.
— Брент Паркер, сорок семь лет, осужден за растление малолетних девочек, дважды сидел, в других преступлениях не обвинялся… Последний раз был освобожден из Болдни восемнадцать месяцев назад… адрес Мод Моррисон Уолк, 15, Дульчи… Разведен, имеет взрослую дочь, которая живет отдельно. Безработный, не считая мелкой халтуры, в основном на общественных началах… Прошел годовую программу лечения в Болдни в специальном подразделении, а потом еще одну как не стационарный пациент психиатрии Бевхэмской центральной… — он передал бумаги Натану.
Как можно понять, что это лицо злодея? Как можно понять, что человек — педофил? Если бы он не знал историю Брента Паркера, Натан даже предположить не мог, к кому бы он его причислил — к педофилам? Членовредителям? Мошенникам? Уборщикам? Судьям Верховного суда? Он сидел и смотрел в это лицо, стараясь очистить свой разум и освободить его от предрассудков.
Брент выглядел старше сорока семи — по крайней мере, на десять лет старше. У него было дряблое, обвисшее лицо, складки кожи собрались под глазами и у щек. Маленькие, заплывшие глаза с трудно различимым выражением. Густые брови. Маленький подбородок. Самодовольное выражение — Натан так его определил, — да, Брент Паркер был доволен собой. Это было лицо человека, который ни в чем себе не отказывал, видимо, ни в плане выпивки, ни в плане секса.
Мерзкое лицо.
Как можно так говорить? Как можно знать наверняка? Если бы это было лицо человека, который станет новым Папой, что бы ты сказал? Что бы ты прочел в складках кожи и надменной ухмылке?
— Мне не нравится смотреть на него.
— Следи за тем, что говоришь… Ни один криминолог в наши дни не воспринимает физиогномику всерьез. Тем не менее я хотел бы получить образец его почерка.
Натан непонимающе моргнул.
— Я смеялся над графологией, так что они заставили меня пройти курс. Ладно, вставай-ка. Если он на месте, допроси его как следует, и если ты не будешь на сто процентов доволен его ответами, веди его сюда. Если он не дома, найди его. Возьми с собой любого, кто свободен.
— Босс?
— Что?
— Я даже не знаю… Он никого не беспокоил в последнее время, не слишком ли это притянуто за уши?
— Конечно, это притянуто за уши, но это хоть что-то, и пока мы не нашли ничего более серьезного, мы будем дожимать это… Единственное, чего мы делать не можем, — это что-то игнорировать. Мы тут купаемся в огне софитов, и он не погаснет, пока Дэвида Ангуса не найдут. Так что шевелись.
Шестнадцать
Крис Дирбон вернулся домой примерно к девяти часам вечера и через пятнадцать минут снова ушел на вызов. Временная заменяющая, которую они взяли на практику, оставила сообщение через больничную служебную систему, что она заболела.
— Доктора никогда не болеют. Мы просто не можем, — сказала Кэт, вручая ему банан и пакет с соком, которые она взяла с полки, где обычно лежали обеды для детей.
— Мы, любовь моя, последнее поколение терапевтов, которое было воспитано в этой вере.
Крис поцеловал ее и ушел.
— Иди ложись, — крикнул он ей через плечо, — выглядишь убитой.
— Даже не знаю, почему, я весь день ничего не делала.
Сэм и Ханна с трудом стояли на ногах, пока умывались и чистили зубы, и потом сразу рухнули спать. Кэт взяла книгу, выключила весь свет, кроме лампы над духовкой, сняла протестующе мяукающего кота Мефисто с окна и поднялась наверх.
Дети свернулись в кроватях в своих обычных позах — Ханна, аккуратно положив голову на ладони, Сэм, скрутившись в плотный комок, поджав под себя ноги и почти полностью укрывшись одеялом. Кэт немного стянула его вниз, чтобы поцеловать его голову с мягкими, как мышиная шерстка, волосами. Не думать о Дэвиде Ангусе было невозможно. Ханна на ощупь была холодной. Она вряд ли проснется хоть раз за ночь. Они составляли счастливый маленький союз. Кэт стало интересно, как они воспримут ребенка, когда он станет реальностью, а не каким-то далеким обещанием, к которому они уже почти потеряли интерес.
Через полчаса позвонил Крис.
— У меня тут анафилактический шок… У ребенка аллергия на арахис. Я пытаюсь его стабилизировать, а сейчас еще позвонила дочь старой Вайолет Саундри, ей кажется, что у ее матери очередной удар… Так что меня не будет еще какое-то время. Ты в кровати?
— И почти сплю. Запеканка на нижней полке в духовке.
— Думаю, мне будет не до нее. Пора идти. Люблю тебя.
Кэт прочла еще одну главу романа Аниты Брукнер и выключила свет. Снаружи поднялся ветер и начал бить свисающей розовой веткой об окно. Этот шум показался ей на удивление успокаивающим.
Ее разбудило движение у нее под боком.
— Мамочка…
— Сэм? С тобой все хорошо?
— Я хотел к тебе.
— О, лапочка, иди сюда… — Но Сэм уже свернулся вокруг нее, обвил ступнями ее ноги и ручками — шею.
— Не дави на живот.
— Мне не хотелось засыпать.
— Почему? Плохой сон?
Он прижался к ней сильнее. Кэт задвигалась, чтобы устроиться поудобнее, не отталкивая его.
— Нэт сказал, что Дэвида Ангуса убили и выбросили в канаву.
Кэт сумела перегнуться через маленькое горячее, льнущее к ней тельце и включить прикроватную лампу. Его лицо смотрело на нее, пылающее и испуганное.
— Сэм, Нэт не знает ничего… ничего о Дэвиде Ангусе. Слышишь меня? Он сказал неправду.
— Он так сказал.
— Он не знает. Никто не знает.
— Почему?
— Потому что… он еще не вернулся домой. Полиция не нашла его.
— А почему не нашла?
— Хочешь попить?
— Если они не нашли его, значит, они не знают, что его не убили и не выбросили в канаву, ведь так? Они еще не посмотрели во всех канавах на свете?
— Горячего шоколада?
— Я не хочу, чтобы ты уходила.
— Все хорошо… Это займет всего минуту.
— Если ты пойдешь вниз, я хочу с тобой.
— Хорошо… пошли.