— Да. И я ищу в газетах.
— Куча работы… Смотри, тут целые страницы с вакансиями…
— Ага.
— Ты не в том положении, чтобы быть слишком разборчивым, ты в курсе?
— Я прошел обучение. Я не буду выставлять товар на полки в супермаркете.
— Обучение. Ясно.
— Да, обучение, и это больше, чем многие здесь могут похвастать.
— О-о-о-о. То-то из-за твоих умений мы с Питом «здесь» и околачиваемся, да?
— Ты хочешь, чтобы я ушел? Хорошо. Я уйду.
— Куда?
— К одному знакомому.
— Когда рак на горе свистнет.
— Ты помнишь Ли Картера?
Мишель села за стол напротив него и зажгла сигарету.
— Ты серьезно?
— Встретился с ним на улице. Ездит на «БМВ» с откидным верхом.
— Не сомневаюсь. Ты сел на четыре с половиной года из-за таких, как Ли Картер. У тебя совсем мозгов нет?
— Он все делает честно. Заработал состояние.
— Ну конечно.
— Я могу работать на него, не напрягаясь.
— Выращивать капусту?
— У него бизнес… Что-то типа закрытого клуба.
Мишель посмотрела на него взглядом, от которого бы краска со стен сошла.
— Не то, что ты думаешь, — Энди слышал свой собственный голос, как он расхваливает Ли Картера и как будто защищается. Его сестра, конечно, была права. О чем он вообще думал?
Хотя кое о чем он думал. Он думал об этом очень много с тех пор, как Ли отвез его к себе домой, показал ему все и объяснил, откуда что взялось, и он размышлял об этом, а еще расспрашивал других. Он постепенно восстанавливал старые связи — но только полезные. Он был осторожен. Он знал, чего хочет. Если бы он нашел деньги или кого-то с деньгами, он мог бы построить настоящий бизнес по продуктовым поставкам, снабжать лучшие магазины и отели, и хорошим товаром, таким, какой им нужен, органическим, и не только капустой и картошкой. Он прошел обучение, у него была голова на плечах, он бы смог. Это называлось «стартовый капитал».
Он посмотрел в газету. «Администратор медиапродаж». «Маркетинговый консультант». «Групповой аналитик». Нормальные работы, кажется, исчезли. «Координатор по работе с молодежью». Он сложил газету напополам.
— Ступишь не на ту дорожку, и Пит выставит тебя за дверь.
— Он и так хочет, чтобы меня здесь не было.
— Да, но если я скажу, что ты остаешься, ты останешься, но лучше следи за собой.
Пропавшего мальчика из Лаффертона показали по «Скай Ньюс». На фотографии — невыразительный, маленький парнишка с курносым носом и серьезными глазами. Школьный пиджак. Галстук. Все чистенькое.
Энди посмотрел в это мягкое девятилетнее лицо. Он вспомнил людей за решеткой. Что бы они сделали с мальчиком типа него. Что они уже сделали со многими. И даже если эти заперты на все замки, столько же остается снаружи.
Он сел.
Ли Картер. Он видел дом. Машину. Включившийся фонтанчик. Ковер с толстым ворсом. Сверкающий бар в углу комнаты.
Только он уже прошел через это, когда был пацаном, он все хотел, хотел, но никак не мог получить, а сейчас его это не волновало. Он может пойти работать на Ли Картера, а потом что? Кроме того, его не интересовали скачки и те люди, которые ими занимались.
Должен быть другой путь.
Отряд мужчин в ковбойских шляпах пронесся по экрану, поднимая клубы пыли. Энди поднялся. Вестерны были одной из тех вещей, которые он не переносил.
В доме все еще висело напряжение. Он услышал, как тарелка с грохотом отправляется в раковину.
— Увидимся, — крикнул он. Ответа не было.
Он снял свою шерстяную куртку с крючка и пошел по холодной, неприглядной улице навстречу огням «Окса».
Там было битком, и все говорили про мальчика. Энди взял пинту и заказал пирог с бобами и картошкой.
— Бедняга.
— Они найдут его.
— Считаешь?
— Я не сказал, что они найдут его живым.
— А, понятно.
— Черт, бедные родители. И вообще, чем Лаффертон так провинился? После всего того, что случилось в прошлом году, второй такой встряски он не заслуживает.
— Это не останется на местном уровне.
— Почему? Кто сказал?
И так без конца. Теперь лицо мальчика стояло у него перед глазами, он не мог от него избавиться. Он хотел что-то сделать, но он ничего не мог, до тех пор, пока они не начнут собирать людей, чтобы прочесывать Старли, или Гайлам Пик, или Холм… Он пойдет туда, если они начнут. И это все из-за того — как он сейчас внезапно осознал, — что ему некуда было себя деть. У Мишель он чувствовал себя в тюрьме чуть ли не худшей, чем раньше, потому что ему нечем было заняться. Там он был на улице, в огороде, с девяти до пяти. Каждый день перед ним стояла задача. Он должен начать что-то делать. С завтрашнего дня.
Ему принесли тарелку с целой горой еще дымящейся еды. Пирог сочился коричневой подливкой. Со стороны доски для дартса раздались веселые крики. Когда он закончит, он отнесет туда выпивку и поиграет. Мишель все равно не захочет его видеть раньше одиннадцати.
Он разрезал пирог, наблюдая, как мягкое тесто медленно проваливается вниз под собственной тяжестью.
Пятнадцать
— Дорогая?
— Алло, мам. Да, я здесь.
— Это, наверное, очень раздражает, когда люди спрашивают у тебя это все время… Как ты себя чувствуешь?
— Ты знаешь, как я себя чувствую, — Кэт перенесла свой вес с одной ноги на другую и обратно, но режущая боль у нее в паху не уменьшилась. — Ребенок лежит прямо на нерве и не двигается. Извини, не хотела огрызаться.
— Дорогая, я предполагаю, что ты вряд ли сможешь меня выручить в субботу утром, да? Просто Одри меня так подвела, и я правда не знаю, хватит ли нам людей…
— Напомни мне, что будет в субботу утром?
— Выставка от хосписа в Блэкфрайар Холл… С десяти до четырех, и я бы не стала просить тебя, ну и даже говорить не стоит, что тебе надо будет просто сидеть на стуле и разговаривать с людьми, и раздавать буклеты, и так далее, я не ожидаю, что ты будешь подавать кофе и чай и что-то в этом роде.
— Очень любезно с твоей стороны. Проблема в том, что ребенок должен родиться в воскресенье, и одна мысль о том, чтобы сидеть на стуле или стоять дольше пяти минут, представляется мне крайне мрачной, если честно.
— Ну а чем ты будешь заниматься? Это хоть заставит тебя перестать об этом думать.
— Мама, ничего меня не заставит перестать думать о рождении ребенка, кроме рождения ребенка.
— А ты еще чем-нибудь занимаешься?
Кэт закрыла глаза. После ухода на пенсию из Национальной службы здравоохранения Мэриэл Серрэйлер заполнила свою жизнь волонтерской работой. Она сидела в комитетах, была членом и общественным секретарем хора Святого Михаила Лаффертонского собора, а также председательствовала в местном хосписе. Кэт вспомнила, что она говорила ей про субботнюю выставку. Хоспису нужна была новая пристройка для дневного стационара; уже были созданы планы зданий и макеты, но собрано настолько мало денег, что в Блэкфрайар Холле в центре города решили сделать выставку с планами. Друзья Хосписа будут предлагать там напитки, а также розыгрыши и лотерею, надеясь на то, что привлекут новых спонсоров.
— Рано или поздно тебе придется уйти на пенсию, как Пчелиной Королеве, — устало произнесла Кэт.
— Почему? У меня хорошо получается, я здорова и отлично себя чувствую, и у меня масса свободного времени.
— А еще тебе семьдесят один.
— Пф. Как бы то ни было, дорогая, ты сможешь?
— Нет, — твердо сказала Кэт, — но я знаю кое-кого, кто сможет. От Карин МакКафферти только что ушел муж.
— Тогда ей точно нужно отвлечься. Мне никогда на самом деле не нравился Майк.
— К сожалению, он нравился Карин.
— Куча работы… Смотри, тут целые страницы с вакансиями…
— Ага.
— Ты не в том положении, чтобы быть слишком разборчивым, ты в курсе?
— Я прошел обучение. Я не буду выставлять товар на полки в супермаркете.
— Обучение. Ясно.
— Да, обучение, и это больше, чем многие здесь могут похвастать.
— О-о-о-о. То-то из-за твоих умений мы с Питом «здесь» и околачиваемся, да?
— Ты хочешь, чтобы я ушел? Хорошо. Я уйду.
— Куда?
— К одному знакомому.
— Когда рак на горе свистнет.
— Ты помнишь Ли Картера?
Мишель села за стол напротив него и зажгла сигарету.
— Ты серьезно?
— Встретился с ним на улице. Ездит на «БМВ» с откидным верхом.
— Не сомневаюсь. Ты сел на четыре с половиной года из-за таких, как Ли Картер. У тебя совсем мозгов нет?
— Он все делает честно. Заработал состояние.
— Ну конечно.
— Я могу работать на него, не напрягаясь.
— Выращивать капусту?
— У него бизнес… Что-то типа закрытого клуба.
Мишель посмотрела на него взглядом, от которого бы краска со стен сошла.
— Не то, что ты думаешь, — Энди слышал свой собственный голос, как он расхваливает Ли Картера и как будто защищается. Его сестра, конечно, была права. О чем он вообще думал?
Хотя кое о чем он думал. Он думал об этом очень много с тех пор, как Ли отвез его к себе домой, показал ему все и объяснил, откуда что взялось, и он размышлял об этом, а еще расспрашивал других. Он постепенно восстанавливал старые связи — но только полезные. Он был осторожен. Он знал, чего хочет. Если бы он нашел деньги или кого-то с деньгами, он мог бы построить настоящий бизнес по продуктовым поставкам, снабжать лучшие магазины и отели, и хорошим товаром, таким, какой им нужен, органическим, и не только капустой и картошкой. Он прошел обучение, у него была голова на плечах, он бы смог. Это называлось «стартовый капитал».
Он посмотрел в газету. «Администратор медиапродаж». «Маркетинговый консультант». «Групповой аналитик». Нормальные работы, кажется, исчезли. «Координатор по работе с молодежью». Он сложил газету напополам.
— Ступишь не на ту дорожку, и Пит выставит тебя за дверь.
— Он и так хочет, чтобы меня здесь не было.
— Да, но если я скажу, что ты остаешься, ты останешься, но лучше следи за собой.
Пропавшего мальчика из Лаффертона показали по «Скай Ньюс». На фотографии — невыразительный, маленький парнишка с курносым носом и серьезными глазами. Школьный пиджак. Галстук. Все чистенькое.
Энди посмотрел в это мягкое девятилетнее лицо. Он вспомнил людей за решеткой. Что бы они сделали с мальчиком типа него. Что они уже сделали со многими. И даже если эти заперты на все замки, столько же остается снаружи.
Он сел.
Ли Картер. Он видел дом. Машину. Включившийся фонтанчик. Ковер с толстым ворсом. Сверкающий бар в углу комнаты.
Только он уже прошел через это, когда был пацаном, он все хотел, хотел, но никак не мог получить, а сейчас его это не волновало. Он может пойти работать на Ли Картера, а потом что? Кроме того, его не интересовали скачки и те люди, которые ими занимались.
Должен быть другой путь.
Отряд мужчин в ковбойских шляпах пронесся по экрану, поднимая клубы пыли. Энди поднялся. Вестерны были одной из тех вещей, которые он не переносил.
В доме все еще висело напряжение. Он услышал, как тарелка с грохотом отправляется в раковину.
— Увидимся, — крикнул он. Ответа не было.
Он снял свою шерстяную куртку с крючка и пошел по холодной, неприглядной улице навстречу огням «Окса».
Там было битком, и все говорили про мальчика. Энди взял пинту и заказал пирог с бобами и картошкой.
— Бедняга.
— Они найдут его.
— Считаешь?
— Я не сказал, что они найдут его живым.
— А, понятно.
— Черт, бедные родители. И вообще, чем Лаффертон так провинился? После всего того, что случилось в прошлом году, второй такой встряски он не заслуживает.
— Это не останется на местном уровне.
— Почему? Кто сказал?
И так без конца. Теперь лицо мальчика стояло у него перед глазами, он не мог от него избавиться. Он хотел что-то сделать, но он ничего не мог, до тех пор, пока они не начнут собирать людей, чтобы прочесывать Старли, или Гайлам Пик, или Холм… Он пойдет туда, если они начнут. И это все из-за того — как он сейчас внезапно осознал, — что ему некуда было себя деть. У Мишель он чувствовал себя в тюрьме чуть ли не худшей, чем раньше, потому что ему нечем было заняться. Там он был на улице, в огороде, с девяти до пяти. Каждый день перед ним стояла задача. Он должен начать что-то делать. С завтрашнего дня.
Ему принесли тарелку с целой горой еще дымящейся еды. Пирог сочился коричневой подливкой. Со стороны доски для дартса раздались веселые крики. Когда он закончит, он отнесет туда выпивку и поиграет. Мишель все равно не захочет его видеть раньше одиннадцати.
Он разрезал пирог, наблюдая, как мягкое тесто медленно проваливается вниз под собственной тяжестью.
Пятнадцать
— Дорогая?
— Алло, мам. Да, я здесь.
— Это, наверное, очень раздражает, когда люди спрашивают у тебя это все время… Как ты себя чувствуешь?
— Ты знаешь, как я себя чувствую, — Кэт перенесла свой вес с одной ноги на другую и обратно, но режущая боль у нее в паху не уменьшилась. — Ребенок лежит прямо на нерве и не двигается. Извини, не хотела огрызаться.
— Дорогая, я предполагаю, что ты вряд ли сможешь меня выручить в субботу утром, да? Просто Одри меня так подвела, и я правда не знаю, хватит ли нам людей…
— Напомни мне, что будет в субботу утром?
— Выставка от хосписа в Блэкфрайар Холл… С десяти до четырех, и я бы не стала просить тебя, ну и даже говорить не стоит, что тебе надо будет просто сидеть на стуле и разговаривать с людьми, и раздавать буклеты, и так далее, я не ожидаю, что ты будешь подавать кофе и чай и что-то в этом роде.
— Очень любезно с твоей стороны. Проблема в том, что ребенок должен родиться в воскресенье, и одна мысль о том, чтобы сидеть на стуле или стоять дольше пяти минут, представляется мне крайне мрачной, если честно.
— Ну а чем ты будешь заниматься? Это хоть заставит тебя перестать об этом думать.
— Мама, ничего меня не заставит перестать думать о рождении ребенка, кроме рождения ребенка.
— А ты еще чем-нибудь занимаешься?
Кэт закрыла глаза. После ухода на пенсию из Национальной службы здравоохранения Мэриэл Серрэйлер заполнила свою жизнь волонтерской работой. Она сидела в комитетах, была членом и общественным секретарем хора Святого Михаила Лаффертонского собора, а также председательствовала в местном хосписе. Кэт вспомнила, что она говорила ей про субботнюю выставку. Хоспису нужна была новая пристройка для дневного стационара; уже были созданы планы зданий и макеты, но собрано настолько мало денег, что в Блэкфрайар Холле в центре города решили сделать выставку с планами. Друзья Хосписа будут предлагать там напитки, а также розыгрыши и лотерею, надеясь на то, что привлекут новых спонсоров.
— Рано или поздно тебе придется уйти на пенсию, как Пчелиной Королеве, — устало произнесла Кэт.
— Почему? У меня хорошо получается, я здорова и отлично себя чувствую, и у меня масса свободного времени.
— А еще тебе семьдесят один.
— Пф. Как бы то ни было, дорогая, ты сможешь?
— Нет, — твердо сказала Кэт, — но я знаю кое-кого, кто сможет. От Карин МакКафферти только что ушел муж.
— Тогда ей точно нужно отвлечься. Мне никогда на самом деле не нравился Майк.
— К сожалению, он нравился Карин.