— Прошу. — Я отступила и взмахнула рукой, предоставляя мужчине право тягать тяжести.
Рэйнер хмыкнул, но без возражений шагнул в образовавшуюся щель и толкнул превратившийся в дверь шкаф. Тот заскрипел и нехотя поддался.
— Осторожнее, там почти сразу ступеньки, — из чистого эгоизма предупредила я.
А ну как упадет и свернет шею, а мне потом разбираться с еще одним вредным призраком.
— Благодарю. — Рэйнер огляделся, быстро схватил ближайший светильник — сияющий шар на резной ножке — и без страха ступил во тьму.
Я со вздохом двинулась следом, чтобы через мгновение упереться в невидимую стену. Даже не упереться, а со всего маха врезаться в нее лбом — аж в ушах зазвенело. А может, и не только в ушах, но хотелось верить, что голова у меня все же не чугунная. Ну что опять не так?
— Вы в порядке? — Рэйнер успел спуститься на несколько ступеней и теперь стоял, подняв светильник и внимательно меня разглядывая.
Из темноты, будто из черной воды, торчали только его рука с дурацким розовым шаром и бледное лицо.
— Нет, — пробормотала я, потирая ушиб. — Не понимаю, что…
«Попытаться стоило, — раздался в голове подозрительно веселый голос Тильды. — Кулон сними, непутевая».
Я, теперь уже сама, стукнула себя по лбу и зашипела. Проклятье! Точно непутевая. Пыталась пройти в связке с призраком.
Оставлять кулон на виду не хотелось, пусть я и знала, что тронуть его могут только живые, но деваться было некуда. Разве что бежать в кабинет и прятать в сейф, но даже я понимала, что предосторожность излишняя. Да и Рэйнер, судя по лицу, уже был готов послать меня к демонам и пойти вниз один. Ну уж нет, я должна своими глазами увидеть, что такого важного там стряслось.
«Расскажешь потом», — хохотнула Тильда, и я наконец сняла цепочку.
Оставив артефакт на одной из полок, я беспрепятственно миновала проем. Рэйнер тут же развернулся и молча продолжил спуск, а я взмолилась всем богам, чтобы за время моего отсутствия в некромантских чертогах не завелся какой-нибудь монстр.
***
Что ж, могло быть и хуже.
Да, по случаю с кулоном Рэйнер наверняка без слов понял, что призракам сюда ходу нет, а потому скомканное одеяло и подушки в углу с головой выдавали мою трусость и ночные отсидки в безопасном убежище. Да и стопка грязных тарелок на полу в центре полустершейся зловещей пентаграммы меня не красила, а среди гор бумаг, из-под которых и стола-то не было видно — огромного лабораторного стола,
— наряду с некромантскими выкладками вполне могли обнаружиться истории приключений моих бедовых героинь. Но в остальном комната выглядела… как и положено берлоге безумного ученого.
На серо-зеленой доске с меловыми развозами висел все тот же листок с гениальной идеей про умный дом, только соус уже высох. На полках громоздились книги — моими стараниями отнюдь не так аккуратно, как в библиотеке. Застекленные шкафы ломились от склянок и свертков с ценными ингредиентами, за минувшие годы наверняка пришедшими в негодность, а письменный стол радовал глаз кучей непонятных металлических штуковин, которые до сих пор покачивались, вращались и щелкали. Когда-то эти звуки меня успокаивали — порой, оставаясь в спальне наверху, я даже уснуть не могла без этого мерного «клаи, — щелк-вжих».
Рэйнера, похоже, заинтересовали именно таинственные приборы — глаза его вспыхнули не хуже развешанных по стенам светильников, и он уже шагнул было к вожделенной цели, как вдруг наше внимание привлекла красная молния, прошившая бумаги на лабораторном столе.
Мы оба замерли, а затем я ринулась в центр комнаты и безжалостно разгребла по сторонам заполненные буквами и символами листы, освобождая… «подарок» мужа.
Магический почтовый ящик.
Внешне он не впечатлял — обычная шкатулка из черного дерева, без единого украшения, но мэйн, кажется, сразу понял, что перед ним, и, прищурившись, склонился над столом.
Из-под гладкой, как лысина Бруно, черной крышки вновь вырвалась алая вспышка, словно вскипело какое-то колдовское варево, и рассеялась в воздухе.
— Кажется, вам письмо, — усмехнулся Рэйнер, а я сглотнула.
Потому что написать сюда мог только один человек, и он уже восемь месяцев как скончался.
Глава 11
Глава одиннадцатая, в которой внешность обманчива, слава героев преувеличена, а Юту никак не оставят в покое
Впервые я встретила Итана Гантрама в день своего шестнадцатилетия. Для меня он давно перестал быть праздником и ничем не отличался от прочих дней в году, а уж для моей семьи и подавно. За пять лет до этого родители произвели на свет еще одну дочь, которая уже радовала их и дедушек с бабушками поразительным пророческим даром, так что обо мне вспоминали лишь в редкие минуты меланхолии и в основном в контексте неоправданных ожиданий.
Но как бы ни были виновны окружающие, собственной вины я тоже никогда не отрицала, ибо сама загляделась на взрослого привлекательного мужчину на прогулке в парке, сама с ним столкнулась — в какой-то мере нарочно — и сама же сглупила, ринувшись собирать вырвавшиеся из его рук и разлетевшиеся по тропинке листы.
— Госпожа, — пыталась привлечь мое внимание Анта — горничная, по велению родителей следившая за моим поведением в общественных местах. — Негоже вам…
Но я, игнорируя замечания и слабые попытки хрупкой женщины поднять меня на ноги, все равно ползала по земле наравне с незнакомцем и собирала пожелтевшие от времени страницы.
Теперь я понимаю, что Итан наверняка намного раньше рассмотрел мой дар — когда я, замечтавшись, читала древние надписи на памятниках или одними губами проговаривала позабытые заклинания, выбитые на камнях вокруг дворца, — и та наша встреча была тщательно спланирована. Однако прошлого не изменить, и тогда я, подняв один из листков, пробежалась глазами по выцветшим символам, пораженно ахнула и вернула его хозяину со словами:
— Очень красиво.
И ни на секунду не задумалась, что юной девице, да и вообще никому из живых, знать мертвый, утраченный язык пвархов вообще-то не положено. По крайне мере, не на том уровне, чтобы с одного взгляда понять сложное стихотворение.
Я по сей день помню те строки, как ни пыталась вытравить их из головы. И вспыхнувшие азартом глаза будущего мужа помню — он сомневался, но я подтвердила самые смелые его догадки.
Ухаживал Итан без особого задора, очевидно, сочтя меня легкой добычей. Наверное, не без оснований. Да, как я уже говорила, он казался мне чуть ли не старцем, но безумно привлекательным и интересным, а о его предпочтениях я узнала много позже — когда клан Мареик уже получил откуп, а пышное свадебное платье какой-то там десятиюродной сестры, сбежавшей с кузнецом и не дошедшей до алтаря, подогнали по моей угловатой фигуре.
Ранним утром шестого летнего дня, за пару часов до похода к жрецу, Итан Гантрам без опаски раскрыл мне свой великий замысел. Не добровольно, разумеется. К тому моменту служанки успели нашептать о нем столько всего, что я со свойственным юности пылом буквально набросилась на жениха. Я кричала, обвиняла и требовала правды.
Требовала и получила.
Итан обещал мне свободу от гнета семьи и безбедную жизнь. Он говорил, что я уникальна, что последний человек, способный читать на любом языке, жил несколько веков назад, а покуда обо мне никто не знает, то и дар этот послужит только нам двоим.
— Маги древности были непобедимы, — убеждал он. — Их знания в силах возвеличить любого, но на расшифровку одной страницы какого-нибудь завалящего гримуара уходят годы, а ты можешь переводить их пачками. У меня есть доступ к записям. Есть возможность бывать на раскопках, собирать по миру самые загадочные манускрипты… Помоги мне их постичь. Помоги возвеличить род Гантрамов, и я отплачу сторицей. Уже сегодня я заберу тебя отсюда, и больше никто из живых не посмеет тебе указывать.
Что ж, в этом муженек не обманул. Живые мне более не указывали, зато от мертвых я получила сполна.
Я знала, что сила мага в основном зависит от его наследия — записанного не только в крови, но и в толстых книгах в виде заклинаний. Однако лишь с появлением в моей жизни Итана Гантрама поняла, как далеко способен зайти человек в погоне за властью.
Война стихий, отгремевшая много столетий назад, подчистую стерла несколько языков, и муж как одержимый принялся собирать пока не расшифрованные записи. Под знаменем короны, естественно, якобы для составления общедоступных словарей. Но словари пополнялись на несколько слов в месяц, а гримуар Итана Гантрама, регулярно присылавшего мне задания, раздувался не по дням, а по часам.
Первое время я по глупости думала, что работа над переводом как-то мне поможет, просветит, но дары Анико так обманчивы. Понимать увиденный символ — не значит сознавать его глубинную суть, и я превратилась в некое подобие этих заводных механизмов на столе старого некроманта. В бездумного исполнителя. Клац-щелк- вжих.
В какой-то мере муж был прав, привязав меня к Арве-мал-Тиге, иначе я бы давно сбежала. Полагаю, не найдись у его семьи столь занимательного дома, меня бы держали на цепи в подвале.
Вот вам и свобода от гнета родни. Если честно, не так уж они меня и угнетали.
Воспоминания об Итане иглами впились в виски и заставили на миг зажмуриться. Рука замерла над крышкой черной шкатулки, не решаясь ее приподнять.
— Юта, — неожиданно ласково позвал Рэйнер, и я вскинула голову. — Хотите, я открою?
— Нет-нет, я сама. Спасибо.
«Распустила сопли, — мысленно обругала я себя голосом Тильды. За эти годы мы так срослись, что и в ее отсутствии я неплохо представляла все, что островитянка могла мне сказать. — Там, конечно, ничего хорошего, но наверняка много интересного. Открывай, не томи».
И я наконец открыла ящик.
Внутри обнаружился привычный прямоугольный сверток, скрепленный черно-синей охранной печатью Итана (воронья голова с пишущим пером в клюве), созданной на основе одного из переведенных мною заклинаний и настроенной исключительно на меня. Именно в таких свертках муж присылал мне задания. Я аккуратно достала его и провела пальцами по шершавой коричневой бумаге.
Итан никак не мог ничего прислать. Он давно мертв, и неделю назад перед моим побегом ящик молчал…
— Там еще что-то, — заметил Рэйнер, и я заглянула в шкатулку.
На дне действительно лежал белый листок с рядами витиеватых букв.
«Сия посылка найдена среди вещей покойного Итана Гантрама, второго придворного мага его императорского величества, Клауса Сиятельного, с инструкцией отправить ее по указанным координатам. Ввиду безымянности получателя и невозможности вычислить точное место назначения на проверку безопасности содержимого ушло непозволительно много времени, за что Министерство военных сухопутных сил приносит свои глубочайшие извинения. Надеемся на понимание и снисхождение.
С пожеланиями всех благ и мирных дней,
МВСС Аделхайда и министр О. Верго лично».
Я очень старалась, но сдержать истеричный смешок не удалось. О. Верго лично, ну надо же! Как будто мне было дело до того, кто там больше полугода пытался вскрыть печать, но отчаялся и, плюнув на все, решил все же выполнить инструкции моего треклятого муженька. Даже после смерти он не желал оставить меня в покое… Если бы могла, я бы его оживила, только чтобы вновь удавить собственными руками, прикопать в саду, под любимой яблоней Джерта, и каждое утро радостно отплясывать на его могиле.
— Откроете? — спросил мэйн, а получив в ответ лишь злобный взгляд, ни капли не смутился и пожал плечами. — Я не настаиваю.
— Еще бы вы настаивали, — проворчала я и резко сломала печать.
Вскоре из-под коричневой обертки показалась белая кожаная обложка с вытравленными по углам свернувшимися змеями. Мне не нужно было смотреть на название, чтобы узнать книгу, но я все равно сорвала остатки бумаги.
Ублюдок все-таки нашел ее… нашел, но не успел воспользоваться плодами своих многолетних трудов. Я бы рассмеялась, если бы к глазам не подступали слезы.
— Это… — выдохнули над ухом, и я поняла, что мэйн Рэйнер стоит совсем рядом, явно с трудом сдерживаясь, чтобы не потянуться к книге.
— Легендарный гримуар виармонтского заклинателя Альберога Вишху, о котором мечтает во сне и наяву каждый имперский маг.
— Вряд ли только имперский, — уже спокойнее произнес Рэйнер и все же коснулся черточек и точек, из которых состояло название. — Зачем муж отправил его вам?
Наверное, я могла соврать что-нибудь про хранение, ведь нет места безопаснее дома, полного призраков. Наверное, могла, но не хотела.
— Для перевода, — просто ответила я и повернулась.
Чтобы встретиться с Рэйнером глазами пришлось задрать голову. Он не выглядел удивленным, скорее, задумчивым.
— Чтица, — кивнул мэйн каким-то своим мыслям. — Редкий дар.
Рэйнер хмыкнул, но без возражений шагнул в образовавшуюся щель и толкнул превратившийся в дверь шкаф. Тот заскрипел и нехотя поддался.
— Осторожнее, там почти сразу ступеньки, — из чистого эгоизма предупредила я.
А ну как упадет и свернет шею, а мне потом разбираться с еще одним вредным призраком.
— Благодарю. — Рэйнер огляделся, быстро схватил ближайший светильник — сияющий шар на резной ножке — и без страха ступил во тьму.
Я со вздохом двинулась следом, чтобы через мгновение упереться в невидимую стену. Даже не упереться, а со всего маха врезаться в нее лбом — аж в ушах зазвенело. А может, и не только в ушах, но хотелось верить, что голова у меня все же не чугунная. Ну что опять не так?
— Вы в порядке? — Рэйнер успел спуститься на несколько ступеней и теперь стоял, подняв светильник и внимательно меня разглядывая.
Из темноты, будто из черной воды, торчали только его рука с дурацким розовым шаром и бледное лицо.
— Нет, — пробормотала я, потирая ушиб. — Не понимаю, что…
«Попытаться стоило, — раздался в голове подозрительно веселый голос Тильды. — Кулон сними, непутевая».
Я, теперь уже сама, стукнула себя по лбу и зашипела. Проклятье! Точно непутевая. Пыталась пройти в связке с призраком.
Оставлять кулон на виду не хотелось, пусть я и знала, что тронуть его могут только живые, но деваться было некуда. Разве что бежать в кабинет и прятать в сейф, но даже я понимала, что предосторожность излишняя. Да и Рэйнер, судя по лицу, уже был готов послать меня к демонам и пойти вниз один. Ну уж нет, я должна своими глазами увидеть, что такого важного там стряслось.
«Расскажешь потом», — хохотнула Тильда, и я наконец сняла цепочку.
Оставив артефакт на одной из полок, я беспрепятственно миновала проем. Рэйнер тут же развернулся и молча продолжил спуск, а я взмолилась всем богам, чтобы за время моего отсутствия в некромантских чертогах не завелся какой-нибудь монстр.
***
Что ж, могло быть и хуже.
Да, по случаю с кулоном Рэйнер наверняка без слов понял, что призракам сюда ходу нет, а потому скомканное одеяло и подушки в углу с головой выдавали мою трусость и ночные отсидки в безопасном убежище. Да и стопка грязных тарелок на полу в центре полустершейся зловещей пентаграммы меня не красила, а среди гор бумаг, из-под которых и стола-то не было видно — огромного лабораторного стола,
— наряду с некромантскими выкладками вполне могли обнаружиться истории приключений моих бедовых героинь. Но в остальном комната выглядела… как и положено берлоге безумного ученого.
На серо-зеленой доске с меловыми развозами висел все тот же листок с гениальной идеей про умный дом, только соус уже высох. На полках громоздились книги — моими стараниями отнюдь не так аккуратно, как в библиотеке. Застекленные шкафы ломились от склянок и свертков с ценными ингредиентами, за минувшие годы наверняка пришедшими в негодность, а письменный стол радовал глаз кучей непонятных металлических штуковин, которые до сих пор покачивались, вращались и щелкали. Когда-то эти звуки меня успокаивали — порой, оставаясь в спальне наверху, я даже уснуть не могла без этого мерного «клаи, — щелк-вжих».
Рэйнера, похоже, заинтересовали именно таинственные приборы — глаза его вспыхнули не хуже развешанных по стенам светильников, и он уже шагнул было к вожделенной цели, как вдруг наше внимание привлекла красная молния, прошившая бумаги на лабораторном столе.
Мы оба замерли, а затем я ринулась в центр комнаты и безжалостно разгребла по сторонам заполненные буквами и символами листы, освобождая… «подарок» мужа.
Магический почтовый ящик.
Внешне он не впечатлял — обычная шкатулка из черного дерева, без единого украшения, но мэйн, кажется, сразу понял, что перед ним, и, прищурившись, склонился над столом.
Из-под гладкой, как лысина Бруно, черной крышки вновь вырвалась алая вспышка, словно вскипело какое-то колдовское варево, и рассеялась в воздухе.
— Кажется, вам письмо, — усмехнулся Рэйнер, а я сглотнула.
Потому что написать сюда мог только один человек, и он уже восемь месяцев как скончался.
Глава 11
Глава одиннадцатая, в которой внешность обманчива, слава героев преувеличена, а Юту никак не оставят в покое
Впервые я встретила Итана Гантрама в день своего шестнадцатилетия. Для меня он давно перестал быть праздником и ничем не отличался от прочих дней в году, а уж для моей семьи и подавно. За пять лет до этого родители произвели на свет еще одну дочь, которая уже радовала их и дедушек с бабушками поразительным пророческим даром, так что обо мне вспоминали лишь в редкие минуты меланхолии и в основном в контексте неоправданных ожиданий.
Но как бы ни были виновны окружающие, собственной вины я тоже никогда не отрицала, ибо сама загляделась на взрослого привлекательного мужчину на прогулке в парке, сама с ним столкнулась — в какой-то мере нарочно — и сама же сглупила, ринувшись собирать вырвавшиеся из его рук и разлетевшиеся по тропинке листы.
— Госпожа, — пыталась привлечь мое внимание Анта — горничная, по велению родителей следившая за моим поведением в общественных местах. — Негоже вам…
Но я, игнорируя замечания и слабые попытки хрупкой женщины поднять меня на ноги, все равно ползала по земле наравне с незнакомцем и собирала пожелтевшие от времени страницы.
Теперь я понимаю, что Итан наверняка намного раньше рассмотрел мой дар — когда я, замечтавшись, читала древние надписи на памятниках или одними губами проговаривала позабытые заклинания, выбитые на камнях вокруг дворца, — и та наша встреча была тщательно спланирована. Однако прошлого не изменить, и тогда я, подняв один из листков, пробежалась глазами по выцветшим символам, пораженно ахнула и вернула его хозяину со словами:
— Очень красиво.
И ни на секунду не задумалась, что юной девице, да и вообще никому из живых, знать мертвый, утраченный язык пвархов вообще-то не положено. По крайне мере, не на том уровне, чтобы с одного взгляда понять сложное стихотворение.
Я по сей день помню те строки, как ни пыталась вытравить их из головы. И вспыхнувшие азартом глаза будущего мужа помню — он сомневался, но я подтвердила самые смелые его догадки.
Ухаживал Итан без особого задора, очевидно, сочтя меня легкой добычей. Наверное, не без оснований. Да, как я уже говорила, он казался мне чуть ли не старцем, но безумно привлекательным и интересным, а о его предпочтениях я узнала много позже — когда клан Мареик уже получил откуп, а пышное свадебное платье какой-то там десятиюродной сестры, сбежавшей с кузнецом и не дошедшей до алтаря, подогнали по моей угловатой фигуре.
Ранним утром шестого летнего дня, за пару часов до похода к жрецу, Итан Гантрам без опаски раскрыл мне свой великий замысел. Не добровольно, разумеется. К тому моменту служанки успели нашептать о нем столько всего, что я со свойственным юности пылом буквально набросилась на жениха. Я кричала, обвиняла и требовала правды.
Требовала и получила.
Итан обещал мне свободу от гнета семьи и безбедную жизнь. Он говорил, что я уникальна, что последний человек, способный читать на любом языке, жил несколько веков назад, а покуда обо мне никто не знает, то и дар этот послужит только нам двоим.
— Маги древности были непобедимы, — убеждал он. — Их знания в силах возвеличить любого, но на расшифровку одной страницы какого-нибудь завалящего гримуара уходят годы, а ты можешь переводить их пачками. У меня есть доступ к записям. Есть возможность бывать на раскопках, собирать по миру самые загадочные манускрипты… Помоги мне их постичь. Помоги возвеличить род Гантрамов, и я отплачу сторицей. Уже сегодня я заберу тебя отсюда, и больше никто из живых не посмеет тебе указывать.
Что ж, в этом муженек не обманул. Живые мне более не указывали, зато от мертвых я получила сполна.
Я знала, что сила мага в основном зависит от его наследия — записанного не только в крови, но и в толстых книгах в виде заклинаний. Однако лишь с появлением в моей жизни Итана Гантрама поняла, как далеко способен зайти человек в погоне за властью.
Война стихий, отгремевшая много столетий назад, подчистую стерла несколько языков, и муж как одержимый принялся собирать пока не расшифрованные записи. Под знаменем короны, естественно, якобы для составления общедоступных словарей. Но словари пополнялись на несколько слов в месяц, а гримуар Итана Гантрама, регулярно присылавшего мне задания, раздувался не по дням, а по часам.
Первое время я по глупости думала, что работа над переводом как-то мне поможет, просветит, но дары Анико так обманчивы. Понимать увиденный символ — не значит сознавать его глубинную суть, и я превратилась в некое подобие этих заводных механизмов на столе старого некроманта. В бездумного исполнителя. Клац-щелк- вжих.
В какой-то мере муж был прав, привязав меня к Арве-мал-Тиге, иначе я бы давно сбежала. Полагаю, не найдись у его семьи столь занимательного дома, меня бы держали на цепи в подвале.
Вот вам и свобода от гнета родни. Если честно, не так уж они меня и угнетали.
Воспоминания об Итане иглами впились в виски и заставили на миг зажмуриться. Рука замерла над крышкой черной шкатулки, не решаясь ее приподнять.
— Юта, — неожиданно ласково позвал Рэйнер, и я вскинула голову. — Хотите, я открою?
— Нет-нет, я сама. Спасибо.
«Распустила сопли, — мысленно обругала я себя голосом Тильды. За эти годы мы так срослись, что и в ее отсутствии я неплохо представляла все, что островитянка могла мне сказать. — Там, конечно, ничего хорошего, но наверняка много интересного. Открывай, не томи».
И я наконец открыла ящик.
Внутри обнаружился привычный прямоугольный сверток, скрепленный черно-синей охранной печатью Итана (воронья голова с пишущим пером в клюве), созданной на основе одного из переведенных мною заклинаний и настроенной исключительно на меня. Именно в таких свертках муж присылал мне задания. Я аккуратно достала его и провела пальцами по шершавой коричневой бумаге.
Итан никак не мог ничего прислать. Он давно мертв, и неделю назад перед моим побегом ящик молчал…
— Там еще что-то, — заметил Рэйнер, и я заглянула в шкатулку.
На дне действительно лежал белый листок с рядами витиеватых букв.
«Сия посылка найдена среди вещей покойного Итана Гантрама, второго придворного мага его императорского величества, Клауса Сиятельного, с инструкцией отправить ее по указанным координатам. Ввиду безымянности получателя и невозможности вычислить точное место назначения на проверку безопасности содержимого ушло непозволительно много времени, за что Министерство военных сухопутных сил приносит свои глубочайшие извинения. Надеемся на понимание и снисхождение.
С пожеланиями всех благ и мирных дней,
МВСС Аделхайда и министр О. Верго лично».
Я очень старалась, но сдержать истеричный смешок не удалось. О. Верго лично, ну надо же! Как будто мне было дело до того, кто там больше полугода пытался вскрыть печать, но отчаялся и, плюнув на все, решил все же выполнить инструкции моего треклятого муженька. Даже после смерти он не желал оставить меня в покое… Если бы могла, я бы его оживила, только чтобы вновь удавить собственными руками, прикопать в саду, под любимой яблоней Джерта, и каждое утро радостно отплясывать на его могиле.
— Откроете? — спросил мэйн, а получив в ответ лишь злобный взгляд, ни капли не смутился и пожал плечами. — Я не настаиваю.
— Еще бы вы настаивали, — проворчала я и резко сломала печать.
Вскоре из-под коричневой обертки показалась белая кожаная обложка с вытравленными по углам свернувшимися змеями. Мне не нужно было смотреть на название, чтобы узнать книгу, но я все равно сорвала остатки бумаги.
Ублюдок все-таки нашел ее… нашел, но не успел воспользоваться плодами своих многолетних трудов. Я бы рассмеялась, если бы к глазам не подступали слезы.
— Это… — выдохнули над ухом, и я поняла, что мэйн Рэйнер стоит совсем рядом, явно с трудом сдерживаясь, чтобы не потянуться к книге.
— Легендарный гримуар виармонтского заклинателя Альберога Вишху, о котором мечтает во сне и наяву каждый имперский маг.
— Вряд ли только имперский, — уже спокойнее произнес Рэйнер и все же коснулся черточек и точек, из которых состояло название. — Зачем муж отправил его вам?
Наверное, я могла соврать что-нибудь про хранение, ведь нет места безопаснее дома, полного призраков. Наверное, могла, но не хотела.
— Для перевода, — просто ответила я и повернулась.
Чтобы встретиться с Рэйнером глазами пришлось задрать голову. Он не выглядел удивленным, скорее, задумчивым.
— Чтица, — кивнул мэйн каким-то своим мыслям. — Редкий дар.