— Возможно.
— Рейн, — начал Кай, и голос вновь зазвучал устало, взросло не по годам. — Помнишь, что говорил отец? Он думал, что ты послушал своего демона, потому что тебя задирали другие ученики, как его когда-то. Обо мне он говорил иначе. Отец считал, что это всегда сидело во мне, я родился уже отмеченным Ашем, — Кай положил руку на плечо, где было большое родимое пятно. — От меня ничего не ждали. А я бы мог быть другим, я знаю. Потом ты убил того парня, и тебя отправили на перевоспитание. У брата ноториэса точно не было шансов повести себя иначе. Ты забрал и его жизнь, и мою.
Рейна передёрнуло. Он говорил себе те же самые слова. На его счету целых четыре жизни: Оксандра, отца, матери и Кая. И если первую уже не вернуть, то за другие он ещё мог расплатиться.
— Тогда я не понимал этого. Когда меня самого стали обзывать «ноториэсом», я подошёл к тебе и спросил: «Рейн, что мне делать?» Ты ответил: «Послушание, смирение, молчание». Я попытался. Раз ты смог, то и я должен был! Как же, старший брат ведь знает всё! Но потом я увидел, как ты ночью пробирался в свою комнату, весь в синяках и крови. А затем снова стал коситься в сторону, как прежде, до перевоспитания. Как и сейчас.
Рейн до боли закусил губу. Надо что-то сказать. Если он не ответит, то опять потеряет брата. Кай опередил его вопросом:
— Рейн, как это началось, ты помнишь? Кто кого обидел первым?
— Это я, — Рейн ответил громко, слишком громко. Даже волны перестали накатываться на берег, чтобы его могли услышать все.
Да, это он. В первом классе он дружил с Деритом. А потом захотел забрать у него что-то — уже даже забыл что, но парень не отдавал. Тогда Рейн нажаловался учителю, что видел, как Дерит разговаривал с демоном. Тот ласково назвал его церковником, пытаясь похвалить, и это разом превратилось в проклятие. Чтобы Дерита отправили на перевоспитание, слов Рейна было мало, но несколько ударов плетью мальчик заработал. И за каждый из них У-Крейн потом сделал сотню насмешек и столько же ударов.
— Так может, зло всегда сидело не во мне, а в тебе?
Рейн повернулся к брату и склонил голову набок.
— Кай, чего ты хочешь от меня? Я всегда был вспыльчив, и до сих пор мне стоит труда сдержать эту злость. Да, я слушаю демона. Это мой единственный друг, — Рейн сделал паузу и потёр клеймо. — Я до сих пор плачу по счетам. В Инквизицию я пошёл не от собственного желания, а потому что нужно было зарабатывать. Знаю, что погубил не только себя, и в этом моя вина. Но помнишь: кто падал сам, тот и встанет сам. Я не знаю, что мне сделать, чтобы отдать долг тебе, но пока я пытаюсь вернуть долг матери и отцу, вот и всё, понятно?
— Это не те слова, — шепнул Аст.
Да, не те. Вряд ли хоть одно из них могло утешить Кая. Он хотел другого, но и сладкая ложь ему была не нужна.
Брат снова долго молчал, а затем поднял лицо к небу, сделал глубокий вдох и продолжил:
— Когда отец выкинул меня из дома, ты приходил ко мне и отдавал всё, что у тебя было. Я это помню.
— Я тогда работал на скотобойне, — откликнулся Рейн. — Но там платили ещё меньше.
Кай кивнул.
— И ты решил уйти в Инквизицию. Я целый год скитался по домам Детей Аша, которые давали приют таким же беглецам, как я. Однако я не хотел жить у них в долгу, а ещё в долгу перед тобой, и всё время искал работу. Только вот меня, в отличие от тебя, даже разносить газеты не брали. Пришлось справляться иначе.
Кай сделал паузу, и Рейн не понял, что брат имел в виду. Он не рассказывал, что тогда искал работу.
— В Канаве не так плохо, как кажется, — Кай ухмыльнулся. — Там многому могут научить. Когда ты стал инквизитором, у тебя появилось две причины поймать меня: я принадлежал Детям Аша и ещё стал вором и обманщиком. Хотя я называю это иначе.
Кай развёл руками. Лицо оставалось спокойно, жёсткая складка в углу рта тоже расслабилась. Об этой странице в биографии брат явно не жалел.
— Ну и как же?
— Перераспределитель ресурсов, уравнитель или торговец.
Рейн невесело рассмеялся. Видели бы их родители! Две чёрные тени над рекой: обманщик с опытом вора и убийца с опытом мастера пыточных дел. Как тут говорить о долгах, если с такой работой их становилось всё больше день ото дня?
Рейн вдруг понял, что не слышит голоса совести и уж точно не хочет пристыдить брата. Каждый сделал свой выбор. Выжил, как сумел.
— Возьмёшь меня на работу? У вас же жалование побольше, чем у практиков?
Кай рассмеялся в ответ.
— Нет уж. У тебя другая доля. Всё-таки отец был прав. Во мне это всегда сидело. Я могу быть на этом месте. А ты на своём — нет. Иначе бы ты не отпустил Адайн, не предупредил бы тогда меня.
— Ты тоже не можешь. Иначе бы не сказал этих слов.
— Не будем играть в жертв судьбы, Рейн, — Кай снова сделался тем усталым взрослым мужчиной. — Что случилось, то случилось. Если мы соглашаемся, что сами сделали выбор, то мы на своём месте.
— Кай, что тогда произошло?
Брат поглядел на волны и прищурился.
— Я обустроил себе гнездо в Канаве и перестал жить в чужих домах, но пошли слухи, что инквизиторы кого-то выследили. И тут ты. Думаешь, я мог сбежать, бросив остальных? Пока мы пытались вывести всех и замести следы, пришли твои инквизиторы. Большинство убили, пару человек забрали — всё как всегда. Тебе ли не знать.
— Но как?..
Кай пожал плечами.
— Меня долго держали в подвалах Чёрного дома.
Рейн вздрогнул. Сколько раз он проходил мимо камеры Кая, не зная, что он там?
— Помнишь, ты показывал шрамы на своей спине? У меня теперь такие же, — Кай ухмыльнулся. — И не только они. Ты знаешь, как работают инквизиторы, мне не о чем рассказывать.
— Но почему тебя отпустили? И почему сказали, что ты погиб вместе с другими Детьми Аша?
Кай снова пожал плечами и поправил галстук.
— Я знаю, что и ты, и отец спрашивали обо мне. Наверное, вам отдали тело случайного мальчишки, чтобы вы не задавали лишних вопросов.
Рейн почувствовал озноб. Инквизиторы могли так сделать. Это в их духе. Не было той грязи, к которой они бы побрезговали прикоснуться.
— А меня — меня самого не отпускали.
Рейн недоумённо посмотрел на брата.
— Я сбежал.
— Как? — воскликнул Рейн. Никто не сбегал из Чёрного дома. Детей Аша прятали на нижнем этаже, где практики всегда сторожили двери, а сами камеры были хорошо защищены от любого воздействия, будь то отмычки, химикаты или даже бомбы. Их ведь строили не для обычных бродяг и убийц.
— Крысы, брат, — Кай ухмыльнулся уже в бесконечный раз. — Я приручил крыс, и они прогрызли для меня туннель.
«Невозможно!» — подумал Рейн, но не стал расспрашивать брата. Сам расскажет.
Он вдруг чётко увидел перед собой сразу двоих: вспыльчивого паренька, который за дорогим костюмом прятал обиду и ненависть, и старика, который выбрался из Чёрного дома и оставил там сердце.
— Кай, сколько тебе лет?
Конечно, он помнил, сколько брату. Тот понял его вопрос.
— Девятнадцать, но дерьма я видел и сделал столько, словно мне пятьдесят. А тебе?
— Лет сорок. По эту сторону Инквизиции находиться полегче, так что я скинул себе десятку.
— Так кто теперь младший?
Кай усмехнулся, запустил руку в один карман, достал спички, затем в другой, пошарил внутри, но рука вернулась пустой. Рейн протянул ему сигареты. Кай взял квадратную пачку с изображением корабля и улыбнулся.
— Я курю такие же. На островах Кимчии выращивают лучший табак.
Рейн покивал. Кирию с юга и запада окружало бесчисленное количество островов, и на каждом проживали умельцы своего дела. С высоты этот участок напоминал ночное небо: целая россыпь островов-звёзд, разбросанных по тёмно-голубым водам. Рейну всегда было интересно: кто же прежде поднимался так высоко в воздух, что разглядел все острова и назвал море Звёздным?
— Хотел бы я побывать там, — добавил Кай.
— Так что мешает? У тебя есть деньги, покупай билет на корабль и плыви, куда хочешь.
— Не все вернули свои долги, — Кай скрестил руки. — А чего хочешь ты?
— Дом под красной черепицей. Помнишь, как в детстве?
— Дом? — удивился Кай. — Ну купишь ты этот дом, а дальше что? Это не та цель, ради которой стоит жить.
— Дом под красной черепицей — это… — Рейн замялся. Он ещё ни разу не говорил о мечтах вслух. — Это символ. Я хочу иметь место, в котором мне будет спокойно. Где никто не скажет: «Ноториэс». Где смогут жить и моя жена, и дети без опаски, что их будут оскорблять только за близость ко мне. Где можно говорить открыто, не боясь ни демона, ни черта, где поймут.
Рейн смело посмотрел на Кая. Он знал, что его слова могли прозвучать глупо, но хотел быть честным с братом.
— Ты что, уже задумался о семье?
— Мы всегда бережём воспоминания о потерянном и лелеем мечты о невозможном. Неужели ты сам никогда не вспоминаешь мать и отца, как мы жили?
— А что мне вспоминать? Побои? Бесконечные нравоучения?
— Как мама играла на фортепиано, когда мы возвращались из школы. Как Агни постоянно вязала и заставляла нас носить её носки. И тот трепет, когда отец первый раз прочитал нам Книгу Братьев. Конечно, я помню все побои и нравоучения. Но у меня и так ничего нет, так зачем преуменьшать воспоминания?
Кай вздохнул и начал:
— Рейн, ты говоришь, что у тебя не может быть жены и детей, потому что ты — ноториэс. Но ведь есть те, кто знает: демон — не враг и возможность говорить с ним — величайший дар. — Рейн раздражённо взмахнул рукой, но Кай уверенно продолжил: — Рейн, я, как и ты, не верю в богов, но я верю своему демону. Мой выбор — это быть свободным от предубеждений Церкви и не молчать, не смиряться, а говорить и действовать. Быть собой и слушать себя. Вот чему учат Дети Аша. Ты ведь хочешь того же.
Рейн молчал. Да, того же, а толку-то? Что, эти Дети Аша дадут ему работу? Защитят от Инквизиции, вымолят прощение у Церкви?
— Ты же знаешь, что каждый рискует быть объявленным ноториэсом, как было с тобой. Неужели тебе нравится такой мир? Как ты можешь мечтать о доме под красной черепицей, если покой там будет только временным?
— Тогда к черту покой. Заработаю достаточно денег, куплю дом, открою бордель и найму охранников покрепче, чтобы никто даже не подходил ко мне.
— Ты никогда не умел шутить, — заметил Кай. — Хорошо. Если таких слов тебе мало, то знай: я давно ушёл от Детей Аша. — Рейн бросил удивлённый взгляд на Кая. — Никто из них не попытался меня спасти, а после и вовсе перестал доверять, но у меня всё равно остались близкие. Моя настоящая семья, — Рейну показалось, что Кай сказал это специально. — Они верят в то же, что и Дети Аша, но в первую очередь хотят побороться за самих себя. Отвоевать место и взять своё. Даже если для этого придётся перевернуть весь мир. Есть план, и ты должен стать его частью.
Рейн присвистнул.
— Рейн, — начал Кай, и голос вновь зазвучал устало, взросло не по годам. — Помнишь, что говорил отец? Он думал, что ты послушал своего демона, потому что тебя задирали другие ученики, как его когда-то. Обо мне он говорил иначе. Отец считал, что это всегда сидело во мне, я родился уже отмеченным Ашем, — Кай положил руку на плечо, где было большое родимое пятно. — От меня ничего не ждали. А я бы мог быть другим, я знаю. Потом ты убил того парня, и тебя отправили на перевоспитание. У брата ноториэса точно не было шансов повести себя иначе. Ты забрал и его жизнь, и мою.
Рейна передёрнуло. Он говорил себе те же самые слова. На его счету целых четыре жизни: Оксандра, отца, матери и Кая. И если первую уже не вернуть, то за другие он ещё мог расплатиться.
— Тогда я не понимал этого. Когда меня самого стали обзывать «ноториэсом», я подошёл к тебе и спросил: «Рейн, что мне делать?» Ты ответил: «Послушание, смирение, молчание». Я попытался. Раз ты смог, то и я должен был! Как же, старший брат ведь знает всё! Но потом я увидел, как ты ночью пробирался в свою комнату, весь в синяках и крови. А затем снова стал коситься в сторону, как прежде, до перевоспитания. Как и сейчас.
Рейн до боли закусил губу. Надо что-то сказать. Если он не ответит, то опять потеряет брата. Кай опередил его вопросом:
— Рейн, как это началось, ты помнишь? Кто кого обидел первым?
— Это я, — Рейн ответил громко, слишком громко. Даже волны перестали накатываться на берег, чтобы его могли услышать все.
Да, это он. В первом классе он дружил с Деритом. А потом захотел забрать у него что-то — уже даже забыл что, но парень не отдавал. Тогда Рейн нажаловался учителю, что видел, как Дерит разговаривал с демоном. Тот ласково назвал его церковником, пытаясь похвалить, и это разом превратилось в проклятие. Чтобы Дерита отправили на перевоспитание, слов Рейна было мало, но несколько ударов плетью мальчик заработал. И за каждый из них У-Крейн потом сделал сотню насмешек и столько же ударов.
— Так может, зло всегда сидело не во мне, а в тебе?
Рейн повернулся к брату и склонил голову набок.
— Кай, чего ты хочешь от меня? Я всегда был вспыльчив, и до сих пор мне стоит труда сдержать эту злость. Да, я слушаю демона. Это мой единственный друг, — Рейн сделал паузу и потёр клеймо. — Я до сих пор плачу по счетам. В Инквизицию я пошёл не от собственного желания, а потому что нужно было зарабатывать. Знаю, что погубил не только себя, и в этом моя вина. Но помнишь: кто падал сам, тот и встанет сам. Я не знаю, что мне сделать, чтобы отдать долг тебе, но пока я пытаюсь вернуть долг матери и отцу, вот и всё, понятно?
— Это не те слова, — шепнул Аст.
Да, не те. Вряд ли хоть одно из них могло утешить Кая. Он хотел другого, но и сладкая ложь ему была не нужна.
Брат снова долго молчал, а затем поднял лицо к небу, сделал глубокий вдох и продолжил:
— Когда отец выкинул меня из дома, ты приходил ко мне и отдавал всё, что у тебя было. Я это помню.
— Я тогда работал на скотобойне, — откликнулся Рейн. — Но там платили ещё меньше.
Кай кивнул.
— И ты решил уйти в Инквизицию. Я целый год скитался по домам Детей Аша, которые давали приют таким же беглецам, как я. Однако я не хотел жить у них в долгу, а ещё в долгу перед тобой, и всё время искал работу. Только вот меня, в отличие от тебя, даже разносить газеты не брали. Пришлось справляться иначе.
Кай сделал паузу, и Рейн не понял, что брат имел в виду. Он не рассказывал, что тогда искал работу.
— В Канаве не так плохо, как кажется, — Кай ухмыльнулся. — Там многому могут научить. Когда ты стал инквизитором, у тебя появилось две причины поймать меня: я принадлежал Детям Аша и ещё стал вором и обманщиком. Хотя я называю это иначе.
Кай развёл руками. Лицо оставалось спокойно, жёсткая складка в углу рта тоже расслабилась. Об этой странице в биографии брат явно не жалел.
— Ну и как же?
— Перераспределитель ресурсов, уравнитель или торговец.
Рейн невесело рассмеялся. Видели бы их родители! Две чёрные тени над рекой: обманщик с опытом вора и убийца с опытом мастера пыточных дел. Как тут говорить о долгах, если с такой работой их становилось всё больше день ото дня?
Рейн вдруг понял, что не слышит голоса совести и уж точно не хочет пристыдить брата. Каждый сделал свой выбор. Выжил, как сумел.
— Возьмёшь меня на работу? У вас же жалование побольше, чем у практиков?
Кай рассмеялся в ответ.
— Нет уж. У тебя другая доля. Всё-таки отец был прав. Во мне это всегда сидело. Я могу быть на этом месте. А ты на своём — нет. Иначе бы ты не отпустил Адайн, не предупредил бы тогда меня.
— Ты тоже не можешь. Иначе бы не сказал этих слов.
— Не будем играть в жертв судьбы, Рейн, — Кай снова сделался тем усталым взрослым мужчиной. — Что случилось, то случилось. Если мы соглашаемся, что сами сделали выбор, то мы на своём месте.
— Кай, что тогда произошло?
Брат поглядел на волны и прищурился.
— Я обустроил себе гнездо в Канаве и перестал жить в чужих домах, но пошли слухи, что инквизиторы кого-то выследили. И тут ты. Думаешь, я мог сбежать, бросив остальных? Пока мы пытались вывести всех и замести следы, пришли твои инквизиторы. Большинство убили, пару человек забрали — всё как всегда. Тебе ли не знать.
— Но как?..
Кай пожал плечами.
— Меня долго держали в подвалах Чёрного дома.
Рейн вздрогнул. Сколько раз он проходил мимо камеры Кая, не зная, что он там?
— Помнишь, ты показывал шрамы на своей спине? У меня теперь такие же, — Кай ухмыльнулся. — И не только они. Ты знаешь, как работают инквизиторы, мне не о чем рассказывать.
— Но почему тебя отпустили? И почему сказали, что ты погиб вместе с другими Детьми Аша?
Кай снова пожал плечами и поправил галстук.
— Я знаю, что и ты, и отец спрашивали обо мне. Наверное, вам отдали тело случайного мальчишки, чтобы вы не задавали лишних вопросов.
Рейн почувствовал озноб. Инквизиторы могли так сделать. Это в их духе. Не было той грязи, к которой они бы побрезговали прикоснуться.
— А меня — меня самого не отпускали.
Рейн недоумённо посмотрел на брата.
— Я сбежал.
— Как? — воскликнул Рейн. Никто не сбегал из Чёрного дома. Детей Аша прятали на нижнем этаже, где практики всегда сторожили двери, а сами камеры были хорошо защищены от любого воздействия, будь то отмычки, химикаты или даже бомбы. Их ведь строили не для обычных бродяг и убийц.
— Крысы, брат, — Кай ухмыльнулся уже в бесконечный раз. — Я приручил крыс, и они прогрызли для меня туннель.
«Невозможно!» — подумал Рейн, но не стал расспрашивать брата. Сам расскажет.
Он вдруг чётко увидел перед собой сразу двоих: вспыльчивого паренька, который за дорогим костюмом прятал обиду и ненависть, и старика, который выбрался из Чёрного дома и оставил там сердце.
— Кай, сколько тебе лет?
Конечно, он помнил, сколько брату. Тот понял его вопрос.
— Девятнадцать, но дерьма я видел и сделал столько, словно мне пятьдесят. А тебе?
— Лет сорок. По эту сторону Инквизиции находиться полегче, так что я скинул себе десятку.
— Так кто теперь младший?
Кай усмехнулся, запустил руку в один карман, достал спички, затем в другой, пошарил внутри, но рука вернулась пустой. Рейн протянул ему сигареты. Кай взял квадратную пачку с изображением корабля и улыбнулся.
— Я курю такие же. На островах Кимчии выращивают лучший табак.
Рейн покивал. Кирию с юга и запада окружало бесчисленное количество островов, и на каждом проживали умельцы своего дела. С высоты этот участок напоминал ночное небо: целая россыпь островов-звёзд, разбросанных по тёмно-голубым водам. Рейну всегда было интересно: кто же прежде поднимался так высоко в воздух, что разглядел все острова и назвал море Звёздным?
— Хотел бы я побывать там, — добавил Кай.
— Так что мешает? У тебя есть деньги, покупай билет на корабль и плыви, куда хочешь.
— Не все вернули свои долги, — Кай скрестил руки. — А чего хочешь ты?
— Дом под красной черепицей. Помнишь, как в детстве?
— Дом? — удивился Кай. — Ну купишь ты этот дом, а дальше что? Это не та цель, ради которой стоит жить.
— Дом под красной черепицей — это… — Рейн замялся. Он ещё ни разу не говорил о мечтах вслух. — Это символ. Я хочу иметь место, в котором мне будет спокойно. Где никто не скажет: «Ноториэс». Где смогут жить и моя жена, и дети без опаски, что их будут оскорблять только за близость ко мне. Где можно говорить открыто, не боясь ни демона, ни черта, где поймут.
Рейн смело посмотрел на Кая. Он знал, что его слова могли прозвучать глупо, но хотел быть честным с братом.
— Ты что, уже задумался о семье?
— Мы всегда бережём воспоминания о потерянном и лелеем мечты о невозможном. Неужели ты сам никогда не вспоминаешь мать и отца, как мы жили?
— А что мне вспоминать? Побои? Бесконечные нравоучения?
— Как мама играла на фортепиано, когда мы возвращались из школы. Как Агни постоянно вязала и заставляла нас носить её носки. И тот трепет, когда отец первый раз прочитал нам Книгу Братьев. Конечно, я помню все побои и нравоучения. Но у меня и так ничего нет, так зачем преуменьшать воспоминания?
Кай вздохнул и начал:
— Рейн, ты говоришь, что у тебя не может быть жены и детей, потому что ты — ноториэс. Но ведь есть те, кто знает: демон — не враг и возможность говорить с ним — величайший дар. — Рейн раздражённо взмахнул рукой, но Кай уверенно продолжил: — Рейн, я, как и ты, не верю в богов, но я верю своему демону. Мой выбор — это быть свободным от предубеждений Церкви и не молчать, не смиряться, а говорить и действовать. Быть собой и слушать себя. Вот чему учат Дети Аша. Ты ведь хочешь того же.
Рейн молчал. Да, того же, а толку-то? Что, эти Дети Аша дадут ему работу? Защитят от Инквизиции, вымолят прощение у Церкви?
— Ты же знаешь, что каждый рискует быть объявленным ноториэсом, как было с тобой. Неужели тебе нравится такой мир? Как ты можешь мечтать о доме под красной черепицей, если покой там будет только временным?
— Тогда к черту покой. Заработаю достаточно денег, куплю дом, открою бордель и найму охранников покрепче, чтобы никто даже не подходил ко мне.
— Ты никогда не умел шутить, — заметил Кай. — Хорошо. Если таких слов тебе мало, то знай: я давно ушёл от Детей Аша. — Рейн бросил удивлённый взгляд на Кая. — Никто из них не попытался меня спасти, а после и вовсе перестал доверять, но у меня всё равно остались близкие. Моя настоящая семья, — Рейну показалось, что Кай сказал это специально. — Они верят в то же, что и Дети Аша, но в первую очередь хотят побороться за самих себя. Отвоевать место и взять своё. Даже если для этого придётся перевернуть весь мир. Есть план, и ты должен стать его частью.
Рейн присвистнул.