— Я оставлю вас, кира. Хорошего вечера.
— Нет! — воскликнула Эль, протянула руку и тут же отдёрнула её.
Рейн улыбнулся, словно сытый кот. Люди охотнее делали шаг вперёд, стоило самому сдать назад.
Аст вздохнул и медленно провёл рукой по кудрям.
— Осторожнее. Ты совсем не знаешь её.
Рейн скосил глаза в сторону демона. А что тут знать? Эль напоминала открытую книгу. Отец явно воспитывал её в строгости. Она пыталась следовать заветам Церкви, повторяла его слова и даже всерьёз верила в них, но что-то — вернее кто-то, демонёнок рядом, всё-таки подталкивал её думать своей головой хоть иногда. В отличие от друзей, она была готова признать, что и Церковь, и Инквизиция — все они кучка лицемеров. Хотя схватку с рыжей так глупо проиграла. «Дура», — Рейн кивнул, будто рыжая могла увидеть, что он согласен с ней.
Клетку для такой, как Эль, построить несложно. Чуть-чуть благородства — пусть увидит, что практики на самом деле не такие, какими их представляют. Чуть-чуть правды, чтобы вызвать жалость — все девчонки любят жалеть. Чуть-чуть ярости и злобы — каждая втайне мечтает наставить на путь света. Чуть-чуть свободы — это привяжет её сильнее всех запретов Церкви. И она расскажет всё, что знает об отце и его приспешниках. Не на то надо было спорить, ой не на то.
— Может быть, вы хотите потанцевать, кира?
Эль с тоской посмотрела в сторону танцующих в зале и вздохнула.
— Я не могу.
— Почему же?
Эль отвела глаза и смущённо ответила:
— Я задела свечу, и на моём платье дыра. Я не могу переодеться, у меня больше нет подходящих платьев.
Эль на секунду повернулась, и Рейн увидел внизу на подоле прожжённую дыру. Так вот почему она так двигалась. У дочери главы Церкви — и больше не было платьев? Да этот жадный старик сам оделся в золото, а на дочь пожалел лишнюю монету! Рейн захотел рассмеяться, но вместо этого снова протянул руку со словами:
— Я думаю, это поправимо. В саду никого не осталось. Я обещаю, что буду смотреть только на вас, а не на ваше платье, кира. Подарите мне один танец?
— Дурак, ты же забыл, как танцевать! — воскликнул Аст. Рейн почувствовал смущение, но старался не подавать виду. В школе ежегодно устраивали бал, и он знал несколько танцев, но школьные времена закончились так давно, а мода с тех пор не раз изменилась.
Эль рассмеялась и вложила свои руки в его. Она сделала к Рейну шаг, и он почувствовал запах сладостей: выпечки, корицы и карамели. Практик не сдержал улыбки: в детстве дома по праздникам пахло так же.
Музыка стала громче и веселее. Девушка легко подпрыгнула, тряхнула головой и закружилась в быстром сложном танце. Рейн едва поспел за ней, тут же наступил на ногу, неловко ударил локтем. Эль улыбнулась и понеслась по саду в одну сторону, затем в другую. Они бегали и прыгали, как дети, едва слушая музыку, весело смеясь и крепко держась за руки.
С тяжелым дыханием Рейн и Эль опустились на скамейку. Совсем стемнело. Ветер пронёс грозовые облака, и на небе появились тонкий полумесяц и целая россыпь звёзд. Они казались такими близкими — руки протяни и хватай. Рейн широко улыбнулся и посмотрел в глаза Эль.
— Так, — сурово сказал Аст. — Держись, парень, не тем ты местом думаешь.
— Кира, как я могу вас называть?
— Эль, Эль Я-Нол.
Рейн приподнял брови, словно удивился, и ответил:
— Меня зовут Рейн Л-Арджан.
— О, Рейн, ты из благородного рода! — Эль вздохнула с явным облегчением, но быстро опомнилась: — Кир Л-Арджан, я рада знакомству с вами, но простите меня, я ничего не слышала о вашем роде. Он давно служит Инквизиции? Как вы оказались среди практиков?
— Кира Я-Нол, давайте будем обращаться друг к другу точно друзья, — Рейн легко сжал руку Эль и тут же выпустил. Девушка с улыбкой кивнула:
— Да, Рейн.
— Мой род всегда служил Церкви.
Эль уже открыла рот, чтобы задать вопрос, но он опередил её:
— Эль, в честь чего твой отец устроил приём? — спросил Рейн шутливым тоном. — Меня пригласил глава моего отделения, но забыл назвать причину, по которой здесь собралось столько церковников и инквизиторов.
Рейн подался вперёд. Довольно игр, пора разговорить эту девчонку. Она должна знать хоть что-нибудь.
Эль пожала плечами и уже более расслабленно, без всех эти манерных слов, ответила:
— Отец часто устраивает приёмы. Он говорит, настоящая политика в Кирии ведётся не в зале Совета, а за званым обедом или ужином. В последнее время гости приходят к нам особенно часто. На прошлой неделе отца посещали главы гильдии учёных и торговой гильдии, и мне весь вечер пришлось выслушивать их скучные разговоры.
Рейн напрягся. Так ли крепок союз Церкви и Инквизиции? Может, Я-Эльмон что-то замыслил?
— Неужели они были так скучны? — Рейн лукаво улыбнулся.
— Нет, но отец не позволяет мне и слово сказать!
— А если бы ты могла, что бы ты сказала?
Эль пожала плечами.
— Мне интересна работа учёных, я хочу знать о том, чем они занимаются. В университеты стали принимать девушек, я тоже хотела поступить, но отец запретил.
Рейн едва не стукнул кулаком по скамейке. Да плевать ему, что она хотела! Практик изобразил сочувственный вздох и ответил:
— Это несправедливо. Все должны выбирать свою судьбу самостоятельно. Наверное, учёных и торговцев на этих приёмах твой отец отчитывает за отступ от заветов Церкви.
Эль снова пожала плечами.
— Нет, отец очень дружен с главами этих гильдий. Они должны прийти к нам на следующей неделе вновь. Обсуждают сумасбродство короля, вездесущих Детей Аша, других членов Совета — и всё это из раза в раз.
— И когда же тебе предстоит очередной скучный вечер? Быть может, я смогу развеять скуку? Ты пойдёшь со мной в театр?
Рейн уставился на Эль. Ну же, пусть скажет!
Девушка явно медлила. Она прижала руки к груди, глянула в сторону зала, затем ответила:
— Отец сказал, что главы гильдий придут со своими семьями, и я должна быть рядом. Я с радостью приму твоё приглашение на другой день.
— Когда же мне не стоит тебя ждать? — Рейн снова улыбнулся. Всё внутри дрожало от нетерпения.
— В следующий четверг у нас состоится ужин. Мы можем увидеться в пятницу.
Аст победно рассмеялся, и Рейн хотел смеяться вместе с ним. Ха, у Анрейка явно меньше шансов! Он узнал, что глава Церкви плетёт интриги за спиной Инквизиции, и в четверг состоится новая встреча с учёными и торговцами. Эль будет на этом вечере, а когда они увидятся вновь, она расскажет, о чём они говорили.
— Рейн, я хочу увидеть твоё лицо, — в голосе девушки послышался каприз.
— Практики не снимают чёрное и не снимают маску, — ответил он, но уже не чувствовал привычной твёрдости.
— Боишься, — заметил Аст.
Демон понимал всё раньше самого Рейна и всегда был прав, но впервые захотелось, чтобы это оказалось не так.
— Обычно не снимают, но могут, я знаю.
Девушка придвинулась ближе, так, что Рейн почувствовал её дыхание. Она подняла руки и осторожно потянула за верёвки на затылке, стягивающие маску. Эль придвинулась так близко, она, дочь главы Церкви, одного из самых могущественных людей Кирии, что Рейн не смог пошевелиться.
— А ты ли взял её в клетку? — спросил Аст так громко, так отчётливо, что казалось, демона могли услышать все, а не только Рейн.
Маска упала на скамейку, и Эль уставилась на клеймо. Она ещё была так близко, что горячее дыхание девушки касалось щеки. Рейн отодвинулся от неё и выжидательно посмотрел. Ну вот сейчас она отшатнётся, крикнет что-нибудь. А может, сдавленно охнет и округлит глаза от ужаса. Каких кошмаров о ноториэсах наговорил ей папочка? Ну, где же реакция?
— Так вот почему… — начала она и не закончила.
Рейн ухмыльнулся. Так вот почему он попал в Инквизицию? Так вот почему стал практиком?
— Да, я — ноториэс. И что?
Эль вздрогнула, но не отвела взгляд.
— Ничего. Как это случилось?
Рейн на секунду опешил. Ну да, ничего… Но этого же никто не понимал. Наверное, эта Эль действительно дура и забыла, как становятся ноториэсом. Рейн ещё раз ухмыльнулся.
— Я убил другого ученика. Взял его за волосы и ударил виском об стол. Знаешь ли, это самый простой способ убить человека, если нет оружия. Мне было тринадцать.
Эль задрожала и обхватила себя руками.
— Как ты пережил воспитание? Ты перестал слушать своего демона? О… — Эль начала, сбилась и продолжила: — О ноториэсах говорят разное.
Рейн свысока глянул на девушку и пренебрежительно улыбнулся.
— Я ведь исправился тогда. Голод, порка и регулярные проповеди легко сломали тринадцатилетнего мальчишку. Я был готов отказаться от чего угодно, лишь бы съесть кусок свежего хлеба и перестать чувствовать боль. Когда я вышел из Чёрного дома, я знал, что заслужил всё, что со мной сделали. Скромно держался в стороне, говорил, только когда ко мне обращались, покорно выполнял всё, что велели старшие. Но кому это было нужно? Как бы я ни старался, что бы ни делал, только слышал вслед презрительное или испуганное «ноториэс». И я сломался ещё раз. Вернее, тот я, каким меня пытались сделать. Ноториэс? Пусть так. Если я не могу стать своим, нет смысла надевать маску этой лживой добродетели. Остаётся только быть собой, уж как умею, и, может, кто-нибудь примет меня таким.
Рейн опустил глаза, но внутри чувствовал торжество. Клетка всё прочнее. Такие, как Эль, любят жалеть. Что-то сказать от сердца, что-то преувеличить — рецепт прост. Если бы Энтон слышал всё это, он бы точно повысил жалование.
— Но это же правда, без преувеличений, — с тоской в голосе заметил Аст. Рейн раздражённо дёрнул плечом.
Эль молчала. Она тоже отвела взгляд и тихо спросила:
— Как же ты оказался в Инквизиции?
— У меня был простой выбор: стать бродягой и научиться воровать или пойти в практики. Я думал, это поможет мне исправиться в глазах других — как же, служу правому делу, убиваю врагов веры и государства. Не помогло.
Эль помолчала, затем произнесла:
— Нет! — воскликнула Эль, протянула руку и тут же отдёрнула её.
Рейн улыбнулся, словно сытый кот. Люди охотнее делали шаг вперёд, стоило самому сдать назад.
Аст вздохнул и медленно провёл рукой по кудрям.
— Осторожнее. Ты совсем не знаешь её.
Рейн скосил глаза в сторону демона. А что тут знать? Эль напоминала открытую книгу. Отец явно воспитывал её в строгости. Она пыталась следовать заветам Церкви, повторяла его слова и даже всерьёз верила в них, но что-то — вернее кто-то, демонёнок рядом, всё-таки подталкивал её думать своей головой хоть иногда. В отличие от друзей, она была готова признать, что и Церковь, и Инквизиция — все они кучка лицемеров. Хотя схватку с рыжей так глупо проиграла. «Дура», — Рейн кивнул, будто рыжая могла увидеть, что он согласен с ней.
Клетку для такой, как Эль, построить несложно. Чуть-чуть благородства — пусть увидит, что практики на самом деле не такие, какими их представляют. Чуть-чуть правды, чтобы вызвать жалость — все девчонки любят жалеть. Чуть-чуть ярости и злобы — каждая втайне мечтает наставить на путь света. Чуть-чуть свободы — это привяжет её сильнее всех запретов Церкви. И она расскажет всё, что знает об отце и его приспешниках. Не на то надо было спорить, ой не на то.
— Может быть, вы хотите потанцевать, кира?
Эль с тоской посмотрела в сторону танцующих в зале и вздохнула.
— Я не могу.
— Почему же?
Эль отвела глаза и смущённо ответила:
— Я задела свечу, и на моём платье дыра. Я не могу переодеться, у меня больше нет подходящих платьев.
Эль на секунду повернулась, и Рейн увидел внизу на подоле прожжённую дыру. Так вот почему она так двигалась. У дочери главы Церкви — и больше не было платьев? Да этот жадный старик сам оделся в золото, а на дочь пожалел лишнюю монету! Рейн захотел рассмеяться, но вместо этого снова протянул руку со словами:
— Я думаю, это поправимо. В саду никого не осталось. Я обещаю, что буду смотреть только на вас, а не на ваше платье, кира. Подарите мне один танец?
— Дурак, ты же забыл, как танцевать! — воскликнул Аст. Рейн почувствовал смущение, но старался не подавать виду. В школе ежегодно устраивали бал, и он знал несколько танцев, но школьные времена закончились так давно, а мода с тех пор не раз изменилась.
Эль рассмеялась и вложила свои руки в его. Она сделала к Рейну шаг, и он почувствовал запах сладостей: выпечки, корицы и карамели. Практик не сдержал улыбки: в детстве дома по праздникам пахло так же.
Музыка стала громче и веселее. Девушка легко подпрыгнула, тряхнула головой и закружилась в быстром сложном танце. Рейн едва поспел за ней, тут же наступил на ногу, неловко ударил локтем. Эль улыбнулась и понеслась по саду в одну сторону, затем в другую. Они бегали и прыгали, как дети, едва слушая музыку, весело смеясь и крепко держась за руки.
С тяжелым дыханием Рейн и Эль опустились на скамейку. Совсем стемнело. Ветер пронёс грозовые облака, и на небе появились тонкий полумесяц и целая россыпь звёзд. Они казались такими близкими — руки протяни и хватай. Рейн широко улыбнулся и посмотрел в глаза Эль.
— Так, — сурово сказал Аст. — Держись, парень, не тем ты местом думаешь.
— Кира, как я могу вас называть?
— Эль, Эль Я-Нол.
Рейн приподнял брови, словно удивился, и ответил:
— Меня зовут Рейн Л-Арджан.
— О, Рейн, ты из благородного рода! — Эль вздохнула с явным облегчением, но быстро опомнилась: — Кир Л-Арджан, я рада знакомству с вами, но простите меня, я ничего не слышала о вашем роде. Он давно служит Инквизиции? Как вы оказались среди практиков?
— Кира Я-Нол, давайте будем обращаться друг к другу точно друзья, — Рейн легко сжал руку Эль и тут же выпустил. Девушка с улыбкой кивнула:
— Да, Рейн.
— Мой род всегда служил Церкви.
Эль уже открыла рот, чтобы задать вопрос, но он опередил её:
— Эль, в честь чего твой отец устроил приём? — спросил Рейн шутливым тоном. — Меня пригласил глава моего отделения, но забыл назвать причину, по которой здесь собралось столько церковников и инквизиторов.
Рейн подался вперёд. Довольно игр, пора разговорить эту девчонку. Она должна знать хоть что-нибудь.
Эль пожала плечами и уже более расслабленно, без всех эти манерных слов, ответила:
— Отец часто устраивает приёмы. Он говорит, настоящая политика в Кирии ведётся не в зале Совета, а за званым обедом или ужином. В последнее время гости приходят к нам особенно часто. На прошлой неделе отца посещали главы гильдии учёных и торговой гильдии, и мне весь вечер пришлось выслушивать их скучные разговоры.
Рейн напрягся. Так ли крепок союз Церкви и Инквизиции? Может, Я-Эльмон что-то замыслил?
— Неужели они были так скучны? — Рейн лукаво улыбнулся.
— Нет, но отец не позволяет мне и слово сказать!
— А если бы ты могла, что бы ты сказала?
Эль пожала плечами.
— Мне интересна работа учёных, я хочу знать о том, чем они занимаются. В университеты стали принимать девушек, я тоже хотела поступить, но отец запретил.
Рейн едва не стукнул кулаком по скамейке. Да плевать ему, что она хотела! Практик изобразил сочувственный вздох и ответил:
— Это несправедливо. Все должны выбирать свою судьбу самостоятельно. Наверное, учёных и торговцев на этих приёмах твой отец отчитывает за отступ от заветов Церкви.
Эль снова пожала плечами.
— Нет, отец очень дружен с главами этих гильдий. Они должны прийти к нам на следующей неделе вновь. Обсуждают сумасбродство короля, вездесущих Детей Аша, других членов Совета — и всё это из раза в раз.
— И когда же тебе предстоит очередной скучный вечер? Быть может, я смогу развеять скуку? Ты пойдёшь со мной в театр?
Рейн уставился на Эль. Ну же, пусть скажет!
Девушка явно медлила. Она прижала руки к груди, глянула в сторону зала, затем ответила:
— Отец сказал, что главы гильдий придут со своими семьями, и я должна быть рядом. Я с радостью приму твоё приглашение на другой день.
— Когда же мне не стоит тебя ждать? — Рейн снова улыбнулся. Всё внутри дрожало от нетерпения.
— В следующий четверг у нас состоится ужин. Мы можем увидеться в пятницу.
Аст победно рассмеялся, и Рейн хотел смеяться вместе с ним. Ха, у Анрейка явно меньше шансов! Он узнал, что глава Церкви плетёт интриги за спиной Инквизиции, и в четверг состоится новая встреча с учёными и торговцами. Эль будет на этом вечере, а когда они увидятся вновь, она расскажет, о чём они говорили.
— Рейн, я хочу увидеть твоё лицо, — в голосе девушки послышался каприз.
— Практики не снимают чёрное и не снимают маску, — ответил он, но уже не чувствовал привычной твёрдости.
— Боишься, — заметил Аст.
Демон понимал всё раньше самого Рейна и всегда был прав, но впервые захотелось, чтобы это оказалось не так.
— Обычно не снимают, но могут, я знаю.
Девушка придвинулась ближе, так, что Рейн почувствовал её дыхание. Она подняла руки и осторожно потянула за верёвки на затылке, стягивающие маску. Эль придвинулась так близко, она, дочь главы Церкви, одного из самых могущественных людей Кирии, что Рейн не смог пошевелиться.
— А ты ли взял её в клетку? — спросил Аст так громко, так отчётливо, что казалось, демона могли услышать все, а не только Рейн.
Маска упала на скамейку, и Эль уставилась на клеймо. Она ещё была так близко, что горячее дыхание девушки касалось щеки. Рейн отодвинулся от неё и выжидательно посмотрел. Ну вот сейчас она отшатнётся, крикнет что-нибудь. А может, сдавленно охнет и округлит глаза от ужаса. Каких кошмаров о ноториэсах наговорил ей папочка? Ну, где же реакция?
— Так вот почему… — начала она и не закончила.
Рейн ухмыльнулся. Так вот почему он попал в Инквизицию? Так вот почему стал практиком?
— Да, я — ноториэс. И что?
Эль вздрогнула, но не отвела взгляд.
— Ничего. Как это случилось?
Рейн на секунду опешил. Ну да, ничего… Но этого же никто не понимал. Наверное, эта Эль действительно дура и забыла, как становятся ноториэсом. Рейн ещё раз ухмыльнулся.
— Я убил другого ученика. Взял его за волосы и ударил виском об стол. Знаешь ли, это самый простой способ убить человека, если нет оружия. Мне было тринадцать.
Эль задрожала и обхватила себя руками.
— Как ты пережил воспитание? Ты перестал слушать своего демона? О… — Эль начала, сбилась и продолжила: — О ноториэсах говорят разное.
Рейн свысока глянул на девушку и пренебрежительно улыбнулся.
— Я ведь исправился тогда. Голод, порка и регулярные проповеди легко сломали тринадцатилетнего мальчишку. Я был готов отказаться от чего угодно, лишь бы съесть кусок свежего хлеба и перестать чувствовать боль. Когда я вышел из Чёрного дома, я знал, что заслужил всё, что со мной сделали. Скромно держался в стороне, говорил, только когда ко мне обращались, покорно выполнял всё, что велели старшие. Но кому это было нужно? Как бы я ни старался, что бы ни делал, только слышал вслед презрительное или испуганное «ноториэс». И я сломался ещё раз. Вернее, тот я, каким меня пытались сделать. Ноториэс? Пусть так. Если я не могу стать своим, нет смысла надевать маску этой лживой добродетели. Остаётся только быть собой, уж как умею, и, может, кто-нибудь примет меня таким.
Рейн опустил глаза, но внутри чувствовал торжество. Клетка всё прочнее. Такие, как Эль, любят жалеть. Что-то сказать от сердца, что-то преувеличить — рецепт прост. Если бы Энтон слышал всё это, он бы точно повысил жалование.
— Но это же правда, без преувеличений, — с тоской в голосе заметил Аст. Рейн раздражённо дёрнул плечом.
Эль молчала. Она тоже отвела взгляд и тихо спросила:
— Как же ты оказался в Инквизиции?
— У меня был простой выбор: стать бродягой и научиться воровать или пойти в практики. Я думал, это поможет мне исправиться в глазах других — как же, служу правому делу, убиваю врагов веры и государства. Не помогло.
Эль помолчала, затем произнесла: