На кухню заходит Айвен с вязанкой дров. Помедлив при виде странно развеселившихся Айрис и Бледдин, он обращается ко мне:
– Почему ты плачешь?
– Моё одеяло сожгли, – глотая слёзы, бормочу я в ответ. – Совсем… ничего не осталось. – Не знаю, что на меня нашло и зачем я признаюсь кельту в своём горе. Ему ведь всё равно!
– Ты плачешь из-за одеяла? – с недоверчивым отвращением уточняет он.
– Да! – всхлипываю я. Как я их ненавижу! И Айрис, и Бледдин, и Айвена – всех!
– Везёт этим гарднерийцам, – усмехается Айвен, подбрасывая в печь поленья. – Какая лёгкая жизнь… Потеряли одеяло – и уже трагедия!
– Да, вот такие мы, – зло парирую я. – Живём себе легко и просто!
Уголки губ Айвена приподнимаются в неприятной усмешке:
– Бесконечно сочувствую вашему горю.
– Оставь меня в покое, кельт! – взрываюсь я.
Айрис и Айвен обмениваются мрачными всезнающими взглядами.
– С превеликим удовольствием! – сверкает глазами Айвен.
Он подбрасывает в печку ещё дров и с грохотом захлопывает железную дверцу.
Глава 21. Родная душа
Вечером я снова, едва передвигая ноги от усталости, тащусь в Северную башню. Каждым моим шагом движет жгучая ненависть. Я представляю себе, как швырну Ариэль через всю комнату и оторву её мерзкие чёрные крылья.
Сжав кулаки, я взбегаю по витой лестнице и останавливаюсь в коридоре, не смея шевельнуться.
Ариэль лежит на полу, её чёрные крылья безжизненно поникли. Винтер стоит рядом с ней на коленях, обняв за плечи и бормоча что-то на эльфийском наречии. В серебристых глазах Винтер плещется ужас.
Цыплёнок мёртв.
Лукас нашёл его.
Птица пришпилена к двери, в груди торчат два дротика, голова болтается, ободранные крылья подняты и тоже приколочены к двери. Кровь струйкой стекает на пол и собирается в лужицу.
– О нет! – выдыхаю я. – О Древнейший!
– Она потеряла сознание, – с сильным эльфийским акцентом произносит Винтер. – Для неё это слишком… Крылатый был ей… родной душой.
– Родной душой? Как это?
– Он крылатый. Мы с ними разговаривали. Без слов. Мысленно. – По бледным щекам Винтер струятся слёзы. – Ариэль так его любила. Эллорен Гарднер… зачем ты погубила птицу?
– Я… я не хотела, чтобы так… – хрипло выдавливаю я.
– Она может не выдержать… и обернуться.
– Обернуться? Во что? – ошеломлённо переспрашиваю я.
Внезапно Ариэль вздрагивает, её тело подёргивается в странном ритме, лицо искажает горестная судорога. Открыв глаза, она поворачивается ко мне – сначала сжимается в страхе, но тут же выпрямляется, яростно глядя на меня. Отстранившись от Винтер, Ариэль молча сверлит меня пылающим взглядом, не слушая отчаянного лепета Винтер.
Развернув тонкие чёрные крылья, Ариэль поднимается на ноги.
Моё сердце бьётся так громко, будто просится наружу. Я медленно отступаю, не сводя глаз с Ариэль.
– Я. Тебя. Убью! – Оттолкнув Винтер, Ариэль бросается вперёд.
Чёрный ураган сбивает меня с ног, и я падаю на холодный каменный пол. Ариэль лупит меня кулаками, царапает, пинает коленями и пятками во все части тела, куда может дотянуться. Во рту ощущается металлический привкус крови, меня переполняет страх. Винтер отчаянно кричит и безуспешно тянет Ариэль в сторону. Я с огромным трудом уворачиваюсь от некоторых ударов, однако остановить кулаки Ариэль не так-то просто.
Когда она прижимает меня коленями к полу, мне вдруг удаётся перехватить её запястья, и Ариэль слабеет. Её губы раздвигаются в кошмарной усмешке, зелёные глаза тускнеют, как омут под корочкой льда, пока не становятся совершенно белыми и бессмысленными. Потом зелёный цвет на мгновение возвращается и вновь исчезает под белым покровом – жуткое зрелище.
Винтер обнимает подругу за плечи и тянет её назад по гладкому полу как можно дальше от меня. Застыв в судороге, Ариэль не сопротивляется. Похоже, она снова потеряла сознание, переместилась в свой личный ад. Однако, когда Винтер втягивает её в комнату, Ариэль снова приходит в себя.
– Сними его! – кричит она, увидев мёртвую птицу. Вырвавшись из объятий Винтер, Ариэль бросается на дверь и медленно оседает, проводя руками по смоченным кровью доскам.
– Мой милый! – кричит она. – Что они с тобой сделали?!
Винтер опасливо подходит ко мне:
– Эллорен Гарднер, сейчас тебе лучше уйти.
Покачиваясь, я поднимаюсь с пола. Как кружится голова! Здорово мне досталось. Винтер протягивает руку, чтобы поддержать меня, но, как только её ладонь касается моего локтя, она сама падает навзничь, закатив глаза и баюкая руку, словно обжёгшись.
– Что с тобой?
– Стоит мне до кого-нибудь дотронуться… – Тихий голос Винтер умолкает, она смотрит на меня с невыразимым ужасом.
– Ты эмпат, да? – ахаю я. Тот икарит в Валгарде тоже мог читать мысли тех, до кого дотрагивался.
Так вот почему брат Винтер так рассердился, когда Рейф подал эльфийке руку…
Она медленно кивает, постепенно стряхивая оцепенение.
Почему она так меня боится? Что она увидела?
Услышав крики Ариэль, Винтер окончательно приходит в себя.
– Тебе нужно уйти… и скорее, – просит она, вскакивая на ноги.
И я ухожу.
Спотыкаясь, я бреду вниз по лестнице, слушая грохот своего сердца, держась рукой за стену, чтобы не упасть. Ноги подкашиваются, я едва различаю ступеньки. Наконец лестница заканчивается, и, кое-как доковыляв до стены, я сползаю на пол. Похоже, глаз скоро распухнет. Ариэль несколько раз попала мне по лицу. Осторожно ощупав скулу, я вижу на пальцах кровь.
Вот он – мой шанс. И Лукас помог мне всё устроить.
Если я сейчас отправлюсь к ректору, Ариэль исключат из университета, бросят в тюрьму и лишат крыльев. А меня только похвалят за помощь. И жизнь в Северной башне наладится.
От мыслей о таком развитии событий меня отвлекает мягкий шелест крыльев.
Страж!
На подоконнике высокого окна сидит белая птица.
В умиротворённых печальных глазах Белого Стража всё отражается без прикрас, как в неподвижной воде. Воспоминания, от которых я так долго пряталась, настигают меня.
Ночь. Ариэль поёт песню цыплёнку, ласково поглаживая его крылья. Куда бы Ариэль ни пошла, она всюду встречает лишь насмешки. Заметив её, все отворачиваются, отказываются на неё смотреть.
За месяц, что мы живём в одной комнате, Ариэль ни разу не получила из дома ни письма, ни коротенькой записки. Её никто никогда не навещает. Даже Винтер получает письма! Ариэль ни от кого не слышит добрых слов, не считая Винтер и профессора Кристиана.
«Она – Исчадие Зла! Что хорошего может в ней быть?!» – пронзительно восклицает голос у меня в голове.
Однако она заботилась о той птице… несчастной птице, которую так жестоко убили… ухаживала за ней, пела…
Вопрос сам собой рвётся на поверхность, не обращая внимания на мои попытки заглушить его.
Неужели в Ариэль действительно нет ни капли доброты?
Я не знаю. И, глядя в грустные глаза стража, я вдруг решаю отыскать ответ на этот вопрос, прежде чем окончательно сломать судьбу Ариэль.
– Как ты мог так жестоко убить её птицу?! Зачем?
Лукас ужинает в столовой с гарднерийскими солдатами. Я пытаюсь не обращать внимания на шёпот и охи за спиной, однако в зале слишком много народу, меня узнали помощницы поварих, выглянувшие из кухни, и даже профессора поднимаются из-за длинного стола у стены, стараясь получше рассмотреть, что происходит.
Лукас оглядывает меня с головы до ног, и на его лице расцветает довольная улыбка:
– Сработало! Правда?
– Это было жестоко!
Он явно ждёт благодарности, и мои слова сбивают его с толку.
– Ты сама пришла ко мне за помощью, – напоминает он, оттаскивая меня от стола.
Я с негодованием вырываю руку из его цепких пальцев:
– Ты перестарался!
– Почему ты плачешь?
– Моё одеяло сожгли, – глотая слёзы, бормочу я в ответ. – Совсем… ничего не осталось. – Не знаю, что на меня нашло и зачем я признаюсь кельту в своём горе. Ему ведь всё равно!
– Ты плачешь из-за одеяла? – с недоверчивым отвращением уточняет он.
– Да! – всхлипываю я. Как я их ненавижу! И Айрис, и Бледдин, и Айвена – всех!
– Везёт этим гарднерийцам, – усмехается Айвен, подбрасывая в печь поленья. – Какая лёгкая жизнь… Потеряли одеяло – и уже трагедия!
– Да, вот такие мы, – зло парирую я. – Живём себе легко и просто!
Уголки губ Айвена приподнимаются в неприятной усмешке:
– Бесконечно сочувствую вашему горю.
– Оставь меня в покое, кельт! – взрываюсь я.
Айрис и Айвен обмениваются мрачными всезнающими взглядами.
– С превеликим удовольствием! – сверкает глазами Айвен.
Он подбрасывает в печку ещё дров и с грохотом захлопывает железную дверцу.
Глава 21. Родная душа
Вечером я снова, едва передвигая ноги от усталости, тащусь в Северную башню. Каждым моим шагом движет жгучая ненависть. Я представляю себе, как швырну Ариэль через всю комнату и оторву её мерзкие чёрные крылья.
Сжав кулаки, я взбегаю по витой лестнице и останавливаюсь в коридоре, не смея шевельнуться.
Ариэль лежит на полу, её чёрные крылья безжизненно поникли. Винтер стоит рядом с ней на коленях, обняв за плечи и бормоча что-то на эльфийском наречии. В серебристых глазах Винтер плещется ужас.
Цыплёнок мёртв.
Лукас нашёл его.
Птица пришпилена к двери, в груди торчат два дротика, голова болтается, ободранные крылья подняты и тоже приколочены к двери. Кровь струйкой стекает на пол и собирается в лужицу.
– О нет! – выдыхаю я. – О Древнейший!
– Она потеряла сознание, – с сильным эльфийским акцентом произносит Винтер. – Для неё это слишком… Крылатый был ей… родной душой.
– Родной душой? Как это?
– Он крылатый. Мы с ними разговаривали. Без слов. Мысленно. – По бледным щекам Винтер струятся слёзы. – Ариэль так его любила. Эллорен Гарднер… зачем ты погубила птицу?
– Я… я не хотела, чтобы так… – хрипло выдавливаю я.
– Она может не выдержать… и обернуться.
– Обернуться? Во что? – ошеломлённо переспрашиваю я.
Внезапно Ариэль вздрагивает, её тело подёргивается в странном ритме, лицо искажает горестная судорога. Открыв глаза, она поворачивается ко мне – сначала сжимается в страхе, но тут же выпрямляется, яростно глядя на меня. Отстранившись от Винтер, Ариэль молча сверлит меня пылающим взглядом, не слушая отчаянного лепета Винтер.
Развернув тонкие чёрные крылья, Ариэль поднимается на ноги.
Моё сердце бьётся так громко, будто просится наружу. Я медленно отступаю, не сводя глаз с Ариэль.
– Я. Тебя. Убью! – Оттолкнув Винтер, Ариэль бросается вперёд.
Чёрный ураган сбивает меня с ног, и я падаю на холодный каменный пол. Ариэль лупит меня кулаками, царапает, пинает коленями и пятками во все части тела, куда может дотянуться. Во рту ощущается металлический привкус крови, меня переполняет страх. Винтер отчаянно кричит и безуспешно тянет Ариэль в сторону. Я с огромным трудом уворачиваюсь от некоторых ударов, однако остановить кулаки Ариэль не так-то просто.
Когда она прижимает меня коленями к полу, мне вдруг удаётся перехватить её запястья, и Ариэль слабеет. Её губы раздвигаются в кошмарной усмешке, зелёные глаза тускнеют, как омут под корочкой льда, пока не становятся совершенно белыми и бессмысленными. Потом зелёный цвет на мгновение возвращается и вновь исчезает под белым покровом – жуткое зрелище.
Винтер обнимает подругу за плечи и тянет её назад по гладкому полу как можно дальше от меня. Застыв в судороге, Ариэль не сопротивляется. Похоже, она снова потеряла сознание, переместилась в свой личный ад. Однако, когда Винтер втягивает её в комнату, Ариэль снова приходит в себя.
– Сними его! – кричит она, увидев мёртвую птицу. Вырвавшись из объятий Винтер, Ариэль бросается на дверь и медленно оседает, проводя руками по смоченным кровью доскам.
– Мой милый! – кричит она. – Что они с тобой сделали?!
Винтер опасливо подходит ко мне:
– Эллорен Гарднер, сейчас тебе лучше уйти.
Покачиваясь, я поднимаюсь с пола. Как кружится голова! Здорово мне досталось. Винтер протягивает руку, чтобы поддержать меня, но, как только её ладонь касается моего локтя, она сама падает навзничь, закатив глаза и баюкая руку, словно обжёгшись.
– Что с тобой?
– Стоит мне до кого-нибудь дотронуться… – Тихий голос Винтер умолкает, она смотрит на меня с невыразимым ужасом.
– Ты эмпат, да? – ахаю я. Тот икарит в Валгарде тоже мог читать мысли тех, до кого дотрагивался.
Так вот почему брат Винтер так рассердился, когда Рейф подал эльфийке руку…
Она медленно кивает, постепенно стряхивая оцепенение.
Почему она так меня боится? Что она увидела?
Услышав крики Ариэль, Винтер окончательно приходит в себя.
– Тебе нужно уйти… и скорее, – просит она, вскакивая на ноги.
И я ухожу.
Спотыкаясь, я бреду вниз по лестнице, слушая грохот своего сердца, держась рукой за стену, чтобы не упасть. Ноги подкашиваются, я едва различаю ступеньки. Наконец лестница заканчивается, и, кое-как доковыляв до стены, я сползаю на пол. Похоже, глаз скоро распухнет. Ариэль несколько раз попала мне по лицу. Осторожно ощупав скулу, я вижу на пальцах кровь.
Вот он – мой шанс. И Лукас помог мне всё устроить.
Если я сейчас отправлюсь к ректору, Ариэль исключат из университета, бросят в тюрьму и лишат крыльев. А меня только похвалят за помощь. И жизнь в Северной башне наладится.
От мыслей о таком развитии событий меня отвлекает мягкий шелест крыльев.
Страж!
На подоконнике высокого окна сидит белая птица.
В умиротворённых печальных глазах Белого Стража всё отражается без прикрас, как в неподвижной воде. Воспоминания, от которых я так долго пряталась, настигают меня.
Ночь. Ариэль поёт песню цыплёнку, ласково поглаживая его крылья. Куда бы Ариэль ни пошла, она всюду встречает лишь насмешки. Заметив её, все отворачиваются, отказываются на неё смотреть.
За месяц, что мы живём в одной комнате, Ариэль ни разу не получила из дома ни письма, ни коротенькой записки. Её никто никогда не навещает. Даже Винтер получает письма! Ариэль ни от кого не слышит добрых слов, не считая Винтер и профессора Кристиана.
«Она – Исчадие Зла! Что хорошего может в ней быть?!» – пронзительно восклицает голос у меня в голове.
Однако она заботилась о той птице… несчастной птице, которую так жестоко убили… ухаживала за ней, пела…
Вопрос сам собой рвётся на поверхность, не обращая внимания на мои попытки заглушить его.
Неужели в Ариэль действительно нет ни капли доброты?
Я не знаю. И, глядя в грустные глаза стража, я вдруг решаю отыскать ответ на этот вопрос, прежде чем окончательно сломать судьбу Ариэль.
– Как ты мог так жестоко убить её птицу?! Зачем?
Лукас ужинает в столовой с гарднерийскими солдатами. Я пытаюсь не обращать внимания на шёпот и охи за спиной, однако в зале слишком много народу, меня узнали помощницы поварих, выглянувшие из кухни, и даже профессора поднимаются из-за длинного стола у стены, стараясь получше рассмотреть, что происходит.
Лукас оглядывает меня с головы до ног, и на его лице расцветает довольная улыбка:
– Сработало! Правда?
– Это было жестоко!
Он явно ждёт благодарности, и мои слова сбивают его с толку.
– Ты сама пришла ко мне за помощью, – напоминает он, оттаскивая меня от стола.
Я с негодованием вырываю руку из его цепких пальцев:
– Ты перестарался!