– Бери, – настаивает он. – На скрипках нужно играть, а не хранить взаперти, пусть и на мягком бархате.
Устоять невозможно, и я беру волшебный инструмент, словно запретный плод, держу его, как младенца, и снова чувствую себя ребёнком, которому вручили долгожданный подарок.
Лукас манит меня за собой к роялю.
– Что сыграем? – От радостного ожидания у меня перехватывает дыхание.
Лукас с улыбкой пробегает пальцами по блестящим клавишам рояля:
– Угадай.
Я знаю эту мелодию! Это «Сон тёмного леса». Её знают все, но в исполнении скрипки и рояля она звучит особенно завораживающе. Сегодня я ничуть не волнуюсь и вместе с Лукасом погружаюсь в удивительную музыку, обвивая скрипичной мелодией аккорды рояля. Можно подумать, мы с Лукасом играли дуэтом всю жизнь. Мелодия длится как томный, жаркий поцелуй. Звуки рояля переплетаются с песней скрипки. Лукас играет серьёзно, сосредоточенно, и я теряю ощущение времени.
Гораздо позже, когда стихают последние аккорды рояля, я опускаю скрипку и улыбаюсь Лукасу. Он отвечает мне пламенным взглядом, и я, краснея, отворачиваюсь и прячу скрипку обратно в ящик.
Укладывая на место смычок, я слышу шаги Лукаса. Спустя мгновение его дыхание касается моей щеки, а руки обнимают меня за талию.
– Это было великолепно.
Я застываю на месте, позабыв о скрипке и смычке. Лукас нежно щекочет мою шею, отодвигая густые пряди, чтобы освободить место для поцелуя.
И тогда я перестаю дышать и поворачиваюсь к Лукасу лицом, облокачиваясь о рояль.
Крепко сжав меня в объятиях, он склоняется к моим губам. Музыка убаюкала меня, приглушила чувство опасности, и я не раздумывая бросаюсь в омут тёплой, обволакивающей нежности. Поцелуй всё длится, и где-то в районе щиколоток я чувствую приятное покалывание, которое медленно поднимается к лодыжкам. Я незаметно переступаю с ноги на ногу, наслаждаясь новым ощущением, а Лукас притягивает меня ещё ближе. От него так приятно пахнет… сосновыми шишками из лесной чащи, разогретыми у полночного костра. Я как заворожённая вздыхаю и всё глубже погружаюсь в негу.
Пробегая пальцами по волосам Лукаса у самой шеи, чувствую, как раздвигаются в улыбке его губы, когда я глажу густые короткие виски и нежную кожу за ухом. Обняв меня ещё крепче, он со стоном впивается в мои губы.
Щиколотки покалывает всё сильнее, перед глазами мелькает охваченное пламенем дерево, по телу прокатывается жаркая волна наслаждения. Испуганная необычным ощущением, я вскрикиваю и отскакиваю от Лукаса.
– Что это?! – Я хватаю ртом воздух, отголосок жаркой волны пульсирует во мне, колени подгибаются.
– Не знаю, – удивлённо отвечает Лукас. Он поддерживает меня, не давая упасть, его голос звучит хрипло и прерывисто. – Со мной никогда не бывало ничего подобного. – Выражение его лица меняется, удивление сменяет страсть.
В следующее мгновение он обнимает меня и целует, прижимаясь всем телом.
Я снова вижу охваченное пламенем дерево, тёмные ветви дрожат, заставляя содрогаться моё тело, руки Лукаса крепко обнимают меня.
Слишком сильно. Слишком быстро. Меня будто уносит океанское течение.
Я пытаюсь высвободиться, вытолкнуть из сознания чёрный огонь, но Лукас только крепче сжимает меня в объятиях.
– Лукас! – вырываюсь я. – Перестань. Отпусти меня.
Он отступает, но совсем немного… и окидывает меня таким голодным взглядом, что я в испуге оглядываюсь на дверь.
Лукас отшатывается и поднимает руки, пятясь назад. В его глазах пылает огонь, а уголки рта кривятся в мрачной улыбке. С поклоном он протягивает мне руку и ждёт моего ответа.
Я медлю, осторожно встречаясь с ним взглядом. Мысли путаются, я понимаю только, что рядом с ним мне есть чего опасаться.
Не зная, что предпримет Лукас, я всё же беру его за руку, и он, не произнося ни слова, ведёт меня обратно, через залы музея, мимо юного стража, в прохладную ночную тьму.
Глава 18. Нет прощения
В Северной башне, возле комнаты, меня дожидаются два эльфа: устрашающий брат Винтер и худощавый юноша, который был с ним утром в столовой. Вооружённые луками и полными колчанами стрел, они терпеливо ждут, прислонившись к стене возле окна. Увидев меня, эльфы подходят ближе.
– Эллорен Гарднер, – мрачно с заметным акцентом произносит брат Винтер. – Я Каэль Эйрлин, брат Винтер Эйрлин, а это мой ординарец – Рис Торим. – Нехотя коротко поклонившись, он продолжает: – Мне нужно с вами поговорить.
– Вам лучше уйти, – беспокойно оглядываясь на дверь в комнату, прошу я. Сердце снова начинает бешено колотиться. – Вам нельзя заходить в башню.
Каэль, не шелохнувшись, бесстрастно смотрит на меня.
– Сестра рассказала мне о ваших угрозах, – выступает он вперёд. – Я пришёл со всем уважением просить вас оставить мою сестру в покое.
Ещё один шутник выискался на мою голову!
– Возможно, икаритам стоит пересмотреть своё поведение – не нападать и не оскорблять соседей по комнате, если им так хочется жить в мире и покое, – парирую я.
– Вы говорите о моей сестре? Она на вас напала? – удивлённо распахивает глаза эльф. – Винтер никогда ни на кого не поднимала руку. Я ни разу не слышал от неё злого слова, даже когда с ней обходились гадко.
Выгораживает сестрёнку. Как несправедливо!
– Ариэль Хейвен напала на меня в первый же вечер, – объясняю я. – Мне пришлось всю ночь прятаться в чулане под лестницей, ожидая неминуемой смерти. А ваша сестра и пальцем не шевельнула, чтобы остановить свою подругу.
– Моя сестра… – Каэль с видимым усилием старается говорить тише. – Если бы вы знали… какое у неё доброе сердце. Крылатых деаргдулов, или икаритов, как вы их называете, эльфы ненавидят так же, как гарднерийцы. В нашей священной книге «Эллионторин» повествуется о злых крылатых чудовищах, демонах по своей сути. Многие желали бы видеть Винтер в тюрьме, за решёткой… или даже хуже. Ей некуда идти. Любым вашим обвинениям, даже самым лживым, сразу поверят. На сторону Винтер не встанет никто, кроме меня и Риса Торина.
Да, трогательная история. И Винтер жаль… Но куда завела меня моя собственная слабость? Я не могу поддаться на уговоры.
«Властвуй или подчиняйся!» – всплывают в памяти слова Лукаса.
Собрав все силы, я саркастически замечаю:
– Что ж, мне такой расклад на руку, вы согласны?
Глаза эльфа вспыхивают холодным пламенем.
– От гарднерийки сочувствия не дождаться, я должен был это предвидеть.
Теперь уже я не вижу смысла сдерживать ярость.
– Вам следовало знать, что я не заплачу и сумею за себя постоять, даже в схватке с икаритами!
Каэль пышет яростью, но в глазах второго эльфа столько боли, что я нерешительно умолкаю.
– Вы достаточно прояснили свою точку зрения, Эллорен Гарднер, – холодно произносит Каэль. – Не смеем далее отнимать у вас время. Приятного вечера.
Небрежно поклонившись, эльфы уходят.
– Почему в комнате курица? – возмущённо восклицаю я, едва открыв дверь.
По перепачканному полу носится цыплёнок, повсюду кучки птичьего корма и белые пятна помёта.
Ариэль с ненавистью оглядывается и, подхватив цыплёнка на руки, крепко прижимает его к груди.
– Убери отсюда птицу! – требую я.
Ариэль вскакивает, не выпуская из рук цыплёнка.
– Ни за что! Только тронь Файгу, Чёрная Ведьма, и я сожгу все твои тряпки!
– У него есть имя? Ты дала имя птице? Ты выкрала его из курятника, да? – Я угрожающе наступаю на Ариэль.
– Предупреждаю, гарднерийка: не трогай моего цыплёнка, не то подожгу твою кровать!
– Давай, жги! – подначиваю я. – Тебя завтра же выгонят!
Мрачно глядя на меня, Ариэль делает шаг вперёд.
– Меня исключат, если я подожгу тебя, а не твои шмотки! – зло ухмыляется она. – И поверь, Чёрная Ведьма, если бы не исключение, ты бы давно сгорела на костре!
Знаю, отступать нельзя, надо быть сильной, несмотря на угрозы. Но я так устала и хочу лишь одного – спать.
– Ладно! – с отвращением ворчу я. – Можешь оставить свою глупую птицу. Здесь и так грязища как в хлеву.
– А где ещё жить гарднерийской свинье?! – огрызается Ариэль.
– Заткнись, икаритка!
Винтер вздрагивает, её огромные серебристые глаза смотрят на меня поверх чёрных крыльев. Стыдно, конечно, пугать хрупкую Винтер, но я слишком устала, моя совесть сейчас спит.
Я ещё покажу Ариэль… Вот высплюсь как следует и тогда…
Посреди ночи я просыпаюсь от странных звуков – в комнате кто-то поёт. Слегка приоткрыв глаза, я оглядываюсь.
Это поёт Ариэль.
Она сидит на кровати вместе с цыплёнком и то поёт, то едва слышно что-то бормочет. Сейчас у неё совсем другое лицо – доброе, по-детски открытое. Цыплёнок смотрит на Ариэль, тихонько кудахча, будто отвечает.