– Враки. А что же тогда означает beaucoup? – хмыкаю я, исчерпав этим загадочным словом все свои познания французского.

– Совсем не то, что ты думаешь, – хохочет Белла. – Но вот что я тебе скажу – тебе тоже не мешало бы как следует повеселиться.

– А я и веселюсь.

– Дай-ка я угадаю. Дэвид смотрит новости по Си-эн-эн, а ты накладываешь маску на лицо. Вот веселуха. А ведь вы только что обручились!

– Не выдумывай, – я трогаю щеку, – какая такая маска? Сплошная сухая кожа!

– Как собеседование? – интересуется Белла. – Я не забыла! Я просто запамятовала!

– Все прошло великолепно, честно. Считай, я уже принята.

– Разумеется, принята. В противном случае во Вселенной жахнет еще один Большой взрыв, а с научной точки зрения такое попросту невозможно. Если я ничего не путаю.

У меня начинает сосать под ложечкой.

– Как вернусь, оттопыримся по полной! С утра пораньше! – обещает Белла.

В трубке снова хлопает дверь, и меня оглушает гул всевозможных звуков. Белла дважды кого-то целует.

– Я не люблю оттопыриваться с утра пораньше, ты же знаешь, – протестую я.

– Зато ты любишь меня!

Белла отключается, и последнее, что я слышу, это рев голосов и какофонию музыки.

В спальню заходит взъерошенный Дэвид. Снимает очки, трет переносицу.

– Устала? – спрашивает он.

– Да не особо.

– Вот и я тоже.

Он карабкается на кровать, обнимает меня, но… Но я не могу. Только не сегодня.

– Пить хочется, – вру я. – С шампанским переборщила. Тебе принести воды?

– Ага, – зевает Дэвид. – И сделай милость, потуши свет.

Я поднимаюсь, щелкаю выключателем и направляюсь в гостиную. Однако вместо того чтобы налить воды, подхожу к окну. Телевизор выключен. Улицы внизу залиты огнями. Уже далеко за полночь, но жизнь на Третьей авеню бьет ключом. Толпы гогочущей молодежи движутся в бары нашей юности – «Джошуа-Три» и «Меркьюри-бар», чтобы до утра отплясывать под музыку девяностых, тех самых девяностых, в которых этой молодежи не было и в помине. Я стою у окна. Мало-помалу шум улиц стихает, и Нью-Йорк переходит на вкрадчивый шепот. Минует несколько часов. Или мне только так кажется? Когда я наконец ныряю под одеяло, Дэвид беспробудно спит.





Глава пятая




Я получаю работу, как же иначе! Они звонят мне через неделю и предлагают зарплату чуть меньше той, на которую я надеялась. Я успешно торгуюсь с ними и на следующий день подаю заявление об увольнении по собственному желанию. Отрабатываю положенные две недели и восьмого января получаю расчет. Через год, чуть ли не день в день, мы с Дэвидом поселяемся в Грамерси. Нам сдают в субаренду чудесную немеблированную квартиру в облюбованном нами доме.

– Поживем здесь, пока что-нибудь не выставят на продажу, – говорит Дэвид.

Еще через год одна из квартир выставляется на продажу, и мы ее покупаем.

Дэвид приступает к работе в хедж-фонде, основанном его бывшим шефом из «Тишмана». Меня повышают до старшего юриста.

Проходит четыре с половиной года. Осень, зима, весна, лето – по кругу. Все идет так, как мы и задумывали. Все. Кроме одного – нашей свадьбы. Мы с Дэвидом так и не поженились. Так и не назначили дату. Отговорок у нас море. Мы вертимся как белки в колесе, и это чистая правда. Нам некуда торопиться, мы пока не планируем обзаводиться детьми. Мы хотим вдоволь попутешествовать. Мы поженимся, когда придет время, но время так и не приходит. В один год у отца Дэвида прихватило сердце, в другой мы переезжали с квартиры на квартиру. Всегда-то у нас находятся причины, веские причины, однако они ничего толком не объясняют. А все дело в том, что стоит нам начать обсуждать свадьбу, как я вспоминаю тот самый час с тем самым незнакомцем из того самого сна в ту самую ночь и пресекаю все обсуждения на корню.

Я даже побывала у психотерапевта, потому что беспрестанно думала о той самой ночи. Она так крепко врезалась мне в память, словно все произошло со мною взаправду. Я лезла на стены, но никому ничего не рассказывала. Даже Белле. Да и что бы я ей сказала? Что проснулась в будущем и занялась любовью с незнакомым мне парнем? Самое ужасное, Белла вполне могла бы мне поверить.

Насколько я понимаю, работа психотерапевта заключается в том, чтобы выяснить, какая такая идея фикс гвоздем засела в вашем мозгу, и помочь вам от нее избавиться. Поэтому спустя неделю я отправилась в Верхний Вест-Сайд к одному хваленому доктору. Все прославленные мозгоправы селятся в Верхнем Вест-Сайде.

В кабинете моего психолога, светлом и благопристойном, царила атмосфера дружелюбия и немного пугающей стерильности. Единственным его украшением служило неведомое мне гигантское дерево. Искусственное оно или живое, я понять так и не смогла. Оно стояло в ногах кушетки, позади стула врача, и дотронуться до него не представлялось никакой возможности.

Доктор Кристина была из тех профессиональных врачевателей душ, которые предпочитают, чтобы их называли по именам. Они искренне верят, что это располагает к ним пациентов. Однако доктор Кристина к себе не располагала. Под ворохом надетых на нее льняных, шелковых и хлопковых туник от «Эйлин Фишер» терялись и ее формы, и ее возраст. Навскидку я дала бы ей лет шестьдесят.

– Что привело вас ко мне? – спросила она.

Однажды я уже сталкивалась с психотерапевтом. После смерти брата. Пятнадцать лет назад, в 1:37 ночи, в нашем доме появились полицейские и сообщили, что мой брат погиб. Вождение в нетрезвом виде. Роковая случайность. Нет, не он вел машину. Он был на пассажирском сиденье. Страшный крик матери до сих пор звенит у меня в ушах.


Психотерапевт вынуждал меня вспоминать о брате и нашей с ним дружбе и даже рисовать картины аварии, какими они виделись моему воображению. Мне, двенадцатилетней, все это казалось несусветной чушью. Я ходила к нему месяц, может, чуть дольше. Я давно выкинула его из головы, и единственное, что помню, – это как после сеансов мы с мамой останавливались у лотка мороженщика, словно я была семилетним ребенком, а не почти тринадцатилетним подростком. Мороженого мне обычно не хотелось, но я тем не менее заказывала два мятных шарика с шоколадной крошкой. Я чувствовала, что должна подыграть маме. И я ей подыгрывала. И подыгрываю до сих пор.

– Мне приснился диковинный сон. То есть я хочу сказать, со мной произошло нечто невероятное.

Доктор кивнула. Шелка заколыхались.

– Вы хотите поговорить об этом?

Да, хочу. Я рассказала о помолвке, о том, что выпила слишком много шампанского, заснула и проснулась в 2025 году в странной квартире с мужчиной, которого прежде не встречала. О том, что я переспала с ним, я умолчала.

Выслушав мою исповедь, доктор Кристина долго не отводила от меня изучающих глаз. У меня даже мурашки по спине побежали.

– Опишите своего жениха, – попросила она.

Я успокоилась. Смекнула, к чему она клонит. К тому, что я сомневаюсь в Дэвиде и мое подсознание пришло мне на выручку, создав альтернативную реальность, в которой надо мной не висел бы дамоклов меч предстоящего супружества.

– Он чудесен, – запротестовала я. – Мы вместе уже более двух лет. Он амбициозен, знает, чего хочет от жизни, и очень добр. Мы слеплены с ним из одного теста.

– Изумительно, – улыбнулась доктор Кристина. – Какой, по вашему мнению, была бы его реакция на произошедшее с вами?

Дэвиду о своих переживаниях я не обмолвилась ни словом. По вполне понятным причинам. Ну, призналась бы я ему, и что дальше? Он бы решил, что я помешалась, и был бы прав.

– Он сказал бы, что это просто сон и что я слишком переволновалась из-за собеседования.

– Значит, это был просто сон?

– Да мне-то откуда знать? Это я у вас хотела спросить.

– Мне кажется, – откинулась в кресле доктор, – вы отчаянно не желаете признавать, что это был сон, и в то же время испытанное вами не дает вам покоя, так как вы не понимаете его смысла.

– И что же, по-вашему, я испытала?

Мне было искренне любопытно, к чему она ведет.

– Я назвала бы это предчувствием. Предостережением. Психосоматическим расстройством.

– То есть, как ни крути, сном?

Она рассмеялась. Очень мелодично, лаская слух. Вновь затрепетали шелка.

– Ну, порой случаются совершенно необъяснимые явления.

– Какие, например?

Она молча уставилась на меня. Наше время истекло.

После сеанса я почувствовала странное облегчение. У меня словно открылись глаза, и я наконец-то увидела все приключившееся со мной в истинном свете: я помешалась. Ну и ладно. Теперь груз ответственности за мой причудливый сон лежит на плечах моего терапевта. А я умываю руки. Пусть доктор Кристина ломает голову над безумием моих грез точно так же, как она ломает голову над чудачествами разведенных супругов, сексуально несовместимых пар и маменькиных сынков. И на четыре с половиной года я позабыла к ней дорогу.





Глава шестая




Июнь. Суббота. Я собираюсь позавтракать с Беллой. Поверить не могу, что мы не виделись почти два месяца! Мы еще ни разу не расставались так надолго, даже в 2015 году, когда Белла целых полтора месяца безвылазно проторчала в лондонском Ноттинг-Хилле, рисуя картины.

В этот раз все дело во мне – я с головой ушла в работу. Чудесную, но совершенно невыполнимую работу. Не просто тяжелую – невыполнимую. Каждый день на меня наваливаются дела, с которыми мне не справиться и за неделю. Я ничего не успеваю. С Дэвидом я вижусь от силы пять минут по утрам, когда мы спросонья приветствуем друг друга на кухне. Единственная отрада, что наши желания совпадают. Мы оба трудимся не покладая рук на благо будущего. Того самого будущего, в котором нам так хочется жить. Которое видится нам одним и тем же.

На улице льет как из ведра. Весна в этом 2025 году выдалась дождливая, что, впрочем, неудивительно, однако не так давно я обзавелась несколькими новыми платьями и хотела бы ими пощеголять. Белла обзывает меня «консерваторшей» за излишнюю, по ее мнению, строгость в одежде, и сегодня я мечтала сразить ее наповал. Но, видимо, не судьба. Я натягиваю джинсы, белую футболку «Мейдвелл», плащ от «Бёрберри» и резиновые, доходящие до щиколотки сапожки. За окнами плюс восемнадцать. В плаще я, конечно, сопрею, но без него замерзну.

Мы договорились посидеть в «Бюветт», крошечном французском бистро в Вест-Виллидже, которое вот уже десять лет является нашим излюбленным местом встречи. Здесь подают самые восхитительные яйца пашот и самые чудесные крок-месье на всем белом свете и варят самый крепкий и ароматный кофе. Прямо сейчас я бы, наверное, выпила целый литр.

Белла обожает это местечко. Знает по именам всех официантов. Раньше, лет десять назад, она часто захаживала сюда, чтобы набросать эскизы.

Я беру такси. Терпеть не могу опаздывать, хотя Белла наверняка замешкается и мне придется ждать ее минут пятнадцать – двадцать. Сколько с Беллой ни договаривайся, она все равно появится минимум на пятнадцать минут позже назначенного срока. Белла постоянно теряется во времени. Постоянно.

Однако сегодня, когда я захожу в бистро, она чинно сидит у окна за столиком на двоих.

На ней алый бархатный пиджак и длинное, слишком длинное для ее метра шестидесяти платье в цветочек с мокрым подолом. Волосы ее распущены и шелковыми, мягкими, как пряжа, локонами ниспадают на плечи. Белла прекрасна. Каждый раз, когда я ее вижу, у меня захватывает дух.

– Поверить не могу! – восклицаю я. – Никак ты меня обскакала?