– Чудесно, – воркует она. – Особенно мне нравится вырез, он так вам идет. Разрешите я сниму с вас мерки?
Она тычет в меня булавками. Измеряет обхват талии, ширину плеч, длину платья.
Когда она наконец-то уходит, я смотрюсь в зеркало: вырез вовсе мне не идет, и слова девушки не более чем грубая лесть. Он непозволительно глубок и лишь выставляет на всеобщее обозрение мои острые ключицы и угловатые плечи. На краткий чудесный миг у меня возникает желание позвонить Дэвиду и отложить свадьбу. Сказать, что мы поженимся через год. Почему нет? Мы снимем «Плазу» или роскошный дворец Уитли в Массачусетсе. Я закажу уникальное платье в модном доме «Оскар де ла Рента»: какой-нибудь затейливый наряд из парчи с узорчатыми цветами. Мы наймем лучшего флориста и великолепный оркестр и закружимся в свадебном танце под Фрэнка Синатру в таинственном мерцающем свете хрустальных люстр, свисающих с расписанного розами потолка. А на медовый месяц мы махнем на Таити или Бора-Бора. Забросим телефоны в бунгало и уплывем на край земли. И будем любоваться звездным небом и пить шампанское. И все десять дней я буду носить только белое. Одно белое. Все дни напролет.
И мы все сделаем верно.
Но тикающие на стене часы – тик-так, тик-так – возвращают меня к реальности, напоминая, что пятнадцатое декабря не за горами.
Я покупаю платье. Расплачиваюсь и отправляюсь домой.
Звонит Аарон.
– Пришли результаты последней химиотерапии, – говорит он. – И они… Они не очень хорошие.
Странно. Новость не поражает меня в самое сердце. Я не застываю столбом посреди дороги. Мир не замирает, не прекращает своего вращения. Машины не визжат тормозами, моторы не глохнут, и грохочущая на всю улицу музыка не замолкает.
Я просто жду. Жду.
– Спроси Беллу, хочет ли она меня видеть…
Он тяжело вздыхает, кладет смартфон и уходит в другую комнату: я слышу его удаляющиеся шаги. Я все еще жду. Проходит целая вечность – не менее двух минут, – когда он возвращается, берет трубку и говорит:
– Да.
Забыв про все на свете, я бегу к ней.
Глава тридцать вторая
К моему облегчению и вместе с тем к невообразимому ужасу, она выглядит так же, как и три недели назад. Не хуже, но и не лучше. Все те же роскошные волосы, впалые щеки и потухшие глаза.
Она не плачет. Не улыбается. Ее лицо непроницаемо, словно маска, и это пугает меня до полусмерти. Я не удивилась бы, если бы она плакала. Кто бы не расплакался на ее месте? Но ее стоическая выдержка и ледяное спокойствие заставляют меня трепетать. Никогда прежде Белла не скрывала своих чувств. Она была вся как на ладони: нежная, добрая, отзывчивая, чуткая к малейшим переменам. Я всегда читала ее душу словно открытую книгу. Но теперь эта книга для меня закрылась.
– Белла… Я слышала…
Она яростно трясет головой.
– Вначале займемся нашими делами.
Я киваю. Подхожу к ее постели, но не осмеливаюсь присесть на нее.
– Мне страшно, – произносит Белла.
– Я знаю, – мягко говорю я.
– Нет, – голос ее крепнет, набирает силу. – Мне страшно бросать тебя на волю рока.
Я подавленно молчу. На краткий миг я переношусь в прошлое: мне снова двенадцать, и я снова застыла на пороге спальни. Внизу безутешно рыдает мама, а мой отец, мужественный, сильный, горячо любимый отец, растерянно бормочет: «Но кто вел машину? Он что, превысил скорость?», будто ответы на эти вопросы способны что-то изменить и вернуть Майкла к жизни.
Что уж греха таить – всю свою жизнь я ждала чего-то подобного. Беды, снова отыскавшей дорогу в мой дом. Коварного удара судьбы, нанесенного исподтишка. Но почему рак, этот безжалостный противник, не оставивший от моих защитных укреплений даже обломков, поразил именно Беллу? Почему эта катастрофа произошла с ней, а не со мной, пишущей историю своей жизни? Ведь это же нелепо!
– Не надо, Белла, – молю я.
Но Белла видит меня насквозь точно так же, как и я ее. Ей достаточно бегло взглянуть на меня, чтобы понять мои мысли, уловить мое настроение.
Мы с ней одним миром мазаны.
– Ты не бросишь меня на волю рока, – настойчиво убеждаю я. – Мы будем бороться. Вместе. Плечом к плечу. Как всегда. Как обычно.
И это правда. Истинная и безоговорочная правда. Потому что иного выхода у нас просто нет. Мы будем бороться. Несмотря на то, что химиотерапия не помогла. Несмотря на то, что болезнь распространилась в брюшную полость. Несмотря ни на что. Ни на что. Ни на что.
– Смотри-ка. – Белла поднимает руку, и я замечаю на ее пальце изящное обручальное колечко.
– Ты выходишь замуж? – поражаюсь я.
– Да, когда мне станет лучше.
Я присаживаюсь на краешек кровати.
– Ты обручилась втихаря от меня?
– Это произошло вчера вечером. Когда он угостил меня ужином.
– Каким ужином?
Белла, насупившись, признается:
– Пастой из ресторана «Вайлд».
– Не могу поверить, что ты ела эту гадость, – брезгливо кривлюсь я.
– Никакая это не гадость, – возражает Белла. – Отличные спагетти, причем без глютена. И даже не отравленные.
– Ну а потом?
– Ну а потом, когда он принес мне пасту, наверху, прямо на горке пармезана, я обнаружила кольцо.
– И что он сказал?
Белла меняется в лице, лукаво косится на меня, и на миг я узнаю в ней свою прежнюю Беллу. Мою Беллу.
– Ой, да банальщину всякую. Ты меня засмеешь.
– Не засмею. Обещаю.
– Он сказал, что всегда искал только меня и, хотя обстоятельства складываются не в нашу пользу, он знает, что я его вторая половинка и нам суждено быть вместе до скончания мира. Это – Судьба.
Белла покрывается застенчивым румянцем.
Судьба…
Я проглатываю застрявший в горле ком.
– Прекрасно сказано. Ты всегда мечтала найти родственную душу. Свою вторую половинку. И вот ты ее нашла. Ты нашла Аарона.
Белла оборачивается ко мне, кладет руку на пуховое одеяло.
– Можно я кое-что тебе скажу? Только не обижайся, ладно? Возможно, я ошибаюсь…
У меня начинает учащенно биться сердце. Неужели она?.. Не может быть, чтобы Белла…
– Я знаю, ты думаешь, что мы с тобой очень разные. Бьюсь об заклад – так оно и есть! Я не уточняю прогноз погоды в приложении, когда выхожу на улицу, и понятия не имею, сколько упаковка яиц может пролежать в холодильнике. В отличие от тебя, я безалаберна, и жизнь моя – сплошной кавардак. Но если ты думаешь, что не… – Белла облизывает губы. – Мне кажется, ты тоже способна на безрассудную и всепоглощающую любовь. И меня огорчает, что такой любви у тебя пока нет.
Я молча перевариваю услышанное.
– Но почему? – обескураженно спрашиваю я. – Почему ты так думаешь?
– Ну сама посуди: ты помолвлена почти пять лет, а замуж так до сих пор и не вышла. А разве столь долгая помолвка входила в твои планы?
– Но мы вот-вот поженимся, – защищаюсь я.
– Да, но только потому… – Голос Беллы прерывается, и она испуганно съеживается подле меня. – Только потому, что ты думаешь, тебя поджимает время. Тик-так, тик-так.
Время. Пятнадцатое декабря.
– Неправда! Я люблю Дэвида!
– Разумеется, любишь! Но ты не влюблена в него! Может, поначалу ты к нему и испытывала какие-то романтические чувства, но даже тогда ты ничем себя не выдавала. Я больше так не могу. Я больше не могу позволить себе молчать и притворяться. Да и ты, по-моему, тоже. Часики тикают, Данни. Пришло время обрести свое счастье.
– Белла… – Я задыхаюсь, из истомленной души моей вырывается признание: – Боюсь, я неспособна на такую любовь. На такую вот безрассудную и всепоглощающую.
– Способна, и еще как! О, как бы мне хотелось, чтобы ты ее испытала. Как бы мне хотелось, чтобы ты бросилась в любовь как в омут, позабыв обо всем. Воплотила бы в жизнь самые безумные мечты. Как в кино. Ну же, Данни, ты просто создана для бурных страстей!
– Очень в этом сомневаюсь.
– Создана, создана. А знаешь, почему я в этом уверена?
Я качаю головой.
– Потому что именно так – безрассудно и всепоглощающе – ты любишь меня.