Я увидел, как едва заметно дрогнули мышцы его челюсти. Этого было достаточно.
– Помните, как-то вечером я встретил вас на лестнице? Мы говорили о Сене. Вы сказали, что Сен похож на Льва Троцкого. Откуда вы знали, как он выглядит?
– Я… Должно быть, встречал его фотографию в газетах…
– Сомневаюсь. Его фотографии не было даже в нашем полицейском досье. Не было даже рисунка, а вы знали, как он выглядит. Предполагаю, что ваши ирландские друзья снабжают оружием своих товарищей-революционеров здесь, в Индии, а вы – их человек с этой стороны. Наверное, вам доводилось встречаться со многими индийскими террористами. Вероятно, и с Сеном – не исключено, что даже в последний год, когда вы были в Ассаме, а он скрывался в Восточной Бенгалии.
– Все это чушь, капитан.
Может, и чушь. Может быть, он и правда видел Сена только на фотографии в газете, но это никак не объясняло, что он делал рядом со складом, полным оружия, имея сто пятьдесят тысяч в чемодане.
– Позвольте дать вам совет, Бирн. Поскорее признайтесь. Признайтесь здесь – раньше, чем вас отправят обратно в Англию. Из двух зол это меньшее. – И я повернулся, чтобы уйти.
– Уиндем, – выкрикнул он, – грядет буря. И в Индии, и в Ирландии, и когда она разразится, всех ждет расплата. Люди с чистой совестью должны будут встать и пересчитаться. И вам предстоит решить, на чьей вы стороне.
Наверное, стоило посоветовать ему поберечь силы. После всего, через что мне пришлось пройти, моя совесть была какой угодно, но только не чистой. А что до выбора сторон – тут Таггерт мне уже все сказал: моя сторона – статус-кво. Пожалуй, эта сторона мне вполне годилась, пока все альтернативы предполагали еще большее кровопролитие.
Я кликнул сикха, чтобы тот меня выпустил, и, отправляясь в обратный путь по коридору, услышал, как сзади лязгает ключ в замке.
Из пансиона я съехал на следующий день. Решил, что так будет лучше. Миссис Теббит несколько охладела ко мне после того, как я вернулся избитый и окровавленный той ночью, когда Дигби схлопотал дырку в черепе. Хотя ее неодобрение вызвал не столько мой внешний вид, сколько настойчивые требования найти комнату для сержанта Банерджи. Нет, поймите, взывала она к моему здравому смыслу, лично она ничего не имеет против того, чтобы под ее крышей поселился «чернокожий», но что скажут остальные гости? Нет, это совершенно невозможно. Немного смягчилась она только после того, как я сообщил, что сержант с отличием закончил юридический факультет Кембриджа, но и тогда не смогла удержаться от колкости:
– Беда всех индийцев. Больно они умные.
Мой чемодан был собран и стоял в холле. В нем уместилось почти все мое имущество. Я нанял рикша валла Салмана с товарищами, чтобы отвезти меня с пожитками на новое место, недалеко, на Премчанд-Борал-стрит. Квартира была довольно скромная. Владельцам менее скромных жилищ не нравилось, кого я выбрал в соседи.
Поначалу перспектива жить под одной крышей со старшим офицером-сахибом вызывала у Несокрушима священный ужас, но я не сдавался. Заявил, что это будет полезно для его карьеры, и в конце концов смог его уговорить. У меня имелись на то свои причины. Я чувствовал, что в том, что родители выгнали его из дому, есть и моя вина. Ведь это из-за меня он не подал в отставку. И кроме того, в течение недели он дважды спас мне жизнь, а только дурак добровольно расстанется с таким талисманом.
Прошла неделя. Однажды мы с Несокрушимом беседовали за бутылкой какой-то местной выпивки. Как оказалось, дешевизна нашей квартиры объяснялась тем, что она находилась над одним борделем и граничила со вторым, однако нас подобная близость к пороку не смущала, а Несокрушим, полагаю, и вовсе был втайне рад такому соседству. Я замечал, с каким интересом он таращится на девушку из заведения напротив. Правда, он был из тех редких мужчин, кто способен только таращиться. Даже заговорить с нею было выше его сил. Я как раз старался вывести его на эту тему, применяя двойную стратегию: во-первых, пользуясь служебным положением, а во-вторых, пытаясь его как следует напоить.
– Ну же, Несокрушим, – подбодрил я сержанта, – хватит глазеть на светлый образ. Смелость города берет.
– Об этом я могу не беспокоиться, – ответил он, покачивая головой в своей забавной индийской манере. – Когда дело дойдет до моей женитьбы, уверяю вас, мою мать никто не упрекнет в недостатке смелости. И она позаботится о том, чтобы образ был достаточно светлым. Невестку с темной кожей она сочла бы оскорблением.
– Вы что же, так и не заговорите с девушкой?
– Я уже неоднократно вам объяснял, сэр, что мне трудно беседовать с противоположным полом. Но это не беда. Я индиец, и поэтому мне вовсе не обязательно разговаривать с женщиной до свадьбы. И это только одно из многих преимуществ моей культуры перед вашей… сэр.
Пожалуй, в этом что-то было. Наверное, индийский способ заводить отношения сохранял массу времени и усилий, не говоря уже о разбитых сердцах.
– Но вам же наверняка приходилось влюбляться? – поддразнил его я. Алкоголь развязал мне язык. – А может, какая-нибудь милая девушка была влюблена в вас?
Юноша покраснел и помотал головой.
– Как же так? – удивился я. – Мне казалось, что уж с вашей-то внешностью вы едва успеваете отбиваться от женщин.
– В нашей культуре это устроено иначе.
– А пока вы были в Оксфорде?
– В Кембридже.
– Ну, в Кембридже. Неважно. Наверняка же какая-нибудь добросердечная суфражистка приглашала вас к себе в постель? Насколько я понимаю, у определенного круга политически активных женщин любовники-индийцы сейчас – последний писк моды. По всей видимости, это добавляет блеску их социалистическим досье.
– Увы, – посетовал он, – мне не выпадало чести добавить блеску женскому досье. Ни социалистическому, ни какому-то иному.
Раздался стук во входную дверь.
Я взглянул на Несокрушима:
– Вы ждете кого-нибудь?
– Вроде бы нет.
Мы услышали, как Сандеш прошаркал в прихожую. Старый слуга Маколи теперь работал у меня. Ему нужна была работа, а мне был нужен кто-нибудь, кто гладил бы мою форму, и пока что все шло неплохо.
До нас донесся женский голос. Дверь в гостиную открылась, и вошла Энни. Я не видел ее с тех пор, как покинул ее квартиру наутро после нападения. Она была так же прекрасна, как и в тот вечер, когда мы ужинали в «Грейт Истерн».
Несокрушим, покачиваясь и улыбаясь во весь рот, встал со стула.
– Прогуляюсь, – сообщил он. – Подышу немного воздухом.
И исчез с такой скоростью, будто у него горели подошвы.
Я взял бутылку и жестом предложил Энни присоединиться к веселью.
– Что это? – спросила она.
– Понятия не имею. Какое-то местное пойло, Несокрушим раздобыл его у местного пойло валла. Вообще-то, моя вина. Нужно было идти самому. Парень совершенно не разбирается в выпивке.
– И ты его обучаешь?
– Что-то вроде того.
Я налил ей. Она взяла стакан, выпила залпом и поставила на стол. Я был впечатлен. Пойло на вкус напоминало бензин. Когда я попробовал его в первый раз, у меня на глазах выступили слезы, а бедняга Несокрушим свалился со стула. Я налил ей еще.
– От тебя нет вестей уже больше недели, – сказала она.
Чистая правда. Я избегал ее с той самой ночи, когда погиб Дигби.
– Я был занят.
– Я так и поняла, Сэм. А ничего у тебя квартирка.
– Да, – согласился я. – Но я решил обойтись одним слугой. Может быть, ты его помнишь. Кстати, как ты узнала мой адрес?
– У твоего друга, сержанта Банерджи. Я приехала тебя искать на Лал-базар, там мне сказали, что ты в отпуске, но сержант может передать тебе сообщение. Я спросила его, где ты остановился, и он любезно дал мне адрес. Правда, не упомянул, что тоже здесь живет.
– Люблю, когда друзья рядом.
Она достала две сигареты из серебряного портсигара, который носила в сумочке, и одну предложила мне. Я закурил и дал прикурить Энни. Она затянулась и выпустила дым.
– Ты не хочешь объяснить, в чем я провинилась, Сэм?
Я заглянул ей в глаза. Даже теперь мне было трудно не терять голову.
Захватив стакан, я вышел на балкон. Было проще говорить, стоя к ней спиной.
– Зря ты мне не сказала, – ответил я.
– О чем?
– О Бьюкене.
Я ожидал, что она станет врать, но поступить так было ниже ее достоинства. Вместо этого она подошла и встала рядом со мной.
– Как ты понял?
– Он слишком много знал о расследовании. Он знал, что я считаю Сена невиновным. Кто-то снабжал его сведениями. Сначала я подозревал Дигби, но это был не Дигби. Это была ты.
Она молчала.
– Той ночью, когда на меня напали. Это ведь с ним ты тогда встречалась, да?
– Они были друзьями с Маколи, – сказала она. – Он попросил сообщать ему о ходе твоего расследования. Я ни о чем не жалею.
– И что он пообещал взамен? Ты же не рассчитывала, что он женится на тебе? Или тебе достаточно было роли любовницы?
Она влепила мне пощечину.
– Он предложил мне деньги. Предложил безопасность. Мне больше никто такого не предлагал. Может, ты не заметил, Сэм, но Калькутта для полукровок – отнюдь не рай.
Щека горела.
– Сколько денег?
– Достаточно, чтобы уехать отсюда и начать все с чистого листа.
– И достаточно, чтобы меня предать?
Энни покачала головой:
– Я тебя не предавала.
– Помните, как-то вечером я встретил вас на лестнице? Мы говорили о Сене. Вы сказали, что Сен похож на Льва Троцкого. Откуда вы знали, как он выглядит?
– Я… Должно быть, встречал его фотографию в газетах…
– Сомневаюсь. Его фотографии не было даже в нашем полицейском досье. Не было даже рисунка, а вы знали, как он выглядит. Предполагаю, что ваши ирландские друзья снабжают оружием своих товарищей-революционеров здесь, в Индии, а вы – их человек с этой стороны. Наверное, вам доводилось встречаться со многими индийскими террористами. Вероятно, и с Сеном – не исключено, что даже в последний год, когда вы были в Ассаме, а он скрывался в Восточной Бенгалии.
– Все это чушь, капитан.
Может, и чушь. Может быть, он и правда видел Сена только на фотографии в газете, но это никак не объясняло, что он делал рядом со складом, полным оружия, имея сто пятьдесят тысяч в чемодане.
– Позвольте дать вам совет, Бирн. Поскорее признайтесь. Признайтесь здесь – раньше, чем вас отправят обратно в Англию. Из двух зол это меньшее. – И я повернулся, чтобы уйти.
– Уиндем, – выкрикнул он, – грядет буря. И в Индии, и в Ирландии, и когда она разразится, всех ждет расплата. Люди с чистой совестью должны будут встать и пересчитаться. И вам предстоит решить, на чьей вы стороне.
Наверное, стоило посоветовать ему поберечь силы. После всего, через что мне пришлось пройти, моя совесть была какой угодно, но только не чистой. А что до выбора сторон – тут Таггерт мне уже все сказал: моя сторона – статус-кво. Пожалуй, эта сторона мне вполне годилась, пока все альтернативы предполагали еще большее кровопролитие.
Я кликнул сикха, чтобы тот меня выпустил, и, отправляясь в обратный путь по коридору, услышал, как сзади лязгает ключ в замке.
Из пансиона я съехал на следующий день. Решил, что так будет лучше. Миссис Теббит несколько охладела ко мне после того, как я вернулся избитый и окровавленный той ночью, когда Дигби схлопотал дырку в черепе. Хотя ее неодобрение вызвал не столько мой внешний вид, сколько настойчивые требования найти комнату для сержанта Банерджи. Нет, поймите, взывала она к моему здравому смыслу, лично она ничего не имеет против того, чтобы под ее крышей поселился «чернокожий», но что скажут остальные гости? Нет, это совершенно невозможно. Немного смягчилась она только после того, как я сообщил, что сержант с отличием закончил юридический факультет Кембриджа, но и тогда не смогла удержаться от колкости:
– Беда всех индийцев. Больно они умные.
Мой чемодан был собран и стоял в холле. В нем уместилось почти все мое имущество. Я нанял рикша валла Салмана с товарищами, чтобы отвезти меня с пожитками на новое место, недалеко, на Премчанд-Борал-стрит. Квартира была довольно скромная. Владельцам менее скромных жилищ не нравилось, кого я выбрал в соседи.
Поначалу перспектива жить под одной крышей со старшим офицером-сахибом вызывала у Несокрушима священный ужас, но я не сдавался. Заявил, что это будет полезно для его карьеры, и в конце концов смог его уговорить. У меня имелись на то свои причины. Я чувствовал, что в том, что родители выгнали его из дому, есть и моя вина. Ведь это из-за меня он не подал в отставку. И кроме того, в течение недели он дважды спас мне жизнь, а только дурак добровольно расстанется с таким талисманом.
Прошла неделя. Однажды мы с Несокрушимом беседовали за бутылкой какой-то местной выпивки. Как оказалось, дешевизна нашей квартиры объяснялась тем, что она находилась над одним борделем и граничила со вторым, однако нас подобная близость к пороку не смущала, а Несокрушим, полагаю, и вовсе был втайне рад такому соседству. Я замечал, с каким интересом он таращится на девушку из заведения напротив. Правда, он был из тех редких мужчин, кто способен только таращиться. Даже заговорить с нею было выше его сил. Я как раз старался вывести его на эту тему, применяя двойную стратегию: во-первых, пользуясь служебным положением, а во-вторых, пытаясь его как следует напоить.
– Ну же, Несокрушим, – подбодрил я сержанта, – хватит глазеть на светлый образ. Смелость города берет.
– Об этом я могу не беспокоиться, – ответил он, покачивая головой в своей забавной индийской манере. – Когда дело дойдет до моей женитьбы, уверяю вас, мою мать никто не упрекнет в недостатке смелости. И она позаботится о том, чтобы образ был достаточно светлым. Невестку с темной кожей она сочла бы оскорблением.
– Вы что же, так и не заговорите с девушкой?
– Я уже неоднократно вам объяснял, сэр, что мне трудно беседовать с противоположным полом. Но это не беда. Я индиец, и поэтому мне вовсе не обязательно разговаривать с женщиной до свадьбы. И это только одно из многих преимуществ моей культуры перед вашей… сэр.
Пожалуй, в этом что-то было. Наверное, индийский способ заводить отношения сохранял массу времени и усилий, не говоря уже о разбитых сердцах.
– Но вам же наверняка приходилось влюбляться? – поддразнил его я. Алкоголь развязал мне язык. – А может, какая-нибудь милая девушка была влюблена в вас?
Юноша покраснел и помотал головой.
– Как же так? – удивился я. – Мне казалось, что уж с вашей-то внешностью вы едва успеваете отбиваться от женщин.
– В нашей культуре это устроено иначе.
– А пока вы были в Оксфорде?
– В Кембридже.
– Ну, в Кембридже. Неважно. Наверняка же какая-нибудь добросердечная суфражистка приглашала вас к себе в постель? Насколько я понимаю, у определенного круга политически активных женщин любовники-индийцы сейчас – последний писк моды. По всей видимости, это добавляет блеску их социалистическим досье.
– Увы, – посетовал он, – мне не выпадало чести добавить блеску женскому досье. Ни социалистическому, ни какому-то иному.
Раздался стук во входную дверь.
Я взглянул на Несокрушима:
– Вы ждете кого-нибудь?
– Вроде бы нет.
Мы услышали, как Сандеш прошаркал в прихожую. Старый слуга Маколи теперь работал у меня. Ему нужна была работа, а мне был нужен кто-нибудь, кто гладил бы мою форму, и пока что все шло неплохо.
До нас донесся женский голос. Дверь в гостиную открылась, и вошла Энни. Я не видел ее с тех пор, как покинул ее квартиру наутро после нападения. Она была так же прекрасна, как и в тот вечер, когда мы ужинали в «Грейт Истерн».
Несокрушим, покачиваясь и улыбаясь во весь рот, встал со стула.
– Прогуляюсь, – сообщил он. – Подышу немного воздухом.
И исчез с такой скоростью, будто у него горели подошвы.
Я взял бутылку и жестом предложил Энни присоединиться к веселью.
– Что это? – спросила она.
– Понятия не имею. Какое-то местное пойло, Несокрушим раздобыл его у местного пойло валла. Вообще-то, моя вина. Нужно было идти самому. Парень совершенно не разбирается в выпивке.
– И ты его обучаешь?
– Что-то вроде того.
Я налил ей. Она взяла стакан, выпила залпом и поставила на стол. Я был впечатлен. Пойло на вкус напоминало бензин. Когда я попробовал его в первый раз, у меня на глазах выступили слезы, а бедняга Несокрушим свалился со стула. Я налил ей еще.
– От тебя нет вестей уже больше недели, – сказала она.
Чистая правда. Я избегал ее с той самой ночи, когда погиб Дигби.
– Я был занят.
– Я так и поняла, Сэм. А ничего у тебя квартирка.
– Да, – согласился я. – Но я решил обойтись одним слугой. Может быть, ты его помнишь. Кстати, как ты узнала мой адрес?
– У твоего друга, сержанта Банерджи. Я приехала тебя искать на Лал-базар, там мне сказали, что ты в отпуске, но сержант может передать тебе сообщение. Я спросила его, где ты остановился, и он любезно дал мне адрес. Правда, не упомянул, что тоже здесь живет.
– Люблю, когда друзья рядом.
Она достала две сигареты из серебряного портсигара, который носила в сумочке, и одну предложила мне. Я закурил и дал прикурить Энни. Она затянулась и выпустила дым.
– Ты не хочешь объяснить, в чем я провинилась, Сэм?
Я заглянул ей в глаза. Даже теперь мне было трудно не терять голову.
Захватив стакан, я вышел на балкон. Было проще говорить, стоя к ней спиной.
– Зря ты мне не сказала, – ответил я.
– О чем?
– О Бьюкене.
Я ожидал, что она станет врать, но поступить так было ниже ее достоинства. Вместо этого она подошла и встала рядом со мной.
– Как ты понял?
– Он слишком много знал о расследовании. Он знал, что я считаю Сена невиновным. Кто-то снабжал его сведениями. Сначала я подозревал Дигби, но это был не Дигби. Это была ты.
Она молчала.
– Той ночью, когда на меня напали. Это ведь с ним ты тогда встречалась, да?
– Они были друзьями с Маколи, – сказала она. – Он попросил сообщать ему о ходе твоего расследования. Я ни о чем не жалею.
– И что он пообещал взамен? Ты же не рассчитывала, что он женится на тебе? Или тебе достаточно было роли любовницы?
Она влепила мне пощечину.
– Он предложил мне деньги. Предложил безопасность. Мне больше никто такого не предлагал. Может, ты не заметил, Сэм, но Калькутта для полукровок – отнюдь не рай.
Щека горела.
– Сколько денег?
– Достаточно, чтобы уехать отсюда и начать все с чистого листа.
– И достаточно, чтобы меня предать?
Энни покачала головой:
– Я тебя не предавала.