– А ты что предлагаешь? Арестовать губернатора?
– Мне всегда казалось, что убийство, сговор и попытка воспрепятствовать правосудию считаются серьезными преступлениями.
Таггерт помолчал.
– Как ты думаешь, Сэм, зачем мы здесь?
Никто мне раньше не задавал подобного вопроса – наверное, потому, что я был полицейским, а задача полицейских во всем мире более или менее одинакова: ловить плохих парней. Надо полагать, даже в Индии это само собой разумеется.
– Чтобы вершить правосудие?
Таггерт рассмеялся.
– Правосудием занимаются суды, Сэм. Оставим это людям более достойным. Наше дело – поддерживать законность и правопорядок в провинции Бенгалия. Мы здесь, чтобы сохранять статус-кво. А это будет непросто, если мы попробуем арестовать человека, поставленного тут во главе.
– Получается, все было напрасно?
– Напротив, мальчик мой. Пусть мы и не можем выдвинуть обвинение, но твоими стараниями у нас теперь есть кое-что более ценное. Рычаги воздействия! Думаю, впредь губернатор будет поменьше совать нос в дела полиции и с большей готовностью следовать нашим советам. Возьмем, к примеру, твоего Сена. По моей подсказке губернатор счел возможным заменить ему смертный приговор ссылкой и тюремным заключением на Андаманских островах. Губернатор обставит это решение как проявление британского великодушия, и, возможно, оно поможет нам несколько реабилитироваться в глазах и сердцах индийцев после прискорбного происшествия в Амритсаре. А через несколько лет, когда шумиха уляжется, мы тихо вернем его в Индию. Он нам тут весьма пригодится.
Теперь была моя очередь рассмеяться:
– Он ни за что не станет на нас работать.
Таггерт ничуть не смутился.
– А это и не нужно. Если он действительно встал на путь ненасилия, то лучшее, что мы можем сделать, – это вернуть его сюда как можно скорее, и пусть он продолжает обращать к миру своих сторонников. В конце концов, с кем приятнее бороться – с вооруженными повстанцами или с горсткой сознательных несогласных? Нет, эта чепуха про ненасилие – лучшее, что случилось с нами за много лет.
– То есть Сен так и будет считаться виновным в убийстве Маколи?
Таггерт кивнул:
– Мне кажется, это разумная плата за то, чтоб остаться в живых.
– А Дигби?
– Мы его посмертно повысим в звании. За безукоризненную службу. Очень жаль, что на него напал его собственный осведомитель.
Ему бы это понравилось, подумал я. Однако, пусть и невольно, но Дигби это заслужил. Не убей он Маколи, в ночь ограбления Дарджилингский почтовый был бы набит деньгами, и вполне вероятно, что над нами бы сейчас висела угроза масштабной террористической кампании. Сейчас же такая угроза миновала – в том числе благодаря Дигби, а не только благодаря тому, что потом делал я или подразделение «Эйч». Да, кстати…
– Мне нужно в Форт-Уильям, встретиться с Доусоном.
Таггерт улыбнулся:
– Говорят, вы двое наконец подружились?
– Это некоторое преувеличение, – сказал я. – Вряд ли мне в ближайшее время стоит ожидать от него открыток к Рождеству.
Между мной и полковником установилась настороженная отчужденность. Я знал о его причастности к укрывательству по делу Маколи, а он, как я предполагал, знал о моих проблемах с опиумом. У нас был друг на друга компромат, но мы предпочитали, по крайней мере пока, придержать его. Кроме того, я оказал Доусону услугу, когда позвонил ему тем утром и рассказал о своих подозрениях. Я надеялся, что теперь он с меньшей вероятностью попытается меня убить. Но ни с кем из тайной полиции никогда и ничего нельзя знать наверняка.
Таггерт затянулся сигарой и устремил взгляд поверх лужаек. В отдалении часовой совершал обход по периметру усадьбы.
– А ты, Сэм? Ты решил, хочешь ли работать тут дальше?
Я осушил стакан. Виски был резковат на вкус. Я проглотил его как лекарство.
– Мне нужно немного подумать.
Слуга подошел без всякого знака с моей стороны и наполнил стакан.
Таггерт улыбнулся:
– Думай столько, сколько потребуется, мой мальчик.
Доусон встретил меня возле храма в центре Форт-Уильяма. Место он выбрал странное. Я решил, что теперь я в кабинете двести семь персона нон грата. Похоже, у полковника там были секреты, которые мне не следовало видеть. А может, он просто не хотел, чтобы я любезничал с мисс Брейтуэйт.
– Вам уже удалось что-нибудь из него вытащить?
Доусон попыхтел своей трубкой.
– Пока нет. Но это вопрос времени. Пока, правда, он довольно правдоподобно изображает монаха-трапписта[73].
– Наверное, ему толком нечего сказать.
– Пожалуй. Что он может сказать, когда его поймали рядом со складом, набитым оружием и взрывчаткой, со ста пятьюдесятью тысячами рупий в чемодане?
– Еще кого-нибудь смогли задержать?
– Увы. Мы проследили за ним до склада в Хаоре, где он встретился с двумя индийцами. Попытались устроить за ними слежку, но они нас заметили и пустились наутек. Оба были застрелены при попытке бегства.
– Очень жаль, – заметил я. – Взяв их живыми, мы могли добыть полезные сведения.
Заодно подразделение «Эйч» могло добыть новую пешку – вместо Сена, но эту мысль я оставил при себе.
– Мы взяли деньги и оружие, – возразил Доусон. – Остальное неважно.
– Сколько оружия?
– Три ящика – револьверы, винтовки и взрывчатка. Достаточно, чтобы устроить основательный вооруженный конфликт.
Мы шли по дорожке, ведущей к кладбищу гарнизона.
– Можно мне увидеть заключенного? – спросил я.
– Боюсь, это выходит за рамки ваших полномочий, капитан.
– Надеюсь, ваши люди не переусердствовали во время допроса?
Доусон улыбнулся:
– Вовсе нет, капитан. Мы же в Индии. У нас здесь есть определенные правила, которых мы неукоснительно придерживаемся. В частности, мы никогда не усердствуем при допросе белого человека, даже если он ирландец. Это совершенно недопустимо в присутствии наших индийских солдат. Хотя я вынужден признать, что в данном случае это все несколько усложняет.
Итак, они его не избили и за два дня не смогли узнать ничего полезного. Похоже, решил я, применяемые подразделением «Эйч» методы допроса опираются скорее на грубую силу, чем на хитроумие. Без своих кастетов они абсолютно беспомощны.
– Возможно, со мной он заговорит.
Доусон пососал трубку, еще раз затянулся и задумался.
– Хорошо. Пожалуй, мы могли бы сделать исключение. Но только в этот раз.
В тюремном блоке, как и прежде, пахло дезинфицирующим средством. Вслед за сипаем я прошел по длинному коридору и остановился возле камеры в дальнем его конце.
– Здравствуйте, Бирн, – сказал я, когда сипай отпирал дверь камеры.
– Капитан Уиндем! – воскликнул тот в изумлении. – Черт возьми, как же я рад вас видеть! Может быть, вы сумеете объяснить этим господам, что они поймали не того человека, и вытащите меня отсюда.
Он так вцепился в прутья двери, что побелели костяшки пальцев. Нельзя было не признать: Бирн прекрасно разыгрывал роль невинного торговца тканями. Тем не менее он не мог не сознавать, что игра проиграна.
– С вами хорошо обращаются?
– Как бы не так! Ведь я здесь сижу уже двое суток без всяких объяснений и без доступа к адвокату.
– Вам повезло, что вы не индиец, – заметил я.
– Вы можете вытащить меня отсюда?
– Это будет непросто. Они говорят, что в момент ареста у вас при себе было сто пятьдесят тысяч рупий наличными. Вы что, ограбили банк?
Он улыбнулся с тревогой:
– Ну что вы, капитан. Вы же знаете, что я работал над крупной сделкой. Мне просто заплатили наличными.
– Сто пятьдесят тысяч рупий за текстильный заказ? Что вы такого сделали, Бирн? Продали им Туринскую плащаницу?
– Это правда. Клянусь! – взмолился он. Но, конечно же, лгал.
– Это я навел их на вас, – сказал я.
Бирн явно искренне удивился.
– Вы? Но на кой же черт вы это сделали?
Вопрос был справедливый. Я и сам себе его задавал не раз.
– Потому что ваше настоящее занятие – вовсе не текстиль. Кстати, сомневаюсь, что и Бирн – ваше настоящее имя.
– Мне всегда казалось, что убийство, сговор и попытка воспрепятствовать правосудию считаются серьезными преступлениями.
Таггерт помолчал.
– Как ты думаешь, Сэм, зачем мы здесь?
Никто мне раньше не задавал подобного вопроса – наверное, потому, что я был полицейским, а задача полицейских во всем мире более или менее одинакова: ловить плохих парней. Надо полагать, даже в Индии это само собой разумеется.
– Чтобы вершить правосудие?
Таггерт рассмеялся.
– Правосудием занимаются суды, Сэм. Оставим это людям более достойным. Наше дело – поддерживать законность и правопорядок в провинции Бенгалия. Мы здесь, чтобы сохранять статус-кво. А это будет непросто, если мы попробуем арестовать человека, поставленного тут во главе.
– Получается, все было напрасно?
– Напротив, мальчик мой. Пусть мы и не можем выдвинуть обвинение, но твоими стараниями у нас теперь есть кое-что более ценное. Рычаги воздействия! Думаю, впредь губернатор будет поменьше совать нос в дела полиции и с большей готовностью следовать нашим советам. Возьмем, к примеру, твоего Сена. По моей подсказке губернатор счел возможным заменить ему смертный приговор ссылкой и тюремным заключением на Андаманских островах. Губернатор обставит это решение как проявление британского великодушия, и, возможно, оно поможет нам несколько реабилитироваться в глазах и сердцах индийцев после прискорбного происшествия в Амритсаре. А через несколько лет, когда шумиха уляжется, мы тихо вернем его в Индию. Он нам тут весьма пригодится.
Теперь была моя очередь рассмеяться:
– Он ни за что не станет на нас работать.
Таггерт ничуть не смутился.
– А это и не нужно. Если он действительно встал на путь ненасилия, то лучшее, что мы можем сделать, – это вернуть его сюда как можно скорее, и пусть он продолжает обращать к миру своих сторонников. В конце концов, с кем приятнее бороться – с вооруженными повстанцами или с горсткой сознательных несогласных? Нет, эта чепуха про ненасилие – лучшее, что случилось с нами за много лет.
– То есть Сен так и будет считаться виновным в убийстве Маколи?
Таггерт кивнул:
– Мне кажется, это разумная плата за то, чтоб остаться в живых.
– А Дигби?
– Мы его посмертно повысим в звании. За безукоризненную службу. Очень жаль, что на него напал его собственный осведомитель.
Ему бы это понравилось, подумал я. Однако, пусть и невольно, но Дигби это заслужил. Не убей он Маколи, в ночь ограбления Дарджилингский почтовый был бы набит деньгами, и вполне вероятно, что над нами бы сейчас висела угроза масштабной террористической кампании. Сейчас же такая угроза миновала – в том числе благодаря Дигби, а не только благодаря тому, что потом делал я или подразделение «Эйч». Да, кстати…
– Мне нужно в Форт-Уильям, встретиться с Доусоном.
Таггерт улыбнулся:
– Говорят, вы двое наконец подружились?
– Это некоторое преувеличение, – сказал я. – Вряд ли мне в ближайшее время стоит ожидать от него открыток к Рождеству.
Между мной и полковником установилась настороженная отчужденность. Я знал о его причастности к укрывательству по делу Маколи, а он, как я предполагал, знал о моих проблемах с опиумом. У нас был друг на друга компромат, но мы предпочитали, по крайней мере пока, придержать его. Кроме того, я оказал Доусону услугу, когда позвонил ему тем утром и рассказал о своих подозрениях. Я надеялся, что теперь он с меньшей вероятностью попытается меня убить. Но ни с кем из тайной полиции никогда и ничего нельзя знать наверняка.
Таггерт затянулся сигарой и устремил взгляд поверх лужаек. В отдалении часовой совершал обход по периметру усадьбы.
– А ты, Сэм? Ты решил, хочешь ли работать тут дальше?
Я осушил стакан. Виски был резковат на вкус. Я проглотил его как лекарство.
– Мне нужно немного подумать.
Слуга подошел без всякого знака с моей стороны и наполнил стакан.
Таггерт улыбнулся:
– Думай столько, сколько потребуется, мой мальчик.
Доусон встретил меня возле храма в центре Форт-Уильяма. Место он выбрал странное. Я решил, что теперь я в кабинете двести семь персона нон грата. Похоже, у полковника там были секреты, которые мне не следовало видеть. А может, он просто не хотел, чтобы я любезничал с мисс Брейтуэйт.
– Вам уже удалось что-нибудь из него вытащить?
Доусон попыхтел своей трубкой.
– Пока нет. Но это вопрос времени. Пока, правда, он довольно правдоподобно изображает монаха-трапписта[73].
– Наверное, ему толком нечего сказать.
– Пожалуй. Что он может сказать, когда его поймали рядом со складом, набитым оружием и взрывчаткой, со ста пятьюдесятью тысячами рупий в чемодане?
– Еще кого-нибудь смогли задержать?
– Увы. Мы проследили за ним до склада в Хаоре, где он встретился с двумя индийцами. Попытались устроить за ними слежку, но они нас заметили и пустились наутек. Оба были застрелены при попытке бегства.
– Очень жаль, – заметил я. – Взяв их живыми, мы могли добыть полезные сведения.
Заодно подразделение «Эйч» могло добыть новую пешку – вместо Сена, но эту мысль я оставил при себе.
– Мы взяли деньги и оружие, – возразил Доусон. – Остальное неважно.
– Сколько оружия?
– Три ящика – револьверы, винтовки и взрывчатка. Достаточно, чтобы устроить основательный вооруженный конфликт.
Мы шли по дорожке, ведущей к кладбищу гарнизона.
– Можно мне увидеть заключенного? – спросил я.
– Боюсь, это выходит за рамки ваших полномочий, капитан.
– Надеюсь, ваши люди не переусердствовали во время допроса?
Доусон улыбнулся:
– Вовсе нет, капитан. Мы же в Индии. У нас здесь есть определенные правила, которых мы неукоснительно придерживаемся. В частности, мы никогда не усердствуем при допросе белого человека, даже если он ирландец. Это совершенно недопустимо в присутствии наших индийских солдат. Хотя я вынужден признать, что в данном случае это все несколько усложняет.
Итак, они его не избили и за два дня не смогли узнать ничего полезного. Похоже, решил я, применяемые подразделением «Эйч» методы допроса опираются скорее на грубую силу, чем на хитроумие. Без своих кастетов они абсолютно беспомощны.
– Возможно, со мной он заговорит.
Доусон пососал трубку, еще раз затянулся и задумался.
– Хорошо. Пожалуй, мы могли бы сделать исключение. Но только в этот раз.
В тюремном блоке, как и прежде, пахло дезинфицирующим средством. Вслед за сипаем я прошел по длинному коридору и остановился возле камеры в дальнем его конце.
– Здравствуйте, Бирн, – сказал я, когда сипай отпирал дверь камеры.
– Капитан Уиндем! – воскликнул тот в изумлении. – Черт возьми, как же я рад вас видеть! Может быть, вы сумеете объяснить этим господам, что они поймали не того человека, и вытащите меня отсюда.
Он так вцепился в прутья двери, что побелели костяшки пальцев. Нельзя было не признать: Бирн прекрасно разыгрывал роль невинного торговца тканями. Тем не менее он не мог не сознавать, что игра проиграна.
– С вами хорошо обращаются?
– Как бы не так! Ведь я здесь сижу уже двое суток без всяких объяснений и без доступа к адвокату.
– Вам повезло, что вы не индиец, – заметил я.
– Вы можете вытащить меня отсюда?
– Это будет непросто. Они говорят, что в момент ареста у вас при себе было сто пятьдесят тысяч рупий наличными. Вы что, ограбили банк?
Он улыбнулся с тревогой:
– Ну что вы, капитан. Вы же знаете, что я работал над крупной сделкой. Мне просто заплатили наличными.
– Сто пятьдесят тысяч рупий за текстильный заказ? Что вы такого сделали, Бирн? Продали им Туринскую плащаницу?
– Это правда. Клянусь! – взмолился он. Но, конечно же, лгал.
– Это я навел их на вас, – сказал я.
Бирн явно искренне удивился.
– Вы? Но на кой же черт вы это сделали?
Вопрос был справедливый. Я и сам себе его задавал не раз.
– Потому что ваше настоящее занятие – вовсе не текстиль. Кстати, сомневаюсь, что и Бирн – ваше настоящее имя.