– В этом нет необходимости. Думаю, что у Бьюкена где-нибудь найдется телефонный аппарат. Мы позвоним в участок, когда закончим.

– Да, сэр, – сказал Маклин, принимая официальный тон, после чего отдал честь и вновь втиснулся в «санбим».

Мы с Несокрушимом поднялись к парадному входу. Автомобиль у нас за спиной завелся и умчался обратно по подъездной аллее, взметая за собой облако пыли.

На последней ступени лестницы нас встретил дворецкий. Не индиец, а белый. В стране, где местные слуги стоят дешевле скота, наличие дворецкого-европейца говорило о многом. Дворецкий был лыс, за исключением полоски седых волос вокруг затылка. Старый и скрюченный, одетый в безупречный парадный костюм, глубокими морщинами на лице он напомнил мне Ратана, дряхлого слугу миссис Бозе.

– Следуйте за мной, господа, – произнес он. – Мистер Бьюкен скоро вас примет и приносит свои извинения за то, что вам придется подождать.

Вслед за ним мы пересекли то, что, по моим предположениям, было прихожей, но с тем же успехом могло оказаться картинной галереей, поскольку стены покрывало такое количество полотен, какого я не встречал ни в одном месте с тех пор, как во время войны посетил Лувр.

Дворецкий остановился у одной из дверей и жестом пригласил нас войти. Помещение пропахло табаком и, судя по всему, служило Бьюкену библиотекой. Именно к таким комнатам лежит душа у определенного типа богачей в первом поколении: стены, обшитые дубом, и полки, полные книг, которые, судя по их виду, никогда не читали. Свет лился сквозь французские окна в дальней от входа стене.

– Могу я вам что-нибудь предложить? – спросил дворецкий.

Я отказался.

– А вам, сэр? – обратился он к Банерджи.

– Да, пожалуйста. Стакан воды, благодарю вас.

– Хорошо, сэр. – Дворецкий кивнул и вышел.

Вид у Банерджи был очень довольный.

– Что вас так развеселило? – поинтересовался я.

– Ничего, сэр.

Я сел в одно из кожаных кресел с высокими спинками, расставленных по комнате, а Несокрушим принялся разглядывать ряды книг на полках. Огромный панка, висевший под потолком над нашими головами, пришел в движение, посылая вниз прохладный ветерок. Дворецкий вернулся со стаканом и графином на серебряном подносе.

– Что-нибудь еще, сэр?

Несокрушим взглянул на меня. Я качнул головой.

– Нет, это все, любезный, – ответил Несокрушим. – А теперь, будьте так добры, оставьте нас.

Случись эта сцена неделю назад, я, наверное, решил бы, что сержант шутит. Теперь же такой уверенности не было. В стране, где все рассматривалось через призму расовой принадлежности, его слова, обращенные к белому человеку, с таким же успехом могли оказаться политическим жестом.

Минута шла за минутой. Не зная, куда себя деть, я подошел к французским окнам, выходящим на веранду, а за ней густые зеленые лужайки сбегали к сонно текущей Хугли. Внезапно дверь у меня за спиной открылась, в комнату широким шагом вошел Бьюкен в штанах из синего шелка и белой рубашке со свободным воротом.

– Примите мои извинения, капитан, но вы сами, должно быть, понимаете, что ваша просьба о встрече сегодня утром застала меня врасплох. – Бьюкен говорил деловым тоном. – Тем не менее я рад вас видеть. Я читал о том, как вы арестовали этого террориста. Боже, за ним столько лет гонялись, а вы раз – и поймали! – Он щелкнул пальцами и улыбнулся. – Если вам вдруг наскучит служба в полиции или захочется чего-то чуточку более денежного, обращайтесь ко мне. Мне нужны такие люди. – Он указал приглашающим жестом на два кожаных кресла возле стеклянного столика: – Прошу, садитесь и расскажите, что я могу для вас сделать.

– Это насчет убийства Маколи. Мне нужно задать вам еще несколько вопросов.

Бьюкен поднял бровь:

– Опять вопросы? Я думал, что дело уже закрыто.

– Мы просто подбираем концы.

Он медленно кивнул:

– Хорошо.

– Согласно показаниям одного из наших свидетелей, в ночь своей гибели Маколи поспорил с вами незадолго до того, как уйти из клуба «Бенгалия». Вы не могли бы нам рассказать о предмете спора?

– Не знаю, кто вам такое сказал, капитан, но это неправда. Мы действительно разговаривали перед тем, как он уехал, однако это не был спор. Маколи просил у меня денег.

– Но у него было хорошее жалованье. Зачем ему понадобились деньги?

Бьюкен пожал плечами:

– Он не объяснил.

– И вы не сочли нужным упомянуть об этом, когда мы беседовали на прошлой неделе?

– Это дело деликатное, капитан, и оно не имеет никакого отношения к вашему расследованию. Я решил, что незачем портить человеку репутацию.

– А то, что Маколи поставлял вам проституток, вам тоже показалось никак не относящимся к делу?

Бьюкен помрачнел.


– Я не вижу, как все это может относиться к делу, капитан. И считаю ваши вопросы вмешательством в мою частную жизнь. – Его тон стал жестче. – Советую вам, капитан, внимательнее выбирать выражения. Было бы глупо бросаться такими обвинениями, не имея ни основания, ни доказательств. У подобных действий могут быть далеко идущие последствия.

– Мой вопрос непосредственно связан с расследованием убийства.

Бьюкен раздраженно всплеснул руками:

– Но расследование закончено, капитан! Убийцу уже поймали! Вы сами!

– Боюсь, все не так однозначно, – ответил я.

Он горько рассмеялся:

– Получается, это правда. Вы не верите, что Сен виновен. Мне так и рассказывали.

– Кто?

– А, неважно. Не будьте столь наивны, капитан. Я знаю почти все, что стоит знать в Калькутте. Рискну предположить, что если вашей калькуттской службе придет конец, я узнаю об этом раньше вас.

Смысла спорить я не видел. Было ясно, что если так пойдет и дальше, у меня очень скоро появится шанс убедиться в правоте Бьюкена. Я решил вернуться к сути разговора:

– Действительно ли Маколи снабжал вас девушками?

Бьюкен побагровел.

– Что ж, капитан, – процедил он, – вижу, вы не вняли предупреждениям. Я отвечу на ваш вопрос, но готовьтесь к последствиям. Маколи действительно время от времени отвечал за развлечения на приемах, которые я устраивал для клиентов.

– И о чем вы поспорили в ночь его смерти?

– Я уже говорил. Мы не спорили. Он попросил денег, и я ему отказал.

– То есть он не пытался вас шантажировать?

Что-то блеснуло в глазах Бьюкена:

– Отнюдь.

– Полагаю, все было вот как, – начал я. – Той ночью вы попросили его привезти девушек на вечеринку, а он отказался и сказал, что больше не хочет заниматься такими вещами, а этого вы допустить не могли.

– И поэтому организовал его убийство? Тогда ответьте мне вот на какой вопрос, капитан. Предположим, Маколи действительно решил перестать привозить этих женщин. Что это доказывает? У меня нет недостатка в надежных людях. Я нашел бы ему замену в минуту. Кроме того, он был моим другом. Чем выгодна мне его смерть?

– Я думаю, он попытался вас шантажировать. Угрожал, что во всем признается, если вы ему не заплатите.

Бьюкен рассмеялся:

– И все, капитан? Это и есть ваша прекрасная теория? Что я боялся, как бы не выплыло наружу, что я прибегаю к услугам проституток? Для многих в Калькутте это не стало бы новостью, а для кого стало бы, тем было бы абсолютно все равно. У вас ко мне все, капитан?

Я молчал. Главным образом потому, что мне было нечего сказать.

– В таком случае… – Бьюкен поднялся с кресла, – приехав сюда, вы потратили и свое время, и мое, капитан. Учитывая, что происходит в Калькутте в последние несколько дней, я ожидал бы, что комиссар захочет, чтобы его люди занимались более осмысленными вещами. Не сомневайтесь, я сообщу ему о нашей сегодняшней милой беседе. А теперь, если не возражаете, меня ждут дела. Фрейзер проводит вас, когда вы будете готовы.

С этими словами он повернулся и вышел. На короткое время воцарилась тишина. Я стоял и смотрел наружу сквозь французское окно.

– Что ж, – заметил я наконец, – могло быть и лучше.

– Да, – не стал спорить Несокрушим. – Я надеялся одолжить у него пару книг. Боюсь, теперь он не согласится.

Я отвернулся от окна и подошел к сержанту.

– И где именно вы собирались их читать? Вы бездомный, не забыли? Может, вам вместо этого стоило бы попроситься переночевать? Кажется, места у него достаточно.

Внезапно я ощутил страшную усталость. До меня начало доходить, какой глубины яму я только что себе вырыл. Было глупо приезжать и обвинять такого влиятельного человека, как Бьюкен, не имея ничего, кроме непристойных предположений о его пристрастии к проституткам. Это был жест отчаяния. Я отвернулся и рухнул в одно из кожаных кресел.

– И что же теперь у нас на руках? – спросил Несокрушим.

– Практически ничего, – без всякого выражения ответил я. – Я уверен, что Бьюкен в этом замешан. Нам просто неизвестен истинный мотив. Если бы мы только знали, что Маколи делал в борделе той ночью. Дэви утверждала, что он приходил вовсе не к девушкам, хоть миссис Бозе и пыталась убедить нас в обратном.

– Так как вы думаете, что он там делал?

– Понятия не имею, но это должно быть связано с той тайной, которую Маколи так и не открыл преподобному Ганну. В этом ключ ко всей истории. Но без Дэви нам не выяснить, что это была за тайна.

– Если только мы не найдем человека, о котором она говорила. Человека, которому она все рассказала. Или мы уже не надеемся его отыскать?

Я пожал плечами:

– Мы опросили всех в доме. Больше никого там не было.