– Что у вас с лицом? – спросил я.

– Это? – указал он на заплывший глаз. – Ваши друзья из Форт-Уильяма очень настаивали, чтобы я подписал признательные показания.

– Вы их подписали?

Сен помотал головой:

– Нет. Они сдались где-то через час. Честно говоря, мне кажется, они не очень-то и старались. Вероятно, понимали, что могут вполне обойтись и без формальностей. Похоже, они были правы.

– У меня для вас плохие новости, – сказал я. – Ваша казнь назначена на среду, на шесть утра. – И помолчал, давая ему осознать услышанное. – Думаю, вам стоит попросить адвоката подать апелляцию.

– Превосходная мысль, капитан, – одобрил Сен. – Если бы у меня еще была возможность с ним связаться.

– Вы могли бы обратиться к другому адвокату, – внезапно вмешался Несокрушим. – Может, к индийцу? Наверняка найдется десяток первоклассных адвокатов, которые почтут за честь представлять ваши интересы, особенно после вчерашних событий.

Сен воззрился на него в недоумении. Судя по всему, в камерах Форт-Уильяма государственный запрет на распространение информации в виде исключения все-таки работал. Я рассказал ему о событиях в Амритсаре – пусть и в слегка подчищенном варианте, но все же не ту приукрашенную версию, которую предлагали официальные источники. В присутствии Несокрушима последнее не имело бы смысла.

– Безоружных людей? – переспросил Сен.

– Возможно.

– И что потом?

– Из разных регионов страны поступают сообщения о беспорядках. Похоже, вашим надеждам на ненасильственный протест не суждено сбыться в ближайшем будущем.

Сен покачал головой:

– Какая трагедия, капитан. И для моего народа, и для вашего. Однако все это только доказывает необходимость ненасильственного подхода. Генерал Дайер поступил так из слабости, причина которой в страхе. Мы должны показать ему и таким, как он, что им не следует бояться перемен.

В камере повисла тишина. Сен докуривал свою сигарету.

– Мне нужно кое о чем вас спросить, – сказал я.

– О чем?

– В ночь с субботы на воскресенье произошло ограбление банка. Я подозреваю, что оно могло быть связано с нападением на Дарджилингский почтовый экспресс. Думаю, что злоумышленникам нужны были деньги, чтобы купить оружие и профинансировать террористическую кампанию. Сейчас, после того, что случилось в Амритсаре, теракт может мгновенно перерасти в неконтролируемую стихию и захватить всю страну. Погибнут тысячи невинных людей. Если вы и впрямь верите в собственные речи о ненасилии, поделитесь со мной любыми догадками о том, кто может стоять за ограблениями, – если не ради меня, то по побуждению собственной совести.

Сен усмехнулся:

– Моей совести? Вы что, священник, пришедший отпустить мне грехи, капитан? Не забывайте, что я не христианин. Мои грехи – это часть моей кармы, а закон кармы не предполагает возможности отпущения грехов. Их последствия неизбежны.

– Я просто надеялся, что вы согласитесь поделиться со мной сведениями, которые помогут предотвратить грядущее кровопролитие. Например, назовете имена тех, кто до сих пор занимается насильственной борьбой.

– Простите, капитан. Я не могу. Будь я уверен, что их ждет справедливый суд… Но в данных обстоятельствах… – он поднес руку к покрытому синяками лицу, – мы оба знаем, что это неосуществимо. Если я что-нибудь вам сообщу, это просто закончится их казнью. Я не могу допустить, чтобы такое произошло с моими бывшими товарищами только потому, что я теперь не согласен с их методами.

– А иностранцы? – не сдавался я. – Те, кто подстрекает к насилию, чтобы достичь собственных политических целей?

Сен взглянул на меня, как профессор, объясняющий тему студенту.

– В свое время, капитан, ваша пресса регулярно обвиняла меня в службе тем, кто на данный момент был главным заграничным пугалом. Всем по очереди – от кайзера до большевиков. Уверяю вас, что ни я, ни любой другой индийский патриот никогда не действовал в интересах ни одной страны, кроме матери-Индии. Может, мы и принимали помощь со стороны, но никогда не действовали по чужому плану. Не думаю, что вы вели бы себя иначе в нашем положении. В конце концов, разве не так звучит английская пословица: «Враг моего врага – мой друг»?

С этими словами он насмешливо улыбнулся и протянул мне руку. Разговор был окончен. Он смирился со своей судьбой. Честно говоря, я подозревал, что он втайне радовался своей доле мученика. Это неплохо согласовывалось с тем, что я успел узнать о психологии бенгальцев. Для Сена не было более желанного результата жизни, проведенной в борьбе против несправедливости, как реальной, так и воображаемой, чем бессмысленная, но славная мученическая смерть. Смерть, которая может вдохновить других бороться за его идеи.

Я пожал ему руку.



Путь обратно на Лал-базар не занял много времени. Нас снова подвезли военные, на этот раз штабной автомобиль. На улицах было на удивление пусто. Простительно было бы решить, что сегодня воскресенье. Простительно, если бы не мешки с песком и не до зубов вооруженные солдаты на каждом углу.

По дороге мы с Несокрушимом практически не разговаривали. У меня было слишком много поводов для раздумий, а сержант и в лучшие времена не особенно любил беседы.

– Нам нужно снова увидеть Бьюкена, – сказал я после долгого молчания.

Несокрушим удивленно уставился на меня:

– Вы хотите снова взять у него показания?

– Пожалуй, правильнее сказать «припереть к стенке».

– Каким образом, сэр? У нас нет никаких улик, только догадки, и наша единственная свидетельница мертва.

Возразить было нечего, да и предъявить нам было тоже практически нечего. Только слова пожилого священника, который утверждал, что Бьюкен причастен к делу, и даже не пытался скрыть свое к нему отвращение. Но решительный разговор с Бьюкеном был моей единственной оставшейся картой. За неимением выбора приходилось разыгрывать ее.


– Все же попробуйте выяснить, где он сейчас. Мне необходимо встретиться с ним как можно скорее.



Час спустя Несокрушим постучался ко мне в кабинет. Судя по выражению его лица, он принес очередные дурные вести, хотя его лицо всегда выглядело примерно так, да и вести, надо признать, тоже приходили исключительно дурные.

– С Бьюкеном невозможно связаться, сэр.

– Он в Серампуре?

– Нет, сэр. Его секретарь не знает, где он. Он должен был вернуться в Серампур сегодня, но его планы нарушились из-за… ситуации в стране. Секретарь надеется, что мистер Бьюкен вернется к завтрашнему утру. Но даже если он вернется, все дороги на север закрыты, нельзя проехать ни на поезде, ни по шоссе. Добраться до Серампура можно только по реке.

Не лучший вариант. Насколько проще все было в Англии, где практически куда угодно можно добраться за считаные часы. Черт возьми, да даже в объятой войной Франции было проще, и это с учетом трех миллионов вооруженных немцев, которые так и норовили перебежать вам дорогу.

– Хорошо. Посмотрите, не удастся ли устроить, чтоб нас туда отвезли завтра утром.

– Да, сэр.

– Что-нибудь еще?

– Еще одна новость, сэр. Ответ из регистрационной палаты по мистеру Стивенсу. Он не значится акционером ни одной компании, зарегистрированной в Калькутте или в Рангуне… в отличие от его жены.

– Так.

– Ей принадлежит контрольный пакет акций каучуковой плантации возле Мандалая. Я смог это выяснить только потому, что Стивенс указан в качестве секретаря этой компании. Я позволил себе ознакомиться с финансовой документацией, и, по-видимому, у компании проблемы. Она задолжала серьезные суммы нескольким банкам, в первую очередь – Банковской корпорации Бирмы и Бенгалии.

Я подскочил на стуле.

Внезапно Стивенс показался мне гораздо более достойным внимания. Его жене принадлежала каучуковая плантация, задолжавшая деньги банкам, а Энни говорила, что он повздорил с Маколи из-за пошлин на ввоз товаров из Бирмы. И вот у него уже реальный мотив – деньги. Один из порочной троицы мотивов. Другие два – секс и власть. Теперь в этом деле присутствовали все три. Сначала я думал, что мы имеем дело с властью в самом крупном масштабе – с убийством, совершенным для того, чтобы управление страной перешло в другие руки. Когда Сен перестал быть моим главным подозреваемым, в центре внимания оказался секс – Бьюкен и поставляемые ему проститутки. Теперь, судя по всему, появилась другая серьезная заявка на победу – финансовые проблемы Стивенса. Дело запутывалось все больше.

– Вперед, – скомандовал я Банерджи, вставая и хватая фуражку. – В «Дом писателей».





Тридцать один




– Мне все равно, занят он или нет, мисс Грант, я должен немедленно его увидеть.

Я говорил с излишней резкостью – во многом она предназначалась для ушей Банерджи, но также объяснялась тем, что я чувствовал себя изношенным, как тапки рикша валла.

Энни тоже выглядела усталой. В «Доме писателей» сегодня, несомненно, выдался такой же сумасшедший день, как и на Лал-базаре.

– Я посмотрю, что можно сделать, капитан.

Она встала, вышла из комнаты и вернулась через несколько минут.

– Мистер Стивенс готов принять вас обоих, – сказала она, обращаясь к Банерджи.

Этот демонстративный жест задел меня, хотя сейчас не было времени разбираться, почему. Психоанализ отложим на потом.

Мы вошли в кабинет Стивенса. Теперь это действительно был его кабинет: все следы Маколи исчезли.

– Только быстро, капитан, – поторопил меня сидящий за столом Стивенс. – У меня ни минуты лишней. Почти все утро я провел с людьми губернатора, а через двадцать минут должен…

– Вы убили Маколи?

Его ручка стукнулась о поверхность стола и скатилась на пол.

– Что?

– Я спросил, вы ли убили Александра Маколи.

– Какая наглость! – Он уже был на ногах. – Вы считаете, что я убил его, чтобы занять его должность?

– Нет, – сказал я. – Я считаю, что вы убили его из-за денег.

Стивенс рассмеялся:

– Вы серьезно, капитан? Ради прибавки к жалованью?