– Миссис Теббит уже встала? – спросил я.
Она помотала головой:
– Мемсахиб спустится только через полчаса, сэр.
– В таком случае я с большим удовольствием буду гренки и чай.
Я проглотил гренок почти не жуя – и потому что был голоден, и потому что надеялся улизнуть, прежде чем появится миссис Теббит. Это мне удалось, я как раз выходил на улицу, когда на верхней площадке зазвучали ее шаги. Салман курил на углу площади в компании своих товарищей. Я окликнул его. Он кивнул, еще раз напоследок затянулся биди и направился ко мне, волоча рикшу. Заметив руку на перевязи он вроде бы собирался что-то сказать, но не решился, молча опустил рикшу и помог мне устроиться.
– Отделение полиции, сахиб?
Улицы были еще тихи и безлюдны. Европейцы нам почти не попадались. В этот час здесь встречались лишь чернорабочие калькуттского муниципалитета. Они чистили канавы и смывали грязь с тротуаров. По дороге мы молчали. С рикша валла почти невозможно нормально поговорить. И это неудивительно. Не так-то просто вести светскую беседу, когда тащишь груз в два раза больше своего веса.
Добравшись до Лал-базара, я прямиком отправился к камерам и с удивлением обнаружил, что там в коридоре на скамейке храпит Несокрушим. На нем не было ничего, кроме тонкой хлопчатобумажной майки и трусов, свернутая рубашка лежала под головой. Торс обвивала веревочка из хлопка – «священный шнур», знак принадлежности к браминам, варне жрецов. Похоже, он провел тут всю ночь. Я подумал, не разбудить ли его, просто чтобы посмотреть на его лицо, когда он осознает, что предстал перед полицейским-сахибом в одном белье, но побоялся, что бедняга не переживет подобного потрясения. Доброе начало во мне победило. Я оставил его еще немного поспать и направился к камерам.
Небольшие, пятнадцать на десять футов камеры с зарешеченными дверьми, расположенные по обеим сторонам длинного коридора, несколько недотягивали до «Ритца», хотя и могли похвастаться удобствами в номере – в виде ведра в углу. Сен лежал на койке в одной из дальних камер, до подбородка закрытый полицейским одеялом. Врач, приставленный следить за его состоянием, мирно спал на стуле снаружи. Неподалеку дежурный, пузатый индиец, дремал за своим столом, склонив голову на грудь и скрестив толстые руки на необъятном животе. Я приблизился и громко постучал по столу, разбудив и его, и врача. Дернувшись от неожиданности, дежурный одним ловким движением поднял свою тушу на ноги, отер с подбородка слюну и отдал честь. Нужно признать, для человека таких габаритов у него это вышло на удивление изящно.
Я вернулся к камере и подал знак дежурному. Толстяк бросился ко мне со связкой массивных железных ключей, отпер дверь, и та распахнулась с металлическим лязгом. Сен повернул голову. Уголки его губ дрогнули в еле заметной улыбке. Он попробовал сесть, но это требовало слишком больших усилий. На его лице отразилось напряжение, и вошедший вслед за мной врач заставил его лечь обратно.
– Как он? – спросил я.
Врач ответил язвительно:
– Неплохо для человека, который провел ночь в камере спустя несколько часов после операции.
– Я хочу задать ему несколько вопросов.
Врач посмотрел на меня с ужасом:
– Пациент вчера чуть не умер. Он сейчас не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы.
Сен поднял руку и жестом попросил нас подойти. Мы прервали разговор.
– Могу я попросить воды? – спросил он слабым шепотом.
Я кивнул охраннику. Тот вышел из камеры и вернулся с кувшином и облупленной эмалированной кружкой. Врач помог Сену сесть и, забрав у охранника кружку, бережно поднес к его губам. Пленник сделал несколько мелких глотков и поблагодарил нас кивком.
– Вы не могли бы мне сказать, где я? – прошептал он.
– В камере на Лал-базаре, – ответил я.
– Значит, это не Форт-Уильям? Жаль. Всегда хотел увидеть его изнутри.
Сен усмехнулся и зашелся кашлем. Врач бросился к нему на помощь.
– Не беспокойтесь, – сказал я Сену. – Весьма вероятно, что скоро вам представится такая возможность.
Врач сердито взглянул на меня:
– Пациент сейчас явно не в состоянии отвечать на вопросы. Я прошу вас уйти.
На меня произвела впечатление его решительность, но человек, которого он защищал, был террористом, причем террористом-индийцем. Его ждала казнь за убийство англичанина. Сама мысль, что врач может помешать мне его допросить, казалась абсурдной. Но, так или иначе, я не хотел проводить допрос без Дигби и Несокрушима, а потому решил не пререкаться с врачом.
– Пусть отдохнет еще несколько часов, доктор, но все же я с ним поговорю нынче утром.
Я вышел из камеры. Банерджи на скамейке уже не было, но пока я стоял в коридоре, он появился снова – с мокрыми волосами, явно умывшийся, однако по-прежнему в одном исподнем.
– Сегодня без формы, Несокрушим? – спросил я.
Он мог задать мне тот же вопрос, но вместо этого застыл на месте. Вода с мокрых волос капала на майку.
– Прошу прощения, сэр, – пробормотал он. – Я умывался.
– Вы провели здесь всю ночь?
– Да, сэр. Я решил, что так надежнее. На случай, если Сену станет хуже.
– Так вы теперь заделались врачом?
– Нет, сэр. Я имею в виду, что хотел быть рядом на тот случай, если произойдет что-нибудь неожиданное. Вы сами говорили, как важно его поскорее допросить.
– Хорошо. Я бы не хотел, чтобы вы проявляли излишнюю заботу о заключенном. А то посмотреть, как с ним носится врач там, в камере, не говоря уже о медицинском персонале вчера в больнице, – и можно подумать, что мы поймали не террориста, а далай-ламу. Думаю, не нужно вам напоминать, что этот человек, скорее всего, убил чиновника-британца, и это далеко не единственное его преступление?
Банерджи обескураженно моргнул:
– Нет, сэр.
С моей стороны это было жестоко и, как я быстро понял, несправедливо. Я вовсе не собирался давать сержанту нагоняй, просто я чертовски устал. С ночи, проведенной в опиумном притоне, мне так и не удалось толком поспать, и недосып сказывался на настроении. А тут еще ранение.
Кстати, о ранении.
– Сержант, помните, я вчера лез по стене дома? А сообщница Сена хотела выстрелить в меня из окна?
– Да, сэр.
– Кто застрелил ее, вы или Дигби?
Несокрушим повертел в пальцах шнур, висевший у него на плече.
– Я, сэр. Ведь у меня была винтовка. Не сомневаюсь, что младший инспектор поступил бы так же, но у него был только пистолет, а из пистолета так точно не выстрелить.
– Что ж, – сказал я, – похвально, что вы были усердны на тренировках. Но сейчас отдохните. У нас есть несколько часов до допроса Сена.
Мне было неловко. Сержант спас мне жизнь, но почему-то я не мог поблагодарить его. В Индии так всегда. Англичанину сложно заставить себя поблагодарить индийца. Нет, конечно, довольно просто сказать индийцу «спасибо» за мелкую бытовую услугу – например, за поданную выпивку или почищенные ботинки, но за нечто более существенное – например, за спасение твоей жизни – благодарность будто застревает в горле. От этой мысли во рту возникла неприятная горечь.
Я устало поднялся по лестнице в свой кабинет и рухнул на стул. Боль усиливалась. Достав пузырек с морфием, я повертел его в руках и взвесил все минусы. Плечо болело нещадно, но мне требовалась ясная голова. Конечно, Лал-базар – это не Скотланд-Ярд, но даже здесь, вероятно, не принято допрашивать подозреваемых, будучи под действием наркотиков. Нехотя я сунул пузырек обратно в карман и позвонил Дэниелсу, чтобы договориться о встрече с комиссаром. Секретарь взял трубку со второго гудка и вел себя так любезно и предупредительно, что я засомневался, не ошибся ли номером.
– Лорд Таггерт прибудет к восьми, капитан Уиндем. Я занес встречу в его ежедневник и сообщу вам, как только он будет готов.
Я поблагодарил и повесил трубку. Мои акции росли. Как видно, до секретаря дошли новости о ночном аресте. Я позволил себе усмехнуться. Если нам повезет, мы получим от Сена признание и я смогу закрыть дело. Впрочем, даже если наш подопечный откажется признавать вину, то показаний осведомителя Дигби в совокупности с сопротивлением при задержании хватит, чтобы предъявить ему обвинение. Для английского суда присяжных этого, пожалуй, маловато, но, согласно Закону Роулетта, подобный суд и не требовался. Террористам вроде Сена полагалось почувствовать на собственной шкуре всю мощь британского правосудия. Стань я искать неопровержимые доказательства его вины, это только все усложнило бы.
Когда мы предъявим обвинение, моя роль в этом деле закончится, а что будет дальше, меня не касается. Скорее всего, Таггерт передаст Сена подразделению «Эйч». Они выколотят из него все, что он знает, выжмут, как сок из лимона, а за этим последует суд без присяжных и скорое исполнение приговора. Быстро и эффективно.
Я откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Похоже, тут меня нагнал недосып, потому что очнулся я от того, что меня тряс Дигби.
– Давай, приятель, пора идти. Нас ждет Таггерт.
– Который час? – спросил я, еще не вполне проснувшись.
– Ровно восемь тридцать.
– Дэниелс должен был мне позвонить. – Я потряс головой, с усилием отгоняя сон.
– Он пытался, но ты не брал трубку. Поэтому он позвонил мне. Кстати, приятель, ты знаешь, что ты в гражданском?
– У меня была только одна форма, – объяснил я, – и от нее почти ничего не осталось. Я еще не успел заказать новую.
– Тогда лучше пока возьми одну из моих. Я принесу тебе запасной китель из своего кабинета. Кстати, на Парк-стрит есть отличный портной, он сделает тебе скидку.
Вслед за ним я вышел из комнаты, и мы двинулись по коридору. Дигби нырнул к себе в кабинет и тут же вернулся с кителем, который помог мне накинуть на плечи поверх перевязи.
Дэниелс ждал в коридоре при входе в свою комнатушку. Он поприветствовал меня кивком.
– Комиссар ждет вас, – сказал он, провожая нас в кабинет Таггерта.
Таггерт стоял у французского окна, спиной к двери, и смотрел на улицу. Услышав, что мы вошли, он обернулся с широкой улыбкой и предложил мне сесть на диван.
– Как рука, Сэм?
– Терпеть можно, сэр.
– Рад это слышать, мой мальчик. Тебе вчера повезло. Ты ведь не собираешься превратить подобные акты героизма в привычку?
– Нет, сэр.
– Надеюсь, что нет. Ради твоего же блага. Здесь тебе не Англия, Сэм. Здесь гораздо больше оружия. У нас, у военных, у террористов – у всех оно есть. И такие вот выходки, как твоя вчерашняя, могут запросто закончиться тем, что тебя убьют. Если не террористы, то, вполне возможно, наши друзья из подразделения «Эйч». Осмелюсь предположить, что ты сейчас не самый их любимый полицейский.
– Я буду осторожен, сэр.
– Уж постарайся, капитан. Не для того я выписывал тебя в такую даль, чтобы тебя тут убили в первые же пару недель. Зачем ты мне нужен мертвый.
– Да, сэр. Простите, что причинил вам беспокойство, сэр.