Иная вечность, в которой моя голова лежит затылком на его груди; теплые руки обняли, сцепились замком на талии, и сразу новым рисунком сложилась Вселенная, стала завершенной, идеальной, на сто процентов правильной. Где-то там, на кухне, откуда нас никто не видел, слышались голоса, смех, шутки (кто-то измазался кремом), а в полумраке коридора момент истины, куда невозможно добавить ни теплоты, ни любви, ни заботы, потому как всего в избытке.
«Я скучал», – неслось по воздуху.
«Я тоже». Очень ждала.
«Я спешил». Поле вокруг Дрейка до сих пор пахло чужим миром и далекими звездами.
«Ты пришел…» – счастье, которое невозможно довершить.
Он прибыл бы ко мне откуда угодно, бросил бы к ногам изнанку бытия, без слов сумел бы сказать важное, обнять одним лишь взглядом.
«Я голоден…»
«Пойдем отсюда».
А чуть позже мы уже в кафе, и я под компанию горячего чая и эклера рассказываю наперебой:
– Представляешь, этот Браун оказался другом Эльконто… Конечно мы его забрали! А как еще было поступить?
Нет, мне не задали вопрос «есть ли что-то такое, о чем я должен знать?» Я обо всем рассказывала сама. Не из чувства вины и не из страха, отнюдь. Меня не беспокоило, что эту историю Дрейк мог узнать из-за моей спины – просто с любимыми хочется делиться. Собой, своими переживаниями, частью своих будней, мыслями, происходящим. А тому, кто сидел напротив, важно было все, каждая секунда моего бытия.
– А Рид… ты его только не ругай… Представляешь, что им с Ингой теперь предстоит пережить? Адаптация, смена фонов… Ты ведь им поможешь?
«Правда?»
На меня смотрели ровно и очень тепло; казалось, Дрейк здесь и не здесь, рядом и чуть в стороне. Он до сих пор пах далекими странствиями, иной материей и иной формой. Нечеловек в человеческом теле, мужчина, которого я ни за что бы не променяла на любого другого.
«Правда?»
– Разберемся.
То было первое слово, которое было озвучено вслух. Первое и самое важное, означающее: «Не беспокойся. Переложи это на меня».
Я что-нибудь придумаю.
Творец всегда умел творить; мягким фонтаном закружилось облегчение. А нечто неуловимое для меня ранее – вскипающую кровь сидящего напротив мужчины – я ощутила только теперь. Незаметные взгляду термоядерные процессы, нагрев, накал, критические значения. Будь я, как прежде, обычным человеком, меня бы от них сплющило, откинуло к дальней стене. Теперь, когда во мне была энергия Великого и Ужасного, чувствительность к чужим процессам щекотала нутро и чуть-чуть нервы.
«Я голоден…» – вот что он сказал, прежде чем мы удалились из дома Эльконто.
Смысл сказанного распознался только теперь.
Его интересовал вовсе не эклер, не кафе, не еда в привычном понимании. Конечно.
– Знаешь, почему мне нравится быть «мужем»? – спросили меня тем временем.
Стало забавно, чуть-чуть смешно. Более всего Дрейк любил играть, и каждый его вопрос мог содержать сотню смыслов и вести к переплетению в ином порядке нитей судьбы.
Мы давно перестали быть слишком серьезными, чтобы отвечать на очевидные вопросы правильно, и потому я пошутила:
– Потому что тебя по возвращении всегда встретит дама у плиты?
– Почти.
– Потому что есть куда приложить нуждающуюся в реализации врожденную заботливость?
«Не сказал бы». Смешинки в серо-голубых глазах – это завораживающее зрелище. Все равно, что мерцающий волшебный фонтан в омуте вечности.
Меня искрило от сидящего напротив человека все ощутимее.
– Потому что можно показать своей второй половине, как распадается и складывается в новом порядке вселенная?
– Точно. И не единожды.
Я прикусила губу.
– В вариациях.
Это означало, что Дрейк действительно голоден, и что сегодня он напомнит мне о том, какими тягучими и бесконечно желанными могут быть прикосновения, поцелуи и то, что для других останется за ширмой. Нет, сегодня он не будет думать о Брауне, Эльконто, Риде и чужих фонах. Сегодня он устроит мне шоу оголенных нервных окончаний, присыплет их сахарной пудрой, а после коснется подушечкой пальца или языком.
*****
(Neteta – Kissing the shadow)
Рид.
Он должен был отказаться от экрана, но не смог. Должен был избегать возможных эксцессов, максимально не привлекать к себе внимание, и потому в последние дни работал качественно. Но экран не свернул.
«Когда еще?» – думал Рид. Реально оценивал свои шансы, понимал, что после возвращения Инги на Уровни все может закончиться. Не для нее, для него. Люди переживают легче, ударяются в пороки, постепенно забывают. Комиссионеры не забывают никогда.
Выполнял обязанности, копил в себе силы отпустить, если будет нужно, если придется, но терял решимость испробовать прежде, чем это случится все. Нет, ВСЁ. Стучал пальцами по клавиатуре и ощущал ее на фоне. Читал фамилии новых заключенных, распределял поручения, слышал ее. Иногда обращался к экрану визуально, но чаще просто слушал аудиодорожку, считывал эмоции.
Привык к ним.
Эта мысль кололась.
Независимо от исхода, сейчас, возможно, идут самые яркие дни в его жизни, самые наполненные. И он не мог не смотреть. Она собирала вещи впопыхах, удивлялась тому, что в сумку и положить-то нечего, какое-то время оглядывала комнату, к которой не успела привыкнуть, радовалась этому. Браун явился на рассвете, вынырнул из тумана, как одетый в белую рубаху призрак – их с Ингой диалог свелся к единственной фразе: «Идем?»
Купленный за очередную бутылку водки Митич домчал до города с грохотом лязгающего кузова и ворчанием на каждом ухабе. На вокзале слов не было тоже; Рид со странным умилением разглядывал детали, которые приближал – шов ее сумки, лежащие на пряжке пальцы с удлиненными ногтями. Едва заметную морщинку на лбу, закушенную губу – Инга скрыто волновалась. А Герхер-Вард гордился ей – расшифровала. Не каждому по силам, но она вгрызлась зубами в математическую задачу из четырех цифр, как отчаявшийся человек, чье выживание зависело от верного ответа. Наверное, и зависело. Жаль, будущее теперь туманно, но она с каждым шагом все ближе. Возможно, уже сегодня… или завтра…
Он должен оставаться стабильным.
И да, ему пришлось отъехать почти на час, исполнить одно из поручений самому, а когда Рид вернулся к экрану, земной автобус уже нес путников по одной из дорог на запад. Половина пустых сидений, яблоко в ее руке, Браун на предложенное второе лишь покачал головой.
Вард как раз погрузился в чтение загруженных на экран данных – опять отвлекла работа, и потому на фоне лишь эмоции и аудио, – когда послышался новый разговор.
– Он того стоит?
– Кто?
– Тот, ради кого ты землю зубами роешь.
Молчание. Напряжение Инги возросло на пятнадцать процентов, выстроилась защитная броня.
– Стоит.
– Кто он? Расскажи о нем.
– Ты, наконец, решил узнать обо мне больше? Или скучно ехать?
– Дорога длинная.
Дорога и впрямь была длинна. Их раса давно привыкла к Порталам, но с Ингой Рид со странной смесью удовольствия и трепетности сидел бы в автобусе. Четыре часа вместе – это двести сорок минут касаний, ощущения ее поля близко, очень плотного взаимодействия. Его ноздри бы трепетали от ее запаха. И нет, Рид не думал, что она ответит, но Инга это сделала.
– Я не знаю его имени. Он… Комиссионер.
И пассажир рядом взорвался ледяной злостью – словно обрушилась с высоты арктическая глыба.
– Совсем дура? Идиотка…
– Сам такой.
Плюс тридцать процентов обиды.
– Они же… Черт, у тебя мозгов нет?
Даг клокотал связанной с собственным опытом яростью – плащевик отлично цеплял и его эмоции тоже.
– А кто еще, ты думаешь, мог подсказать мне координаты Портала?
– И ты в это веришь? Что это сделал он? Да они…
– Верю!
Ответила, как отрубила гильотиной.
– Твою ж… Зря я с тобой поехал…
Комиссионеров Браун ненавидел истово, по-настоящему. Собственно, Рид отстраненно понимал причину гнева. Если бы не случай, о котором Герхер-Вард прочитал в личном деле наемника, не сидеть бы Брауну сейчас в одном автобусе с Ингой, да и вообще про Землю не знать.
– Ну так и выходи! – предложили ему с ответным пылом. – Вон водитель, вон дверь…
«Катись к чертовой бабушке!»
Она дойдет и сама, Рид знал. До сих пор удивлялся тому, что обнаружил подобную решимость в довольно хрупкой на вид человеческой девчонке. И непонятно, действительно, откуда родилось в ней понимание о том, что она и незнакомый человек в серебристой форме, в чужой машине – пара. Но оно родилось, и Вард впервые на собственной памяти ощущал себя нужным, любимым. Пусть иллюзорно и, может быть, ненадолго.
Даг из автобуса не вышел.
«Я скучал», – неслось по воздуху.
«Я тоже». Очень ждала.
«Я спешил». Поле вокруг Дрейка до сих пор пахло чужим миром и далекими звездами.
«Ты пришел…» – счастье, которое невозможно довершить.
Он прибыл бы ко мне откуда угодно, бросил бы к ногам изнанку бытия, без слов сумел бы сказать важное, обнять одним лишь взглядом.
«Я голоден…»
«Пойдем отсюда».
А чуть позже мы уже в кафе, и я под компанию горячего чая и эклера рассказываю наперебой:
– Представляешь, этот Браун оказался другом Эльконто… Конечно мы его забрали! А как еще было поступить?
Нет, мне не задали вопрос «есть ли что-то такое, о чем я должен знать?» Я обо всем рассказывала сама. Не из чувства вины и не из страха, отнюдь. Меня не беспокоило, что эту историю Дрейк мог узнать из-за моей спины – просто с любимыми хочется делиться. Собой, своими переживаниями, частью своих будней, мыслями, происходящим. А тому, кто сидел напротив, важно было все, каждая секунда моего бытия.
– А Рид… ты его только не ругай… Представляешь, что им с Ингой теперь предстоит пережить? Адаптация, смена фонов… Ты ведь им поможешь?
«Правда?»
На меня смотрели ровно и очень тепло; казалось, Дрейк здесь и не здесь, рядом и чуть в стороне. Он до сих пор пах далекими странствиями, иной материей и иной формой. Нечеловек в человеческом теле, мужчина, которого я ни за что бы не променяла на любого другого.
«Правда?»
– Разберемся.
То было первое слово, которое было озвучено вслух. Первое и самое важное, означающее: «Не беспокойся. Переложи это на меня».
Я что-нибудь придумаю.
Творец всегда умел творить; мягким фонтаном закружилось облегчение. А нечто неуловимое для меня ранее – вскипающую кровь сидящего напротив мужчины – я ощутила только теперь. Незаметные взгляду термоядерные процессы, нагрев, накал, критические значения. Будь я, как прежде, обычным человеком, меня бы от них сплющило, откинуло к дальней стене. Теперь, когда во мне была энергия Великого и Ужасного, чувствительность к чужим процессам щекотала нутро и чуть-чуть нервы.
«Я голоден…» – вот что он сказал, прежде чем мы удалились из дома Эльконто.
Смысл сказанного распознался только теперь.
Его интересовал вовсе не эклер, не кафе, не еда в привычном понимании. Конечно.
– Знаешь, почему мне нравится быть «мужем»? – спросили меня тем временем.
Стало забавно, чуть-чуть смешно. Более всего Дрейк любил играть, и каждый его вопрос мог содержать сотню смыслов и вести к переплетению в ином порядке нитей судьбы.
Мы давно перестали быть слишком серьезными, чтобы отвечать на очевидные вопросы правильно, и потому я пошутила:
– Потому что тебя по возвращении всегда встретит дама у плиты?
– Почти.
– Потому что есть куда приложить нуждающуюся в реализации врожденную заботливость?
«Не сказал бы». Смешинки в серо-голубых глазах – это завораживающее зрелище. Все равно, что мерцающий волшебный фонтан в омуте вечности.
Меня искрило от сидящего напротив человека все ощутимее.
– Потому что можно показать своей второй половине, как распадается и складывается в новом порядке вселенная?
– Точно. И не единожды.
Я прикусила губу.
– В вариациях.
Это означало, что Дрейк действительно голоден, и что сегодня он напомнит мне о том, какими тягучими и бесконечно желанными могут быть прикосновения, поцелуи и то, что для других останется за ширмой. Нет, сегодня он не будет думать о Брауне, Эльконто, Риде и чужих фонах. Сегодня он устроит мне шоу оголенных нервных окончаний, присыплет их сахарной пудрой, а после коснется подушечкой пальца или языком.
*****
(Neteta – Kissing the shadow)
Рид.
Он должен был отказаться от экрана, но не смог. Должен был избегать возможных эксцессов, максимально не привлекать к себе внимание, и потому в последние дни работал качественно. Но экран не свернул.
«Когда еще?» – думал Рид. Реально оценивал свои шансы, понимал, что после возвращения Инги на Уровни все может закончиться. Не для нее, для него. Люди переживают легче, ударяются в пороки, постепенно забывают. Комиссионеры не забывают никогда.
Выполнял обязанности, копил в себе силы отпустить, если будет нужно, если придется, но терял решимость испробовать прежде, чем это случится все. Нет, ВСЁ. Стучал пальцами по клавиатуре и ощущал ее на фоне. Читал фамилии новых заключенных, распределял поручения, слышал ее. Иногда обращался к экрану визуально, но чаще просто слушал аудиодорожку, считывал эмоции.
Привык к ним.
Эта мысль кололась.
Независимо от исхода, сейчас, возможно, идут самые яркие дни в его жизни, самые наполненные. И он не мог не смотреть. Она собирала вещи впопыхах, удивлялась тому, что в сумку и положить-то нечего, какое-то время оглядывала комнату, к которой не успела привыкнуть, радовалась этому. Браун явился на рассвете, вынырнул из тумана, как одетый в белую рубаху призрак – их с Ингой диалог свелся к единственной фразе: «Идем?»
Купленный за очередную бутылку водки Митич домчал до города с грохотом лязгающего кузова и ворчанием на каждом ухабе. На вокзале слов не было тоже; Рид со странным умилением разглядывал детали, которые приближал – шов ее сумки, лежащие на пряжке пальцы с удлиненными ногтями. Едва заметную морщинку на лбу, закушенную губу – Инга скрыто волновалась. А Герхер-Вард гордился ей – расшифровала. Не каждому по силам, но она вгрызлась зубами в математическую задачу из четырех цифр, как отчаявшийся человек, чье выживание зависело от верного ответа. Наверное, и зависело. Жаль, будущее теперь туманно, но она с каждым шагом все ближе. Возможно, уже сегодня… или завтра…
Он должен оставаться стабильным.
И да, ему пришлось отъехать почти на час, исполнить одно из поручений самому, а когда Рид вернулся к экрану, земной автобус уже нес путников по одной из дорог на запад. Половина пустых сидений, яблоко в ее руке, Браун на предложенное второе лишь покачал головой.
Вард как раз погрузился в чтение загруженных на экран данных – опять отвлекла работа, и потому на фоне лишь эмоции и аудио, – когда послышался новый разговор.
– Он того стоит?
– Кто?
– Тот, ради кого ты землю зубами роешь.
Молчание. Напряжение Инги возросло на пятнадцать процентов, выстроилась защитная броня.
– Стоит.
– Кто он? Расскажи о нем.
– Ты, наконец, решил узнать обо мне больше? Или скучно ехать?
– Дорога длинная.
Дорога и впрямь была длинна. Их раса давно привыкла к Порталам, но с Ингой Рид со странной смесью удовольствия и трепетности сидел бы в автобусе. Четыре часа вместе – это двести сорок минут касаний, ощущения ее поля близко, очень плотного взаимодействия. Его ноздри бы трепетали от ее запаха. И нет, Рид не думал, что она ответит, но Инга это сделала.
– Я не знаю его имени. Он… Комиссионер.
И пассажир рядом взорвался ледяной злостью – словно обрушилась с высоты арктическая глыба.
– Совсем дура? Идиотка…
– Сам такой.
Плюс тридцать процентов обиды.
– Они же… Черт, у тебя мозгов нет?
Даг клокотал связанной с собственным опытом яростью – плащевик отлично цеплял и его эмоции тоже.
– А кто еще, ты думаешь, мог подсказать мне координаты Портала?
– И ты в это веришь? Что это сделал он? Да они…
– Верю!
Ответила, как отрубила гильотиной.
– Твою ж… Зря я с тобой поехал…
Комиссионеров Браун ненавидел истово, по-настоящему. Собственно, Рид отстраненно понимал причину гнева. Если бы не случай, о котором Герхер-Вард прочитал в личном деле наемника, не сидеть бы Брауну сейчас в одном автобусе с Ингой, да и вообще про Землю не знать.
– Ну так и выходи! – предложили ему с ответным пылом. – Вон водитель, вон дверь…
«Катись к чертовой бабушке!»
Она дойдет и сама, Рид знал. До сих пор удивлялся тому, что обнаружил подобную решимость в довольно хрупкой на вид человеческой девчонке. И непонятно, действительно, откуда родилось в ней понимание о том, что она и незнакомый человек в серебристой форме, в чужой машине – пара. Но оно родилось, и Вард впервые на собственной памяти ощущал себя нужным, любимым. Пусть иллюзорно и, может быть, ненадолго.
Даг из автобуса не вышел.