Доброжелательный симпатяга Вадим, принявший ее за беременную. Вот он выходит из «Веселого гуся», где в этот момент находятся Светлана и Лиана Гнездиловы. Ну, мало ли кто в кафе-баре находится, там народу полно. Обычное совпадение, случайная встреча. А вот подходит пара. Мужчина – муж Лианы, это точно, Настя видела дома у Гнездиловых несколько семейных фотографий. Женщина рядом с ним Насте неизвестна, но зато она прекрасно известна симпатяге Вадиму. Он испуган, растерян и называет ее по имени, Аленой Валерьевной. Еще одна случайная встреча? Еще одно обычное совпадение?

Совпадения случаются, и даже чаще, чем принято думать. Но слишком много совпадений на единицу места и времени – это уже перебор.

Что происходит дальше? Муж Лианы чуть притормаживает и настороженно смотрит на Вадима. Женщина, названная Аленой Валерьевной, бросает на Вадима взгляд, полный злости и досады, и тихо, но очень внятно, произносит: «Идиот». Все трое смотрят на Настю, которая стоит и держится за ручку двери. Настя входит внутрь. Почти сразу находит глазами Лиану, видит за одним столиком с ней нетрезвую плачущую свекровь. Настя садится за барную стойку, заказывает кофе и порцию взбитых сливок, ждет. Входит муж Лианы, направляется к столику, сначала стоит рядом и что-то долго говорит, потом снимает плащ и присаживается рядом с матерью и женой. А где же его спутница? Осталась на улице с Вадимом, с которым явно неплохо знакома и даже понимает, почему он здесь оказался? И не просто понимает, а не одобряет. Вадим испуган тем, что Алена Валерьевна застала его в этом месте, Алена же разозлилась и назвала его идиотом. Стало быть, не только давнее знакомство, но и конфликт интересов. А что же муж Лианы? Он в курсе конфликта? Или для него все это тоже неожиданно и непонятно? Когда он увидел Вадима, выражение лица у Гнездилова изменилось, но прочитать его и расшифровать у Насти не получилось, она просто автоматически отметила, как факт: Вадим вызвал у Виталия какие-то эмоции, значит, они знакомы. Теперь же, восстанавливая в памяти мелкие детали короткого эпизода у входа в «Гуся», Настя засомневалась в своем выводе и скорректировала его. Виталий знает Вадима, а вот Вадим Виталия – нет. Он ярко и выразительно отреагировал только на красивую Алену Валерьевну, а мужа Лианы словно и не заметил. Впрочем, тут еще бабушка надвое сказала: возможно, Вадим действительно не знаком с Виталием Гнездиловым, а возможно, знаком, но появление Алены подействовало куда сильнее, оно было более значимым, потребовало всей концентрации внимания, и у Вадима уже не осталось ресурса, чтобы реагировать на мужа Лианы.

Одно несомненно: для Вадима Виталий Гнездилов значит либо очень мало, либо совсем ничего. А вот загадочная Алена Валерьевна – совсем другое дело. Она важна, и она – источник опасности.

Вечером, сидя у барной стойки, Настя еще некоторое время понаблюдала за тем, как муж и жена Гнездиловы пытаются успокоить и урезонить напившуюся Светлану Дмитриевну. Оба то и дело брали в руки телефоны, смотрели на экран и сбрасывали звонки. В общем, можно уезжать, Настя здесь больше не нужна. Светлану Гнездилову и без нее есть кому доставить домой.

Настя написала и отправила Лиане сообщение: «Если я не нужна, то я поеду». Через пару секунд женщина снова посмотрела на экран смартфона, обернулась, начала крутить головой, заметила Настю, встретилась с ней глазами, слегка кивнула. Настя расплатилась, надела куртку и направилась под проливным дождем к мусорным бакам, рядом с которыми оставила машину. Ни Вадима, ни Алены Валерьевны на улице возле «Гуся» она не заметила.

И что получается? Перепутанные кусочки мозаики. Вадим – Алена Валерьевна. Алена – Виталий Гнездилов. Виталий – Лиана. Лиана – Константин и Максим Викторович Веденеевы. Веденеевы – Латыпов. Латыпов – Андрей Кислов. Андрей Кислов – Анастасия Каменская и все прилагающиеся к ситуации прелести в виде долгого допроса, подозрений в убийстве и обвинений в харрасменте, которые оказались результатом грамотной работы профессионалов-фальсификаторов. И последнее звено: Настя – Вадим.

Концы цепочки соединили, замок застегнули, и цепочка превратилась в колье. Только хорошо бы понимать: это украшение или удавка на шею?





Вадим




Вечер после работы он собирался провести у своих стариков, даже заехал в магазин, накупил продуктов для них, но в последний момент передумал. Настроение ниже плинтуса, в голове сумбур, не сможет он сейчас мирно общаться с Бабу, которая, конечно же, начнет спрашивать, почему он злой и расстроенный, не получил ли «двойку» и не вызывали ли к директору. Сегодня у него не хватит сил реагировать спокойно и с юмором, он может сорваться и напугает стариков. Надо ехать домой и спокойно подумать. А продукты… Ладно, не пропадут, положит в холодильник и отвезет их завтра. Или послезавтра.

Дома он едва успел разложить покупки, как позвонили в дверь. На пороге стоял шеф собственной персоной. Началось.

– Я войду? – вполне мирно спросил Котов. – Или поговорим при открытых дверях?

Вадим молча отступил назад, давая гостю войти. Шеф, не раздеваясь, прошел в комнату, пересек ее и встал спиной к окну.

– Ты что творишь? – Котов говорил негромко, и это было очень неприятно. Даже страшно.

Натворил Вадим много чего, особенно за последние дни, поэтому пусть шеф сам скажет, о чем речь. А то начнешь оправдываться, как дурак, и выяснится, что именно об этом Котов как раз и не знал.

– Ты зачем полез к Каменской? У тебя что, голову снесло?

Значит, про это знает. Плохо.

– Я не лез…

– Перестань. Алена мне рассказала. Кому Каменская сказала на прощание: «Хорошего вечера, Вадим»? Может, мне?

Вот черт! Он голову дал бы на отсечение, что пассаж про любителя печенья Горбызла не слышала, она была еще слишком далеко. Но ведь действительно была эта последняя фраза, на которую Вадим в растерянности не обратил внимания.

– Перечислять твои грехи не буду, сам их знаешь, – продолжал Котов. – Ты упустил момент, когда Каменская за каким-то дьяволом потащилась в кафе, и вместо того, чтобы заполировать царапину, полез к ней знакомиться. Знаешь, что теперь получилось? Теперь она знает, что ты связан с Аленой и Гнездиловыми.

– И что? Мало ли, кто с кем связан, – огрызнулся Вадим. – Правило пяти рукопожатий, по этому правилу я с Трампом связан, так что теперь, удавиться?

Котов холодно посмотрел на него.

– Тебе – да, впору удавиться, ничего хорошего из твоей жизни все равно не выйдет. Я сейчас скажу кое-что, а ты послушай. Знаешь, почему я взял себе псевдоним «Котов»?

– А это псевдоним? – невольно вырвалось у Вадима.

Котов язвительно улыбнулся.

– Я так и предполагал. Как ты думаешь, трудно найти в нашей огромной стране мужика моего возраста по фамилии «Котов» и с такими же инициалами, как у меня? Я предвидел, что ты захочешь проверить, поэтому тот телефон, по которому ты связываешься со мной, зарегистрирован на Котова. И квартиру я оформил тоже на Котова. И телефон в ней оставлял надолго. Ты же треплешь базы, как тузик грелку, роешься в них, как в собственном кармане, ты решил проверить. Ну как, проверил?

– Владимир Андреевич…

– Я еще не закончил. Был когда-то очень известный гроссмейстер Александр Котов. Он очень хорошо умел просчитывать варианты, но в стрессе или при нехватке времени делал не те ходы, которые он уже заранее обдумал, а совершенно другие, нелепые, непродуманные и приводящие к провалу. Я взял себе псевдоним «Котов», чтобы никогда, ни на одну минуту не забывать, что нельзя принимать решения на эмоциях. Ты попробовал – и что вышло?

– А что вышло? – тупо спросил Вадим.

Он пока не очень понимал, к чему ведет шеф. С Каменской пока ничего особенного не вышло. Да, опасность есть, но она даже не начала реализовываться, и вполне возможно, что и не начнет.

– Ты обиделся, что я наорал на тебя. Тебе неприятно, что я ставлю Алену выше и ценю ее больше. Ты злишься. А тут такой подарочек: перспектива занять более высокую должность. Правда, есть кое-какие ограничения, но в сравнении с карьерным ростом они не столь существенны. Что ты так смотришь? Думал, я не узнаю?

Вообще-то именно так Вадим и думал. Он действительно пробил владельца номера телефона, который оказался Котовым В.А., человеком подходящего года рождения и невнятной профессии. Эта профессия и, соответственно, круг связей и возможностей никак не предполагали такой информированности о кадровых перестановках в силовых структурах. «Похоже, я попал по-крупному», – в отчаянии подумал Вадим.

– И ты решил, что коль все равно не сможешь больше заколачивать бабки под моим руководством, то и Группу не жалко. Зато можно отыграться, мелко напакостить, поссорить меня с денежным клиентом. Только не надо мне сейчас рассказывать, что ты запустил проект, потому что не понял насчет сроков. Чего ты не понял? Какое слово? Слово «заказчик»? Или слово «отмашка»? Я ясно сказал: начинаем по сигналу заказчика, он даст отмашку. Ты не дурак, Вадим, ты не мог неправильно понять. Значит, ты сделал это умышленно, из собственного расчета. И, значит, ты не дурак, а полный идиот, и расчет твой – ошибочный, потому что сделан в спешке и на эмоциях. На самом деле это ты Котов, а не я. Теперь в нескольких словах обрисую, что будет дальше. Первое: заказчик встанет на дыбы и откажется платить, потому что все началось не тогда, когда он хотел, и по твоей милости вышло из-под контроля. Он человек серьезный, и последствия нашего с ним конфликта сладкими не покажутся никому. Второе: Каменская вцепится в связь между тобой, Аленой и Гнездиловыми и не ослабит хватку, пока всех нас не угробит.


– Да ладно вам, Владимир Андреевич, не будет она с нами связываться, она беременна, ей не до того. В ее возрасте рожать первого ребенка – не кот начхал, даже странно, что ее до сих пор на сохранение не положили, но уверен, что вот-вот положат, и ни во что она вцепляться не станет, – с облегчением сказал Вадим. – Признаю, я налажал немножко, но не критично.

Шеф смотрел на него с изумлением, даже прислонился к подоконнику, отчего стал чуть ниже ростом.

– Каменская беременна? С чего ты взял?

– Она сама сказала. И я видел, живот торчит.

На лице шефа отразилось глубокое разочарование. Такое выражение бывает у родителей нерадивого ребенка, который вдруг заявляет, что выучил, наконец, стихотворение и готов прочитать его перед гостями, а потом выясняется, что дальше первой строчки чадо не продвинулось.

– Все-таки ты полный идиот. К тому же самоуверенный и доверчивый, – с глубоким вздохом проговорил Котов. – Ты хорошо работал все эти годы, и только поэтому я не стану превращать твою жизнь в кошмар. Ты заслужил прощение. Но и наказание ты тоже заслужил, поэтому тебя никуда не назначат, я об этом позабочусь. Не провожай, я знаю, где дверь.

У самого порога шеф вдруг повернулся к нему:

– Да, и последнее: если решишь еще как-нибудь нагадить – не трать силы зря, я распускаю Группу.





Каменская




И снова Анастасия Каменская шла к платформам Ярославского вокзала, с одной из которых всего несколько дней назад уезжала вместе с Зоей и Латыповым. Она хорошо помнила номер вагона, ведь сама покупала билет для Лианы. Вагон купейный. А вот и спальный, в таком же ехали они с Зоей. Оказалось, что и бригада та же: у двери вагона стояла уже знакомая миниатюрная Оксана, которая сперва впала в ступор при виде Зои Печерниковой, а потом приносила им чай. Настя поздоровалась с ней, девушка ответила с вежливой улыбкой, но равнодушно. Не узнала, не вспомнила, да это и понятно: пассажиры каждый день меняются, всех не упомнишь. Зою она, конечно, не забыла, но то – Зоя. Эксклюзив.

Дойдя до нужного вагона, Настя обратилась к проводнице:

– Посмотрите, пожалуйста, Лиана Гнездилова, место семнадцатое, уже села?

Та нажала несколько раз на кнопки гаджета, который держала в руке.

– Нет, пока не было.

Настя отошла на несколько шагов, прислонилась спиной к фонарному столбу. Как отреагирует Лиана на ее странную просьбу? Где-то там, в большом городе на Волге, ее любимый лежит в больнице, в реанимации, он тяжело ранен и в коме, а тут Настя со своими глупостями. Именно глупостями, потому что никак иначе назвать ее интерес нельзя. Куда она лезет? Зачем? Хочет изменить мир? Нет, не хочет и никогда не хотела. Ну, может, когда-то, по молодости и наивности, но точно не теперь. Хочет что-то доказать? Кому нужны ее доказательства? Все обо всем знают, и всех все устраивает. Мир играет по своим правилам, и если эти правила не нравятся отдельно взятой Анастасии Каменской, то это ее личное горе.

Заметив приближающуюся Лиану, Настя подошла к ней.

– Как вы?.. А, ну да, вы же билет оформляли, – рассеянно произнесла Лиана. – Что-то случилось?

– Ничего. У меня к вам просьба. Я понимаю, что неуместная и несвоевременная, но мне важно кое-что узнать. Когда Константин придет в себя, вы не могли бы спросить у него, разговаривал ли он с кем-нибудь о деле Гнездилова до того, как начал писать свою книгу?

– С отцом, наверное. Он много с ним разговаривал о Леньке.

– А кроме отца? С кем-то посторонним, и обязательно до того, как написал книгу. Или примерно в то же время, когда писал.

– Это было очень давно…

– Я понимаю, – мягко сказала Настя. – Но это был очень важный разговор, и Константин вряд ли забыл его.

Лиана помолчала, и Настя заметила, как она сморгнула слезу.

– Хорошо, я спрошу. Когда он… или если…

Она беззвучно заплакала. Настя чувствовала себя садисткой, палачом, живодером, одним словом, отвратительно. Женщина в такой непростой ситуации, что ей не до вопросов какой-то Каменской. «Я не так спросила, – вдруг подумала она. – Не так сформулировала вопрос, не о том. Боже мой, какая же я нелепая тупица!»

Лиана уже достала паспорт и протягивала его проводнице.

– Проходите, пожалуйста, пятое купе, – тягуче пропела проводница.

– Погодите!

Лиана обернулась, посмотрела устало. Под заплаканными глазами темные круги.

– Что еще?

– Давайте отойдем на минутку, буквально два слова еще.

Лиана послушно шагнула в сторону, пропуская в вагон следующего пассажира с двумя большими чемоданами.

– Меня не интересует конкретно дело вашего родственника, – заговорила Настя. – Меня интересует то, что в книге Константина названо концепцией полярности. Мне важно знать, обсуждал ли Константин ее с кем-нибудь. Неважно, когда именно. Может быть, до написания книги, может быть, позже. Главное – обсуждал ли, и если обсуждал, то с кем именно. Спросите?

– Если будет возможность.