Вечно она делает вид, что читает документы или ведет записи, а на самом деле просто избегает поднимать голову и смотреть в лицо начальству. Пора тебе облажаться, Горбызла, давно пора, уж больно ты безупречна.
Вадим взял булочку, ощутив под пальцами хрустящую корочку и податливую мякоть. Сейчас откусит, прожует, запьет глотком хорошего кофе – как же ему будет вкусно! И можно начинать мечтать о том, как растеряется шеф, когда Вадим покинет благословенную приносящую доход Группу. Сначала растеряется, потом начнет искать специалиста на замену, долго не сможет найти, потом найдет, а новичок окажется или бестолковым, или неумелым, или вообще болтливым попугаем. Провалы заказов пойдут один за другим, а там и вся Группа прикажет долго жить. Хорошо-то как! Никому не позволено орать на Вадима и обвинять в некомпетентности. И уж тем более никому не позволено утверждать, что без кураторства Горбызлы он – никто.
Правда, его еще не назначили. И не факт, что назначат. Но почему не помечтать о прекрасном?
Настроение скакнуло вверх. Вадим с удовольствием прожевал первый кусок и небрежно произнес:
– Так когда начинаем? Все готово давно. Сколько можно на низком старте стоять? Насколько я помню, вы говорили, что последний транш оплаты заказчик переведет, когда все состоится. Новый год скоро, потом каникулы, так что насчет бабок хотелось бы понимать поконкретнее.
– До Нового года больше месяца, – сухо ответил шеф. – И я предупреждал: сроки исполнения указывает заказчик. Не «по готовности», как ты привык, а именно тогда, когда он укажет.
– Ну и когда он укажет? – не унимался Вадим. – Через год? Через пять лет? Проделана огромная подготовительная работа, а в результате мы должны ждать, когда у заказчика жареный петух яйца снесет? Вы сами-то знаете? Или вас тоже за болвана держат?
Он упивался собственной отвагой, позволяя себе в разговоре с шефом подобный тон. А чего ему бояться? Если его назначат на должность – он тут же уйдет из Группы, и шеф ему не страшен, а если не назначат – придумает, как элегантно подставить Горбызлу, чтобы она утратила доверие и потеснилась, освободив для Вадима место правой руки шефа. Элементарно же.
Сегодня он ничего не боялся. Если назначение состоится, то не раньше, чем через два-три месяца, а то и дольше ждать придется, а за это время заказчик сто пудов подаст сигнал, и через неделю-другую после этого можно ждать последний транш. Огромный. У Вадима две предыдущие оплаты лежат нетронутыми, молодец, что не истратил ни копейки, как чувствовал, что пригодится. Финальную часть гонорара обещали в разы выше, чем две первые вместе взятые. Денег у этого заказчика, видать, до фига и больше. Так что накопленных средств при разумном и бережливом расходовании хватит надолго, папа и Бабу ни в чем не будут нуждаться. Так чего ему бояться?
– Я что, похож на человека, которого можно держать за болвана?
Голос у шефа ровный, но в нем слышны неудовольствие и предостережение, мол, аккуратнее, выбирай выражения. Выходит, шеф знает о сроках. Знает, но не говорит. Или просто делает вид, что он весь из себя такой крученый-верченый и для него нет тайн в этой жизни. Именно чтобы болванчиком не выглядеть.
И вдруг Вадим перехватил взгляд, брошенный шефом на Горбызлу. Быстрый, невольный, нежеланный.
Внутри похолодело. Он мгновенно все понял. Горбызла тоже знает о сроках. Она – доверенное лицо, правая рука. Они оба в курсе. Не знает только Вадим.
Он – никто. С ним можно не считаться. От него можно скрывать информацию. Вот, значит, как… Ну что ж, они сами подписали свой приговор. Так тому и быть.
– Что у нас с Каменской? – Шеф переменил тему так внезапно, что Вадим даже в первый момент не понял суть вопроса.
При чем тут Каменская, если речь только что шла о том большом сверхсекретном заказе, к которому Каменская вообще никаким боком не прислонялась? Но во второй момент Вадим подумал, что это мелкая месть шефа за слова о болване. Эдакое незатейливое напоминание о проколе с кафе. Мол, думай о последствиях, когда разеваешь пасть на вышестоящих. Наверное, шеф уверен, что Вадим сейчас начнет блеять и мяться, и устроит второй акт унизительного разноса, но на этот раз не по телефону, один на один, а при Горбызле. Ничего у него не выйдет, подстраховочка имеется.
– После визита в кафе Каменская никаких настораживающих телодвижений не делала, занимается своей прямой работой, взяла билеты на поезд, едет в командировку.
– Одна?
– С адреса агентства оплачены два билета на поезд и два билета на самолет. Каменская и Печерникова.
– Кто такая? – шеф чуть приподнял брови.
– Сотрудница их агентства.
– И все? Только эти две дамы?
Ах ты боже ж мой, сколько уточнений! Словно Вадим – не давний проверенный сотрудник и, на минуточку, офицер, а первоклашка на уроке. Недоверие выражает, хочет при Горбызле унизить. Сволочь.
Вадим молча включил айпад, вывел на экран скриншот, который сделал, когда сегодня залез в базу РЖД, протянул шефу.
– Список людей, на чьи имена куплены билеты на тот же поезд, с разбивкой по вагонам. С Каменской едет только Печерникова.
Шеф пробежал глазами страницу, положил девайс на стол перед собой, улыбнулся ехидно так, противно.
– А Латыпов как же? Разве не с ними едет?
– Латыпов? Кто это?
– Латыпов – клиент агентства «Власта». Странно, что ты этого не знаешь. Вот тебе образчик твоей работы. Сплошная халтура. В одном ты прав: если с ними едет клиент, то командировка рабочая, для выполнения заказа, с кафе никак не связана. А вот то, что ты Латыпова просмотрел, – показательно. Тщательнее надо работать, мой друг. Здесь упустил – и как я потом смогу быть уверен, что ты в другом месте не упустишь?
Горбызла еще ниже пригнула голову, буквально носом уперлась в свои бумажки. Даже ей неловко стало, что Вадима так унижают.
Ну что ж… Как там говорилось насчет последней капли? Вот это она и есть.
Шеф взял в руки айпад Вадима, собрался было уже протянуть его хозяину, но внезапно снова поднес к глазам. Проверяет, гад, хочет еще какую-нибудь ошибку выискать, еще фамилию, которую Вадим не заметил. Какой-то Латыпов… Откуда он взялся? В информации, наспех собранной Вадимом, когда шеф поручил быстренько разработать комбинацию с задержанием Каменской, никакой Латыпов не мелькал. Выходит, шеф получает сведения еще из какого-то источника. Поручает кому-то параллельную работу? Или перепроверяет Вадима? Темнит он что-то. Это плохой знак. Нужно успеть нанести удар первым.
– Вы полистайте, если что, там штук десять этих скринов, список-то длинный, – зло бросил Вадим. – Вам мелко, наверное, плохо видно?
Лицо шефа изменилось прямо на глазах, стало каменным и не обещающим ничего хорошего.
– Когда мне плохо видно, я надеваю очки. Тебе тоже советую.
Положил айпад на стол и толчком отправил по гладкой поверхности в сторону Вадима.
– И сотри это. Сейчас, при мне, чтобы я видел. На сегодня все. Свободен. Алена Валерьевна, останьтесь.
Алена Валерьевна. Горбызла. А что, если…? По возрасту, правда, не подходит, она заметно моложе ровесниц его матери, зато морального удовлетворения принесет три кучи. Не обязательно подставлять ее перед шефом, достаточно просто раздавить морально – и она уже не сможет работать эффективно. Тут и подстав не понадобится, шеф сам ее выгонит.
Все будет легко и просто. За пару минут, которые понадобились Вадиму, чтобы дойти до лифта, спуститься вниз и выйти на улицу, в его голове прокрутилась вся последовательность действий по уничтожению соперницы. Однако, когда он сел в машину, вся задумка показалась ему пустой и глупой. Зачем ему Горбызла? У него есть план получше. Намного лучше.
Каменская
В молодости покачивание вагона и ритмичный стук колес казались Насте уютными, убаюкивающими, успокаивающими, теперь же отсутствие тишины и физического покоя раздражало и не давало заснуть. Полка, на которой тридцать лет назад она могла сладко проспать всю ночь, а то и полдня, теперь была неудобной, принять привычную позу, в которой спина не болела бы, никак не удавалось. Настя переворачивалась с боку на бок, то подтягивала ноги к груди, то вытягивала, и вроде даже мутная тяжелая дрема подступала, но в сон не переходила. Зоя, свернувшись калачиком, тихо и ровно дышала на соседней полке и, похоже, крепко спала.
Кондиционер действительно работал, как и обещала проводница Оксана, но легче от этого не становилось. Все равно кислорода в спертом вагонном воздухе не хватало. А ведь это спальный вагон, где купе двухместные и пассажиров в два раза меньше, чем в купейном, что уж говорить о плацкартном, где вообще, наверное, не продохнуть? Но хотя бы не жарко, и на том спасибо. И зачем в поездах так сильно топят?
Она решила выйти постоять в коридоре. Все лучше, чем так маяться. Села на полке, принялась в темноте натягивать джинсы, стараясь не производить никаких звуков, чтобы не разбудить Зою. Но та все равно проснулась.
– Включайте свет, не стесняйтесь, я уже не сплю, – раздался с соседней полки ее голос.
Настя смутилась, расстроилась и принялась многословно извиняться.
– Вы не при чем. Не могу нормально спать, когда все окна закрыты и слишком тепло. Мне для сна и вообще для жизни нужны холод и свежий воздух. И вы правы, нужно открыть дверь и проветрить, надеюсь, станет полегче.
Они обе вышли в коридор, постояли, глядя в окно, за которым не было видно ничего, кроме мелькающих огней, изредка переговаривались шепотом, чтобы не потревожить спящих пассажиров, потом вернулись в купе, но дверь закрывать не стали.
– Может, прикроем все-таки? – предложила Настя. – Вдруг ваш поклонник встанет ночью в туалет, пройдет мимо нас, увидит, что мы не спим, и… Потом ведь не отвяжемся. Он и так весь вечер нам мозг выносил.
– Это правда, – с легкой улыбкой согласилась Зоя.
– Надоел? Устали от него?
– Ничего, я выносливая. Вы же знаете, я умею не слушать, но интеллигентно делать вид.
– А его мужское внимание не напрягает? Он же глаз с вас не сводит, ну и вообще… Утомительно, наверное?
Зоя пожала плечами:
– Привыкла.
Настя помолчала, собираясь с духом. Ничего такого уж страшного она спрашивать не собиралась, но все равно было отчего-то неловко, поэтому решила последовать примеру самой Зои и использовать повествовательную форму. На самом деле, это более правильно, ведь когда задаешь вопрос – подразумевается, что ты ждешь или даже требуешь ответа, иными словами, обязываешь человека говорить. А то и принуждаешь, что уж совсем не к месту в сложившихся обстоятельствах. Повествовательная форма никого ни к чему не обязывает, она всего лишь доводит до собеседника информацию о том, что ты чего-то не знаешь, но не возражал бы узнать.
– Для меня было неожиданностью, что ваш сын знаком с Василием.
Зоя вздохнула.
– Женька пошел третьего августа на митинг. Вы помните, наверное, что там произошло.
– Помню, – кивнула Настя. – Он у вас борец за гражданские свободы и избирательную реформу?
– Вроде того. Активист. Он пошел на митинг, а у его жены схватки начались, она мне позвонила, я примчалась, повезла ее в роддом. И Женьке написала, что жена рожает. Остальное знаю только с его слов, так что за точность не поручусь.
…Евгений Печерников не выпускал из рук смартфон: его предупредили, что Росгвардия может повести себя неадекватно, и он готовился записывать инциденты на видео. Когда звякнуло пришедшее сообщение, он тут же прочитал его и остановился, пытаясь сообразить, что делать. Бросить все, выбираться из толпы и ехать в больницу? Или остаться? Ребята надеются на него, они рассредоточены от Пушкинской до Трубной площади, чтобы записать максимальное число столкновений с силами правопорядка, и если он сбежит, то получится, что оголит свой участок.
Кто-то сзади взял его повыше локтя, не больно, но крепко, хватка железная, не вырвешься. В ухе зашелестел незнакомый тихий голос:
– Парень, вали отсюда, сейчас винтить начнут. Первыми выдернут тех, у кого в руках телефоны. Я твое сообщение видел, у тебя жена рожает, если тебя задержат – ты ее долго не увидишь.
Женя обернулся: слева и чуть позади стоял невысокий худенький парень и делал вид, что смотрит куда-то в сторону. Ощущение сильных пальцев на руке никак не вязалось с образом хрупкого мальчишки, и Женя закрутил головой в поисках того, кто сейчас держал его и разговаривал с ним.
– Не вертись. Прячь телефон и иди за мной, я тебя выведу, – скомандовал голос.
«Провокатор, – обреченно подумал Женя. – Сейчас вытащит меня и прямо в кутузку наладит. Сколько времени он шел у меня за спиной? Или рядом? А я ведь несколько раз с ребятами переписывался, мы действия координировали, он, наверное, сбоку смотрел и все прочитал. Конечно, я первый на посадку. Прикинулся добреньким, отдаст меня этим выродкам с палками и пойдет себе дальше, следующую жертву искать. Может, удастся выкрутиться как-нибудь…»
Откуда-то из толпы раздались крики, сначала возмущенные, потом истерические.
– Ну вот, началось, – нервно проговорил парень за спиной. – Давай быстрее, шевелись, я знаю, где их нет и пока еще можно выскочить. Через пять минут будет поздно, все отходы перекроют.
– Да я ничего не сделал же! – возмутился Женя. – За что меня задерживать?
– А это никого не волнует, ты что, маленький, сам не понимаешь? Разбираться никто не станет, можешь мне поверить, всех одним скопом утолкают. У тебя, блин, сын сейчас родится, а ты его только в пять лет увидишь.
– Мы девочку ждем, – зачем-то пробормотал вконец растерявшийся Женя.
– Да без разницы! Пошли.
Вадим взял булочку, ощутив под пальцами хрустящую корочку и податливую мякоть. Сейчас откусит, прожует, запьет глотком хорошего кофе – как же ему будет вкусно! И можно начинать мечтать о том, как растеряется шеф, когда Вадим покинет благословенную приносящую доход Группу. Сначала растеряется, потом начнет искать специалиста на замену, долго не сможет найти, потом найдет, а новичок окажется или бестолковым, или неумелым, или вообще болтливым попугаем. Провалы заказов пойдут один за другим, а там и вся Группа прикажет долго жить. Хорошо-то как! Никому не позволено орать на Вадима и обвинять в некомпетентности. И уж тем более никому не позволено утверждать, что без кураторства Горбызлы он – никто.
Правда, его еще не назначили. И не факт, что назначат. Но почему не помечтать о прекрасном?
Настроение скакнуло вверх. Вадим с удовольствием прожевал первый кусок и небрежно произнес:
– Так когда начинаем? Все готово давно. Сколько можно на низком старте стоять? Насколько я помню, вы говорили, что последний транш оплаты заказчик переведет, когда все состоится. Новый год скоро, потом каникулы, так что насчет бабок хотелось бы понимать поконкретнее.
– До Нового года больше месяца, – сухо ответил шеф. – И я предупреждал: сроки исполнения указывает заказчик. Не «по готовности», как ты привык, а именно тогда, когда он укажет.
– Ну и когда он укажет? – не унимался Вадим. – Через год? Через пять лет? Проделана огромная подготовительная работа, а в результате мы должны ждать, когда у заказчика жареный петух яйца снесет? Вы сами-то знаете? Или вас тоже за болвана держат?
Он упивался собственной отвагой, позволяя себе в разговоре с шефом подобный тон. А чего ему бояться? Если его назначат на должность – он тут же уйдет из Группы, и шеф ему не страшен, а если не назначат – придумает, как элегантно подставить Горбызлу, чтобы она утратила доверие и потеснилась, освободив для Вадима место правой руки шефа. Элементарно же.
Сегодня он ничего не боялся. Если назначение состоится, то не раньше, чем через два-три месяца, а то и дольше ждать придется, а за это время заказчик сто пудов подаст сигнал, и через неделю-другую после этого можно ждать последний транш. Огромный. У Вадима две предыдущие оплаты лежат нетронутыми, молодец, что не истратил ни копейки, как чувствовал, что пригодится. Финальную часть гонорара обещали в разы выше, чем две первые вместе взятые. Денег у этого заказчика, видать, до фига и больше. Так что накопленных средств при разумном и бережливом расходовании хватит надолго, папа и Бабу ни в чем не будут нуждаться. Так чего ему бояться?
– Я что, похож на человека, которого можно держать за болвана?
Голос у шефа ровный, но в нем слышны неудовольствие и предостережение, мол, аккуратнее, выбирай выражения. Выходит, шеф знает о сроках. Знает, но не говорит. Или просто делает вид, что он весь из себя такой крученый-верченый и для него нет тайн в этой жизни. Именно чтобы болванчиком не выглядеть.
И вдруг Вадим перехватил взгляд, брошенный шефом на Горбызлу. Быстрый, невольный, нежеланный.
Внутри похолодело. Он мгновенно все понял. Горбызла тоже знает о сроках. Она – доверенное лицо, правая рука. Они оба в курсе. Не знает только Вадим.
Он – никто. С ним можно не считаться. От него можно скрывать информацию. Вот, значит, как… Ну что ж, они сами подписали свой приговор. Так тому и быть.
– Что у нас с Каменской? – Шеф переменил тему так внезапно, что Вадим даже в первый момент не понял суть вопроса.
При чем тут Каменская, если речь только что шла о том большом сверхсекретном заказе, к которому Каменская вообще никаким боком не прислонялась? Но во второй момент Вадим подумал, что это мелкая месть шефа за слова о болване. Эдакое незатейливое напоминание о проколе с кафе. Мол, думай о последствиях, когда разеваешь пасть на вышестоящих. Наверное, шеф уверен, что Вадим сейчас начнет блеять и мяться, и устроит второй акт унизительного разноса, но на этот раз не по телефону, один на один, а при Горбызле. Ничего у него не выйдет, подстраховочка имеется.
– После визита в кафе Каменская никаких настораживающих телодвижений не делала, занимается своей прямой работой, взяла билеты на поезд, едет в командировку.
– Одна?
– С адреса агентства оплачены два билета на поезд и два билета на самолет. Каменская и Печерникова.
– Кто такая? – шеф чуть приподнял брови.
– Сотрудница их агентства.
– И все? Только эти две дамы?
Ах ты боже ж мой, сколько уточнений! Словно Вадим – не давний проверенный сотрудник и, на минуточку, офицер, а первоклашка на уроке. Недоверие выражает, хочет при Горбызле унизить. Сволочь.
Вадим молча включил айпад, вывел на экран скриншот, который сделал, когда сегодня залез в базу РЖД, протянул шефу.
– Список людей, на чьи имена куплены билеты на тот же поезд, с разбивкой по вагонам. С Каменской едет только Печерникова.
Шеф пробежал глазами страницу, положил девайс на стол перед собой, улыбнулся ехидно так, противно.
– А Латыпов как же? Разве не с ними едет?
– Латыпов? Кто это?
– Латыпов – клиент агентства «Власта». Странно, что ты этого не знаешь. Вот тебе образчик твоей работы. Сплошная халтура. В одном ты прав: если с ними едет клиент, то командировка рабочая, для выполнения заказа, с кафе никак не связана. А вот то, что ты Латыпова просмотрел, – показательно. Тщательнее надо работать, мой друг. Здесь упустил – и как я потом смогу быть уверен, что ты в другом месте не упустишь?
Горбызла еще ниже пригнула голову, буквально носом уперлась в свои бумажки. Даже ей неловко стало, что Вадима так унижают.
Ну что ж… Как там говорилось насчет последней капли? Вот это она и есть.
Шеф взял в руки айпад Вадима, собрался было уже протянуть его хозяину, но внезапно снова поднес к глазам. Проверяет, гад, хочет еще какую-нибудь ошибку выискать, еще фамилию, которую Вадим не заметил. Какой-то Латыпов… Откуда он взялся? В информации, наспех собранной Вадимом, когда шеф поручил быстренько разработать комбинацию с задержанием Каменской, никакой Латыпов не мелькал. Выходит, шеф получает сведения еще из какого-то источника. Поручает кому-то параллельную работу? Или перепроверяет Вадима? Темнит он что-то. Это плохой знак. Нужно успеть нанести удар первым.
– Вы полистайте, если что, там штук десять этих скринов, список-то длинный, – зло бросил Вадим. – Вам мелко, наверное, плохо видно?
Лицо шефа изменилось прямо на глазах, стало каменным и не обещающим ничего хорошего.
– Когда мне плохо видно, я надеваю очки. Тебе тоже советую.
Положил айпад на стол и толчком отправил по гладкой поверхности в сторону Вадима.
– И сотри это. Сейчас, при мне, чтобы я видел. На сегодня все. Свободен. Алена Валерьевна, останьтесь.
Алена Валерьевна. Горбызла. А что, если…? По возрасту, правда, не подходит, она заметно моложе ровесниц его матери, зато морального удовлетворения принесет три кучи. Не обязательно подставлять ее перед шефом, достаточно просто раздавить морально – и она уже не сможет работать эффективно. Тут и подстав не понадобится, шеф сам ее выгонит.
Все будет легко и просто. За пару минут, которые понадобились Вадиму, чтобы дойти до лифта, спуститься вниз и выйти на улицу, в его голове прокрутилась вся последовательность действий по уничтожению соперницы. Однако, когда он сел в машину, вся задумка показалась ему пустой и глупой. Зачем ему Горбызла? У него есть план получше. Намного лучше.
Каменская
В молодости покачивание вагона и ритмичный стук колес казались Насте уютными, убаюкивающими, успокаивающими, теперь же отсутствие тишины и физического покоя раздражало и не давало заснуть. Полка, на которой тридцать лет назад она могла сладко проспать всю ночь, а то и полдня, теперь была неудобной, принять привычную позу, в которой спина не болела бы, никак не удавалось. Настя переворачивалась с боку на бок, то подтягивала ноги к груди, то вытягивала, и вроде даже мутная тяжелая дрема подступала, но в сон не переходила. Зоя, свернувшись калачиком, тихо и ровно дышала на соседней полке и, похоже, крепко спала.
Кондиционер действительно работал, как и обещала проводница Оксана, но легче от этого не становилось. Все равно кислорода в спертом вагонном воздухе не хватало. А ведь это спальный вагон, где купе двухместные и пассажиров в два раза меньше, чем в купейном, что уж говорить о плацкартном, где вообще, наверное, не продохнуть? Но хотя бы не жарко, и на том спасибо. И зачем в поездах так сильно топят?
Она решила выйти постоять в коридоре. Все лучше, чем так маяться. Села на полке, принялась в темноте натягивать джинсы, стараясь не производить никаких звуков, чтобы не разбудить Зою. Но та все равно проснулась.
– Включайте свет, не стесняйтесь, я уже не сплю, – раздался с соседней полки ее голос.
Настя смутилась, расстроилась и принялась многословно извиняться.
– Вы не при чем. Не могу нормально спать, когда все окна закрыты и слишком тепло. Мне для сна и вообще для жизни нужны холод и свежий воздух. И вы правы, нужно открыть дверь и проветрить, надеюсь, станет полегче.
Они обе вышли в коридор, постояли, глядя в окно, за которым не было видно ничего, кроме мелькающих огней, изредка переговаривались шепотом, чтобы не потревожить спящих пассажиров, потом вернулись в купе, но дверь закрывать не стали.
– Может, прикроем все-таки? – предложила Настя. – Вдруг ваш поклонник встанет ночью в туалет, пройдет мимо нас, увидит, что мы не спим, и… Потом ведь не отвяжемся. Он и так весь вечер нам мозг выносил.
– Это правда, – с легкой улыбкой согласилась Зоя.
– Надоел? Устали от него?
– Ничего, я выносливая. Вы же знаете, я умею не слушать, но интеллигентно делать вид.
– А его мужское внимание не напрягает? Он же глаз с вас не сводит, ну и вообще… Утомительно, наверное?
Зоя пожала плечами:
– Привыкла.
Настя помолчала, собираясь с духом. Ничего такого уж страшного она спрашивать не собиралась, но все равно было отчего-то неловко, поэтому решила последовать примеру самой Зои и использовать повествовательную форму. На самом деле, это более правильно, ведь когда задаешь вопрос – подразумевается, что ты ждешь или даже требуешь ответа, иными словами, обязываешь человека говорить. А то и принуждаешь, что уж совсем не к месту в сложившихся обстоятельствах. Повествовательная форма никого ни к чему не обязывает, она всего лишь доводит до собеседника информацию о том, что ты чего-то не знаешь, но не возражал бы узнать.
– Для меня было неожиданностью, что ваш сын знаком с Василием.
Зоя вздохнула.
– Женька пошел третьего августа на митинг. Вы помните, наверное, что там произошло.
– Помню, – кивнула Настя. – Он у вас борец за гражданские свободы и избирательную реформу?
– Вроде того. Активист. Он пошел на митинг, а у его жены схватки начались, она мне позвонила, я примчалась, повезла ее в роддом. И Женьке написала, что жена рожает. Остальное знаю только с его слов, так что за точность не поручусь.
…Евгений Печерников не выпускал из рук смартфон: его предупредили, что Росгвардия может повести себя неадекватно, и он готовился записывать инциденты на видео. Когда звякнуло пришедшее сообщение, он тут же прочитал его и остановился, пытаясь сообразить, что делать. Бросить все, выбираться из толпы и ехать в больницу? Или остаться? Ребята надеются на него, они рассредоточены от Пушкинской до Трубной площади, чтобы записать максимальное число столкновений с силами правопорядка, и если он сбежит, то получится, что оголит свой участок.
Кто-то сзади взял его повыше локтя, не больно, но крепко, хватка железная, не вырвешься. В ухе зашелестел незнакомый тихий голос:
– Парень, вали отсюда, сейчас винтить начнут. Первыми выдернут тех, у кого в руках телефоны. Я твое сообщение видел, у тебя жена рожает, если тебя задержат – ты ее долго не увидишь.
Женя обернулся: слева и чуть позади стоял невысокий худенький парень и делал вид, что смотрит куда-то в сторону. Ощущение сильных пальцев на руке никак не вязалось с образом хрупкого мальчишки, и Женя закрутил головой в поисках того, кто сейчас держал его и разговаривал с ним.
– Не вертись. Прячь телефон и иди за мной, я тебя выведу, – скомандовал голос.
«Провокатор, – обреченно подумал Женя. – Сейчас вытащит меня и прямо в кутузку наладит. Сколько времени он шел у меня за спиной? Или рядом? А я ведь несколько раз с ребятами переписывался, мы действия координировали, он, наверное, сбоку смотрел и все прочитал. Конечно, я первый на посадку. Прикинулся добреньким, отдаст меня этим выродкам с палками и пойдет себе дальше, следующую жертву искать. Может, удастся выкрутиться как-нибудь…»
Откуда-то из толпы раздались крики, сначала возмущенные, потом истерические.
– Ну вот, началось, – нервно проговорил парень за спиной. – Давай быстрее, шевелись, я знаю, где их нет и пока еще можно выскочить. Через пять минут будет поздно, все отходы перекроют.
– Да я ничего не сделал же! – возмутился Женя. – За что меня задерживать?
– А это никого не волнует, ты что, маленький, сам не понимаешь? Разбираться никто не станет, можешь мне поверить, всех одним скопом утолкают. У тебя, блин, сын сейчас родится, а ты его только в пять лет увидишь.
– Мы девочку ждем, – зачем-то пробормотал вконец растерявшийся Женя.
– Да без разницы! Пошли.