Больше всего мы расположены к тем людям, которым смогли помочь. Старое правило, но срабатывает в ста процентах случаев. Он продолжал еще что-то радостно приговаривать, пока Каменская поднималась в полный рост. С трудом. Медленно. Морщась от боли. Держась руками за поясницу. Встала, откинула плечи назад, выгибая позвоночник и массируя руками нижнюю часть спины. Свободная куртка натянулась спереди, и Вадим вдруг заметил… О черт! Да она же беременна! Вон пузо торчит, еще пока небольшое, но вполне заметное. Двигается медленно, встает с трудом. Все признаки налицо.
Она перехватила его взгляд, направленный на середину ее туловища, и Вадим не придумал ничего лучше, чем сказать:
– Я вижу, вас можно поздравить? Кого ждете?
Ему показалось, что на лице Каменской мелькнуло какое-то странное выражение. Впрочем, ничего странного: наверное, любая женщина смутится, если незнакомый мужчина вдруг ни с того ни с сего заговорит о ее беременности.
– А что, уже заметно? – ответила она вопросом на вопрос.
– Не очень, но видно, конечно. Мне так неловко, я заставил вас наклоняться, а вам же нельзя, наверное. Простите, бога ради!
Вадим в покаянном жесте прижал к груди руку с зажатой в ней упаковкой печенья.
– Позвольте мне искупить как-то свою вину.
Каменская вздернула брови, помолчала, потом слегка усмехнулась.
– Ну, искупайте. Что предлагаете во искупление?
– Давайте я оплачу ваши покупки.
– Не пойдет. Какие еще есть варианты?
– Тогда я провожу вас, куда скажете, и донесу покупки.
– Их не так много, они мало весят, а живу я недалеко.
– Ну… тогда не знаю…
– Плохо у вас с фантазией, – констатировала она и снова улыбнулась. Чего она улыбается-то все время? Зубы демонстрирует? Ну да, неплохие, ровные, и видно, что свои, не коронки. – Ладно, не надо ничего искупать. Удачи вам, любитель печенья.
Она направилась к кассам. Вадим смотрел ей вслед и видел, как медленно и осторожно двигается женщина. И почему он сразу не обратил на это внимания? Или сначала она была полегче, пошустрее, а походка изменилась после того, как она просидела несколько минут на корточках? Беременная… Блин, в ее-то годы! У нее же нет детей, значит, ждет первого ребенка. Какой нормальной бабе придет в голову рожать первенца на пороге шестидесятилетия? Бред. Как так могло получиться, чтобы в молодости детей не было, а под старость – здрасьте, приехали?
Вадим смотрел, как Каменская расплачивалась на кассе за покупки, и быстро просчитывал варианты. Допустим, ей повезло, и природа наградила ее затянувшимся периодом фертильности. Вадим, конечно, не медик, но вроде слышал, что такое бывает. Почему не родила намного раньше? Не хотела и предохранялась? А теперь, выходит, захотела? Почему? Потому что ей скучно на пенсии, смысл жизни утрачен, а ребенок придаст этой пресной жизни новый смысл. Логично? Вполне!
Другой вариант: она всегда хотела ребенка, но проблемы были у ее мужа. Есть масса медицинских причин мужского бесплодия. Значит, этот ребенок не от мужа. Цепочка все та же: выход в отставку, скука, желание новых ощущений, новый мужчина. Завела любовника, по привычке не предохранялась, и вот тебе сюрпризик. С мужем, скорее всего, рассталась или вот-вот расстанется. Любовник тоже наверняка бросит, если уже не сделал этого. С работы попрут, как только уйдет в декрет. И с чем она останется? С пенсией и младенцем на руках? Немолодая, некрасивая, материально не обеспеченная мать-одиночка. Никому не нужная. Жалкая.
Жалкая.
Жалкая…
В груди словно звонко взорвался радужный пузырь. Как это, оказывается, приятно, когда можно самому и с полным основанием назвать кого-то жалким!
Вадим быстро подошел к только что освободившейся кассе, положил в круглый пластиковый лоток две сторублевые купюры, и едва кассир просканировала пакет – схватил печенье и бросил:
– Сдачи не надо.
Печенье стоило сто шестьдесят с чем-то, не обеднеет, тут каждая секунда дорога.
Каменская шла по-прежнему медленно, и догнать ее удалось всего в нескольких метрах от двери магазина.
– Все-таки я провожу вас, – сказал он. – Мало ли, вдруг поскользнетесь.
– Сегодня сухо, – равнодушно бросила она. – И заморозков пока не было.
– Ну, споткнетесь или еще что. Я же вижу, у вас спина болит, и все из-за меня. Если бы я не приставал со своими просьбами, вы бы… Кстати, меня Вадимом зовут. А вас?
Она остановилась, посмотрела насмешливо.
– Я счастлива.
Интонация показалась ему странной. Не то язвительной, не то укоризненной.
– Счастливы? Потому что ждете ребенка?
– Потому что вас зовут Вадимом. Идите домой, или куда вам там надо было. Не нужно меня провожать, я уже давно взрослая девочка, а по вашим меркам – практически бабушка.
Нет, это не кокетство. Она и вправду не хочет ни знакомства, ни провожаний. Жаль, план был неплох. Но, с другой стороны, что с ней делать, с беременной-то? Конечно, если бы она повелась, можно было бы такую замутку провернуть, так обломать и унизить эту Каменскую, что ей небо с овчинку покажется. Поквитаться с ней и за Вику, и за выволочку от шефа, и за намеки на то, что Горбызла умнее него, Вадима. Беременные – они чувствительные, плаксивые, втоптать в грязь и довести до психологического срыва – раз плюнуть. Только почему-то… Рука не поднимается, что ли… Жалко ее, несчастную, престарелую мать-одиночку. Может, у нее одна радость в жизни осталась – ребеночек, а вдруг она его потеряла бы на нервной почве, когда Вадим ее бросил бы? Конечно, он ненавидит всех теток – ровесниц его мамани, это само собой, и поубивал бы их с огромным удовольствием, но малыш-то при чем? Он не виноват. Пусть родится здоровым. И вообще, пусть родится. Такой грех брать на душу Вадим готов не был.
Каменская
– Леш, я, наверное, никогда окончательно не повзрослею, – весело сказала Настя за ужином. – Елки-палки, мне уже до фига лет, а я все еще хулиганю, как подросток. Самой стыдно.
История с поясной сумкой и выпирающим животом изрядно позабавила Чистякова.
– Могу себе представить, что этот парень о тебе подумал.
– Ну а что такого? Он мог решить, что мне лет сорок, но я очень плохо выгляжу для своих лет, вот прям на все шестьдесят.
– Симпатичный хоть?
– На мой вкус – даже очень.
– Так, может, ты зря его отшила? Был бы у тебя молодой поклонник, чем плохо-то?
– А зачем он мне? – удивилась Настя.
– Затем, что ты в молодости не наигралась в ухаживания. Как взялась в пятнадцать лет меня приручать и организовывать, так и мужиков вокруг себя не видела. Каждая девочка хочет побыть принцессой, только это должно происходить вовремя, понимаешь? С младенчества и до свадьбы. Свадьба – последний день, когда ты носишь длинное пышное платье, а вокруг тебя все подпрыгивают, машут руками и отдают лучшие кусочки. Потом – все, принцесса становится королевой со всеми вытекающими последствиями, включая обязательные мероприятия, ответственность и дресс-код. А ты королевскую корону в раннем детстве как напялила – так и не снимаешь. Ты вспомни, наша классная тебя постоянно нам в пример ставила, мол, Настя самая ответственная из нас, самая серьезная, самая взрослая. Ты ребенком-то побыла хотя бы месяц в своей жизни?
– Думаешь, из меня теперь то и дело лезет не наигравшийся ребенок, потому я и валяю дурака? – спросила она задумчиво.
В словах мужа было много правды. И звучали они вполне логично. Пенсионерка-хулиганка, эдакая Старуха Шапокляк. Совсем недавно они с Лешкой уже говорили на тему о том, что в жизни все должно быть вовремя, потому что то, что должно происходить, так или иначе произойдет. Только если оно происходит в правильном возрасте, то выглядит естественно и мило, даже красиво, а если поторопиться или опоздать, то получается сплошное уродство. Пятилетняя девочка, накрасившая веки и губы, выглядит отвратительно, хотя в двадцать пять это может быть потрясающе красиво. А все оттого, что не вовремя. Наверное, дурацкие поступки, совершаемые в пятьдесят девять лет, тоже выглядят не очень. Но так хочется порой отмочить что-нибудь хулиганское, повести себя так, будто тебе семнадцать! Чистяков прав: не сделанное или не пережитое вовремя все равно догонит рано или поздно.
Ну и ладно. Она не на государевой службе, никому ничего не должна. И будет валять дурака столько, сколько захочет. Даже если кому-то ее поведение покажется странным, глупым или смешным. Задавленный учебой и науками, не наигравшийся подросток имеет точно такое же право на существование, как и полковник милиции в отставке.
Андрей Кислов
Кислов всегда жил легко. Даже если было трудно – все равно легко. Не склонный ни к излишней рефлексии, ни к долгосрочному планированию, он без малейших сожалений расставался с деньгами, когда они были, и столь же беззаботно переходил на режим, который называл режимом «ЗД», что означало «Затворничество и «Доширак». Приятелям, которые в «режимные» времена пытались вытащить его на какую-нибудь тусовку в клуб, отвечал честно и весело:
– Давайте без меня, у меня «ЗД», проще говоря – я опять в глубокой заднице и с пустыми карманами.
Если работа получалась отлично и за нее хорошо платили, Андрей тратил деньги, не считая и не жалея, угощал, давал в долг, делал подарки. Если вдохновение коварно и незаметно покидало его и сценарий не принимали, сидел на пустой гречке и лапше «Доширак», ибо предыдущий гонорар был уже истрачен, а новый не получен.
История с книгой Костика случилась давно. Тогда Костику было двадцать восемь, а самому Андрею – двадцать шесть. Что он понимал в том возрасте? Пацан! Сегодня он взялся бы за раскрутку товарища совсем другим путем, не так глупо и топорно. Бездарно, одним словом. Своими тупыми действиями загубил всю идею. Книги, которые удалось пристроить на реализацию, продавались совсем плохо, никто неизвестным автором не интересовался, потому как и хорошо известных более чем достаточно, и какой дурак станет покупать непонятно что, если за ту же цену можно приобрести проверенное и заранее понятно какое. Не дождался Кислов ни славы, ни признания, ни гонораров для Костика.
За эти шесть лет Андрей успел жениться и развестись, чуть было не женился во второй раз, но все-таки передумал, заработал и благополучно истратил кучу денег, однако не растерял энергичности, доброты, любви к людям, готовности помогать всем и каждому и позитивного взгляда на жизнь. Слова про старухину клюку он запомнил и выводы сделал. С того времени каждый раз, получив очередное вознаграждение за принятый сценарий праздника или элитной вечеринки, он первым делом оглядывался и произносил волшебные слова:
– Какое бы доброе дело сделать?
Находил. Делал. Радовался, когда все складывалось удачно. Испытывал эмоциональный подъем, за которым неизменно следовал подъем интеллектуальный. Писал сценарий. Сдавал. Получал деньги. Или не получал, если результат очередного «доброго дела» наступал не сразу и не было повода порадоваться. Случалось, что результат не наступал вообще. Всякое бывает в жизни, Андрей Кислов относился к этому философски, если огорчался, то ненадолго, а впадать в отчаяние и вовсе не умел. Когда деньги заканчивались, включался режим «ЗД». Если же деньги заканчивались совсем, то есть окончательно, и их не хватало даже на гречку и лапшу, искал мелкие, несложные и крайне дешевые заказы, которые можно было выполнить быстро и без напряжения. В конце концов наступал день, когда в фирму обращался стоˊящий клиент, готовый хорошо платить за организацию личного или корпоративного праздника, Андрей получал новый заказ… Хорошо, если к моменту получения заказа было чему порадоваться. Дело ведь не всегда в рублях, очень часто помощь можно оказать и без финансовых вливаний, вкладывая физические силы, время, энергию, душу, мозги. Можно даже позвонить в квартиру к соседям, молодой паре с четырехлетним ребенком, и заявить:
– Ребята, а хотите, я увезу вашего сына на неделю за город, на дачу к моим родителям, а вы отдохнете, выспитесь, побудете вдвоем и на все забьете? Или даже съездите куда-нибудь за границу, погуляете, посмотрите на красивое.
Чем не помощь? Чем не доброе дело? Бабушки-дедушки-тетушки, готовые сидеть с капризным визгливым малышом, есть не у всех, и средствами на няню тоже не все располагают, так что подобное предложение порой может оказаться весьма кстати. А можно позвонить в другую квартиру, где живет одинокая пенсионерка, и сказать, что Андрей готов заняться ее здоровьем, организовать если не полное обследование, то хотя бы диспансеризацию в поликлинике, до которой старой женщине самой уже давно не добраться. Он все организует, отвезет, сопроводит, поможет, привезет назад, если нужно – оплатит какие-то анализы или исследования. Какая разница, в чем состоит помощь и кому оказывается? Главное – увидеть радость в глазах другого человека и услышать от него слова благодарности, означающие, что усилия Кислова не пропали даром, принесли свои плоды. Тогда приходило вдохновение.
И так по кругу.
Но ничто, как известно, не стоит на месте. Было бы глупо рассчитывать, что придуманный Кисловым «личностный подход» останется его эксклюзивом. Идею раскусили и начали использовать в других фирмах. Как это обычно и бывает, использовали поверхностно, ибо все хотят удовлетворить клиента и сделать его постоянным потребителем услуг, но никто не хочет вкладывать в это адекватные усилия.
Рыбин нервничал, злился и пытался удержать эксклюзивность в своем агентстве.
– Их слабое место – непроработанность материала, они выкопают два-три факта, вставят в текст ведущего, придумают пару строчек для песни, и народ уже доволен. Они идут проторенной дорожкой, сперли все твои идеи для конкурсов и используют по шаблону, только чуть-чуть меняют тематику соответственно моменту. И репризы твои все в ход пошли, они только слова местами переставляют. Минимум напряга – максимум профита. Для выпускного вечера студентов какого-нибудь колледжа, может, и сгодится, а для по-настоящему денежного клиента такой крючок не прокатит, он не поймается. Круг денежных мешков огромный, но в то же время тесный, они постоянно друг с другом общаются, все в одной куче тусуются, и если какой-нибудь председатель правления устроит себе пышный юбилей и будет радоваться тому, как много внимания уделено его уникальной личности, а через неделю его пригласят на свадьбу другого председателя другого правления, и он услышит там все то же самое, те же тексты и те же конкурсы, обратится он к нам еще раз? Порекомендует нас в своем кругу? Да никогда в жизни! Мы должны усилить именно это направление. Нас спасут только оригинальность и полная персонализация каждого мероприятия.
Он уговаривал Кислова набрать и возглавить группу, которая будет собирать фактуру и писать основу, Андрею же останется только креативная часть: текст для ведущего, репризы для артистов, стихи для песен, конкурсы. Кислов сперва согласился, но первый же опыт закончился блистательным провалом. Для того чтобы руководить даже маленькой группой, нужно уметь ставить цели, определять задачи, планировать, составлять график и следить за его соблюдением, распределять задания, требовать, ругать, в конце концов! Ничего этого Андрей Кислов не умел. При всей легкости характера он был все-таки природным одиночкой, способным отвечать только за себя самого. Талант творца не сочетался в нем с талантом управленца.
Творил он все медленнее, и теперь ему требовалось уже два-три месяца на ту работу, которую прежде он мог выполнить за месяц. Рыбин жестко бранил за явные повторы и самоцитирование, а разве легко придумать что-то новое, когда за плечами десятки написанных текстов? Каждая новинка давалась все с боˊльшим и боˊльшим трудом, а Рыбин, подстегиваемый появлением новых клиентов, делался все строже и придирчивее. Депутаты, сенаторы, министры, банкиры, председатели чего угодно и прочая пафосная публика, прежде пользовавшаяся услугами «Ювенала», понемногу перемещалась к Рыбину, но процесс шел крайне медленно, и ни в коем случае нельзя было допустить ни единой промашки, чтобы не рухнуло достигнутое с таким трудом. Если раньше Кислов получал шесть-семь гонораров в год, и хорошо, если хотя бы один из них был действительно большим, то теперь нарабатывал не более чем на три денежных поступления. По-прежнему неунывающий, он быстро и широко растрачивал деньги и без проблем переходил на режим «ЗД». Попытка создать семью рухнула из-за того, что с Андреем невозможно было ничего запланировать и ни о чем договориться заранее: накануне отъезда в отпуск он мог вдруг схватиться за очередное задание, полученное еще две недели назад, только потому, что ему вдруг показалось, что он нашел ключевую фразу или придумал новую идею. В аэропорту, в самолете, на пляже, в отеле он сидел, уткнувшись в ноутбук, не ездил на экскурсии, отказывался идти в ресторан, заказывая еду в номер, и не обращал на молодую жену ни малейшего внимания. О том, чтобы подкопить денег на что-нибудь нужное, например, на новую машину, новую мебель или одежду, даже речь идти не могла, ибо копить Кислов не умел в принципе, он умел только либо тратить и шиковать либо жить в режиме «ЗД». Ну, и еще создавать сценарии умел, этого не отнять. Какой жене такое понравится?
Он был вполне доволен своей жизнью, занимался тем, что любил и умел, спокойно относясь к непостоянству доходов, вступал в недолгосрочные и необременительные отношения с хорошенькими девушками. И только одно опасение грызло и отравляло его безмятежное существование: а вдруг он, Андрей Кислов, уже достиг верхнего предела собственных возможностей? Вдруг он больше не сможет придумать ничего нового и оригинального? Вдруг пик творческих способностей остался далеко позади, и теперь единственная лежащая перед ним дорожка ведет вниз, к самому подножию высокого холма, а потом и в глубину оврага? В какой-то не то книге, не то статье он читал, что расцвет интеллектуальных сил у мужчин приходится на возраст 27 лет, а дальше уже идет постепенный спад. Если это действительно так, то очень скоро Рыбин убедится, что Андрей выработался и выгорел, найдет и зажжет на небосклоне другую звездочку, а на долю Кислова останутся шаблонные дешевенькие поделки для самых невзыскательных клиентов и, скорее всего, уже в другом агентстве, поменьше и попроще. Да, фирмешка Рыбина приподнялась благодаря Андрею, но разве прошлые заслуги являются гарантией спокойного и сытого будущего? Может, где-то и являются, но не в этой стране и не в этой жизни.
Каменская
Она перехватила его взгляд, направленный на середину ее туловища, и Вадим не придумал ничего лучше, чем сказать:
– Я вижу, вас можно поздравить? Кого ждете?
Ему показалось, что на лице Каменской мелькнуло какое-то странное выражение. Впрочем, ничего странного: наверное, любая женщина смутится, если незнакомый мужчина вдруг ни с того ни с сего заговорит о ее беременности.
– А что, уже заметно? – ответила она вопросом на вопрос.
– Не очень, но видно, конечно. Мне так неловко, я заставил вас наклоняться, а вам же нельзя, наверное. Простите, бога ради!
Вадим в покаянном жесте прижал к груди руку с зажатой в ней упаковкой печенья.
– Позвольте мне искупить как-то свою вину.
Каменская вздернула брови, помолчала, потом слегка усмехнулась.
– Ну, искупайте. Что предлагаете во искупление?
– Давайте я оплачу ваши покупки.
– Не пойдет. Какие еще есть варианты?
– Тогда я провожу вас, куда скажете, и донесу покупки.
– Их не так много, они мало весят, а живу я недалеко.
– Ну… тогда не знаю…
– Плохо у вас с фантазией, – констатировала она и снова улыбнулась. Чего она улыбается-то все время? Зубы демонстрирует? Ну да, неплохие, ровные, и видно, что свои, не коронки. – Ладно, не надо ничего искупать. Удачи вам, любитель печенья.
Она направилась к кассам. Вадим смотрел ей вслед и видел, как медленно и осторожно двигается женщина. И почему он сразу не обратил на это внимания? Или сначала она была полегче, пошустрее, а походка изменилась после того, как она просидела несколько минут на корточках? Беременная… Блин, в ее-то годы! У нее же нет детей, значит, ждет первого ребенка. Какой нормальной бабе придет в голову рожать первенца на пороге шестидесятилетия? Бред. Как так могло получиться, чтобы в молодости детей не было, а под старость – здрасьте, приехали?
Вадим смотрел, как Каменская расплачивалась на кассе за покупки, и быстро просчитывал варианты. Допустим, ей повезло, и природа наградила ее затянувшимся периодом фертильности. Вадим, конечно, не медик, но вроде слышал, что такое бывает. Почему не родила намного раньше? Не хотела и предохранялась? А теперь, выходит, захотела? Почему? Потому что ей скучно на пенсии, смысл жизни утрачен, а ребенок придаст этой пресной жизни новый смысл. Логично? Вполне!
Другой вариант: она всегда хотела ребенка, но проблемы были у ее мужа. Есть масса медицинских причин мужского бесплодия. Значит, этот ребенок не от мужа. Цепочка все та же: выход в отставку, скука, желание новых ощущений, новый мужчина. Завела любовника, по привычке не предохранялась, и вот тебе сюрпризик. С мужем, скорее всего, рассталась или вот-вот расстанется. Любовник тоже наверняка бросит, если уже не сделал этого. С работы попрут, как только уйдет в декрет. И с чем она останется? С пенсией и младенцем на руках? Немолодая, некрасивая, материально не обеспеченная мать-одиночка. Никому не нужная. Жалкая.
Жалкая.
Жалкая…
В груди словно звонко взорвался радужный пузырь. Как это, оказывается, приятно, когда можно самому и с полным основанием назвать кого-то жалким!
Вадим быстро подошел к только что освободившейся кассе, положил в круглый пластиковый лоток две сторублевые купюры, и едва кассир просканировала пакет – схватил печенье и бросил:
– Сдачи не надо.
Печенье стоило сто шестьдесят с чем-то, не обеднеет, тут каждая секунда дорога.
Каменская шла по-прежнему медленно, и догнать ее удалось всего в нескольких метрах от двери магазина.
– Все-таки я провожу вас, – сказал он. – Мало ли, вдруг поскользнетесь.
– Сегодня сухо, – равнодушно бросила она. – И заморозков пока не было.
– Ну, споткнетесь или еще что. Я же вижу, у вас спина болит, и все из-за меня. Если бы я не приставал со своими просьбами, вы бы… Кстати, меня Вадимом зовут. А вас?
Она остановилась, посмотрела насмешливо.
– Я счастлива.
Интонация показалась ему странной. Не то язвительной, не то укоризненной.
– Счастливы? Потому что ждете ребенка?
– Потому что вас зовут Вадимом. Идите домой, или куда вам там надо было. Не нужно меня провожать, я уже давно взрослая девочка, а по вашим меркам – практически бабушка.
Нет, это не кокетство. Она и вправду не хочет ни знакомства, ни провожаний. Жаль, план был неплох. Но, с другой стороны, что с ней делать, с беременной-то? Конечно, если бы она повелась, можно было бы такую замутку провернуть, так обломать и унизить эту Каменскую, что ей небо с овчинку покажется. Поквитаться с ней и за Вику, и за выволочку от шефа, и за намеки на то, что Горбызла умнее него, Вадима. Беременные – они чувствительные, плаксивые, втоптать в грязь и довести до психологического срыва – раз плюнуть. Только почему-то… Рука не поднимается, что ли… Жалко ее, несчастную, престарелую мать-одиночку. Может, у нее одна радость в жизни осталась – ребеночек, а вдруг она его потеряла бы на нервной почве, когда Вадим ее бросил бы? Конечно, он ненавидит всех теток – ровесниц его мамани, это само собой, и поубивал бы их с огромным удовольствием, но малыш-то при чем? Он не виноват. Пусть родится здоровым. И вообще, пусть родится. Такой грех брать на душу Вадим готов не был.
Каменская
– Леш, я, наверное, никогда окончательно не повзрослею, – весело сказала Настя за ужином. – Елки-палки, мне уже до фига лет, а я все еще хулиганю, как подросток. Самой стыдно.
История с поясной сумкой и выпирающим животом изрядно позабавила Чистякова.
– Могу себе представить, что этот парень о тебе подумал.
– Ну а что такого? Он мог решить, что мне лет сорок, но я очень плохо выгляжу для своих лет, вот прям на все шестьдесят.
– Симпатичный хоть?
– На мой вкус – даже очень.
– Так, может, ты зря его отшила? Был бы у тебя молодой поклонник, чем плохо-то?
– А зачем он мне? – удивилась Настя.
– Затем, что ты в молодости не наигралась в ухаживания. Как взялась в пятнадцать лет меня приручать и организовывать, так и мужиков вокруг себя не видела. Каждая девочка хочет побыть принцессой, только это должно происходить вовремя, понимаешь? С младенчества и до свадьбы. Свадьба – последний день, когда ты носишь длинное пышное платье, а вокруг тебя все подпрыгивают, машут руками и отдают лучшие кусочки. Потом – все, принцесса становится королевой со всеми вытекающими последствиями, включая обязательные мероприятия, ответственность и дресс-код. А ты королевскую корону в раннем детстве как напялила – так и не снимаешь. Ты вспомни, наша классная тебя постоянно нам в пример ставила, мол, Настя самая ответственная из нас, самая серьезная, самая взрослая. Ты ребенком-то побыла хотя бы месяц в своей жизни?
– Думаешь, из меня теперь то и дело лезет не наигравшийся ребенок, потому я и валяю дурака? – спросила она задумчиво.
В словах мужа было много правды. И звучали они вполне логично. Пенсионерка-хулиганка, эдакая Старуха Шапокляк. Совсем недавно они с Лешкой уже говорили на тему о том, что в жизни все должно быть вовремя, потому что то, что должно происходить, так или иначе произойдет. Только если оно происходит в правильном возрасте, то выглядит естественно и мило, даже красиво, а если поторопиться или опоздать, то получается сплошное уродство. Пятилетняя девочка, накрасившая веки и губы, выглядит отвратительно, хотя в двадцать пять это может быть потрясающе красиво. А все оттого, что не вовремя. Наверное, дурацкие поступки, совершаемые в пятьдесят девять лет, тоже выглядят не очень. Но так хочется порой отмочить что-нибудь хулиганское, повести себя так, будто тебе семнадцать! Чистяков прав: не сделанное или не пережитое вовремя все равно догонит рано или поздно.
Ну и ладно. Она не на государевой службе, никому ничего не должна. И будет валять дурака столько, сколько захочет. Даже если кому-то ее поведение покажется странным, глупым или смешным. Задавленный учебой и науками, не наигравшийся подросток имеет точно такое же право на существование, как и полковник милиции в отставке.
Андрей Кислов
Кислов всегда жил легко. Даже если было трудно – все равно легко. Не склонный ни к излишней рефлексии, ни к долгосрочному планированию, он без малейших сожалений расставался с деньгами, когда они были, и столь же беззаботно переходил на режим, который называл режимом «ЗД», что означало «Затворничество и «Доширак». Приятелям, которые в «режимные» времена пытались вытащить его на какую-нибудь тусовку в клуб, отвечал честно и весело:
– Давайте без меня, у меня «ЗД», проще говоря – я опять в глубокой заднице и с пустыми карманами.
Если работа получалась отлично и за нее хорошо платили, Андрей тратил деньги, не считая и не жалея, угощал, давал в долг, делал подарки. Если вдохновение коварно и незаметно покидало его и сценарий не принимали, сидел на пустой гречке и лапше «Доширак», ибо предыдущий гонорар был уже истрачен, а новый не получен.
История с книгой Костика случилась давно. Тогда Костику было двадцать восемь, а самому Андрею – двадцать шесть. Что он понимал в том возрасте? Пацан! Сегодня он взялся бы за раскрутку товарища совсем другим путем, не так глупо и топорно. Бездарно, одним словом. Своими тупыми действиями загубил всю идею. Книги, которые удалось пристроить на реализацию, продавались совсем плохо, никто неизвестным автором не интересовался, потому как и хорошо известных более чем достаточно, и какой дурак станет покупать непонятно что, если за ту же цену можно приобрести проверенное и заранее понятно какое. Не дождался Кислов ни славы, ни признания, ни гонораров для Костика.
За эти шесть лет Андрей успел жениться и развестись, чуть было не женился во второй раз, но все-таки передумал, заработал и благополучно истратил кучу денег, однако не растерял энергичности, доброты, любви к людям, готовности помогать всем и каждому и позитивного взгляда на жизнь. Слова про старухину клюку он запомнил и выводы сделал. С того времени каждый раз, получив очередное вознаграждение за принятый сценарий праздника или элитной вечеринки, он первым делом оглядывался и произносил волшебные слова:
– Какое бы доброе дело сделать?
Находил. Делал. Радовался, когда все складывалось удачно. Испытывал эмоциональный подъем, за которым неизменно следовал подъем интеллектуальный. Писал сценарий. Сдавал. Получал деньги. Или не получал, если результат очередного «доброго дела» наступал не сразу и не было повода порадоваться. Случалось, что результат не наступал вообще. Всякое бывает в жизни, Андрей Кислов относился к этому философски, если огорчался, то ненадолго, а впадать в отчаяние и вовсе не умел. Когда деньги заканчивались, включался режим «ЗД». Если же деньги заканчивались совсем, то есть окончательно, и их не хватало даже на гречку и лапшу, искал мелкие, несложные и крайне дешевые заказы, которые можно было выполнить быстро и без напряжения. В конце концов наступал день, когда в фирму обращался стоˊящий клиент, готовый хорошо платить за организацию личного или корпоративного праздника, Андрей получал новый заказ… Хорошо, если к моменту получения заказа было чему порадоваться. Дело ведь не всегда в рублях, очень часто помощь можно оказать и без финансовых вливаний, вкладывая физические силы, время, энергию, душу, мозги. Можно даже позвонить в квартиру к соседям, молодой паре с четырехлетним ребенком, и заявить:
– Ребята, а хотите, я увезу вашего сына на неделю за город, на дачу к моим родителям, а вы отдохнете, выспитесь, побудете вдвоем и на все забьете? Или даже съездите куда-нибудь за границу, погуляете, посмотрите на красивое.
Чем не помощь? Чем не доброе дело? Бабушки-дедушки-тетушки, готовые сидеть с капризным визгливым малышом, есть не у всех, и средствами на няню тоже не все располагают, так что подобное предложение порой может оказаться весьма кстати. А можно позвонить в другую квартиру, где живет одинокая пенсионерка, и сказать, что Андрей готов заняться ее здоровьем, организовать если не полное обследование, то хотя бы диспансеризацию в поликлинике, до которой старой женщине самой уже давно не добраться. Он все организует, отвезет, сопроводит, поможет, привезет назад, если нужно – оплатит какие-то анализы или исследования. Какая разница, в чем состоит помощь и кому оказывается? Главное – увидеть радость в глазах другого человека и услышать от него слова благодарности, означающие, что усилия Кислова не пропали даром, принесли свои плоды. Тогда приходило вдохновение.
И так по кругу.
Но ничто, как известно, не стоит на месте. Было бы глупо рассчитывать, что придуманный Кисловым «личностный подход» останется его эксклюзивом. Идею раскусили и начали использовать в других фирмах. Как это обычно и бывает, использовали поверхностно, ибо все хотят удовлетворить клиента и сделать его постоянным потребителем услуг, но никто не хочет вкладывать в это адекватные усилия.
Рыбин нервничал, злился и пытался удержать эксклюзивность в своем агентстве.
– Их слабое место – непроработанность материала, они выкопают два-три факта, вставят в текст ведущего, придумают пару строчек для песни, и народ уже доволен. Они идут проторенной дорожкой, сперли все твои идеи для конкурсов и используют по шаблону, только чуть-чуть меняют тематику соответственно моменту. И репризы твои все в ход пошли, они только слова местами переставляют. Минимум напряга – максимум профита. Для выпускного вечера студентов какого-нибудь колледжа, может, и сгодится, а для по-настоящему денежного клиента такой крючок не прокатит, он не поймается. Круг денежных мешков огромный, но в то же время тесный, они постоянно друг с другом общаются, все в одной куче тусуются, и если какой-нибудь председатель правления устроит себе пышный юбилей и будет радоваться тому, как много внимания уделено его уникальной личности, а через неделю его пригласят на свадьбу другого председателя другого правления, и он услышит там все то же самое, те же тексты и те же конкурсы, обратится он к нам еще раз? Порекомендует нас в своем кругу? Да никогда в жизни! Мы должны усилить именно это направление. Нас спасут только оригинальность и полная персонализация каждого мероприятия.
Он уговаривал Кислова набрать и возглавить группу, которая будет собирать фактуру и писать основу, Андрею же останется только креативная часть: текст для ведущего, репризы для артистов, стихи для песен, конкурсы. Кислов сперва согласился, но первый же опыт закончился блистательным провалом. Для того чтобы руководить даже маленькой группой, нужно уметь ставить цели, определять задачи, планировать, составлять график и следить за его соблюдением, распределять задания, требовать, ругать, в конце концов! Ничего этого Андрей Кислов не умел. При всей легкости характера он был все-таки природным одиночкой, способным отвечать только за себя самого. Талант творца не сочетался в нем с талантом управленца.
Творил он все медленнее, и теперь ему требовалось уже два-три месяца на ту работу, которую прежде он мог выполнить за месяц. Рыбин жестко бранил за явные повторы и самоцитирование, а разве легко придумать что-то новое, когда за плечами десятки написанных текстов? Каждая новинка давалась все с боˊльшим и боˊльшим трудом, а Рыбин, подстегиваемый появлением новых клиентов, делался все строже и придирчивее. Депутаты, сенаторы, министры, банкиры, председатели чего угодно и прочая пафосная публика, прежде пользовавшаяся услугами «Ювенала», понемногу перемещалась к Рыбину, но процесс шел крайне медленно, и ни в коем случае нельзя было допустить ни единой промашки, чтобы не рухнуло достигнутое с таким трудом. Если раньше Кислов получал шесть-семь гонораров в год, и хорошо, если хотя бы один из них был действительно большим, то теперь нарабатывал не более чем на три денежных поступления. По-прежнему неунывающий, он быстро и широко растрачивал деньги и без проблем переходил на режим «ЗД». Попытка создать семью рухнула из-за того, что с Андреем невозможно было ничего запланировать и ни о чем договориться заранее: накануне отъезда в отпуск он мог вдруг схватиться за очередное задание, полученное еще две недели назад, только потому, что ему вдруг показалось, что он нашел ключевую фразу или придумал новую идею. В аэропорту, в самолете, на пляже, в отеле он сидел, уткнувшись в ноутбук, не ездил на экскурсии, отказывался идти в ресторан, заказывая еду в номер, и не обращал на молодую жену ни малейшего внимания. О том, чтобы подкопить денег на что-нибудь нужное, например, на новую машину, новую мебель или одежду, даже речь идти не могла, ибо копить Кислов не умел в принципе, он умел только либо тратить и шиковать либо жить в режиме «ЗД». Ну, и еще создавать сценарии умел, этого не отнять. Какой жене такое понравится?
Он был вполне доволен своей жизнью, занимался тем, что любил и умел, спокойно относясь к непостоянству доходов, вступал в недолгосрочные и необременительные отношения с хорошенькими девушками. И только одно опасение грызло и отравляло его безмятежное существование: а вдруг он, Андрей Кислов, уже достиг верхнего предела собственных возможностей? Вдруг он больше не сможет придумать ничего нового и оригинального? Вдруг пик творческих способностей остался далеко позади, и теперь единственная лежащая перед ним дорожка ведет вниз, к самому подножию высокого холма, а потом и в глубину оврага? В какой-то не то книге, не то статье он читал, что расцвет интеллектуальных сил у мужчин приходится на возраст 27 лет, а дальше уже идет постепенный спад. Если это действительно так, то очень скоро Рыбин убедится, что Андрей выработался и выгорел, найдет и зажжет на небосклоне другую звездочку, а на долю Кислова останутся шаблонные дешевенькие поделки для самых невзыскательных клиентов и, скорее всего, уже в другом агентстве, поменьше и попроще. Да, фирмешка Рыбина приподнялась благодаря Андрею, но разве прошлые заслуги являются гарантией спокойного и сытого будущего? Может, где-то и являются, но не в этой стране и не в этой жизни.
Каменская