Вся следующая неделя пролетает слишком быстро. Ко мне возвращаются кошмары, хотя я высыпаюсь благодаря Рушану, каждый день ночующему в моей комнате. Стоит мне задёргаться во сне, как он успокаивает и крепко прижимает к себе. Ночь – единственное время, которое мы проводим вместе. Каждое утро часа по два или три мы тренируемся, а затем до вечера он занят подготовкой солдат.
Анис, Самия, Даян и Дарен тоже заняты делами, отчего я чувствую себя ещё более бесполезной, так как моё главное задание «перестать ронять оружие и снова научиться бегать». Поэтому я тренируюсь до полного изнеможения, быстро возвращая себе форму. Бег по лестнице уже не кажется невыполнимой задачей, но пока максимум два круга, а потом даже под страхом смерти я не выдержу очередного пролёта. Владение клинками и рукопашный бой получаются намного лучше. Остальное время стараюсь либо помогать семье, либо рыщу в библиотеке и по дворцу в поисках дневников Илоса, надеясь отыскать в них больше ответов. Даже когда мы разберёмся с Клетусом, легион по-прежнему останется проблемой и мне неизвестно, сможет ли Шиун воспользоваться огнём вновь.
На протяжении этой недели я встречаюсь с семьёй Юн лишь однажды. Рушан переносит меня в Астару, чтобы я могла навестить могилу Юна и хоть и запоздало, но проститься с ним. Хёрин благодарит меня за спасение сына, Суа порывисто обнимает, задерживая в объятиях дольше, чем принято у теялийцев.
Шиун вначале предстаёт передо мной самим собой, выдавливая несколько холодных и прозрачных шуток, но я хватаю его за голубую накидку прямо на груди и стискиваю в желании врезать. Его глаза удивлённо распахиваются, я нехотя разжимаю пальцы и отпускаю одежду, так ничего и не сделав. Я прекрасно помню ощущение первоначального восторга, когда увидела, что огонь Теялы способен помочь избавиться от легиона. И помню, насколько отвратительной стала та радость при осознании, что цена – жизнь Шиуна. Я злюсь на себя за это чувство не меньше, чем на глупость Шиуна, который с самого начала знал о последствиях.
– Впредь не причиняй сестре такую боль, – говорю я принцу. – Никогда не иди на риск без запасного плана, имей за плечами хоть что-то… кого-то, кто тебя поддержит. А ты просто действовал, прекрасно осознавая, что тебя ждёт в конце. Но хуже, что ты даже не пытался избежать этого конца.
Рушан сильно сжимает моё плечо, слушая, что я говорю. Шиун молчит, натянутая улыбка сходит с его лица, обнажая потрясение и какую-то ранимость.
– У тебя есть семья, Шиун, – добавляю я после неловкой паузы.
Затем теялиец так же молча сопровождает меня за территорию дворца к невысокому зеленому холму, похожему на специально сделанную насыпь. Я оглядываюсь, рассматривая множество таких же курганов, старых, покрытых коротко стриженной зелёной травой. Могилы потомков Шейна. Перед каждым установлен мраморный камень с вырезанными именами.
Отчасти я завидую. У Суа и Шиуна есть место, к которому они могут прийти в тяжелые времена, в Илосе же умерших сжигают на костре, развеивая прах и позволяя ему смешаться с песком по всей пустыне. По старой вере таким способом освобождается душа и человек может переродиться, а если он пока не желает переходить в новую жизнь, то остаётся ощущение, что наши любимые всегда с нами. Каждый предыдущий потомок, наследник или Назари, каждый погибший илосиец всегда рядом среди песка, куда бы мы ни пошли. Но, узнав о смерти отца, я бы хотела иметь возможность подойти к его могиле хоть раз, чтобы рассказать, как я зла на него за столь быстрый уход и как скучаю по нему. Хотя и у теялийцев эти могилы – фикция, – я знаю, что тело Юна тоже сожгли, но здесь зарыт его пепел в мраморной урне.
За день до ухода наших солдат в Церу Бенеша успевает поймать меня после ужина в тени коридора. Я уверена, что она специально ждала, пока я буду одна.
– Тебе нужно принять решение сейчас, – настаивает целительница, затаскивая меня в ближайшую комнату.
– Что случилось?
– Состояние Демьяна становится слишком заметным. Мы не можем показать его Клетусу таким. Ты должна дать ему кровь хотя бы раз. А также тебе нужно задуматься, что будет после.
– О чём ты говоришь, Бенеша?
– Уверена, его величество Даян подумал об этом хоть немного, но и ты должна, как Калануа. Что будет после этой бойни, Ойро? Что будет с Каиданом? Мы его уничтожим? Сровняем с землей и перебьём всех возможных носителей Дара Света и всех мирных жителей?
– Нет! Конечно нет! – Её слова пугают меня тем, что я и вправду об этом не задумывалась, слишком занятая мыслями о сестре.
– Тогда кто станет королём? С кем мы сможем наладить мир? Демьян – старший сын и по праву корона перейдёт к нему. А если ты его не вылечишь и он умрёт, на трон сядет Эол. Насколько счастлив он будет, зная, что мы во второй раз им не помогли? Его любимая мать умерла. Что будет после смерти его любимого брата? – женщина запахивает свой богато расшитый халат, сверля меня взглядом. – Он останется один. Проявит ли Эол понимание или пойдёт на нас новой войной, превращаясь во второго Клетуса?
Она говорит быстро и тихо. Бенеша не давит на жалость, она просто заваливает меня фактами, от которых я не могу отмахнуться. Мне нужно решить этот вопрос, отставив свои эмоции и заглянув в будущее. Ради всего Континента. Раньше я не думала о том, что наш конфликт с каиданцами продолжится после того, как мы разберёмся с Клетусом. Мы даже мстить за родителей не собирались, лишь желали, чтобы Квинтилии оставили нас в покое.
– Но если ты вылечишь Демьяна, Ойро, – Бенеша чувствует моё смятение, хватается за возможность не только посадить семя идеи о мире, но и взрастить его как можно скорее. – Возможно, Континент наконец познает истинный мир. Квинтилии всегда будут в долгу у Калануа. Ни Демьян, ни Эол никогда не пойдут против нас, помня о долге. И возможно, память об этом будет передаваться из поколения в поколение. Я попыталась поговорить об этом с Даяном, но сейчас он слишком зол. Страх, который он испытал за тебя и сестру, никуда не делся, поэтому не знаю, насколько трезво он может принять это решение.
Целительница замолкает, ожидая, что я скажу.
– Хорошо. Я дам ему кровь. Пока один раз, – сдаюсь я. – Насколько ему хватит?
– Зависит от его болезни, нужно понаблюдать. Но у Виолы болезнь возвращалась примерно раз в два года.
– Бенеша, давай оставим это в секрете. Не хочу портить настроение Рушану и Анису перед уходом. У тебя есть что-то…
Я замолкаю, когда целительница моментально достаёт небольшую флягу. Судя по звуку, там есть немного воды, а в другой руке она уже держит нож.
– Удивительно, что в последнее время большинство приближающихся ко мне держат в руках лезвие, – кисло улыбаюсь, забирая нож, секунды мешкаю перед тем, как надрезать ладонь и выдавить кровь в предложенную ёмкость. Я сжимаю кулак, пока Бенеша не просит меня остановиться. Она взяла больше, чем обычно, но недостаточно, чтобы у меня появилось головокружение.
– Ему каждый раз нужно будет так много?
– Скорее всего. И спасибо, Ойро. Ты поступаешь правильно.
– Надеюсь, Бенеша. Надеюсь, – неуверенно бормочу я.
* * *
В день отбытия Аниса и Рушана с солдатами, перед рассветом, мы с Самией на конях приезжаем к пустынной равнине недалеко от нашего дворца. Тут выстроились четыре сотни наших солдат, три из которых даже не владеют Даром Тьмы, но орудуют обсидиановыми мечами. На деле у нас больше солдат с Даром, но остальных Даян оставляет для ночных и дневных патрулей по пустыне из-за неспокойного легиона.
Присутствующим солдатам предстоит пересечь Континент, чтобы подойти к Каидану. Я горжусь их выучкой, наблюдая за стройными рядами молодых бойцов в чёрной броне. У каждого на плечи накинута тёплая мантия с капюшоном, а нижнюю половину лица скрывают чёрные маски. Там, куда они идут, холодно, поэтому мы постарались продумать более тёплый вариант одежды. Эти молодые парни и мужчины лучшие из лучших. Только им можно доверить такую битву. Каждый из воинов на коне, и я представить себе не могу, как Даян собирается их всех переносить. А именно это он и собирается сделать, отправляя их всех на границу с Теялой.
Мы с Самией немного опоздали, Даян уже закончил свою воодушевляющую речь, и я рада, что мне не придётся слушать о предстоящем сражении. Брат в простой чёрной броне, ничем не отличающейся от той, что надета на обычных солдатах, сидит на своём жеребце, отливающем холодным золотом. Ветер развевает его волосы, ставшие заметно длиннее, чем при нашей первой встрече в Цере. Большая часть прядей перекинута на левую сторону, а справа от виска вдоль головы заплетены несколько тугих кос, украшенных золотыми нитями и бусинами. Традиционная мужская причёска в Илосе. Говорят, сам Илос полюбил и перенял этот обычай у местного народа. Даян редко делает подобную причёску, но титул короля возлагает на него обязанность сохранения большинства наших обычаев. Губы брата растянуты в опасной улыбке, пока он оглядывает своих подчинённых. Расслабленность, с которой он держится, придаёт уверенности, что всё закончится быстро и нет никаких сомнений в нашей будущей победе.
Я перевожу взгляд на Аниса и Рушана, сидящих на чёрных жеребцах. Ветер дёргает волосы Рушана из стороны в сторону, а его глаза кажутся тёмными, бездонными в эти предрассветные часы. Он не улыбается, просто смотрит на меня, ожидая нашу разлуку. И у меня щемит сердце.
Самия уже присоединилась к ним, а я еду медленно, будто этим могу отложить наше расставание. Анис пришпоривает коня, приближается ко мне и, как молодой напыщенный ловелас, гарцует вокруг, поднимая песок.
– Что ты творишь? – начинаю смеяться я, а Назари стягивает маску, продолжая своё нелепое ухаживание. – Ты пытаешься приударить за мной или за Арканом? Учти, Анис, что он конь, а не кобыла.
– Как жаль, а то моему Угольку он, похоже, приглянулся, – притворно вздыхает друг, немного выпячивая нижнюю губу. Затем выражение лица Аниса вновь меняется на более серьёзное. – Не печалься, любовь моя, мы встретимся через неделю.
– Ты всё ещё намереваешься украсть моё сердце?
– Зависит от того, насколько у меня получается.
– О, дорогой Анис, моё сердце и так твоё с тех пор, как ты в первый раз встал передо мной на колени.
Глаза Назари увеличиваются, он комично открывает и закрывает рот, не находя подходящего ответа. Я радуюсь, что Рушан достаточно далеко и не слышит бред, который мы несём.
– Когда принёс свою клятву Назари, тупица!
Анис резко выдыхает, сдувая в сторону падающую на глаза прядь.
– Ты меня так не пугай, Ойро, а то я уже не знал, что и думать о себе и своём поведении, – на лицо возвращается озорная улыбка, и мы пускаем коней галопом, присоединяясь к друзьям.
Я подвожу Аркана к коню Рушана. Назари ничего не говорит, лишь протягивает руку и сплетает наши пальцы. У меня, как и у него, нет слов. Мы не прощаемся. Анис прав, мы встретимся через неделю. Но в момент, когда кахари отпускает мою руку, готовый отправиться в путь, я останавливаю его, протягивая единственное, что могу отдать в такой ситуации. Я протягиваю ему своё Кольцо Пустыни.
Рушан удивлённо, почти с испугом, переглядывается с Даяном. Анис и Самия также шокированы моим решением. Отдать кому-то Кольцо Пустыни – это как отдать себя и своё сердце. Подобное Калануа делают при заключении брака, официально и торжественно. Даяну тоже предстоит отдать своё кольцо Самии, но такое делают на свадьбе, у них же была лишь помолвка.
Однако я отдаю его Рушану, не советуясь ни с кем. Не предупреждаю о своём решении, лишая родных попыток меня отговорить. Я хочу, чтобы Рушан понял, что моё обещание никогда его не оставлять было искренним. И что я готова приложить все усилия, чтобы сдержать его.
– Ойро, ты же помнишь, что это не просто кольцо? И если его… кому-то подарить, то это значит… – пытается подбирать подходящие слова Даян, похоже решив, что память не до конца ко мне вернулась.
– Знаю, – едва заметно улыбаюсь я, и вновь поворачиваюсь к Рушану. – Опять я сижу с протянутой рукой, пока ты отказываешься принять то, что я тебе предлагаю. Это не принуждение, я даю его на время. Когда всё закончится… ты можешь вернуть его мне, как ни в чём не бывало. А можешь оставить себе навсегда. Но… ты не посмеешь не вернуться домой и оставить мой вопрос без ответа.
Все напряжённо смотрят на Рушана, ожидая его действий. Моя рука вздрагивает, устав быть на весу, и только тогда Рушан забирает кольцо. Он аккуратно растягивает серебро, увеличивая размер, и надевает на палец левой руки, как принято у нас и теялийцев. Невольно я расплываюсь в самой, как мне кажется, счастливой улыбке. Уверена, что выгляжу по-настоящему глупо, потому что маска сосредоточенности Рушана даёт мелкую трещину, уголки губ дёргаются вверх.
– Не возьми ты его, я бы тебе врезал, – с напускной строгостью говорит Даян. – Похоже, моей сестрёнке пришлось выжать всё светлое из своего сердца ради этих нескольких романтичных предложений.
Анис хохочет над моим недовольным лицом и красными щеками. А Даян спускается с коня, отдавая Самии поводья.
– Ойро, мне бы пригодилась твоя помощь.
Я следом спрыгиваю на песок и, также отдав поводья Самии, иду за братом. Девушка уводит наших лошадей подальше. Рушан и Анис встают перед линиями солдат, громко приказывая им не двигаться. Брат замирает в нескольких шагах перед Назари.
– Как ты собираешься их переносить? Попросишь всех мужчин взяться за руки? Здесь же чёртова куча людей, – бормочу я, наклоняясь к брату.
Даян и бровью не ведёт на моё ироничное замечание, лишь скалится в улыбке.
– В действительности за руки браться необязательно. Так просто легче, – пожимает он плечами, а я смотрю на него, недоумевая, что верила в незыблемость данного условия.
– Почему тогда только до границы Теялы? Ты не можешь их переместить к Каидану?
– Мне льстят твои мысли о моих способностях, сестрёнка, – насмешливо отвечает Даян. – Но, даже будучи королём, я не способен перенести такое количество людей верхом на лошадях через весь Континент. А с людьми Шиуна их станет ещё больше. Мне самому нужно подготовиться к встрече с Клетусом. Юна нет, Алисия же против Каидана не выстоит. Равных соперников Квинтилию, кроме меня, теперь не существует, а значит, я должен прийти к нему полным сил.
Я киваю в такт его словам, а Даян продолжает криво улыбаться, с пониманием относясь к моим пробелам в знании тактики и политики.
– Людей и вправду много, поэтому я позвал тебя. Дай-ка мне настоящих теней, сестра. Теней, мрачнее самой ночи.
Меня забавляет его просьба. Мои руки чернеют, и я даю то, что он просит, стягиваю всё, что могу ухватить в эти предрассветные часы. Песок вокруг нас покрывается стелющейся темнотой, такой чёрной, что поглощает весь свет, а небо по сравнению с ней выглядит обманчиво светлым. И непонятно, вправду ли небо у нас над головой или это мы стоим на черноте самого космоса. Даян вздрагивает от силы теней вокруг, с наслаждением втягивает носом воздух. Брат принимает более устойчивую стойку, сжимает кулаки. И его руки чернеют. Впервые за всё время так же, как и у меня. Однако это не проявление его Дара, скорее эффект от того, что я собрала для него тьму, что теперь питает брата.
В отличие от меня, руки Даяна чернеют медленно, нехотя, словно чернила поднимаются по бумаге, которую держат на весу, пытаясь сохранить хоть часть белизны. Воздух гудит от низкой вибрации так, что уши болят. Крупицы песка вокруг начинают дрожать, поднимаются в воздух примерно до колен и зависают. Тени обхватывают каждого солдата, и те исчезают, линия за линией. Растворяются, забирая с собой собранный мной сумрак, а гул нарастает лавиной, заставляя кожу покрыться мурашками. Последним исчезает Даян, оставляя после себя оглушающую тишину, а песок вновь осыпается вниз.
Глава 18
Айла
– Отец, сколько можно?! Хватит!
Эол изменился. Он всегда выглядел безэмоциональным, даже равнодушным перед отцом. В моменты, когда ему не нравилось решение родителя, он не перечил, выполнял молча, что требуется. Если и пытался упираться, то противился лишь раз, а получая отказ, не повторял попытку. Но это третий день подряд, как он повышал голос на отца, врываясь в тронный зал, где Клетус заставляет меня отдавать кровь.
Не желая марать руки, король приказывает мне самой делать надрез и сжимать ладони, сцеживая кровь в специально приготовленные сосуды. Похоже, это очередное изобретение исарийцев, потому что моя кровь остаётся в них свежей и не портится. Эти дни доказали, что ни одна моя рана не отражается на Клетусе. Моя смерть ему ничего не сделает.
– Она не Ойро и не исцеляется! Ты хочешь её убить?! – вновь злится Эол.
Он прав, я не сестра. Поэтому в первые дни по незнанию так глубоко разре́зала ладонь, что местные лекари с трудом остановили кровотечение. Оказалось, это ужасно больно, я и представить не могла. Я столько раз наблюдала, как Ойро делает это, не моргнув и глазом, что в сознании создалась иллюзия безболезненности этого процесса.
Анис, Самия, Даян и Дарен тоже заняты делами, отчего я чувствую себя ещё более бесполезной, так как моё главное задание «перестать ронять оружие и снова научиться бегать». Поэтому я тренируюсь до полного изнеможения, быстро возвращая себе форму. Бег по лестнице уже не кажется невыполнимой задачей, но пока максимум два круга, а потом даже под страхом смерти я не выдержу очередного пролёта. Владение клинками и рукопашный бой получаются намного лучше. Остальное время стараюсь либо помогать семье, либо рыщу в библиотеке и по дворцу в поисках дневников Илоса, надеясь отыскать в них больше ответов. Даже когда мы разберёмся с Клетусом, легион по-прежнему останется проблемой и мне неизвестно, сможет ли Шиун воспользоваться огнём вновь.
На протяжении этой недели я встречаюсь с семьёй Юн лишь однажды. Рушан переносит меня в Астару, чтобы я могла навестить могилу Юна и хоть и запоздало, но проститься с ним. Хёрин благодарит меня за спасение сына, Суа порывисто обнимает, задерживая в объятиях дольше, чем принято у теялийцев.
Шиун вначале предстаёт передо мной самим собой, выдавливая несколько холодных и прозрачных шуток, но я хватаю его за голубую накидку прямо на груди и стискиваю в желании врезать. Его глаза удивлённо распахиваются, я нехотя разжимаю пальцы и отпускаю одежду, так ничего и не сделав. Я прекрасно помню ощущение первоначального восторга, когда увидела, что огонь Теялы способен помочь избавиться от легиона. И помню, насколько отвратительной стала та радость при осознании, что цена – жизнь Шиуна. Я злюсь на себя за это чувство не меньше, чем на глупость Шиуна, который с самого начала знал о последствиях.
– Впредь не причиняй сестре такую боль, – говорю я принцу. – Никогда не иди на риск без запасного плана, имей за плечами хоть что-то… кого-то, кто тебя поддержит. А ты просто действовал, прекрасно осознавая, что тебя ждёт в конце. Но хуже, что ты даже не пытался избежать этого конца.
Рушан сильно сжимает моё плечо, слушая, что я говорю. Шиун молчит, натянутая улыбка сходит с его лица, обнажая потрясение и какую-то ранимость.
– У тебя есть семья, Шиун, – добавляю я после неловкой паузы.
Затем теялиец так же молча сопровождает меня за территорию дворца к невысокому зеленому холму, похожему на специально сделанную насыпь. Я оглядываюсь, рассматривая множество таких же курганов, старых, покрытых коротко стриженной зелёной травой. Могилы потомков Шейна. Перед каждым установлен мраморный камень с вырезанными именами.
Отчасти я завидую. У Суа и Шиуна есть место, к которому они могут прийти в тяжелые времена, в Илосе же умерших сжигают на костре, развеивая прах и позволяя ему смешаться с песком по всей пустыне. По старой вере таким способом освобождается душа и человек может переродиться, а если он пока не желает переходить в новую жизнь, то остаётся ощущение, что наши любимые всегда с нами. Каждый предыдущий потомок, наследник или Назари, каждый погибший илосиец всегда рядом среди песка, куда бы мы ни пошли. Но, узнав о смерти отца, я бы хотела иметь возможность подойти к его могиле хоть раз, чтобы рассказать, как я зла на него за столь быстрый уход и как скучаю по нему. Хотя и у теялийцев эти могилы – фикция, – я знаю, что тело Юна тоже сожгли, но здесь зарыт его пепел в мраморной урне.
За день до ухода наших солдат в Церу Бенеша успевает поймать меня после ужина в тени коридора. Я уверена, что она специально ждала, пока я буду одна.
– Тебе нужно принять решение сейчас, – настаивает целительница, затаскивая меня в ближайшую комнату.
– Что случилось?
– Состояние Демьяна становится слишком заметным. Мы не можем показать его Клетусу таким. Ты должна дать ему кровь хотя бы раз. А также тебе нужно задуматься, что будет после.
– О чём ты говоришь, Бенеша?
– Уверена, его величество Даян подумал об этом хоть немного, но и ты должна, как Калануа. Что будет после этой бойни, Ойро? Что будет с Каиданом? Мы его уничтожим? Сровняем с землей и перебьём всех возможных носителей Дара Света и всех мирных жителей?
– Нет! Конечно нет! – Её слова пугают меня тем, что я и вправду об этом не задумывалась, слишком занятая мыслями о сестре.
– Тогда кто станет королём? С кем мы сможем наладить мир? Демьян – старший сын и по праву корона перейдёт к нему. А если ты его не вылечишь и он умрёт, на трон сядет Эол. Насколько счастлив он будет, зная, что мы во второй раз им не помогли? Его любимая мать умерла. Что будет после смерти его любимого брата? – женщина запахивает свой богато расшитый халат, сверля меня взглядом. – Он останется один. Проявит ли Эол понимание или пойдёт на нас новой войной, превращаясь во второго Клетуса?
Она говорит быстро и тихо. Бенеша не давит на жалость, она просто заваливает меня фактами, от которых я не могу отмахнуться. Мне нужно решить этот вопрос, отставив свои эмоции и заглянув в будущее. Ради всего Континента. Раньше я не думала о том, что наш конфликт с каиданцами продолжится после того, как мы разберёмся с Клетусом. Мы даже мстить за родителей не собирались, лишь желали, чтобы Квинтилии оставили нас в покое.
– Но если ты вылечишь Демьяна, Ойро, – Бенеша чувствует моё смятение, хватается за возможность не только посадить семя идеи о мире, но и взрастить его как можно скорее. – Возможно, Континент наконец познает истинный мир. Квинтилии всегда будут в долгу у Калануа. Ни Демьян, ни Эол никогда не пойдут против нас, помня о долге. И возможно, память об этом будет передаваться из поколения в поколение. Я попыталась поговорить об этом с Даяном, но сейчас он слишком зол. Страх, который он испытал за тебя и сестру, никуда не делся, поэтому не знаю, насколько трезво он может принять это решение.
Целительница замолкает, ожидая, что я скажу.
– Хорошо. Я дам ему кровь. Пока один раз, – сдаюсь я. – Насколько ему хватит?
– Зависит от его болезни, нужно понаблюдать. Но у Виолы болезнь возвращалась примерно раз в два года.
– Бенеша, давай оставим это в секрете. Не хочу портить настроение Рушану и Анису перед уходом. У тебя есть что-то…
Я замолкаю, когда целительница моментально достаёт небольшую флягу. Судя по звуку, там есть немного воды, а в другой руке она уже держит нож.
– Удивительно, что в последнее время большинство приближающихся ко мне держат в руках лезвие, – кисло улыбаюсь, забирая нож, секунды мешкаю перед тем, как надрезать ладонь и выдавить кровь в предложенную ёмкость. Я сжимаю кулак, пока Бенеша не просит меня остановиться. Она взяла больше, чем обычно, но недостаточно, чтобы у меня появилось головокружение.
– Ему каждый раз нужно будет так много?
– Скорее всего. И спасибо, Ойро. Ты поступаешь правильно.
– Надеюсь, Бенеша. Надеюсь, – неуверенно бормочу я.
* * *
В день отбытия Аниса и Рушана с солдатами, перед рассветом, мы с Самией на конях приезжаем к пустынной равнине недалеко от нашего дворца. Тут выстроились четыре сотни наших солдат, три из которых даже не владеют Даром Тьмы, но орудуют обсидиановыми мечами. На деле у нас больше солдат с Даром, но остальных Даян оставляет для ночных и дневных патрулей по пустыне из-за неспокойного легиона.
Присутствующим солдатам предстоит пересечь Континент, чтобы подойти к Каидану. Я горжусь их выучкой, наблюдая за стройными рядами молодых бойцов в чёрной броне. У каждого на плечи накинута тёплая мантия с капюшоном, а нижнюю половину лица скрывают чёрные маски. Там, куда они идут, холодно, поэтому мы постарались продумать более тёплый вариант одежды. Эти молодые парни и мужчины лучшие из лучших. Только им можно доверить такую битву. Каждый из воинов на коне, и я представить себе не могу, как Даян собирается их всех переносить. А именно это он и собирается сделать, отправляя их всех на границу с Теялой.
Мы с Самией немного опоздали, Даян уже закончил свою воодушевляющую речь, и я рада, что мне не придётся слушать о предстоящем сражении. Брат в простой чёрной броне, ничем не отличающейся от той, что надета на обычных солдатах, сидит на своём жеребце, отливающем холодным золотом. Ветер развевает его волосы, ставшие заметно длиннее, чем при нашей первой встрече в Цере. Большая часть прядей перекинута на левую сторону, а справа от виска вдоль головы заплетены несколько тугих кос, украшенных золотыми нитями и бусинами. Традиционная мужская причёска в Илосе. Говорят, сам Илос полюбил и перенял этот обычай у местного народа. Даян редко делает подобную причёску, но титул короля возлагает на него обязанность сохранения большинства наших обычаев. Губы брата растянуты в опасной улыбке, пока он оглядывает своих подчинённых. Расслабленность, с которой он держится, придаёт уверенности, что всё закончится быстро и нет никаких сомнений в нашей будущей победе.
Я перевожу взгляд на Аниса и Рушана, сидящих на чёрных жеребцах. Ветер дёргает волосы Рушана из стороны в сторону, а его глаза кажутся тёмными, бездонными в эти предрассветные часы. Он не улыбается, просто смотрит на меня, ожидая нашу разлуку. И у меня щемит сердце.
Самия уже присоединилась к ним, а я еду медленно, будто этим могу отложить наше расставание. Анис пришпоривает коня, приближается ко мне и, как молодой напыщенный ловелас, гарцует вокруг, поднимая песок.
– Что ты творишь? – начинаю смеяться я, а Назари стягивает маску, продолжая своё нелепое ухаживание. – Ты пытаешься приударить за мной или за Арканом? Учти, Анис, что он конь, а не кобыла.
– Как жаль, а то моему Угольку он, похоже, приглянулся, – притворно вздыхает друг, немного выпячивая нижнюю губу. Затем выражение лица Аниса вновь меняется на более серьёзное. – Не печалься, любовь моя, мы встретимся через неделю.
– Ты всё ещё намереваешься украсть моё сердце?
– Зависит от того, насколько у меня получается.
– О, дорогой Анис, моё сердце и так твоё с тех пор, как ты в первый раз встал передо мной на колени.
Глаза Назари увеличиваются, он комично открывает и закрывает рот, не находя подходящего ответа. Я радуюсь, что Рушан достаточно далеко и не слышит бред, который мы несём.
– Когда принёс свою клятву Назари, тупица!
Анис резко выдыхает, сдувая в сторону падающую на глаза прядь.
– Ты меня так не пугай, Ойро, а то я уже не знал, что и думать о себе и своём поведении, – на лицо возвращается озорная улыбка, и мы пускаем коней галопом, присоединяясь к друзьям.
Я подвожу Аркана к коню Рушана. Назари ничего не говорит, лишь протягивает руку и сплетает наши пальцы. У меня, как и у него, нет слов. Мы не прощаемся. Анис прав, мы встретимся через неделю. Но в момент, когда кахари отпускает мою руку, готовый отправиться в путь, я останавливаю его, протягивая единственное, что могу отдать в такой ситуации. Я протягиваю ему своё Кольцо Пустыни.
Рушан удивлённо, почти с испугом, переглядывается с Даяном. Анис и Самия также шокированы моим решением. Отдать кому-то Кольцо Пустыни – это как отдать себя и своё сердце. Подобное Калануа делают при заключении брака, официально и торжественно. Даяну тоже предстоит отдать своё кольцо Самии, но такое делают на свадьбе, у них же была лишь помолвка.
Однако я отдаю его Рушану, не советуясь ни с кем. Не предупреждаю о своём решении, лишая родных попыток меня отговорить. Я хочу, чтобы Рушан понял, что моё обещание никогда его не оставлять было искренним. И что я готова приложить все усилия, чтобы сдержать его.
– Ойро, ты же помнишь, что это не просто кольцо? И если его… кому-то подарить, то это значит… – пытается подбирать подходящие слова Даян, похоже решив, что память не до конца ко мне вернулась.
– Знаю, – едва заметно улыбаюсь я, и вновь поворачиваюсь к Рушану. – Опять я сижу с протянутой рукой, пока ты отказываешься принять то, что я тебе предлагаю. Это не принуждение, я даю его на время. Когда всё закончится… ты можешь вернуть его мне, как ни в чём не бывало. А можешь оставить себе навсегда. Но… ты не посмеешь не вернуться домой и оставить мой вопрос без ответа.
Все напряжённо смотрят на Рушана, ожидая его действий. Моя рука вздрагивает, устав быть на весу, и только тогда Рушан забирает кольцо. Он аккуратно растягивает серебро, увеличивая размер, и надевает на палец левой руки, как принято у нас и теялийцев. Невольно я расплываюсь в самой, как мне кажется, счастливой улыбке. Уверена, что выгляжу по-настоящему глупо, потому что маска сосредоточенности Рушана даёт мелкую трещину, уголки губ дёргаются вверх.
– Не возьми ты его, я бы тебе врезал, – с напускной строгостью говорит Даян. – Похоже, моей сестрёнке пришлось выжать всё светлое из своего сердца ради этих нескольких романтичных предложений.
Анис хохочет над моим недовольным лицом и красными щеками. А Даян спускается с коня, отдавая Самии поводья.
– Ойро, мне бы пригодилась твоя помощь.
Я следом спрыгиваю на песок и, также отдав поводья Самии, иду за братом. Девушка уводит наших лошадей подальше. Рушан и Анис встают перед линиями солдат, громко приказывая им не двигаться. Брат замирает в нескольких шагах перед Назари.
– Как ты собираешься их переносить? Попросишь всех мужчин взяться за руки? Здесь же чёртова куча людей, – бормочу я, наклоняясь к брату.
Даян и бровью не ведёт на моё ироничное замечание, лишь скалится в улыбке.
– В действительности за руки браться необязательно. Так просто легче, – пожимает он плечами, а я смотрю на него, недоумевая, что верила в незыблемость данного условия.
– Почему тогда только до границы Теялы? Ты не можешь их переместить к Каидану?
– Мне льстят твои мысли о моих способностях, сестрёнка, – насмешливо отвечает Даян. – Но, даже будучи королём, я не способен перенести такое количество людей верхом на лошадях через весь Континент. А с людьми Шиуна их станет ещё больше. Мне самому нужно подготовиться к встрече с Клетусом. Юна нет, Алисия же против Каидана не выстоит. Равных соперников Квинтилию, кроме меня, теперь не существует, а значит, я должен прийти к нему полным сил.
Я киваю в такт его словам, а Даян продолжает криво улыбаться, с пониманием относясь к моим пробелам в знании тактики и политики.
– Людей и вправду много, поэтому я позвал тебя. Дай-ка мне настоящих теней, сестра. Теней, мрачнее самой ночи.
Меня забавляет его просьба. Мои руки чернеют, и я даю то, что он просит, стягиваю всё, что могу ухватить в эти предрассветные часы. Песок вокруг нас покрывается стелющейся темнотой, такой чёрной, что поглощает весь свет, а небо по сравнению с ней выглядит обманчиво светлым. И непонятно, вправду ли небо у нас над головой или это мы стоим на черноте самого космоса. Даян вздрагивает от силы теней вокруг, с наслаждением втягивает носом воздух. Брат принимает более устойчивую стойку, сжимает кулаки. И его руки чернеют. Впервые за всё время так же, как и у меня. Однако это не проявление его Дара, скорее эффект от того, что я собрала для него тьму, что теперь питает брата.
В отличие от меня, руки Даяна чернеют медленно, нехотя, словно чернила поднимаются по бумаге, которую держат на весу, пытаясь сохранить хоть часть белизны. Воздух гудит от низкой вибрации так, что уши болят. Крупицы песка вокруг начинают дрожать, поднимаются в воздух примерно до колен и зависают. Тени обхватывают каждого солдата, и те исчезают, линия за линией. Растворяются, забирая с собой собранный мной сумрак, а гул нарастает лавиной, заставляя кожу покрыться мурашками. Последним исчезает Даян, оставляя после себя оглушающую тишину, а песок вновь осыпается вниз.
Глава 18
Айла
– Отец, сколько можно?! Хватит!
Эол изменился. Он всегда выглядел безэмоциональным, даже равнодушным перед отцом. В моменты, когда ему не нравилось решение родителя, он не перечил, выполнял молча, что требуется. Если и пытался упираться, то противился лишь раз, а получая отказ, не повторял попытку. Но это третий день подряд, как он повышал голос на отца, врываясь в тронный зал, где Клетус заставляет меня отдавать кровь.
Не желая марать руки, король приказывает мне самой делать надрез и сжимать ладони, сцеживая кровь в специально приготовленные сосуды. Похоже, это очередное изобретение исарийцев, потому что моя кровь остаётся в них свежей и не портится. Эти дни доказали, что ни одна моя рана не отражается на Клетусе. Моя смерть ему ничего не сделает.
– Она не Ойро и не исцеляется! Ты хочешь её убить?! – вновь злится Эол.
Он прав, я не сестра. Поэтому в первые дни по незнанию так глубоко разре́зала ладонь, что местные лекари с трудом остановили кровотечение. Оказалось, это ужасно больно, я и представить не могла. Я столько раз наблюдала, как Ойро делает это, не моргнув и глазом, что в сознании создалась иллюзия безболезненности этого процесса.