Я оборачиваюсь на Эола.

Он действительно умный. Легко сложил информацию.

– До восемнадцати лет.

Принц кивает, разглядывая ковёр под своими ногами. Теперь ему должно быть ясно, почему она предложила ему стать друзьями после её совершеннолетия. Ойро хоть и не подумав, но дала ему подсказку.

– Значит, ты действительно был в неё влюблён, – со слабой улыбкой поддеваю его я.

Эол вскидывает на меня синие глаза, смотрит с вызовом, хмуро, не разделяя моего веселья.

– Если уж тебе так нравится это повторять, тогда скорее я был влюблён в тебя! – упрямо чеканит он. Эол выделяет концовку предложения, будто это я виновата в путанице.

– Но ты со мной не встречался.

– Я этого не знал! – почему-то злится он. – Все эти годы я думал, что познакомился с тобой. Думал, что дал обещание тебе! Поэтому на коронации всё перемешалось в моей голове, мне нужно было услышать прямые ответы от тебя или твоей сестры и расставить всё по местам.

Он запутался.

Запутался, кто есть я. И кто – Ойро.

Кто в его воспоминаниях.

О ком он думал эти годы.

Он думал?

Поток подобных мыслей приводит меня в замешательство. Раздражаюсь на глупое предположение. Не знаю, с чего я взяла, что он действительно вспоминал обо мне в эти годы. Прошло много лет.

– Но теперь я всё знаю. Уже не имеет значения, что я думал, – бросает Эол, ясно давая понять, что не намерен продолжать этот разговор.

Однако он не уходит. Остаётся сидеть на диване и смотреть куда угодно, только не на меня. Его плечи напряжены, а пальцы здоровой руки изредка сжимаются в кулак. Он явно раздражён или обижен, а может, готов обороняться от нового вопроса или фразы.

– Покажи мне свой Дар ещё раз, – зачем-то прихожу ему на помощь и сглаживаю обстановку.

Сегодня я впервые смогла увидеть его так близко, не отвлекаясь на страх, угрозу и разрушения, которые обычно сопровождали мои встречи с потомками Каида. Теперь в глазах Эола больше удивления. Он вытягивает здоровую руку и вновь собирает свет. Маленькие, острые лучи тянутся к нему и впитываются в кожу. Он наполняет светом кулак, а потом заставляет всё предплечье светиться тёплым приглушённым сиянием, будто кожа покрыта мелкими золотыми блёстками, которые становятся заметны, если он хоть немного двигается.

– Ты ведь тоже можешь что-то подобное? – говорит он мне.

В ответ на его вопрос я заставляю свою кожу сверкать, но мой свет серебряный, не имеет оттенка. Он холодный, как свет луны. Эол смотрит на меня с долей восхищения, подаётся чуть вперёд, заинтересованно оглядывая моё тело, и я моментально перестаю, возвращая коже привычный вид.

– Хочешь потрогать? – вдруг предлагает он, протягивая раскрытую светящуюся ладонь.

Не уверена, что хочу, но подхожу к Эолу и с нерешительностью беру его руку в свои. Она согревает, как прикосновение весеннего солнца в морозном воздухе. Принц замечает, что моя кожа покрыта мурашками, он ведёт ладонью вверх по моему левому предплечью. Тепло волнами разливается по телу. Я вздрагиваю от чужого прикосновения и, хоть мне и приятно, мурашки никуда не пропадают.

– Странно, – бубнит принц, поднимаясь с места и вставая напротив меня. – Ты не чувствуешь тепло? У тебя руки по-прежнему…

– Чувствую, – перебиваю его, отстраняясь подальше, и иду обратно к кровати.

Огибаю её, проходя рядом с окном. Эол совсем не понимает намёка, что ему пора покинуть мою комнату. Он хватает меня за локоть и разворачивает к себе.

– Нет, Айла, подожди. Если тебе холодно, я принесу другую одежду для сна. Моей… этой рубашки, скорее всего, недостаточно.

Да что за чёрт со мной? От его прикосновения дрожь проходит по телу. Я была уверена, что излишняя чувствительность прошла. Уже месяц, как я спокойно реагирую на вкусы, касания тканей или объятия друзей. Но прикосновение Эола даёт понять, что ещё не до конца прошёл побочный эффект от длительной разлуки с сестрой и состояния неполноты. Я отдёргиваю руку, пытаясь избежать его пальцев. Моё дыхание сбивается, но я стараюсь выглядеть злой, а не смущённой. Лучше пусть думает, что я злюсь. Перемена в моём поведении сбивает Эола с толку, и он, наоборот, крепче цепляется за мои руки выше локтей, не давая двинуться.

– В чём дело, Айла? Мой отец снова тебе что-то сделал?

– Нет.

– Может, кто-то из солдат тебя тронул? Они же ничего…

– Небеса, нет! Эол, просто убери от меня свои руки. Или ты сам что-то подобное хочешь от меня?

Принц каменеет, былая тревога сходит, лицо лишается каких-либо эмоций, а его пальцы сильнее сжимаются на моих руках. Не стоило провоцировать Эола этим вопросом. Нужно было спокойно попросить его уйти.

Именно так я и скажу.

Я делаю длинный выдох, желая успокоить сердцебиение.

– Всё в порядке. Я бы предпочла, чтобы ты…

– Чтобы я что? – Его взгляд жёсткий, а тон холодный, совсем не тот обеспокоенный, что был пару секунд назад.


Обычно его глаза глубокие и напоминают тёплый океан, но сейчас от них веет холодным бризом, нет и намёка на дружелюбие. Я догадываюсь, что неаккуратным намёком задела что-то в собеседнике. Перебираю варианты извинений в голове, но не успеваю их озвучить. Эол подталкивает меня к стене рядом с окном и упирается ладонями по обе стороны от моей головы, нависая сверху.

– Вот, я тебя больше не касаюсь, но жду ответ на свой последний вопрос, – медленно выдавливает он, злится, но держит себя в руках.

Я пытаюсь ухватиться за мысль. Вспомнить, что же я хотела ему сказать, но ничего не выходит. По телу разливается приятное тепло и какая-то волнительная дрожь, которую я никак не могу прекратить.

– Айла, – он тянет моё имя с чересчур приторной нежностью и наклоняется ещё ближе, заставляя меня вжиматься в стену, – ты хотела намекнуть, что я насильник? Или что в моих привычках приходить к девушкам в темноте и делать, что вздумается?

– Я не…

– Ты не подумала, это верно, – Эол приближается к моему уху, его мягкие волосы касаются моей щеки. От него пахнет снегом и сандалом. Стараюсь не дышать, чтобы не втягивать кружащий голову запах, а Эол тем временем продолжает шептать мне на ухо. – Сейчас я мог бы поцеловать тебя. Ощутить, как быстро бьётся твоё сердце.

На мгновение он делает паузу. Я надеюсь, что он блефует и на самом деле ничего не слышит, потому что моё сердце действительно предательски колотится. Но даже мне неизвестно, от страха это или причина в другом.

– А после того как я украл бы всё твоё дыхание, то губами спустился ниже, и уверен, тогда бы ты впервые произнесла моё имя в разы мягче, чем обычно, может, с мольбой или стоном. Однако мне было бы этого мало, – его голос становится ниже, а интонация интимнее. Намеренно откровенный взгляд скользит по моему лицу, губам, шее и бесстыдно спускается на грудь. Я едва различаю слова за собственным дыханием, внизу живота приятно тянет, но я хочу, чтобы это предательское чувство пропало. – А потом я бы уложил тебя на кровать и доказал, что этим языком я умею не только слова в красивые предложения складывать.

Подобные фразы мне уже приходилось слышать от сыновей наших высокопоставленных советников. Они желали меня либо смутить, либо затащить к себе в комнату. Но когда это, прижимая к стене, говорит потомок одного из Первых, в крови которого настоящий Дар, ощущения совсем другие. Это сладкое обещание граничит с угрозой.

Я вся вытягиваюсь, выпрямляя спину. Вскидываю подбородок, но, не рассчитав, случайно бьюсь затылком о стену. Лучше уж я буду выглядеть нелепой, чем смущённой его словами. Искренне хочу послать его к демонам, но никак не могу выдавить из себя нужное проклятие.

– Я бы сделал всё это, Айла, только если бы ты попросила, – с последним словом ласка исчезает из его голоса. Эол возвращается к равнодушному тону и немного отодвигается, чтобы посмотреть мне в глаза, – но я бы никогда не тронул тебя без твоего согласия.

Он отталкивается от стены, отходя от меня на пару шагов. Его зрачки расширены, но он так хорошо контролирует своё дыхание, что сейчас я вдвойне его ненавижу, потому что сама с трудом держусь, чтобы не поддаться слабости в коленях. Я облизываю пересохшие губы, а он внимательно следит.

– Извини, мне не стоило говорить такое, – хотя бы мой голос не дрожит. В пути я оскорбляла его неделями, и он сносил всё спокойно. Не думала, что подобный намёк с лёгкостью пробьёт его защиту, однако назвать это своей победой я никак не могу.

– Рад, что ты понимаешь.

– Я тоже могу дать тебе кое-что… только если ты попросишь.

Он быстро возвращает невозмутимое выражение лица, скрывая мимолётное замешательство из-за моего наглого предложения. Может, я заслужила жестокую шутку в ответ на то, как задела его гордость, но и у меня есть то, что могу дать лишь я или Ойро, а последняя фраза это просто маленькая, но месть.

– Хорошо. Я прошу тебя… хотя не знаю, что именно, – с подозрением выдавливает Эол.

Что ж. Такой ответ хоть и натянутый, но меня устроит.

Я делаю пару шагов к нему с вытянутыми руками, он недоверчиво смотрит, но не отстраняется. Я зарываюсь пальцами в волосы Эола, а затем накрываю его глаза ладонями. Он напряженно обхватывает мои запястья, готовый в любой момент отстранить их от своего лица. Видимо, ожидает, что я попытаюсь вырвать ему глаза, но вместо этого я применяю Дар Тьмы. Глупый риск, Клетус может почувствовать. И всё же я почему-то иду на этот шаг, использую самую малость и лишь окутываю глаза и сознание принца сумраком, давая то, что он так давно хотел – успокаивающую темноту. Эол судорожно выдыхает, почти стонет от облегчения, как человек после знойного дня, опускающийся в прохладную ванну.

Это та нить воспоминаний, которую я ухватила на коронации. Я забрала не единственное воспоминание, а целую связку. Хотела вырвать одно, но оно потянуло за собой другое, а то следующее и следующее. Я узнала его главную слабость. То, что его так давно мучает.

У младшего принца Дар Света сильнее, чем у старшего брата, но всё детство он не мог его нормально контролировать, помогали лишь некоторые уроки и советы. В детстве тело Эола собирало свет, вне зависимости от его желаний. Он стягивал его в себя во сне, и тот тянулся и лип к нему. Свет преследовал младшего принца, выжигал мысли, копился, Эол не мог скрыться от него даже с закрытыми глазами – его кожа светилась так ярко, что веки пропускали это свечение, и мальчик был окружён хоть и приглушённым, но светом. Он не знал отдыха и покоя, часто плакал, впадая в ужас, беспомощный, без возможности скрыться от себя самого.

У них было временное решение заматывать ему глаза на ночь тёмной лентой, оборачивая в несколько слоёв, чтобы создать сумрак для глаз. Но и в Каидане были попытки переворота, а замотанные глаза при нападении однажды едва не стоили мальчику жизни. С тех пор от этого способа отказались.

Хуже всего, что вскоре после открытия этого Дара любимая мать Эола умерла. Отец и до этого мало заботился о младшем сыне, занятый воспитанием своего первенца, а когда умерла Виола, Клетус стал ещё более жёстким и отстранённым. Я содрогаюсь, вспоминая увиденный момент, как Клетус говорит маленькому Эолу, что если он не может вытерпеть силу света, то он – никчёмный потомок, порочащий имя Каида. И Эол научился терпеть. Единственной опорой был его брат Демьян, который сам едва знал, что такое родительская любовь. Пусть он был и не лучшим старшим братом, но, вероятно, старался как мог.

В воспоминаниях Эола я столкнулась с той же пустотой и жаждой успокоения, что была во мне. Только я прожила с ней шесть лет, а до этого у меня всегда была сестра, уравновешивающая мой Дар. В сознании принца была пустота, выжженная светом, он жаждал темноты и спокойного сна, который едва помнил.

Днём Эол сам научился сдерживать свет, но временами во сне, даже в этом возрасте, продолжает его притягивать. Поэтому все его сны отрывистые, неглубокие, без каких-либо сновидений, не приносящие настоящего отдыха.

Сейчас я без особых усилий дарю ему густую, вязкую темноту, дающую тишину и расслабление. Глядя на его восторженную улыбку, я забываю, что он натворил, забываю слова, которыми он недавно меня дразнил, забываю о том, через что мне и моей семье пришлось пройти по вине его отца. Я вижу очередную жертву света, Эолу не повезло иметь такой Дар, не повезло, что его отец стал совсем другим после смерти любимой женщины.

Медленно я убираю руки от его лица, Эол открывает глаза и робко улыбается. Он обхватывает мои запястья и притягивает к себе, ненавязчиво целуя ладони. Мои щёки становятся горячими от непривычной нежности с его стороны.

– Спасибо, Айла. Правда. Спасибо.

Его беззащитность ломает во мне какую-то стену, я подталкиваю Эола к кровати и предлагаю лечь на одеяло. Он с недоумением подчиняется, внимательно следя, как я ложусь с другой стороны, забираясь под тёплое покрывало, и опять кладу одну ладонь ему на глаза.

– Спи. Обещаю, что сегодня не буду пытаться убить тебя во сне, – намеренно сухо говорю я.

Младший принц с необычайным доверием ухватывается за этот шанс и засыпает так быстро, что я не успеваю передумать. Кажется, ему было бы всё равно, даже если бы в моих руках был нож, лишь бы я продолжала дарить ему темноту и покой. Я задумчиво наблюдаю за его спокойным дыханием, а через час он полностью расслабляется, отпускает контроль, и скудный свет от догорающих свечей тянется к его рукам, лезет под кожу, заставляя пальцы светиться. Я остаюсь бодрствовать, думая о том, какую глупость совершаю, пока перед самым рассветом сон не берёт надо мной верх и я сама проваливаюсь в темноту.





Глава 13

Даян




– Кажется, ты абсолютно не нужен своему отцу.