– Странно. Мне казалось, она…
В этот момент этажом выше, прямо над нами, раздался грохот от падения тяжелого предмета, и приглушенный женский голос проговорил нечто неразборчивое.
– Я на минутку! – Пол мгновенно очутился на ногах, быстро подскочил к нижним ступеням лестницы и, задрав голову наверх, громко крикнул: – Мам, ты в порядке?
Сверху послышалось невнятное бормотание.
– Что? Ну ладно. Сейчас! – Он хмуро посмотрел на меня. – Мама хочет, чтобы вы поднялись к ней.
17
Пол громко топал на второй этаж, вздымая со ступеней облака пыли. Я потихоньку шагал вслед за ним. Ноги слушались лучше, но от ходьбы слегка потемнело в глазах.
Наверху возле перил лестницы стояла Лидия Роуз. Именно ее безобразное лицо я увидел в окне второго этажа. По плечам старухи свисали длинные седые космы, напоминающие паутину. Лидия весила целую тонну: раздувшаяся шея, мясистые предплечья, распухшие ноги, будто стволы деревьев. Старуха грузно опиралась на палку, которая опасно гнулась, едва выдерживая чудовищный вес.
– Кто это? – обращаясь к сыну, но не сводя с меня глаз, сварливым голосом громко спросила она. И снова этот жуткий, леденящий душу взгляд, как у Алисии.
– Мам, только не волнуйся. Это просто лечащий врач Алисии. Он приехал из клиники, чтобы пообщаться со мной, – спокойно ответил Пол.
– Что ему от тебя нужно? Что ты натворил?
– Он хочет поговорить об Алисии. Вот и всё.
– Да ведь это журналист, придурок ты эдакий! – Голос Лидии сорвался на визг. – Гони его в шею!
– Нет, не журналист. Я видел его документы. Мам, все хорошо. Давай я помогу тебе прилечь.
Необъятная старуха со злобным ворчанием позволила увести себя в спальню. Пол кивком пригласил меня следовать за ними.
Лидия обессиленно откинулась на подушки. Кровать жалобно скрипнула под ее тяжестью. Роуз поправил подушки. В ногах Лидии клубочком свернулся дряхлый кот. Я не видел более уродливого кошака: вся голова в старых боевых шрамах, местами проплешины, одно ухо отгрызено. Это чудовище еще и порыкивало во сне.
Я потихоньку осмотрелся. Повсюду в комнате валялся хлам: стопки выцветших от старости журналов и пожелтевших газет, кучи старого тряпья. У стены виднелся кислородный баллон, на прикроватном столике стояла коробка из-под печенья, битком забитая различными упаковками таблеток. Я чувствовал на себе враждебный взгляд Лидии. Ее глаза не оставляли сомнений в диагнозе: старуха душевно больна.
– Что ему нужно? – Глаза Лидии заметались по мне сверху вниз и обратно. – Кто это?
– Мам, я тебе уже говорил, – терпеливо объяснял Пол. – Это психотерапевт Алисии. Он хочет узнать о ней побольше, чтобы назначить верное лечение.
Старуха прочистила горло и смачно плюнула на пол у моих ног, ясно давая понять, какого она мнения о психотерапевтах.
– Мам, ну пожалуйста… – застонал Пол.
– Заткнись! – Лидия смотрела на меня с ненавистью. – Зря Алисию упекли в психушку!
– Интересно, а куда ее надо поместить? – отозвался я.
– В тюрьму! – рявкнула Лидия. – Хочешь узнать побольше об Алисии? Я сейчас тебе расскажу. Маленькая дрянь! С самого детства росла гадиной!
В голове снова запульсировало. А Лидия продолжала, постепенно распаляясь:
– Мой несчастный брат Вернон так и не смог пережить смерть Евы. Я заботилась о нем. И об Алисии. И ты думаешь, я получила от нее хоть каплю благодарности?!
Мнение Лидии было понятно. Мой ответ не требовался.
– Знаешь, чем эта сучка мне отплатила? – Старуху прямо трясло от злости. – Что она сделала со мной?
– Мам, пожалуйста…
– Захлопни пасть, идиот! – Лидия снова повернулась ко мне; ее голос буквально сочился ядом. – Эта тварь нарисовала меня! Намалевала мой портрет, не сказав мне ни слова! Не спросив разрешения! Я отправилась на ее выставку, а там висит эта мерзость! Ни вкуса, ни красоты. Пошлая карикатура!
Лидия задыхалась от эмоций, и Пол не на шутку встревожился.
– Думаю, пора заканчивать. Отправляйтесь-ка вы лучше домой, приятель. Маме вредно волноваться, – хмуро проговорил он.
Лидия Роуз однозначно была не в себе. Я молча кивнул Полу и с радостью выбрался из мрачного дома.
Я возвращался на станцию с огромной шишкой на затылке и жуткой головной болью. Досадная потеря времени. Я не выяснил абсолютно ничего нового, за исключением очевидного факта, почему при первой же возможности Алисия уехала из ненавистного дома. В восемнадцать лет я точно так же сбежал от отца. А от кого бежала Алисия? Ответ лежал на поверхности – она рвалась на свободу от гнета кошмарной тетки. Я задумался о портрете Лидии Роуз, который написала Алисия. Старуха назвала картину «пошлой карикатурой». Значит, пришла пора зайти в галерею Жан-Феликса и понять, из-за чего она так бурно возмущалась.
Сидя в вагоне поезда, уносящего меня из Кембриджа, я размышлял о Поле Роузе. Бедный парень! Вынужден жить под одной крышей с настоящим чудовищем… Она использует его как бесплатную рабочую силу. Ужасная, одинокая жизнь. Вряд ли у него много друзей. Думаю, и любимой девушки нет. Честно говоря, я не удивился бы, узнав, что Пол все еще девственник. Несмотря на огромный рост и недюжинную физическую силу, в нем чувствовалось что-то чахлое, разлаженное.
Лидия вызвала у меня мгновенное и сильное отторжение – возможно, она слишком напоминала моего отца. Если б я не уехал, то сейчас наверняка превратился бы в подобие бедолаги Пола. Если б я остался в родительском доме в Суррее, отдавшись на волю деспотичного безумца…
Всю дорогу до Лондона я был очень подавлен. Грустным, уставшим, готовым разрыдаться. Не знаю, переживал ли я уныние Пола или свое собственное…
18
Вернувшись, я не застал Кэти дома. Открыв ее ноутбук, попробовал зайти в почту. Тщетно: страница была закрыта. Я допускал, что Кэти не повторит такой ошибки. Неужели я опущусь до взламывания ее почты, стану с маниакальной методичностью подбирать пароль? Нет. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что превратился в пресловутого ревнивого мужа. По злой иронии судьбы, Кэти как раз репетировала роль Дездемоны в постановке «Отелло».
И почему я не догадался переправить злополучные письма себе? Тогда у меня появилось бы письменное свидетельство ее неверности. Я допустил непростительную ошибку. Тогда я стал припоминать, что видел в тот вечер и видел ли вообще. После солидной порции марихуаны я едва соображал. Правильно ли я понял содержание писем? Я поймал себя на том, что пытаюсь притянуть за уши любые теории, лишь бы доказать невиновность жены. Вдруг это было сценическое упражнение? Может, она так входила в роль? А если я зря паникую и она так готовится к «Отелло»? Помню, перед премьерой спектакля «Все мои сыновья» по Артуру Миллеру Кэти целых шесть недель заставляла себя говорить с американским акцентом… Вдруг и сейчас… Вот только в письмах стояла подпись «Кэти», а не «Дездемона». Жаль, что эта история мне не приснилась. Вот бы проснуться и забыть случившееся, будто ночной кошмар… Увы, я прочно увяз в страшном болоте недоверия, бесконечных подозрений и страхов.
Внешне наша с Кэти совместная жизнь оставалась такой же безоблачной. По воскресеньям мы по-прежнему гуляли и ничем не отличались от любой другой парочки в парке. Возможно, паузы в нашем разговоре затягивались чуть дольше обычного, но они не вызывали чувства неловкости. Пока мы молча бродили по парку, я мысленно вел сам с собой ожесточенный спор, в миллионный раз повторяя одни и те же вопросы. Зачем она сделала это? Как же она могла?.. Как можно клясться в любви, выйти замуж, трахаться со мной и жить под одной крышей – и одновременно год за годом нагло врать мне в лицо?! Когда начался роман с тем мужчиной? Любит ли она его? Собирается ли уйти к нему?
Несколько раз, пока Кэти принимала душ, я просматривал текстовые сообщения в ее телефоне, однако ничего криминального не нашел. Либо новые сообщения от того мужчины больше не приходили, либо жена их стерла. Может, Кэти немного невнимательна, но уж точно не глупа. Я мог никогда не узнать правды. Просто не поймать жену на этом… Может, было бы лучше, если бы не поймал?
– У тебя все хорошо? – удивленно спросила Кэти, когда мы вечером после прогулки сидели на диване.
– В смысле?
– Не знаю. Ты какой-то выпотрошенный.
– Сегодня?
– Не только. Вообще в последнее время.
– Много работы. Видимо, устаю. – Я старался не смотреть Кэти в глаза.
Она кивнула и сочувственно сжала мне руку. Отличная актриса! Я почти поверил, что ей не все равно.
– Как твои репетиции? – для вида поинтересовался я.
– Наметился прогресс. Тони внес пару дельных предложений. Придется на следующей неделе поработать сверхурочно, чтобы все их учесть.
– Ясно.
Я больше не верил ни одному ее слову. Я анализировал каждую ее фразу, словно на сеансе с пациенткой. Я пытался читать между строк, нащупывая скрытые зацепки вроде нетипичной интонации, размытых формулировок или недомолвок.
– Как Тони?
– Нормально. – Кэти пожала плечами, давая понять, что Тони ей неинтересен.
Откровенная ложь. Кэти практически молилась на Тони, без умолку говорила о нем, хотя в последнее время почему-то перестала упоминать это имя. Раньше она взахлеб пересказывала их беседы о пьесах и актерской игре – о далеком для меня театральном мире. Я слышал о Тони почти каждый день, но видел его лишь единожды, мельком, когда встречал Кэти после репетиции. Мне тогда показалось странным, что она нас не познакомила.
Тони был женат на актрисе. По-моему, Кэти ее недолюбливала. Возможно, супруга Тони злилась на Кэти из ревности, как злился я. Помню, предложил выбраться куда-нибудь на обед с Тони и его женой, но Кэти моя идея почему-то не впечатлила. Мне уже тогда показалось, будто она пытается держать нас с Тони подальше друг от друга.
Я смотрел, как она открывает свой ноутбук, расположив экран вне моего поля зрения. Ее пальцы отбивали по клавиатуре быструю дробь. Интересно, кому она пишет? Тони?
– Чем занята? – Я делано зевнул.
– Решила черкануть пару строк двоюродной сестре. Она сейчас в Сиднее.
– Надо же! Передавай от меня привет.
– Обязательно.
– Пойду приму ванну, – чуть позже сообщила она, закрывая ноутбук.
– Хорошо. – Я кивнул.
– Дорогой, ты прямо совсем скис. – Кэти смотрела на меня с удивлением. – Ты точно в порядке?
Я снова кивнул с вымученной улыбкой. Кэти вышла из комнаты. А я, дождавшись хлопка двери ванной и шума воды, скользнул туда, где сидела она, схватил ноутбук, дрожащими от волнения руками открыл крышку и зашел в Интернет. Открыл ее браузер. Увы, Кэти вышла из почты. Я захлопнул крышку ноутбука с отвращением. Пора остановиться! Эдак можно и с ума сойти. Или я уже сошел с ума?
Позже вечером я снимал покрывало с кровати, собираясь ложиться, и тут в спальню вошла Кэти с зубной щеткой в руке.
– Чуть не забыла! На следующей неделе в Лондон приезжает Николь, – прощебетала она.
– Николь?
– Ну ты же ее помнишь! Мы ходили на ее прощальную вечеринку.
В этот момент этажом выше, прямо над нами, раздался грохот от падения тяжелого предмета, и приглушенный женский голос проговорил нечто неразборчивое.
– Я на минутку! – Пол мгновенно очутился на ногах, быстро подскочил к нижним ступеням лестницы и, задрав голову наверх, громко крикнул: – Мам, ты в порядке?
Сверху послышалось невнятное бормотание.
– Что? Ну ладно. Сейчас! – Он хмуро посмотрел на меня. – Мама хочет, чтобы вы поднялись к ней.
17
Пол громко топал на второй этаж, вздымая со ступеней облака пыли. Я потихоньку шагал вслед за ним. Ноги слушались лучше, но от ходьбы слегка потемнело в глазах.
Наверху возле перил лестницы стояла Лидия Роуз. Именно ее безобразное лицо я увидел в окне второго этажа. По плечам старухи свисали длинные седые космы, напоминающие паутину. Лидия весила целую тонну: раздувшаяся шея, мясистые предплечья, распухшие ноги, будто стволы деревьев. Старуха грузно опиралась на палку, которая опасно гнулась, едва выдерживая чудовищный вес.
– Кто это? – обращаясь к сыну, но не сводя с меня глаз, сварливым голосом громко спросила она. И снова этот жуткий, леденящий душу взгляд, как у Алисии.
– Мам, только не волнуйся. Это просто лечащий врач Алисии. Он приехал из клиники, чтобы пообщаться со мной, – спокойно ответил Пол.
– Что ему от тебя нужно? Что ты натворил?
– Он хочет поговорить об Алисии. Вот и всё.
– Да ведь это журналист, придурок ты эдакий! – Голос Лидии сорвался на визг. – Гони его в шею!
– Нет, не журналист. Я видел его документы. Мам, все хорошо. Давай я помогу тебе прилечь.
Необъятная старуха со злобным ворчанием позволила увести себя в спальню. Пол кивком пригласил меня следовать за ними.
Лидия обессиленно откинулась на подушки. Кровать жалобно скрипнула под ее тяжестью. Роуз поправил подушки. В ногах Лидии клубочком свернулся дряхлый кот. Я не видел более уродливого кошака: вся голова в старых боевых шрамах, местами проплешины, одно ухо отгрызено. Это чудовище еще и порыкивало во сне.
Я потихоньку осмотрелся. Повсюду в комнате валялся хлам: стопки выцветших от старости журналов и пожелтевших газет, кучи старого тряпья. У стены виднелся кислородный баллон, на прикроватном столике стояла коробка из-под печенья, битком забитая различными упаковками таблеток. Я чувствовал на себе враждебный взгляд Лидии. Ее глаза не оставляли сомнений в диагнозе: старуха душевно больна.
– Что ему нужно? – Глаза Лидии заметались по мне сверху вниз и обратно. – Кто это?
– Мам, я тебе уже говорил, – терпеливо объяснял Пол. – Это психотерапевт Алисии. Он хочет узнать о ней побольше, чтобы назначить верное лечение.
Старуха прочистила горло и смачно плюнула на пол у моих ног, ясно давая понять, какого она мнения о психотерапевтах.
– Мам, ну пожалуйста… – застонал Пол.
– Заткнись! – Лидия смотрела на меня с ненавистью. – Зря Алисию упекли в психушку!
– Интересно, а куда ее надо поместить? – отозвался я.
– В тюрьму! – рявкнула Лидия. – Хочешь узнать побольше об Алисии? Я сейчас тебе расскажу. Маленькая дрянь! С самого детства росла гадиной!
В голове снова запульсировало. А Лидия продолжала, постепенно распаляясь:
– Мой несчастный брат Вернон так и не смог пережить смерть Евы. Я заботилась о нем. И об Алисии. И ты думаешь, я получила от нее хоть каплю благодарности?!
Мнение Лидии было понятно. Мой ответ не требовался.
– Знаешь, чем эта сучка мне отплатила? – Старуху прямо трясло от злости. – Что она сделала со мной?
– Мам, пожалуйста…
– Захлопни пасть, идиот! – Лидия снова повернулась ко мне; ее голос буквально сочился ядом. – Эта тварь нарисовала меня! Намалевала мой портрет, не сказав мне ни слова! Не спросив разрешения! Я отправилась на ее выставку, а там висит эта мерзость! Ни вкуса, ни красоты. Пошлая карикатура!
Лидия задыхалась от эмоций, и Пол не на шутку встревожился.
– Думаю, пора заканчивать. Отправляйтесь-ка вы лучше домой, приятель. Маме вредно волноваться, – хмуро проговорил он.
Лидия Роуз однозначно была не в себе. Я молча кивнул Полу и с радостью выбрался из мрачного дома.
Я возвращался на станцию с огромной шишкой на затылке и жуткой головной болью. Досадная потеря времени. Я не выяснил абсолютно ничего нового, за исключением очевидного факта, почему при первой же возможности Алисия уехала из ненавистного дома. В восемнадцать лет я точно так же сбежал от отца. А от кого бежала Алисия? Ответ лежал на поверхности – она рвалась на свободу от гнета кошмарной тетки. Я задумался о портрете Лидии Роуз, который написала Алисия. Старуха назвала картину «пошлой карикатурой». Значит, пришла пора зайти в галерею Жан-Феликса и понять, из-за чего она так бурно возмущалась.
Сидя в вагоне поезда, уносящего меня из Кембриджа, я размышлял о Поле Роузе. Бедный парень! Вынужден жить под одной крышей с настоящим чудовищем… Она использует его как бесплатную рабочую силу. Ужасная, одинокая жизнь. Вряд ли у него много друзей. Думаю, и любимой девушки нет. Честно говоря, я не удивился бы, узнав, что Пол все еще девственник. Несмотря на огромный рост и недюжинную физическую силу, в нем чувствовалось что-то чахлое, разлаженное.
Лидия вызвала у меня мгновенное и сильное отторжение – возможно, она слишком напоминала моего отца. Если б я не уехал, то сейчас наверняка превратился бы в подобие бедолаги Пола. Если б я остался в родительском доме в Суррее, отдавшись на волю деспотичного безумца…
Всю дорогу до Лондона я был очень подавлен. Грустным, уставшим, готовым разрыдаться. Не знаю, переживал ли я уныние Пола или свое собственное…
18
Вернувшись, я не застал Кэти дома. Открыв ее ноутбук, попробовал зайти в почту. Тщетно: страница была закрыта. Я допускал, что Кэти не повторит такой ошибки. Неужели я опущусь до взламывания ее почты, стану с маниакальной методичностью подбирать пароль? Нет. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что превратился в пресловутого ревнивого мужа. По злой иронии судьбы, Кэти как раз репетировала роль Дездемоны в постановке «Отелло».
И почему я не догадался переправить злополучные письма себе? Тогда у меня появилось бы письменное свидетельство ее неверности. Я допустил непростительную ошибку. Тогда я стал припоминать, что видел в тот вечер и видел ли вообще. После солидной порции марихуаны я едва соображал. Правильно ли я понял содержание писем? Я поймал себя на том, что пытаюсь притянуть за уши любые теории, лишь бы доказать невиновность жены. Вдруг это было сценическое упражнение? Может, она так входила в роль? А если я зря паникую и она так готовится к «Отелло»? Помню, перед премьерой спектакля «Все мои сыновья» по Артуру Миллеру Кэти целых шесть недель заставляла себя говорить с американским акцентом… Вдруг и сейчас… Вот только в письмах стояла подпись «Кэти», а не «Дездемона». Жаль, что эта история мне не приснилась. Вот бы проснуться и забыть случившееся, будто ночной кошмар… Увы, я прочно увяз в страшном болоте недоверия, бесконечных подозрений и страхов.
Внешне наша с Кэти совместная жизнь оставалась такой же безоблачной. По воскресеньям мы по-прежнему гуляли и ничем не отличались от любой другой парочки в парке. Возможно, паузы в нашем разговоре затягивались чуть дольше обычного, но они не вызывали чувства неловкости. Пока мы молча бродили по парку, я мысленно вел сам с собой ожесточенный спор, в миллионный раз повторяя одни и те же вопросы. Зачем она сделала это? Как же она могла?.. Как можно клясться в любви, выйти замуж, трахаться со мной и жить под одной крышей – и одновременно год за годом нагло врать мне в лицо?! Когда начался роман с тем мужчиной? Любит ли она его? Собирается ли уйти к нему?
Несколько раз, пока Кэти принимала душ, я просматривал текстовые сообщения в ее телефоне, однако ничего криминального не нашел. Либо новые сообщения от того мужчины больше не приходили, либо жена их стерла. Может, Кэти немного невнимательна, но уж точно не глупа. Я мог никогда не узнать правды. Просто не поймать жену на этом… Может, было бы лучше, если бы не поймал?
– У тебя все хорошо? – удивленно спросила Кэти, когда мы вечером после прогулки сидели на диване.
– В смысле?
– Не знаю. Ты какой-то выпотрошенный.
– Сегодня?
– Не только. Вообще в последнее время.
– Много работы. Видимо, устаю. – Я старался не смотреть Кэти в глаза.
Она кивнула и сочувственно сжала мне руку. Отличная актриса! Я почти поверил, что ей не все равно.
– Как твои репетиции? – для вида поинтересовался я.
– Наметился прогресс. Тони внес пару дельных предложений. Придется на следующей неделе поработать сверхурочно, чтобы все их учесть.
– Ясно.
Я больше не верил ни одному ее слову. Я анализировал каждую ее фразу, словно на сеансе с пациенткой. Я пытался читать между строк, нащупывая скрытые зацепки вроде нетипичной интонации, размытых формулировок или недомолвок.
– Как Тони?
– Нормально. – Кэти пожала плечами, давая понять, что Тони ей неинтересен.
Откровенная ложь. Кэти практически молилась на Тони, без умолку говорила о нем, хотя в последнее время почему-то перестала упоминать это имя. Раньше она взахлеб пересказывала их беседы о пьесах и актерской игре – о далеком для меня театральном мире. Я слышал о Тони почти каждый день, но видел его лишь единожды, мельком, когда встречал Кэти после репетиции. Мне тогда показалось странным, что она нас не познакомила.
Тони был женат на актрисе. По-моему, Кэти ее недолюбливала. Возможно, супруга Тони злилась на Кэти из ревности, как злился я. Помню, предложил выбраться куда-нибудь на обед с Тони и его женой, но Кэти моя идея почему-то не впечатлила. Мне уже тогда показалось, будто она пытается держать нас с Тони подальше друг от друга.
Я смотрел, как она открывает свой ноутбук, расположив экран вне моего поля зрения. Ее пальцы отбивали по клавиатуре быструю дробь. Интересно, кому она пишет? Тони?
– Чем занята? – Я делано зевнул.
– Решила черкануть пару строк двоюродной сестре. Она сейчас в Сиднее.
– Надо же! Передавай от меня привет.
– Обязательно.
– Пойду приму ванну, – чуть позже сообщила она, закрывая ноутбук.
– Хорошо. – Я кивнул.
– Дорогой, ты прямо совсем скис. – Кэти смотрела на меня с удивлением. – Ты точно в порядке?
Я снова кивнул с вымученной улыбкой. Кэти вышла из комнаты. А я, дождавшись хлопка двери ванной и шума воды, скользнул туда, где сидела она, схватил ноутбук, дрожащими от волнения руками открыл крышку и зашел в Интернет. Открыл ее браузер. Увы, Кэти вышла из почты. Я захлопнул крышку ноутбука с отвращением. Пора остановиться! Эдак можно и с ума сойти. Или я уже сошел с ума?
Позже вечером я снимал покрывало с кровати, собираясь ложиться, и тут в спальню вошла Кэти с зубной щеткой в руке.
– Чуть не забыла! На следующей неделе в Лондон приезжает Николь, – прощебетала она.
– Николь?
– Ну ты же ее помнишь! Мы ходили на ее прощальную вечеринку.