– Думаю, ты и сам знаешь, в чем дело. Осталось только признаться себе в этом.
– Нет. – Я затряс головой. – Не знаю.
Я возмущенно замолчал, а потом вдруг перед глазами возник образ Кэти, строчащей все эти послания, такие страстные и запретные. Казалось, она получала кайф от самого процесса переписки, от того, что вступила с тем мужчиной в тайные отношения. Кэти с наслаждением врала и скрывалась. Она словно играла роль, только не на сцене, а в жизни.
– Думаю, Кэти стало скучно, – заключил я.
– Почему ты так решил?
– Потому что она жаждет эмоций, драмы. Она всегда была такой. Некоторое время назад Кэти стала жаловаться, что мы больше не веселимся, что я вечно натянут, как струна, и слишком много работаю. Мы ссорились, и Кэти часто употребляла слово «фейерверк».
– Фейерверк?
– Да. Мол, раньше наши отношения были похожи на фейерверк, а теперь – нет.
– Ясно. – Рут кивнула. – Мы с тобой говорили об этом, ведь так?
– Про фейерверк?
– Про любовь. О том, как часто мы принимаем серьезное чувство за «фейерверк» – из-за разрушительных острых ощущений. Мы забываем, что настоящая любовь приносит покой и умиротворение. Человеку, живущему страстями, подобное затишье может показаться скучным. Любовь глубока, спокойна – и постоянна. Наверняка именно такими чувствами ты и окружил Кэти. Способна ли она ответить взаимностью, быть на одной с тобой волне – уже другой вопрос.
Я сидел, уставившись на коробочку с салфетками. Мне не нравилось, куда клонила Рут.
– Вообще-то ошибки совершали мы оба, – попытался возразить я. – Я тоже врал Кэти. Она не знает про марихуану.
– Один человек предает другого духовно и физически, а другой иногда балуется «травкой»… Это для тебя равноценно? Еще одно доказательство, насколько вы разные: тот, кто часто и ловко врет, способен предать партнера, не мучаясь угрызениями совести.
– Вы не знаете этого, – с чувством воскликнул я. – Может, Кэти сейчас на грани срыва!
Произнеся эти слова, я понял, что сам себе не верю. Не поверила и Рут.
– Вряд ли, – с печальной улыбкой проговорила она. – Подобное поведение выдает в Кэти неполноценную личность. Ей не хватает способности сопереживать, целостности и элементарной доброты – всего того, что с избытком даровано тебе.
– Но это не так, – сопротивлялся я.
– Так, Тео. – Рут помедлила, прежде чем продолжить. – Задумайся, ты опять наступаешь на те же грабли.
– С Кэти?
– Нет. – Рут отрицательно покачала головой. – Я имею в виду ситуацию с твоими родителями. Возможно, ты подсознательно повторяешь устоявшуюся в детстве модель поведения.
– Нет, конечно. – Я чувствовал, как внутри растет раздражение. – То, что происходит между мной и Кэти, не имеет ни малейшего отношения к моему детству!
– Неужели? – удивилась Рут. – Бесконечные попытки ублажить человека с непредсказуемым поведением, взрывными эмоциями, недоброго, эгоистичного… Старания сделать его счастливым, завоевать любовь… Ничего не напоминает, Тео?
Я до боли сжал кулаки. Рут осторожно продолжила:
– Я знаю, ты сейчас в отчаянии. Но я хочу, чтобы ты признал: ты испытывал это отчаяние задолго до встречи с Кэти. Ты носишь его в себе много лет. Труднее всего, Тео, осознать, что нас не любили тогда, когда мы больше всего в этом нуждались. Ужасное ощущение – боль человека, которого не любили.
Я осознал, что Рут права. Я не мог подобрать слов, чтобы описать отвратительное чувство, вызванное предательством близкого человека, когда внутри зияет огромная ноющая дыра, – и тут Рут просто сказала: «Боль человека, которого не любили». Я увидел, как эта формулировка предельно четко описывала мое недавнее состояние и является одновременно моим прошлым, настоящим и будущим. Дело было не в Кэти, а в отце и моем идущем из детства чувстве ненужности. Мое горе вызвано сожалением о том, чего у меня никогда не было, и внутренним убеждением, что этого, видимо, уже никогда не будет. По мнению Рут, именно это и заставило меня выбрать Кэти – человека, не способного любить. Тем самым в очередной раз доказывая правоту отца, считавшего меня недостойным любви ничтожеством.
Я накрыл голову руками.
– Получается, мои отношения с Кэти были с самого начала обречены? Хотите сказать, что я сам все для этого сделал? Выходит, все безнадежно, черт возьми?
– Нет, не безнадежно. Тео, ты больше не мальчик, ищущий расположения своего отца, ты взрослый мужчина, у которого есть выбор. Какой сделать из случившегося вывод, зависит только от тебя: либо решишь, что действительно недостоин любви, либо порвешь наконец с прошлым и перестанешь повторять одни и те же ошибки, – ответила Рут.
– Как мне это сделать? Расстаться с Кэти?
– Ситуация непростая.
– Но вы считаете, что будет лучше, если я расстанусь с Кэти? – допытывался я.
– Ты слишком много отдал этим отношениям, чтобы вернуться к жизни, где тебя предают, выказывают равнодушие и унижают. Пойми, ты заслуживаешь лучшего, гораздо лучшего!
– Скажите. Просто скажите это, Рут. Вы думаете, мне нужно расстаться с Кэти?
Она посмотрела на меня долгим внимательным взглядом.
– Я считаю, ты просто обязан порвать с ней. Я говорю это не как твой психотерапевт, а как твой старый друг. Не думаю, что ты сможешь делать вид, будто ничего не произошло, даже если очень постараешься. Ну протянешь еще пару месяцев, а потом опять случится нечто подобное, и ты снова окажешься здесь, на этом диване. Будь честен с собой, Тео, – насчет Кэти и ситуации в целом, – и вся эта шелуха из вранья и хитростей перестанет застилать тебе глаза. Запомни, Тео: любовь всегда основана на честности, иначе это не любовь.
Из моей груди вырвался тяжкий вздох. Я чувствовал себя словно выпотрошенным. Навалились усталость и тоска.
– Большое спасибо за искренность, Рут. Я это очень ценю.
Я поднялся с кушетки и пошел на выход. В прихожей Рут обняла меня. Раньше она никогда так не делала. Какая же Рут была маленькая и хрупкая! От нее исходил едва уловимый цветочный аромат, смешанный с запахом шерсти кардигана. Жутко захотелось расплакаться, но мои глаза остались сухими. Слезы не шли.
Я попрощался и ушел не оборачиваясь. Домой доехал на автобусе. Уселся возле окна и, глядя на улицу, думал о Кэти: о ее белоснежной коже и невероятных изумрудных глазах. Со щемящей тоской вспоминал сладкий вкус ее нежных губ… Рут права. «Любовь всегда основана на честности, иначе это не любовь». Мне придется высказать Кэти все. И расстаться с ней.
10
Дома я застал Кэти. Она сидела на диване и что-то быстро печатала на телефоне.
– Где пропадал? – спросила она, не отрывая глаз от экрана.
– Так, прогулялся… Как репетиция?
– Как всегда. Утомительно.
Я смотрел на пальцы Кэти, гадая, кому же она пишет. Пора было начинать серьезный разговор. Я знаю, что у тебя роман на стороне. Я хочу развестись. Я открыл рот, чтобы произнести заготовленную фразу, но так и не сумел издать ни звука. Пока я пытался обрести голос, Кэти меня опередила.
– Тео, есть разговор, – заявила она, отложив телефон.
– О чем?
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – В голосе Кэти зазвучали металлические нотки.
Я избегал смотреть ей в глаза, опасаясь выдать свои мысли. Я стоял перед Кэти пристыженный, виноватый – будто именно у меня имелась позорная тайна. И, как вскоре выяснилось, я не ошибался. Кэти протянула руку за спинку дивана, и у меня екнуло сердце. Она вытащила оттуда заветный горшочек, где я хранил марихуану. Порезав палец, я совершенно забыл переставить его в тайник.
– Что это? – спросила Кэти, держа горшочек передо мной.
– «Травка».
– Я в курсе. Почему она здесь?
– Потому что я купил. Очень хотелось.
– Очень хотелось словить кайф? Ты серьезно?!
Я пожал плечами, глядя в пол, как напакостивший мальчишка.
– Какого черта! Нет, ну надо же! – Кэти душила ярость. – Порой мне кажется, что я совсем тебя не знаю!
Я еле сдержался, чтобы не ударить ее. Дико хотелось броситься на Кэти и молотить кулаками! Я представлял, как разворочу всю комнату, буду бить мебель о стены. А потом крепко обниму Кэти и завою. Но я не двинулся с места.
– Пора спать, – отрезал я и удалился из комнаты.
Мы молча зашли в спальню. Кэти быстро заснула, а я лежал с открытыми глазами, ощущая тепло ее тела. «Почему ты ничего не сказала? Почему закрылась? – мысленно вопрошал я Кэти. – Я же твой лучший друг. Одно слово! Хотя бы одно слово, и мы бы все решили! Почему ты промолчала? Я ведь рядом. Я здесь!»
Я хотел прижать Кэти к себе и не отпускать… Я хотел обнять ее. И не мог. Она исчезла. Той Кэти, которую я любил, больше нет. Вместо нее теперь чужой человек. К горлу подступили рыдания. А потом по щекам полились горячие слезы. Я тихо плакал в темноте.
* * *
Утром мы поднялись с кровати, и началась обычная рутина. Кэти отправилась в ванную, а я готовил кофе. Она вошла в кухню, и я вручил ей дымящуюся чашку.
– Ты ночью издавал странные звуки, – проговорила Кэти. – Бормотал что-то.
– Что именно?
– Я не поняла. Бессмыслицу какую-то. Видимо, «травка» еще не выветрилась, – ехидно проговорила она и, взглянув на наручные часы, добавила: – Мне пора, а то опоздаю.
Кэти допила кофе, поставила чашку в раковину и быстро клюнула меня в щеку, я едва не отодвинулся от нее. Услышав, как за ней хлопнула входная дверь, побрел в душ. Выкрутил кран горячей воды почти на максимум, а потом долго стоял, подставив лицо под обжигающие струи, и рыдал. Рыдал, не сдерживаясь, как маленький ребенок. После, вытираясь, случайно увидел свое отражение в зеркале. Я выглядел ужасно: серая кожа, усталое, морщинистое лицо старика. Будто прибавил за одну ночь три десятка лет. Я был старым, измотанным, моя энергичность испарилась без следа. И тогда я принял важное решение. Расстаться с Кэти – все равно что отрезать себе руку или ногу. Я просто не был готов так себя покалечить. Плевать на мнение Рут. Она тоже может ошибаться. Кэти – не мой отец, и я вовсе не обречен раз за разом проигрывать сценарий из детства. Я приложу все усилия, чтобы изменить наше с ней будущее. Однажды мы сумели обрести счастье, значит, сумеем и вновь. Рано или поздно Кэти сознается, сама мне обо всем расскажет, и я ее прощу. Мы переживем трудные времена. Я не отпущу Кэти и ничего не стану ей говорить. Прикинусь, будто не читал ее переписку. Забуду. Похороню это. У меня просто нет выбора, кроме как продолжать. В конце концов, я не имею права уступить этому, я отказываюсь сдаться и развалиться на части. Я ведь несу ответственность не только за себя, но и за пациентов, как быть с ними? От меня зависят люди. И я не могу их подвести.
11
– Нет. – Я затряс головой. – Не знаю.
Я возмущенно замолчал, а потом вдруг перед глазами возник образ Кэти, строчащей все эти послания, такие страстные и запретные. Казалось, она получала кайф от самого процесса переписки, от того, что вступила с тем мужчиной в тайные отношения. Кэти с наслаждением врала и скрывалась. Она словно играла роль, только не на сцене, а в жизни.
– Думаю, Кэти стало скучно, – заключил я.
– Почему ты так решил?
– Потому что она жаждет эмоций, драмы. Она всегда была такой. Некоторое время назад Кэти стала жаловаться, что мы больше не веселимся, что я вечно натянут, как струна, и слишком много работаю. Мы ссорились, и Кэти часто употребляла слово «фейерверк».
– Фейерверк?
– Да. Мол, раньше наши отношения были похожи на фейерверк, а теперь – нет.
– Ясно. – Рут кивнула. – Мы с тобой говорили об этом, ведь так?
– Про фейерверк?
– Про любовь. О том, как часто мы принимаем серьезное чувство за «фейерверк» – из-за разрушительных острых ощущений. Мы забываем, что настоящая любовь приносит покой и умиротворение. Человеку, живущему страстями, подобное затишье может показаться скучным. Любовь глубока, спокойна – и постоянна. Наверняка именно такими чувствами ты и окружил Кэти. Способна ли она ответить взаимностью, быть на одной с тобой волне – уже другой вопрос.
Я сидел, уставившись на коробочку с салфетками. Мне не нравилось, куда клонила Рут.
– Вообще-то ошибки совершали мы оба, – попытался возразить я. – Я тоже врал Кэти. Она не знает про марихуану.
– Один человек предает другого духовно и физически, а другой иногда балуется «травкой»… Это для тебя равноценно? Еще одно доказательство, насколько вы разные: тот, кто часто и ловко врет, способен предать партнера, не мучаясь угрызениями совести.
– Вы не знаете этого, – с чувством воскликнул я. – Может, Кэти сейчас на грани срыва!
Произнеся эти слова, я понял, что сам себе не верю. Не поверила и Рут.
– Вряд ли, – с печальной улыбкой проговорила она. – Подобное поведение выдает в Кэти неполноценную личность. Ей не хватает способности сопереживать, целостности и элементарной доброты – всего того, что с избытком даровано тебе.
– Но это не так, – сопротивлялся я.
– Так, Тео. – Рут помедлила, прежде чем продолжить. – Задумайся, ты опять наступаешь на те же грабли.
– С Кэти?
– Нет. – Рут отрицательно покачала головой. – Я имею в виду ситуацию с твоими родителями. Возможно, ты подсознательно повторяешь устоявшуюся в детстве модель поведения.
– Нет, конечно. – Я чувствовал, как внутри растет раздражение. – То, что происходит между мной и Кэти, не имеет ни малейшего отношения к моему детству!
– Неужели? – удивилась Рут. – Бесконечные попытки ублажить человека с непредсказуемым поведением, взрывными эмоциями, недоброго, эгоистичного… Старания сделать его счастливым, завоевать любовь… Ничего не напоминает, Тео?
Я до боли сжал кулаки. Рут осторожно продолжила:
– Я знаю, ты сейчас в отчаянии. Но я хочу, чтобы ты признал: ты испытывал это отчаяние задолго до встречи с Кэти. Ты носишь его в себе много лет. Труднее всего, Тео, осознать, что нас не любили тогда, когда мы больше всего в этом нуждались. Ужасное ощущение – боль человека, которого не любили.
Я осознал, что Рут права. Я не мог подобрать слов, чтобы описать отвратительное чувство, вызванное предательством близкого человека, когда внутри зияет огромная ноющая дыра, – и тут Рут просто сказала: «Боль человека, которого не любили». Я увидел, как эта формулировка предельно четко описывала мое недавнее состояние и является одновременно моим прошлым, настоящим и будущим. Дело было не в Кэти, а в отце и моем идущем из детства чувстве ненужности. Мое горе вызвано сожалением о том, чего у меня никогда не было, и внутренним убеждением, что этого, видимо, уже никогда не будет. По мнению Рут, именно это и заставило меня выбрать Кэти – человека, не способного любить. Тем самым в очередной раз доказывая правоту отца, считавшего меня недостойным любви ничтожеством.
Я накрыл голову руками.
– Получается, мои отношения с Кэти были с самого начала обречены? Хотите сказать, что я сам все для этого сделал? Выходит, все безнадежно, черт возьми?
– Нет, не безнадежно. Тео, ты больше не мальчик, ищущий расположения своего отца, ты взрослый мужчина, у которого есть выбор. Какой сделать из случившегося вывод, зависит только от тебя: либо решишь, что действительно недостоин любви, либо порвешь наконец с прошлым и перестанешь повторять одни и те же ошибки, – ответила Рут.
– Как мне это сделать? Расстаться с Кэти?
– Ситуация непростая.
– Но вы считаете, что будет лучше, если я расстанусь с Кэти? – допытывался я.
– Ты слишком много отдал этим отношениям, чтобы вернуться к жизни, где тебя предают, выказывают равнодушие и унижают. Пойми, ты заслуживаешь лучшего, гораздо лучшего!
– Скажите. Просто скажите это, Рут. Вы думаете, мне нужно расстаться с Кэти?
Она посмотрела на меня долгим внимательным взглядом.
– Я считаю, ты просто обязан порвать с ней. Я говорю это не как твой психотерапевт, а как твой старый друг. Не думаю, что ты сможешь делать вид, будто ничего не произошло, даже если очень постараешься. Ну протянешь еще пару месяцев, а потом опять случится нечто подобное, и ты снова окажешься здесь, на этом диване. Будь честен с собой, Тео, – насчет Кэти и ситуации в целом, – и вся эта шелуха из вранья и хитростей перестанет застилать тебе глаза. Запомни, Тео: любовь всегда основана на честности, иначе это не любовь.
Из моей груди вырвался тяжкий вздох. Я чувствовал себя словно выпотрошенным. Навалились усталость и тоска.
– Большое спасибо за искренность, Рут. Я это очень ценю.
Я поднялся с кушетки и пошел на выход. В прихожей Рут обняла меня. Раньше она никогда так не делала. Какая же Рут была маленькая и хрупкая! От нее исходил едва уловимый цветочный аромат, смешанный с запахом шерсти кардигана. Жутко захотелось расплакаться, но мои глаза остались сухими. Слезы не шли.
Я попрощался и ушел не оборачиваясь. Домой доехал на автобусе. Уселся возле окна и, глядя на улицу, думал о Кэти: о ее белоснежной коже и невероятных изумрудных глазах. Со щемящей тоской вспоминал сладкий вкус ее нежных губ… Рут права. «Любовь всегда основана на честности, иначе это не любовь». Мне придется высказать Кэти все. И расстаться с ней.
10
Дома я застал Кэти. Она сидела на диване и что-то быстро печатала на телефоне.
– Где пропадал? – спросила она, не отрывая глаз от экрана.
– Так, прогулялся… Как репетиция?
– Как всегда. Утомительно.
Я смотрел на пальцы Кэти, гадая, кому же она пишет. Пора было начинать серьезный разговор. Я знаю, что у тебя роман на стороне. Я хочу развестись. Я открыл рот, чтобы произнести заготовленную фразу, но так и не сумел издать ни звука. Пока я пытался обрести голос, Кэти меня опередила.
– Тео, есть разговор, – заявила она, отложив телефон.
– О чем?
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – В голосе Кэти зазвучали металлические нотки.
Я избегал смотреть ей в глаза, опасаясь выдать свои мысли. Я стоял перед Кэти пристыженный, виноватый – будто именно у меня имелась позорная тайна. И, как вскоре выяснилось, я не ошибался. Кэти протянула руку за спинку дивана, и у меня екнуло сердце. Она вытащила оттуда заветный горшочек, где я хранил марихуану. Порезав палец, я совершенно забыл переставить его в тайник.
– Что это? – спросила Кэти, держа горшочек передо мной.
– «Травка».
– Я в курсе. Почему она здесь?
– Потому что я купил. Очень хотелось.
– Очень хотелось словить кайф? Ты серьезно?!
Я пожал плечами, глядя в пол, как напакостивший мальчишка.
– Какого черта! Нет, ну надо же! – Кэти душила ярость. – Порой мне кажется, что я совсем тебя не знаю!
Я еле сдержался, чтобы не ударить ее. Дико хотелось броситься на Кэти и молотить кулаками! Я представлял, как разворочу всю комнату, буду бить мебель о стены. А потом крепко обниму Кэти и завою. Но я не двинулся с места.
– Пора спать, – отрезал я и удалился из комнаты.
Мы молча зашли в спальню. Кэти быстро заснула, а я лежал с открытыми глазами, ощущая тепло ее тела. «Почему ты ничего не сказала? Почему закрылась? – мысленно вопрошал я Кэти. – Я же твой лучший друг. Одно слово! Хотя бы одно слово, и мы бы все решили! Почему ты промолчала? Я ведь рядом. Я здесь!»
Я хотел прижать Кэти к себе и не отпускать… Я хотел обнять ее. И не мог. Она исчезла. Той Кэти, которую я любил, больше нет. Вместо нее теперь чужой человек. К горлу подступили рыдания. А потом по щекам полились горячие слезы. Я тихо плакал в темноте.
* * *
Утром мы поднялись с кровати, и началась обычная рутина. Кэти отправилась в ванную, а я готовил кофе. Она вошла в кухню, и я вручил ей дымящуюся чашку.
– Ты ночью издавал странные звуки, – проговорила Кэти. – Бормотал что-то.
– Что именно?
– Я не поняла. Бессмыслицу какую-то. Видимо, «травка» еще не выветрилась, – ехидно проговорила она и, взглянув на наручные часы, добавила: – Мне пора, а то опоздаю.
Кэти допила кофе, поставила чашку в раковину и быстро клюнула меня в щеку, я едва не отодвинулся от нее. Услышав, как за ней хлопнула входная дверь, побрел в душ. Выкрутил кран горячей воды почти на максимум, а потом долго стоял, подставив лицо под обжигающие струи, и рыдал. Рыдал, не сдерживаясь, как маленький ребенок. После, вытираясь, случайно увидел свое отражение в зеркале. Я выглядел ужасно: серая кожа, усталое, морщинистое лицо старика. Будто прибавил за одну ночь три десятка лет. Я был старым, измотанным, моя энергичность испарилась без следа. И тогда я принял важное решение. Расстаться с Кэти – все равно что отрезать себе руку или ногу. Я просто не был готов так себя покалечить. Плевать на мнение Рут. Она тоже может ошибаться. Кэти – не мой отец, и я вовсе не обречен раз за разом проигрывать сценарий из детства. Я приложу все усилия, чтобы изменить наше с ней будущее. Однажды мы сумели обрести счастье, значит, сумеем и вновь. Рано или поздно Кэти сознается, сама мне обо всем расскажет, и я ее прощу. Мы переживем трудные времена. Я не отпущу Кэти и ничего не стану ей говорить. Прикинусь, будто не читал ее переписку. Забуду. Похороню это. У меня просто нет выбора, кроме как продолжать. В конце концов, я не имею права уступить этому, я отказываюсь сдаться и развалиться на части. Я ведь несу ответственность не только за себя, но и за пациентов, как быть с ними? От меня зависят люди. И я не могу их подвести.
11