– В работе я придерживаюсь релятивистского подхода[18], – проговорил я. – Вы знаете, что это означает?

И снова молчание.

– Это означает, что Фрейд кое в чем ошибался. Вопреки его убеждению, психотерапевт никак не может быть «чистым листом». Мы всё время невольно выдаем о себе массу информации: например, по цвету моих носков или по тому, как я сижу и разговариваю, обо мне можно узнать очень многое. Несмотря на все мои попытки не раскрываться, я тем не менее показываю вам, кто я такой на самом деле.

Алисия посмотрела на меня. Она смотрела в упор, ее подбородок слегка подрагивал. Неужели в этих синих глазах светился вызов? По крайней мере, она отреагировала!

Я уселся в кресле поудобнее и продолжил:

– Вопрос в том, что с этим делать. Можно не обращать на этот факт внимания. Или напрочь отрицать. Или вообще притвориться, что в этом курсе главное – вы. Или мы можем допустить, что психотерапия – двусторонний процесс, и начать работать в данном формате. Тогда мы действительно получим шанс сдвинуться с мертвой точки.

Я поднял руку, демонстрируя Алисии обручальное кольцо на пальце.

– Вот это кольцо здесь не просто так, верно? И оно говорит вам о чем-то, не так ли?

Взгляд Алисии медленно переместился в сторону руки с кольцом.

– Оно говорит о том, что я женатый мужчина. А значит, у меня есть жена. Мы женаты почти девять лет.

Ответа не последовало. Но Алисия по-прежнему смотрела на кольцо.

– Вы прожили в браке почти семь лет, так? – уточнил я.

Она по-прежнему хранила молчание.

– Я очень люблю свою жену. А вы любили своего мужа?

Глаза Алисии метнулись к моему лицу. Мы уставились друг на друга.

– В любви мы испытываем разные чувства, согласны? И хорошие, и плохие. Я люблю свою жену – к слову, ее зовут Кэти, – но иногда злюсь на нее. А временами… ненавижу.

Алисия не отрывала глаз от моего лица. Я чувствовал себя кроликом в свете фар, не мог шелохнуться или отвести взгляд. Устройство сигнализации лежало на столе, возле руки. Я едва сдерживался, чтобы не взглянуть на кнопку. Я понимал, что надо остановиться, захлопнуть рот. Но это было выше моих сил. И я навязчиво продолжал:

– Говоря, что ненавижу ее, я не имею в виду, что вся моя личность ненавидит ее. Лишь часть меня. Хитрость в том, чтобы держаться сразу за оба конца. Одна ваша часть любила Габриэля, а другая ненавидела, – заключил я.

Алисия отрицательно мотнула головой. Быстрое, едва уловимое движение… Ответная реакция! Наконец-то! Я задрожал от волнения. Вот тут бы и прервать сеанс, но нет, я решил идти до конца.

– Какая-то часть вас ненавидела Габриэля, – произнес я более решительно.

Она еще раз мотнула головой. Глаза Алисии прожигали меня насквозь. Она начинала сердиться.

– Это правда. Иначе вы его не убили бы.

И тут Алисия вскочила с кресла. Я инстинктивно напрягся в ожидании нападения. Вместо этого она шагнула к двери и набросилась на нее, стала молотить по ней кулаками. Послышался скрежет ключа в замочной скважине, и через мгновение Юрий резко распахнул дверь. Увидев, что Алисия меня не душит, он немного расслабился. Воспользовавшись открытым проходом, она шмыгнула мимо медбрата и побежала по коридору.

– Тише, тише, не спеши, милая! – крикнул ей вслед Юрий, а потом быстро повернулся ко мне: – Всё в порядке? Что случилось?

Я не ответил. Он сделал озадаченную гримасу и побежал догонять Алисию, а я остался в кабинете один. Идиот! Редкостный недоумок! Что я натворил? Какого черта стал давить? Слишком сильно, слишком рано… Я хотел все и сразу. Крайне непрофессионально и даже глупо. Вместо того чтобы заниматься пациенткой, я вывалил на нее свои проблемы! Вот что делала с нами Алисия… Ее молчание, подобно зеркалу, показывало наше собственное отражение. И зачастую оно выглядело не лучшим образом.





8


Не нужно быть психологом, чтобы догадаться: Кэти оставила ноутбук открытым, желая (по крайней мере, подсознательно) дать мне в руки доказательства своей неверности. Что ж, теперь я их получил. Теперь я знал все наверняка. Вечером, когда Кэти вернулась, я не стал устраивать сцену – притворился спящим, а утром ушел на работу, пока она еще не проснулась. Я избегал Кэти – точнее, избегал самого себя. Находился в состоянии шока. Я понимал, что нужно срочно взглянуть правде в лицо – даже если потеряю себя. «Возьми себя в руки!» – бормотал я, сворачивая очередной косяк. Выкурил его в приоткрытое окошко, а потом, слегка под кайфом, отправился на кухню за вином.

Бокал выскользнул из рук, я попытался подхватить его во время падения, однако не успел. От удара о столешницу бокал разбился, и я по инерции приложился рукой к острому осколку стекла, порезав палец. Все вокруг тут же оказалось в крови. Кровавое пятно алело на разбитом бокале, кровь текла по моей руке и смешивалась с лужицей белого вина, пролитого на стол. Я кое-как оторвал кусок бумажного полотенца и попытался потуже обмотать палец, чтобы остановить кровотечение. Затем поднял руку над головой и смотрел, как вдоль запястья к локтю бежали тонкие алые ручейки: они сливались и расходились, имитируя сложный узор вен.

Я задумался о Кэти. Случалась ли в моей жизни катастрофа или просто что-то болело, я всегда обращался за поддержкой к жене. Мне было нужно, чтобы она присматривала за мной. Вот и сейчас я чуть не позвал ее на помощь. Не успела эта мысль промелькнуть в голове, как перед мысленным взором возник образ двери, которую я быстро захлопываю и запираю на ключ, надежно отделяя от себя Кэти. Отныне моя супруга исчезла. Ее больше нет. Жутко хотелось заплакать, но слезы не шли: боль спряталась глубоко внутри, под толстым слоем грязи и дерьма.

– Черт, – бормотал я, – черт…

В какой-то момент я уловил тиканье часов. Звук показался непривычно громким. Я нарочно стал вслушиваться, чтобы остановить бешеный водоворот своих мыслей. Тик-так, тик-так… Хор голосов в моей голове постепенно набирал мощь. С чего я взял, что Кэти никогда мне не изменит? Это было неизбежно. Кто я такой, чтобы она хранила мне верность? Это в любом случае произошло бы. Я никогда не был достаточно хорош для нее. Я всего лишь бесполезный, ни к чему не пригодный урод – пустое место. Ясное дело, рано или поздно она устала бы. Я не заслуживал Кэти. Я не заслуживал хорошей жизни в принципе… Адский хор орал снова и снова, обрушивая на меня одну ужасную мысль за другой.

Оказывается, я плохо знал свою жену. Прочитав ее письма, я понял, что живу с незнакомым человеком. Наконец-то я разглядел истинное положение дел: Кэти не спасала меня. Она вообще не могла никого спасти. Она – не героиня, достойная восхищения, а испуганная девчонка, живущая враньем и уловками. Красивая легенда про нас, которую я сочинил, радости и горести, планы на будущее, то общее, что в нас было, и наши различия, и наша жизнь, которая казалась такой устойчивой и защищенной, – все рассыпалось в один миг, словно карточный домик от дуновения ветра.

В памяти всплыла неудавшаяся попытка самоубийства в университете: я разрываю неловкими от холода пальцами упаковки с парацетамолом. Сейчас меня накрыла такая же беспросветная тьма. Хотелось одного – свернуться клубочком и умереть. Я подумал о матери. Может, позвонить? Обратиться за помощью в момент отчаяния и нужды? Я представил, как она отвечает на звонок, говорит дрожащим голосом. То, как сильно дрожал голос матери, зависело от настроения отца и от того, пила ли она. Она, конечно, выслушает с сочувствием, но мыслями будет не со мной: одним глазом мама вынуждена присматривать за отцом, следить за ним. Чем она может мне помочь? Как одна тонущая крыса может спасти другую?

Мне нужно было выбраться из квартиры. Я задыхался – здесь, в этом месте, наполненном вонью этих розовых лилий. Вон отсюда! На свежий воздух!

Засунув руки в карманы и опустив голову, я быстро шагал по улицам. Метался по городу без цели, прокручивая в голове наши с Кэти отношения. Внимательно анализировал, припоминал малейшие подробности и все искал зацепку. Думал о некоторых странностях в поведении Кэти: резкие перепады настроения, внезапные поездки, как часто она в последнее время возвращалась домой очень поздно. А еще на память пришли адресованные мне ласковые записки, которые Кэти прятала в самых неожиданных местах, моменты нежности и настоящей, неподдельной любви. Возможно ли это? Неужели она все время притворялась? Любила ли она меня хоть когда-нибудь?


Вспомнилось мимолетное сомнение, закравшееся в душу во время встречи с подругами жены. Все они были актрисы. Громкие, самовлюбленные, наряженные. Одна за другой сыпали рассказами о себе или других не известных мне людях. Я будто перенесся на много лет назад и вновь одиноко топтался возле школьной игровой площадки, глядя на то, как играют другие дети. Тогда я убедил себя, что Кэти вовсе не такая, как ее друзья. Но на деле оказалось, что я себя обманывал. Если б я впервые увидел Кэти в окружении подруг, в тот первый вечер в баре, оттолкнуло бы это меня от нее? Вряд ли. Ничто не могло помешать нам стать парой: я знал, что Кэти предначертана мне, с того момента, как увидел ее.

Что же теперь делать? Разумеется, открыто высказать ей недовольство! Поведать обо всем, что я увидел. Поначалу она, конечно, станет отпираться. А потом, осознав, что правду не утаишь, признается в своих грехах и упадет на колени, обуреваемая угрызениями совести. Будет молить о прощении. Ведь так? А если нет? А если она обольет меня презрением? Если рассмеется мне в лицо, развернется и уедет навсегда? Что тогда?!

Из нас двоих в случае разрыва я потеряю больше. Это очевидно. Кэти наверняка выживет. «Я кремень», – часто говорила она. Кэти снова встанет на ноги, отряхнет с души, словно пыль, воспоминания о прошлом и уверенно забудет обо мне. Зато я ее не забуду. Разве я смогу? Без Кэти меня снова ждут пустота и одиночество, жалкое существование, которое я влачил раньше. Я никогда не найду такую, как Кэти, больше не испытаю волшебство особой связи с другим человеком, не переживу те глубочайшие эмоции, которые возникают, только если любишь по-настоящему. Кэти – любовь всей моей жизни. Моя жизнь!.. Я понял, что не готов отказаться от нее. Еще не готов. Пусть Кэти и предала меня, я все равно любил ее. Наверное, я сошел с ума…

Над головой пронзительно крикнула птица. Вздрогнув от неожиданности, я остановился и посмотрел вокруг. Оказалось, что я ушел дальше, чем планировал. Я с удивлением сообразил, куда именно привели меня ноги: через пару улиц находился дом Рут. В критический момент я неосознанно потянулся к своему психотерапевту, что неоднократно делал в прошлом. Здорово же меня накрыло – ведь я почти готов позвонить в звонок и попросить о помощи… А почему бы и нет? Да, я вел себя непрофессионально, так не делается, но я был в отчаянии и очень нуждался в совете.

Вскоре я стоял у знакомой зеленой двери и жал на кнопку звонка. Через пару секунд послышались шаги, в прихожей вспыхнул свет, и Рут приоткрыла дверь, оставив наброшенной цепочку. Она постарела. Наверное, ей уже за восемьдесят. Она похудела, стала меньше ростом и немного сгорбилась. Поверх розовой ночной сорочки Рут набросила серый кардиган.

– Кто здесь? – спросила она, подслеповато вглядываясь в темноту.

– Привет, Рут, – отозвался я, шагнув ближе к свету.

Она тут же узнала меня. На лице пожилой женщины отразилось недоумение.

– Тео, что ты здесь… – Ее глаза метнулись от моего лица к пораненному и наспех замотанному пальцу. Сквозь повязку сочится кровь. – Ты в порядке?

– Не совсем. Можно я зайду? Мне очень нужно с вами поговорить.

Рут ни мгновения не колебалась.

– Конечно. Входи. – Она кивнула с обеспокоенным лицом и, сняв цепочку, распахнула дверь.

Я шагнул внутрь.





9


– Чаю хочешь? – заботливо спросила Рут по пути в гостиную.

Комната осталась точно такой, как я ее запомнил: ковер, плотные шторы, на каминной полке тикают серебряные часы, рядом кресло и кушетка с выцветшей синей обивкой. Сразу стало спокойнее.

– Если честно, я сейчас не отказался бы от чего-нибудь покрепче, – сообщил я.

Рут кинула на меня быстрый внимательный взгляд, но не отказалась угостить выпивкой, чего я втайне почти ожидал. Она налила стакан шерри[19] и вручила мне. В силу привычки я уселся на дальний левый край кушетки, а руку положил на подлокотник, как делал каждый раз, когда приходил сюда на сеанс психотерапии. Ткань на подлокотнике истерлась от нервно трепавших ее пальцев многочисленных пациентов Рут.

Вино оказалось теплым, приторным до тошноты, однако я допил до дна. Я отчетливо ощущал на себе взгляд Рут – пристальный, но не давящий, не создающий неловкости. За двадцать лет нашего знакомства она ни разу не заставила меня почувствовать дискомфорт. Вот и сейчас терпеливо ждала, пока я молча глотал шерри.

– Странное чувство: сижу здесь со стаканом вина. Знаю, что не в ваших правилах предлагать пациентам алкоголь, – наконец подал голос я.

– Ты мне больше не пациент, а просто друг. И, похоже, тебе самому сейчас не помешает помощь друга.

– Я настолько плохо выгляжу?

– К сожалению, да. Судя по всему, причина серьезная. Иначе ты не пришел бы без приглашения в одиннадцатом часу вечера.

– Вы правы. Я… Мне больше не к кому пойти.

– Рассказывай, Тео. Что случилось?

– Даже не знаю, с чего начать.

– Давай-ка с самого начала.

Я сделал глубокий вдох и стал рассказывать Рут обо всем, что произошло. Признался, что вновь начал курить марихуану, что делал это втихаря, и как под кайфом прочел переписку Кэти и узнал об измене. Я спешил и задыхался, стремясь поскорее скинуть камень с души – будто на исповеди.

Рут с непроницаемым выражением лица слушала не перебивая. Было сложно понять что-либо по выражению ее лица.

– Мне очень жаль, Тео, что так случилось, – наконец сказала она. – Я знаю, как много для тебя значит Кэти. Как ты ее любишь.

– Да, я люблю… – Тут я запнулся, не в силах произнести имя жены. Мой голос дрожал.

Рут быстро приподнялась и протянула мне коробочку с салфетками. Раньше я очень злился, когда она так делала. Я обвинял Рут в том, что она вынуждает меня плакать. Обычно у нее получалось. Но не сегодня. Сейчас мои слезы замерзли, превратившись в кусок льда.

Я посещал сеансы психотерапии Рут задолго до знакомства с Кэти и три года после. Когда мы с Кэти начали встречаться, помню, Рут сказала: «Выбирать любимого человека – примерно то же, что выбирать психотерапевта. А именно – прямо ответить на несколько вопросов: будет ли этот человек честен со мной, адекватно ли воспримет критику, сумеет ли признать свои ошибки и не станет ли давать неисполнимые обещания?» Я пересказал эти мудрые слова Кэти, и мы поклялись никогда не врать друг другу, сохранять верность и искренность в отношениях.

– Что же случилось? – спросил я у Рут. – Что пошло не так?

Она ответила не сразу, но то, что я услышал, меня поразило.