– По существу слыхал я гипотезы и поглупее, так что ж теперь. Все хотят победить рак, несутся к Нобелевской премии, не разбирая дороги, но наука не терпит гонки и зашоренности. Иногда сумасшедший ученый сталкивается с ловким проходимцем, и на свет рождается чудо-лекарство типа «катрэкса», или чаги, или водки с подсолнечным маслом, или перекиси водорода. Народ ликует, но время очень быстро все расставляет по своим местам. Только вот людей, которые поддались на эти шарлатанские схемы, а не пошли к настоящим врачам, не вернуть… Игры с раком очень дорого обходятся, товарищи судьи.
– Вы правы, но давайте вернемся к Валерии Михайловне. Если вы считали ее идеи бредовыми, почему все-таки не приняли соответствующих мер?
– Так, а каких? Сама она бы не пошла к врачу, а вести ее силой у меня не было ни малейших оснований, ибо она вела себя вполне адекватно и не представляла угрозы ни для окружающих, ни для себя самой. Уволить? Так не за что, еще раз повторяю, она справлялась с работой не хуже других, а даже и получше. Конечно, формально она занимала должность ассистента, а по сути исполняла обязанности старшего лаборанта, потому что к самостоятельной научной работе была не способна, но мы все закрывали на это глаза, потому что Валерия Михайловна у нас была полставочница и трудилась, повторюсь, очень хорошо.
– Так-таки и неспособна?! – вдруг воскликнула подсудимая.
– Простите, но я нахожусь на свидетельском месте и обязан говорить правду. Валерия Михайловна, дорогая, вы замечательный человек, но, к сожалению… Извините, если обидел, только вы действительно не написали самостоятельно ни одной статьи…
– Зато я сдала вам руководство.
– Ах, это… Вот уж не хотел упоминать, но раз вы сами подняли этот вопрос. Действительно, товарищи судьи, Валерия Михайловна в апреле представила мне довольно солидный труд в объеме докторской диссертации.
– Больше, – бросила Гаккель.
– Хорошо, больше. Якобы она написала руководство для студентов медицинских вузов по иммунологии, основываясь на самых современных исследованиях и представлениях, принятых сейчас в мире. Честно говоря, зная, что товарищ Гаккель у нас свободно владеет английским и немецким языками, а муж ей из-за границы привозит самые свежие публикации и монографии, я обрадовался, ведь выпустить толковый учебник очень нелегко, нужно пройти множество бюрократических препонов, но если получится, то наша кафедра прогремит на всю страну. Но когда начал читать, то обнаружил чистейшую графоманию, вы уж меня простите. Это оказались просто куски из учебников и научных статей, переписанные дословно без ссылок и скомпонованные без всякой логики и смысла. Такое впечатление, что автор просто упражнялся в скорописи на печатной машинке и брал для тренировки первое, что под руку подвернется. Знаете, ознакомившись с этим творением, я понял, что Валерия Михайловна нездорова по-настоящему.
– И ничего не предприняли, – хмыкнул Шубников.
– Каюсь. Моя вина, – свидетель нахмурился, – но я считал себя не вправе вмешиваться в ее жизнь.
Валерия Михайловна встала во весь рост. Ирина напряглась, в конце концов бедную женщину так унижали сегодня весь день, что можно выйти из себя, даже будучи психически уравновешенной, а шизофреничке так просто сам бог велел.
– Слушаем вас, Валерия Михайловна, – сказала Ирина как можно мягче.
– Свои гипотезы я доказывать не стану, – произнесла подсудимая отрывисто, – здесь не время и не место, но когда вы говорите, что мое руководство – графомания, вы лжете. Я сдала вам добросовестно выполненную работу со списком литературы и всеми необходимыми ссылками. В ней изложены общепринятые на данный момент взгляды, а не мое авторское видение, но для учебника именно это и требуется.
– Валерия Михайловна, не будем горячиться. Если угодно, я готов предоставить ваш труд на суд общественности, пусть люди сами решают, кто из нас прав.
– Пусть решают.
– Пожалуйста, я буду только рад. Меня немного мучила совесть, что я не передал ваш труд психиатрам, чем, наверное, затруднил для них постановку диагноза, но сработал, знаете, рефлекс – не выдавать товарища.
– Ладно, в конце концов это уже не важно, – Валерия махнула рукой и села на место.
Ирина перевела взгляд на Шацкого. Самоуверенность сбежала с его лица, бедняга стоял, понурясь, впервые осознав, что его бездействие по сути стоило жизни молодой беременной женщине. Ладно был бы еще какой-нибудь филфак или военмех, а то целый медицинский институт! Набери по местному телефону кафедру психиатрии: «Але, слушайте, мужики, тут такая ситуация, сотрудница у меня есть, дочка академика и жена великого драматурга, прекрасная женщина, но сейчас принесла мне пятьсот машинописных страниц голимого бреда. Что делать, ребята? Помогите чем можете!» И все, вопрос решен. Придет опытный специалист, который и диагноз сумеет поставить, и лечиться уговорит. Или скажет, что тревога ложная, просто ты привык к умным текстам, а тебе вдруг подсунули обычную человеческую глупость, вот и померещилось.
– Валерия Михайловна, у вас больше нет вопросов к свидетелю? – спросила Ирина, чтобы успокоить женщину, и, получив отрицательный ответ, отпустила Шацкого.
Наконец вызвали ключевого свидетеля – судебного психиатра. Он четко, не тратя лишних слов, озвучил заключение, что у Валерии Михайловны на фоне вовремя не диагностированной и соответственно не леченной вялотекущей шизофрении, психотравмирующей ситуации в анамнезе и приема малой дозы алкоголя развился патологический аффект. Комиссия рекомендует ей лечение в психдиспансере по месту жительства.
У Ирины в общем уже сформировалось внутреннее убеждение, и она не собиралась сильно терзать психиатра, Шубникову, кажется, тоже все было ясно, зато Светлана Аркадьевна замучила эксперта разными вопросами, относящимися к делу и не очень.
Впрочем, психиатры народ крепкий, их так просто из себя не вывести, поэтому свидетель совершенно спокойно отвечал по пятому разу, что, действительно, в жизни чего только не бывает, и порой то, что звучит как бред, оборачивается самой реальной реальностью. Вопрос в том, насколько логично и адекватно человек реагирует. Например, какие-то действия жены вызывают у мужа подозрения в измене. Один супруг откровенно с нею поговорит и успокоится, другой проследит и либо успокоится, либо поймает с поличным, тут как повезет, третий будет запирать супругу дома, оставляя контрольные нитки на всех окнах и дверях, а четвертый отправится к гадалке наводить порчу и снимать сглаз. В каждом варианте можно сделать предварительный вывод о состоянии психики мужа, не выясняя, изменяла ему жена в действительности или нет. Валерия Михайловна, к сожалению, не смогла объяснить, почему у нее возникла мысль о подмене ребенка, и точно так же не получилось у нее обосновать свои научные изыскания. Психиатру не надо быть экспертом в иммунологии, равно как и во многих других науках, в которых прорывы и великие открытия совершаются душевнобольными буквально ежеминутно. Достаточно проследить за логикой доказательств. Этот постулат я взял отсюда, тот оттуда, это следует из этого, то из того. Основывался на такой-то и такой-то монографии, вот список статей, пожалуйста, которые подтверждают мои гипотезы, а вот которые опровергают, а эти, самые интересные, опровергают опровергающих, а еще существует школа Иванова – Петрова, которая исповедует противоположный принцип, и я с ними не согласен, потому что есть исследования Сидорова.
Вот так все и происходит, научное открытие – это цветок, выросший на плодородной почве фактов, а не озарение в вакууме. К сожалению, у Валерии Михайловны был именно второй вариант.
Таким образом, диагноз шизофрении не вызывает сомнений, но течение заболевания в целом можно считать благоприятным. Клиника усугубилась на фоне ухода Филиппа Николаевича из семьи, что явилось сильнейшим стрессом само по себе, а к тому же еще Валерия Михайловна ни с кем не могла разделить своих переживаний, будучи гордой женщиной. И если уж совсем честно говорить, то бывший муж мог бы оставить ее в покое, не раздражать видом своего нового счастья. Точку поставил бокал алкоголя, доза незначительная, но оказавшаяся фатальной для истерзанной души. Исходя из этих фактов, комиссия не настаивает на госпитализации. Если пациентка будет принимать препараты, соблюдать режим, в том числе полный отказ от алкоголя, то опасности для общества никакой тут нет и не предвидится.
Светлана Аркадьевна наконец удовлетворила свою любопытство, свидетель ушел, утомленный и слегка помятый, и подсудимой было предоставлено последнее слово.
Валерия Михайловна встала и откашлялась:
– Простите, но я даже не знаю, что сказать, ведь я ничего не помню. Прошло уже много времени, а я все никак не могу поверить, что убила Веронику, поэтому, наверное, и раскаяться не могу… – она покрепче ухватилась за перила, – а с другой стороны, что теперь? Говори не говори, а человека нет. Все. Полагаюсь на вашу волю.
* * *
Оказавшись в совещательной комнате, Шубников сразу бросился к окну курить. Светлана Аркадьевна прошлась по периметру, разминая ноги, подумала, да и стрельнула у него сигаретку. За окном было ясно и солнечно, Ирина попросила открыть, но после того, как со скрипом и стуком распахнулись старые рамы, в комнату потянуло холодным ветром, под которым шелохнулся лист бумаги на столе. Ирина отошла в угол, где не дуло, а заседатели плечом к плечу высунулись в окошко, по-хулигански стряхивая пепел на головы мирных граждан.
Ничего, пусть, обязательно надо сделать перерыв и проветрить мозги, прежде чем приступать к обсуждению.
Казенные часы с квадратным циферблатом и римскими цифрами показывали половину четвертого. Ирина вздохнула. Эх, хорошо бы не затягивать обсуждение, тогда есть шанс уйти домой пораньше. Всего на полчасика, чтобы не нарушать трудовую дисциплину, но это позволит проскочить в метро до часа пик и в магазин успеть до основных очередей. Как знать, вдруг получится ухватить что-то приличное, пока не разобрали. Может быть, курицу, или рыбина какая-нибудь заплывет на прилавок их гастронома.
– Так это что же, – сварливо спросила Светлана Аркадьевна, оборачиваясь от окна, – Гаккель убила беременную женщину и пойдет домой как ни в чем не бывало?
Ирина вздохнула. Чуда не произошло, придется ей добираться до дому в самой давке, рыба уплывет, а курица улетит. Быстрого решения не получится. Честно говоря, она именно от Светланы Аркадьевны ждала снисходительного отношения к подсудимой. Они обе примерно одного возраста и общественного положения, и даже если у заседательницы прекрасная семья и верный муж, все равно она должна воспринимать молодую разлучницу как угрозу своему счастью. Откуда вдруг такое сочувствие к потенциальному врагу?
– Видите ли, эксперт дал нам заключение, что подсудимая из-за серьезного психического заболевания не была способна отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими, поэтому мы должны признать ее невменяемой, соответственно, не назначить наказание, а применить принудительные меры медицинского характера, – объяснила Ирина.
– Это я поняла, но ее что, даже в психбольницу не положат?
– Показаний нет, – бросил Шубников и достал вторую сигарету.
– Как это? Она же человека убила!
Ирина нахмурилась, прикидывая, как объяснить этот действительно тонкий момент:
– Видите ли, Светлана Аркадьевна, тактика лечения такого больного никак не должна коррелировать с наказанием, назначаемым в аналогичной ситуации здоровому человеку. Наша задача признать, что Валерия Михайловна в момент совершения преступления находилась в состоянии патологического аффекта, то есть действовала помимо своего сознания, как неуправляемый биологический объект.
Заседательница поджала губы:
– Очень легко так все грехи свои списать!
– На этот случай мы и существуем. Отделять, так сказать, зерна от плевел, – Ирина заставила себя улыбнуться. – Психиатры нам доказали, что убийство Вероники не было осознанным выбором Валерии Михайловны, а произошло в результате ее болезненного состояния.
– Но сейчас-то она вполне себе нормальная!
– Потому что патологический аффект – это острое и кратковременное помешательство, развившееся помимо ее воли. Вы же не станете судить человека за то, что он заболел гриппом или прободной язвой, верно? Тут тот же самый принцип. Человек не виноват, что родился слабоумным или шизофреником. Это беда его, трагедия, но никак не вина.
– Вот именно, – вмешался Шубников, – таких надо лечить и помогать им быть счастливыми. Тут если судить кого, так это родных и близких, которые видели, что у тетки крыша поехала, но заметали все под коврик. Гаккели боялись, что душевнобольная невестка опозорит их славный род, Огоньковой подруга-дурочка была очень удобна, а начальник просто связываться не хотел. Они всё видели, но пальцем не шевельнули, вот и получили закономерный результат.
Светлана Аркадьевна ничего не ответила. Задумчиво сдвинув брови, она долго сидела, выстукивая пальцами по столу какую-то очень знакомую мелодию, и Ирина раздражалась, что не помнит, как она называется и кто композитор.
Переглянувшись и подмигнув друг другу, они с Шубниковым тоже замолчали.
Какой все-таки молодец Павел Михайлович, нашел на процесс врача, и хоть одному заседателю не надо объяснять разницу между здоровым и больным! Впрочем, злиться на Светлану Аркадьевну тоже нельзя, ведь ситуация непростая. Обычно невменяемыми признаются тяжелые шизофреники с бредом и галлюцинациями, на процессе они ведут себя неадекватно, и даже внешний облик их красноречиво свидетельствует об отклонении от нормы. По решению суда они отправляются в закрытую психбольницу, где, как известно, условия хуже, чем в тюрьме, и подсознательно обыватель ставит знак равенства между принудительным лечением и наказанием. Злодей отправляется отбывать свой срок на такую же зону, только с врачами и таблетками, ура, справедливость восторжествовала! Только больной человек не злодей, а жертва своего недуга или, как говорили раньше, слепое орудие божьей воли.
– Человек не может нести ответственность за поступки, совершенные в бессознательном состоянии, – повторила Ирина, все еще надеясь уломать Светлану Аркадьевну до конца рабочего дня, – он нуждается в лечении, которое назначается исходя из клинической картины, а не по тяжести содеянного. Например, гражданин совершает мелкую кражу, его ловят, обращают внимание на странное поведение, приглашают психиатра, который диагностирует шизофрению и настаивает на госпитализации, и потом человек может всю оставшуюся жизнь провести в больнице, хотя по закону ему полагается условный срок. Поэтому наказание и принудительное лечение – это совершенно разные вещи. Видите, мы с вами сейчас даже не приговор выносим, а принимаем решение.
– То есть бедная молодая женщина с неродившимся ребенком будет гнить в земле, а ее убийца спокойненько себе гулять и витаминки кушать? Хорошенькие дела!
– Светлана Аркадьевна, да поймите же, что псих – это явление природы! – воскликнул Шубников. – Пословицу «Дуракам закон не писан» слышали? Народная мудрость конкретно нам говорит, что Валерию Михайловну судить нельзя. Ну это все равно что они бы мирно пили чаек и вдруг на них потолок упал, Вероника погибла, а Валерия не пострадала.
Заседательница покачала головой:
– А как быть с тем, что подсудимая пила? Насколько мне известно, алкоголь является отягчающим обстоятельством, а вовсе не смягчающим вину.
– Вы правы…
– Ну вот видите! Надралась, накуролесила и выходит теперь сухой из воды?
– Получается так, – вздохнула Ирина, понимая, что переупрямить Светлану Аркадьевну удастся нескоро.
– Так и вы нет-нет да и выпиваете бокальчик при случае, – ухмыльнулся Шубников, – и не видите в этом никакого преступления, верно?
– При чем тут это? – встрепенулась Ирина.
– При том, что патологическое опьянение и патологический аффект может произойти у любого человека. На личности не будем переходить, естественно, но в том числе и у любого из нас.
– Психиатр сам сказал, что нужен фон.
– Конечно, но бедная Валерия Михайловна не знала, что он у нее есть, и никто этого не знает. – Глаза Шубникова блеснули, и Ирина невольно подумала, что он хороший врач и любит свою работу, вон как воодушевился, ступив на профессиональную почву, – спровоцировать патологическое опьянение может что угодно. Черепно-мозговая травма, например, сотрясение мозга, о котором вы забыли или вообще не заметили, старая травма, от последствий которой вы считаете себя полностью излеченным, да в конце концов, перенесенный на ногах грипп. Вы думали, у вас просто болит голова, а на самом деле вы болели серозным менингитом. То есть, прошу прощения, не вы, тьфу-тьфу, а абстрактный пациент. Какое преступление в том, что добропорядочный гражданин в кругу друзей выпьет рюмку? Да никакого ровно!
– Прием алкоголя сам по себе вообще не преступление, – вставила Ирина.
– Нет, конечно, но есть разница, если я с подружкой пропущу по бокальчику для хорошего настроения или нажрусь как собака, зная, что водка вдохновляет не на самые благородные подвиги. Валерия Михайловна, согласно заключению экспертов, употребляла алкоголь очень умеренно, раз или два в месяц позволяла себе бокал вина или рюмку чего покрепче, и никогда не отмечала у себя извращенных реакций. Еще если бы она знала, что спиртное оказывает на нее такое мощное воздействие, то можно было бы придраться, зачем она пила в компании беременной женщины, но у нас-то… – Шубников театрально развел руками, подошел к окну и снова закурил. Это была наглость, третья сигарета подряд, но он так красиво излагал, что Ирине не хотелось его одергивать. – Валерия Михайловна при попустительстве родни считала себя совершенно нормальной женщиной с нормальными реакциями на скромную дозу алкоголя, поэтому спокойно выпила, потеряла сознание и, не владея собой, совершила страшное.
– А если она не сумасшедшая? – упиралась Светлана Аркадьевна.
Ирине пришлось напомнить себе, что дама задает совершенно логичные и нормальные вопросы, и не из тупости, а из желания добросовестно исполнить свой гражданский долг, а раздражение вызвано только несбыточной мечтой уйти домой пораньше. Надо срочно выкинуть из головы все суетные мысли, сосредоточиться на работе и возблагодарить судьбу, что заседатели придерживаются двух полярных точек зрения – а значит, они обязательно доберутся до истины, которая, как всегда, где-то посередине.
Ирина улыбнулась Светлане Аркадьевне:
– Вы не доверяете эксперту?
Заседательница скосила глаза в точности как Юрий Яковлев в роли Ивана Грозного, когда Шурик спрашивал, не думает ли он, что его хотят отравить.
– А почему у вас сомнения?
– Ну, знаете… – проговорила Светлана Аркадьевна. – Врачи… рука руку моет.
Ирина произнесла небольшую речь о том, что эксперт несет огромную ответственность, в том числе и уголовную, поэтому мало найдется смельчаков, готовых дать ложное заключение из цеховой солидарности или по блату. Все понимают, что это настолько себе дороже выйдет, что не соблазняются даже крупными взятками.
– И учтите, что психиатры не просто смотрят плюс‐минус пол-потолок, а у них есть специальные методики и объективные методы исследования, – добавил Шубников.
– Вы правы, но давайте вернемся к Валерии Михайловне. Если вы считали ее идеи бредовыми, почему все-таки не приняли соответствующих мер?
– Так, а каких? Сама она бы не пошла к врачу, а вести ее силой у меня не было ни малейших оснований, ибо она вела себя вполне адекватно и не представляла угрозы ни для окружающих, ни для себя самой. Уволить? Так не за что, еще раз повторяю, она справлялась с работой не хуже других, а даже и получше. Конечно, формально она занимала должность ассистента, а по сути исполняла обязанности старшего лаборанта, потому что к самостоятельной научной работе была не способна, но мы все закрывали на это глаза, потому что Валерия Михайловна у нас была полставочница и трудилась, повторюсь, очень хорошо.
– Так-таки и неспособна?! – вдруг воскликнула подсудимая.
– Простите, но я нахожусь на свидетельском месте и обязан говорить правду. Валерия Михайловна, дорогая, вы замечательный человек, но, к сожалению… Извините, если обидел, только вы действительно не написали самостоятельно ни одной статьи…
– Зато я сдала вам руководство.
– Ах, это… Вот уж не хотел упоминать, но раз вы сами подняли этот вопрос. Действительно, товарищи судьи, Валерия Михайловна в апреле представила мне довольно солидный труд в объеме докторской диссертации.
– Больше, – бросила Гаккель.
– Хорошо, больше. Якобы она написала руководство для студентов медицинских вузов по иммунологии, основываясь на самых современных исследованиях и представлениях, принятых сейчас в мире. Честно говоря, зная, что товарищ Гаккель у нас свободно владеет английским и немецким языками, а муж ей из-за границы привозит самые свежие публикации и монографии, я обрадовался, ведь выпустить толковый учебник очень нелегко, нужно пройти множество бюрократических препонов, но если получится, то наша кафедра прогремит на всю страну. Но когда начал читать, то обнаружил чистейшую графоманию, вы уж меня простите. Это оказались просто куски из учебников и научных статей, переписанные дословно без ссылок и скомпонованные без всякой логики и смысла. Такое впечатление, что автор просто упражнялся в скорописи на печатной машинке и брал для тренировки первое, что под руку подвернется. Знаете, ознакомившись с этим творением, я понял, что Валерия Михайловна нездорова по-настоящему.
– И ничего не предприняли, – хмыкнул Шубников.
– Каюсь. Моя вина, – свидетель нахмурился, – но я считал себя не вправе вмешиваться в ее жизнь.
Валерия Михайловна встала во весь рост. Ирина напряглась, в конце концов бедную женщину так унижали сегодня весь день, что можно выйти из себя, даже будучи психически уравновешенной, а шизофреничке так просто сам бог велел.
– Слушаем вас, Валерия Михайловна, – сказала Ирина как можно мягче.
– Свои гипотезы я доказывать не стану, – произнесла подсудимая отрывисто, – здесь не время и не место, но когда вы говорите, что мое руководство – графомания, вы лжете. Я сдала вам добросовестно выполненную работу со списком литературы и всеми необходимыми ссылками. В ней изложены общепринятые на данный момент взгляды, а не мое авторское видение, но для учебника именно это и требуется.
– Валерия Михайловна, не будем горячиться. Если угодно, я готов предоставить ваш труд на суд общественности, пусть люди сами решают, кто из нас прав.
– Пусть решают.
– Пожалуйста, я буду только рад. Меня немного мучила совесть, что я не передал ваш труд психиатрам, чем, наверное, затруднил для них постановку диагноза, но сработал, знаете, рефлекс – не выдавать товарища.
– Ладно, в конце концов это уже не важно, – Валерия махнула рукой и села на место.
Ирина перевела взгляд на Шацкого. Самоуверенность сбежала с его лица, бедняга стоял, понурясь, впервые осознав, что его бездействие по сути стоило жизни молодой беременной женщине. Ладно был бы еще какой-нибудь филфак или военмех, а то целый медицинский институт! Набери по местному телефону кафедру психиатрии: «Але, слушайте, мужики, тут такая ситуация, сотрудница у меня есть, дочка академика и жена великого драматурга, прекрасная женщина, но сейчас принесла мне пятьсот машинописных страниц голимого бреда. Что делать, ребята? Помогите чем можете!» И все, вопрос решен. Придет опытный специалист, который и диагноз сумеет поставить, и лечиться уговорит. Или скажет, что тревога ложная, просто ты привык к умным текстам, а тебе вдруг подсунули обычную человеческую глупость, вот и померещилось.
– Валерия Михайловна, у вас больше нет вопросов к свидетелю? – спросила Ирина, чтобы успокоить женщину, и, получив отрицательный ответ, отпустила Шацкого.
Наконец вызвали ключевого свидетеля – судебного психиатра. Он четко, не тратя лишних слов, озвучил заключение, что у Валерии Михайловны на фоне вовремя не диагностированной и соответственно не леченной вялотекущей шизофрении, психотравмирующей ситуации в анамнезе и приема малой дозы алкоголя развился патологический аффект. Комиссия рекомендует ей лечение в психдиспансере по месту жительства.
У Ирины в общем уже сформировалось внутреннее убеждение, и она не собиралась сильно терзать психиатра, Шубникову, кажется, тоже все было ясно, зато Светлана Аркадьевна замучила эксперта разными вопросами, относящимися к делу и не очень.
Впрочем, психиатры народ крепкий, их так просто из себя не вывести, поэтому свидетель совершенно спокойно отвечал по пятому разу, что, действительно, в жизни чего только не бывает, и порой то, что звучит как бред, оборачивается самой реальной реальностью. Вопрос в том, насколько логично и адекватно человек реагирует. Например, какие-то действия жены вызывают у мужа подозрения в измене. Один супруг откровенно с нею поговорит и успокоится, другой проследит и либо успокоится, либо поймает с поличным, тут как повезет, третий будет запирать супругу дома, оставляя контрольные нитки на всех окнах и дверях, а четвертый отправится к гадалке наводить порчу и снимать сглаз. В каждом варианте можно сделать предварительный вывод о состоянии психики мужа, не выясняя, изменяла ему жена в действительности или нет. Валерия Михайловна, к сожалению, не смогла объяснить, почему у нее возникла мысль о подмене ребенка, и точно так же не получилось у нее обосновать свои научные изыскания. Психиатру не надо быть экспертом в иммунологии, равно как и во многих других науках, в которых прорывы и великие открытия совершаются душевнобольными буквально ежеминутно. Достаточно проследить за логикой доказательств. Этот постулат я взял отсюда, тот оттуда, это следует из этого, то из того. Основывался на такой-то и такой-то монографии, вот список статей, пожалуйста, которые подтверждают мои гипотезы, а вот которые опровергают, а эти, самые интересные, опровергают опровергающих, а еще существует школа Иванова – Петрова, которая исповедует противоположный принцип, и я с ними не согласен, потому что есть исследования Сидорова.
Вот так все и происходит, научное открытие – это цветок, выросший на плодородной почве фактов, а не озарение в вакууме. К сожалению, у Валерии Михайловны был именно второй вариант.
Таким образом, диагноз шизофрении не вызывает сомнений, но течение заболевания в целом можно считать благоприятным. Клиника усугубилась на фоне ухода Филиппа Николаевича из семьи, что явилось сильнейшим стрессом само по себе, а к тому же еще Валерия Михайловна ни с кем не могла разделить своих переживаний, будучи гордой женщиной. И если уж совсем честно говорить, то бывший муж мог бы оставить ее в покое, не раздражать видом своего нового счастья. Точку поставил бокал алкоголя, доза незначительная, но оказавшаяся фатальной для истерзанной души. Исходя из этих фактов, комиссия не настаивает на госпитализации. Если пациентка будет принимать препараты, соблюдать режим, в том числе полный отказ от алкоголя, то опасности для общества никакой тут нет и не предвидится.
Светлана Аркадьевна наконец удовлетворила свою любопытство, свидетель ушел, утомленный и слегка помятый, и подсудимой было предоставлено последнее слово.
Валерия Михайловна встала и откашлялась:
– Простите, но я даже не знаю, что сказать, ведь я ничего не помню. Прошло уже много времени, а я все никак не могу поверить, что убила Веронику, поэтому, наверное, и раскаяться не могу… – она покрепче ухватилась за перила, – а с другой стороны, что теперь? Говори не говори, а человека нет. Все. Полагаюсь на вашу волю.
* * *
Оказавшись в совещательной комнате, Шубников сразу бросился к окну курить. Светлана Аркадьевна прошлась по периметру, разминая ноги, подумала, да и стрельнула у него сигаретку. За окном было ясно и солнечно, Ирина попросила открыть, но после того, как со скрипом и стуком распахнулись старые рамы, в комнату потянуло холодным ветром, под которым шелохнулся лист бумаги на столе. Ирина отошла в угол, где не дуло, а заседатели плечом к плечу высунулись в окошко, по-хулигански стряхивая пепел на головы мирных граждан.
Ничего, пусть, обязательно надо сделать перерыв и проветрить мозги, прежде чем приступать к обсуждению.
Казенные часы с квадратным циферблатом и римскими цифрами показывали половину четвертого. Ирина вздохнула. Эх, хорошо бы не затягивать обсуждение, тогда есть шанс уйти домой пораньше. Всего на полчасика, чтобы не нарушать трудовую дисциплину, но это позволит проскочить в метро до часа пик и в магазин успеть до основных очередей. Как знать, вдруг получится ухватить что-то приличное, пока не разобрали. Может быть, курицу, или рыбина какая-нибудь заплывет на прилавок их гастронома.
– Так это что же, – сварливо спросила Светлана Аркадьевна, оборачиваясь от окна, – Гаккель убила беременную женщину и пойдет домой как ни в чем не бывало?
Ирина вздохнула. Чуда не произошло, придется ей добираться до дому в самой давке, рыба уплывет, а курица улетит. Быстрого решения не получится. Честно говоря, она именно от Светланы Аркадьевны ждала снисходительного отношения к подсудимой. Они обе примерно одного возраста и общественного положения, и даже если у заседательницы прекрасная семья и верный муж, все равно она должна воспринимать молодую разлучницу как угрозу своему счастью. Откуда вдруг такое сочувствие к потенциальному врагу?
– Видите ли, эксперт дал нам заключение, что подсудимая из-за серьезного психического заболевания не была способна отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими, поэтому мы должны признать ее невменяемой, соответственно, не назначить наказание, а применить принудительные меры медицинского характера, – объяснила Ирина.
– Это я поняла, но ее что, даже в психбольницу не положат?
– Показаний нет, – бросил Шубников и достал вторую сигарету.
– Как это? Она же человека убила!
Ирина нахмурилась, прикидывая, как объяснить этот действительно тонкий момент:
– Видите ли, Светлана Аркадьевна, тактика лечения такого больного никак не должна коррелировать с наказанием, назначаемым в аналогичной ситуации здоровому человеку. Наша задача признать, что Валерия Михайловна в момент совершения преступления находилась в состоянии патологического аффекта, то есть действовала помимо своего сознания, как неуправляемый биологический объект.
Заседательница поджала губы:
– Очень легко так все грехи свои списать!
– На этот случай мы и существуем. Отделять, так сказать, зерна от плевел, – Ирина заставила себя улыбнуться. – Психиатры нам доказали, что убийство Вероники не было осознанным выбором Валерии Михайловны, а произошло в результате ее болезненного состояния.
– Но сейчас-то она вполне себе нормальная!
– Потому что патологический аффект – это острое и кратковременное помешательство, развившееся помимо ее воли. Вы же не станете судить человека за то, что он заболел гриппом или прободной язвой, верно? Тут тот же самый принцип. Человек не виноват, что родился слабоумным или шизофреником. Это беда его, трагедия, но никак не вина.
– Вот именно, – вмешался Шубников, – таких надо лечить и помогать им быть счастливыми. Тут если судить кого, так это родных и близких, которые видели, что у тетки крыша поехала, но заметали все под коврик. Гаккели боялись, что душевнобольная невестка опозорит их славный род, Огоньковой подруга-дурочка была очень удобна, а начальник просто связываться не хотел. Они всё видели, но пальцем не шевельнули, вот и получили закономерный результат.
Светлана Аркадьевна ничего не ответила. Задумчиво сдвинув брови, она долго сидела, выстукивая пальцами по столу какую-то очень знакомую мелодию, и Ирина раздражалась, что не помнит, как она называется и кто композитор.
Переглянувшись и подмигнув друг другу, они с Шубниковым тоже замолчали.
Какой все-таки молодец Павел Михайлович, нашел на процесс врача, и хоть одному заседателю не надо объяснять разницу между здоровым и больным! Впрочем, злиться на Светлану Аркадьевну тоже нельзя, ведь ситуация непростая. Обычно невменяемыми признаются тяжелые шизофреники с бредом и галлюцинациями, на процессе они ведут себя неадекватно, и даже внешний облик их красноречиво свидетельствует об отклонении от нормы. По решению суда они отправляются в закрытую психбольницу, где, как известно, условия хуже, чем в тюрьме, и подсознательно обыватель ставит знак равенства между принудительным лечением и наказанием. Злодей отправляется отбывать свой срок на такую же зону, только с врачами и таблетками, ура, справедливость восторжествовала! Только больной человек не злодей, а жертва своего недуга или, как говорили раньше, слепое орудие божьей воли.
– Человек не может нести ответственность за поступки, совершенные в бессознательном состоянии, – повторила Ирина, все еще надеясь уломать Светлану Аркадьевну до конца рабочего дня, – он нуждается в лечении, которое назначается исходя из клинической картины, а не по тяжести содеянного. Например, гражданин совершает мелкую кражу, его ловят, обращают внимание на странное поведение, приглашают психиатра, который диагностирует шизофрению и настаивает на госпитализации, и потом человек может всю оставшуюся жизнь провести в больнице, хотя по закону ему полагается условный срок. Поэтому наказание и принудительное лечение – это совершенно разные вещи. Видите, мы с вами сейчас даже не приговор выносим, а принимаем решение.
– То есть бедная молодая женщина с неродившимся ребенком будет гнить в земле, а ее убийца спокойненько себе гулять и витаминки кушать? Хорошенькие дела!
– Светлана Аркадьевна, да поймите же, что псих – это явление природы! – воскликнул Шубников. – Пословицу «Дуракам закон не писан» слышали? Народная мудрость конкретно нам говорит, что Валерию Михайловну судить нельзя. Ну это все равно что они бы мирно пили чаек и вдруг на них потолок упал, Вероника погибла, а Валерия не пострадала.
Заседательница покачала головой:
– А как быть с тем, что подсудимая пила? Насколько мне известно, алкоголь является отягчающим обстоятельством, а вовсе не смягчающим вину.
– Вы правы…
– Ну вот видите! Надралась, накуролесила и выходит теперь сухой из воды?
– Получается так, – вздохнула Ирина, понимая, что переупрямить Светлану Аркадьевну удастся нескоро.
– Так и вы нет-нет да и выпиваете бокальчик при случае, – ухмыльнулся Шубников, – и не видите в этом никакого преступления, верно?
– При чем тут это? – встрепенулась Ирина.
– При том, что патологическое опьянение и патологический аффект может произойти у любого человека. На личности не будем переходить, естественно, но в том числе и у любого из нас.
– Психиатр сам сказал, что нужен фон.
– Конечно, но бедная Валерия Михайловна не знала, что он у нее есть, и никто этого не знает. – Глаза Шубникова блеснули, и Ирина невольно подумала, что он хороший врач и любит свою работу, вон как воодушевился, ступив на профессиональную почву, – спровоцировать патологическое опьянение может что угодно. Черепно-мозговая травма, например, сотрясение мозга, о котором вы забыли или вообще не заметили, старая травма, от последствий которой вы считаете себя полностью излеченным, да в конце концов, перенесенный на ногах грипп. Вы думали, у вас просто болит голова, а на самом деле вы болели серозным менингитом. То есть, прошу прощения, не вы, тьфу-тьфу, а абстрактный пациент. Какое преступление в том, что добропорядочный гражданин в кругу друзей выпьет рюмку? Да никакого ровно!
– Прием алкоголя сам по себе вообще не преступление, – вставила Ирина.
– Нет, конечно, но есть разница, если я с подружкой пропущу по бокальчику для хорошего настроения или нажрусь как собака, зная, что водка вдохновляет не на самые благородные подвиги. Валерия Михайловна, согласно заключению экспертов, употребляла алкоголь очень умеренно, раз или два в месяц позволяла себе бокал вина или рюмку чего покрепче, и никогда не отмечала у себя извращенных реакций. Еще если бы она знала, что спиртное оказывает на нее такое мощное воздействие, то можно было бы придраться, зачем она пила в компании беременной женщины, но у нас-то… – Шубников театрально развел руками, подошел к окну и снова закурил. Это была наглость, третья сигарета подряд, но он так красиво излагал, что Ирине не хотелось его одергивать. – Валерия Михайловна при попустительстве родни считала себя совершенно нормальной женщиной с нормальными реакциями на скромную дозу алкоголя, поэтому спокойно выпила, потеряла сознание и, не владея собой, совершила страшное.
– А если она не сумасшедшая? – упиралась Светлана Аркадьевна.
Ирине пришлось напомнить себе, что дама задает совершенно логичные и нормальные вопросы, и не из тупости, а из желания добросовестно исполнить свой гражданский долг, а раздражение вызвано только несбыточной мечтой уйти домой пораньше. Надо срочно выкинуть из головы все суетные мысли, сосредоточиться на работе и возблагодарить судьбу, что заседатели придерживаются двух полярных точек зрения – а значит, они обязательно доберутся до истины, которая, как всегда, где-то посередине.
Ирина улыбнулась Светлане Аркадьевне:
– Вы не доверяете эксперту?
Заседательница скосила глаза в точности как Юрий Яковлев в роли Ивана Грозного, когда Шурик спрашивал, не думает ли он, что его хотят отравить.
– А почему у вас сомнения?
– Ну, знаете… – проговорила Светлана Аркадьевна. – Врачи… рука руку моет.
Ирина произнесла небольшую речь о том, что эксперт несет огромную ответственность, в том числе и уголовную, поэтому мало найдется смельчаков, готовых дать ложное заключение из цеховой солидарности или по блату. Все понимают, что это настолько себе дороже выйдет, что не соблазняются даже крупными взятками.
– И учтите, что психиатры не просто смотрят плюс‐минус пол-потолок, а у них есть специальные методики и объективные методы исследования, – добавил Шубников.