— В твоём времени женщины получают высшее образование? — удивляется Владимир.
— Да! В том числе поэтому я и хочу вернуться!
— А как же я? Ты ведь говорила, что любишь меня! — грустно напоминает мой жених.
— Ты мне очень дорог, но это время… Мне очень тяжело жить без кучи вещей к которым я привыкла! — жалуюсь я. — В моём времени есть аналог волшебного блюдца из сказки, по которому можно смотреть всё, что заблагорассудится, ковры-самолёты, доставка еды на дом…
— Хорошо, если тебе там так нравится, я не буду мешать тебе отправиться домой, — после недолгих раздумий говорит Владимир. — Тогда стоит перенести свадьбу на более поздний срок, чтобы ты успела вернуться, не связавшись со мной узами брака.
— А как же Марья Ильинична, Алексей Петрович, твой отец? Что ты им скажешь, когда я исчезну?
— Не волнуйся, я придумаю, как объяснить им твоё исчезновение, не запятнав репутацию твоей приёмной семьи, — Владимир вновь поглаживает дремлющего на моих руках котёнка.
— Пообещаешь мне кое-что? — я кладу свою руку поверх его.
— Чо же? — Владимир смотрит мне в глаза, я чувствую, как мои начинают наливаться слезами, но сдерживаюсь, чтобы не заплакать.
— Если я вернусь в своё время, дашь вольную горничной и лакею Елецких? Они переписаны на моё имя, так что проблем не возникнет. И дай им, пожалуйста, денег на жизнь — ты же богатый княжич, верно?
— Хорошо, — кивает Владимир. — Если выйдет так, что ты уйдёшь, обещаю устроить их жизнь.
— Спасибо, — я утыкаюсь головой Владимиру в грудь и уже не сдерживаю рыданий.
Я так бы хотела остаться с ним! Но вся эта жизнь… Даже представлять не хочу, что мне придётся день за днём просыпаться в этом времени, думая о том, что у меня могла бы быть другая, куда более яркая и насыщенная жизнь в любимом двадцать первом веке.
Ближе к вечеру в гости приезжает Катенька, Елецкие говорят Владимиру, что им нужно обсудить семейные дела, и удаляются в комнату Марьи Ильиничны. Я тоже иду за ними следом — зря что ли полгода как играю роль Дашеньки?
— Проходи, у нас радостная новость — Катенька получила письмо от нашей младшей дочери! — улыбается Марья Ильинична, прикрывая за мной дверь. — Сейчас читать будем!
— Вы конечно не заслужили, но так и быть, прочитаю вам, — недовольно говорит Катенька, и разворачивает письмо.
Настоящая Дашенька пишет, что после венчания со своим мужем она отправилась в далёкое именье его родителей, людей простых, но хороших. Они приняли её как свою дочь, и, несмотря на то, что супруг её отбыл на службу, живётся ей неплохо.
— Вот видите, обвенчались, в законный брак вступили! А вы вместо того, чтобы порадоваться за свою дочь, благословить и принять под своё крыло заменили её девицей из леса! — возмущается Катенька.
— Кто ж знал, что у нашей Дашеньки так хорошо всё выйдет, перестраховались, — оправдывается Алексей Петрович, а Марья Ильинична достаёт кружевной платок, и утирает им глаза.
Я рада за эту незнакомую мне Дашеньку, которая устроила свою жизнь так, как велело ей сердце, и поздравляю Катеньку с веточкой от младшей сестры. На радостях Катенька говорит мне то, чего я от неё совсем никак не ожидаю:
— Пусть по крови мы с тобой и не родные, но за это время ты стала мне как сестра. Так что я подумала, и решила — будешь моей второй младшей сестрой.
Мы обнимаемся, к нам присоединяются Марья Алексеева и Алексей Петрович, так что чтение письма завершается всеобщими объятьями и взаимной любовью всех настоящих и приёмных членов семьи Елецких.
За ужином я думаю о том, что теперь я точно не стану мучиться оттого, что бросаю Елецких, ведь в случае моего исчезновения они просто смогут сказать, что я разорвала помолвку с Владимиром и тихо-скромно вышла замуж за своего офицера.
Да, батюшка Владимира не оплатит их долги, но, надеюсь, мой жених не бросит моих плутоватых приёмных родителей на произвол судьбы, и поможет им с этим делом. Будет жалко, если их подмосковное имение и крестьяне будут проданы с молотка.
— Катенька, хочешь посмотреть моего котёнка? — спрашиваю я после ужина у своей названой старшей сестры, мы идём в мою комнату, и Катенька знакомится с Шрёдингером.
Мы находим в моём шкафу красивую голубую ленту, и повязываем на шею Шрёдингера пышный голубой бант, но котёнок мгновенно его срывает. Котик то у меня с характером оказывается! Своенравного питомца подарил мне Владимир!
На прощанье мы вновь обнимаемся с Катенькой, и я в очередной раз за вечер удивляюсь тому, что между нами всё наладилось. Да и вообще тому, что у меня всё хорошо. Помирилась с Катенькой, помирилась с Владимиром, получила в подарок нового питомца — не может же всё быть настолько прекрасно!
Интересно, что ждёт меня в ближайшем будущем? Какие проблемы, какие испытания?
15. Хочу остаться
Мы позируем для портрета примерно раз в неделю, и наконец-то работа над ним подходит к концу. Николай Сергеевич наносит последние штрихи маленькой кистью, ставит в правом нижнем углу роспись, пишет год создания картины — и все мы собираемся в гостиной, чтобы оценить труд художника.
— Как настоящие! — говорит Алексей Петрович, впервые увидев законченный портрет.
— Сколько деталей! Серёжки нарисованы точь-в-точь, а на локонах у Дашеньки каждый волосок прописан! — восторгается Марья Ильинична.
— Характер Дарья Алексеевны передан изумительно, — выносит свой вердикт Владимир.
— Жаль, что когда писали портрет, у нас ещё не было Шрёдингера, — печально вздыхаю я. — С котиком на коленях я смотрелась бы ещё лучше! Хотя, он у меня такой вредный, что вряд ли согласился бы позировать, поэтому может и лучше, что картина написана без него. Зато мы на ней очень симпатичные!
Расплатившись с Николаем Сергеевичем и поблагодарив его за портрет, Владимир провожает художника до дверей, потом мы снова любуемся свеженаписанной картиной, и начинаем собираться на бал.
— Это новое платье так тебе к лицу! — Марья Ильинична с восторгом оглядывает меня после того, как Маринка наряжает меня в новый сиреневый наряд, на прошлой неделе сшитый модисткой. — Идеальный выбор для бала в императорском дворце!
Маринка делает мне замысловатую причёску, помогает собраться Марье Ильиничне, и мы спускаемся в гостиную, где нас уже ожидают нарядные Алексей Петрович и Владимир. Мой жених как обычно остаётся верен себе и своему тёмно-синему фраку, а Алексей Петрович выбрал для своего неброский чёрный цвет.
В этот раз я уже знаю, чего мне ожидать от бала в Большой зале Зимнего дворца, но жизнь всё равно преподносит свои сюрпризы. После первого танца, когда мы с Владимиром отходим к колоннам, чтобы немного отдохнуть, мы внезапно встречаем на его друга Алексея, с перевязанной рукой и орденом на груди.
— Алексей! Вот это встреча! Не ожидал тебя здесь сегодня увидеть! — радостно восклицает Владимир. — Какими судьбами?
— После ранения вернулся в Россию, в числе наиболее отличившихся офицеров удостоился приёма у самого императора, — отвечает Алексей. — Собираюсь ещё пару дней провести в Санкт-Петербурге и вернуться обратно в Москву, к отцу.
— Поздравляю! Рад за тебя! Где остановился? — Владимир приобнимает своего друга, и начинает с ним задушевный разговор о всяком разном.
Так, значит Алексей был на приёме у самого императора… Я была бы не собой, а воспитанной барышней девятнадцатого века, если бы не поинтересовалась у него о самой важной для меня в этом времени вещи!
— Алексей, а император вам случайно часы не подарил? — беспардонно спрашиваю я, глядя то на здоровую руку Алексея, то разглядывая его мундир в поиске карманов — как я уже успела заметить, некоторые господа носят часы на цепочке в кармане.
— Нет, не подарил, — удивлённо отвечает Алексей. — А почему вы спрашиваете?
— Да так, почему-то подумала, что он всем часы дарит, — пожимаю плечами я. Дурацким вопросам — не менее дурацкие объяснения.
— Просто моя невеста хочет себе часы, вот и спрашивает о них у всех, — «прикрывает» меня Владимир. — Думает, какие часики попросить у своего любимого жениха!
— Вот как, — расслабляется Алексей. — Рад за вас, когда свадьба?
— Дарья Алексеевна ещё слишком молода, поэтому мы решили перенести свадьбу на лето, — отвечает Владимир. — Поживём в столице, поездим по балам, а вступить в брак ещё успеем. Кстати, когда поедешь в Москву, не захватишь письмо для моего батюшки?
— Конечно, с радостью, — кивает Алексей.
— И переезжай ко мне, меня совесть замучает, если я не приглашу лучшего друга детства к себе!
— Хорошо, — улыбается Алексей. — Посмотрю, как ты обустроился в столице.
— Смотрите, граф Воронцов! — я вижу в толпе знакомое лицо загадочного господина, который отлично подходит бы под описание «маг» или «волшебник», но которому, к моему большому сожалению, император не дарил часов.
— Знаешь графа Воронцова? Давай я тебя ему представлю! — предлагает Владимир Алексею, мы подходим к графу, мой жених представляет ему своего друга, и у нас завязывается приятная светская беседа.
— Недавно звёзды сказали мне, что в мае месяце нашу страну ждёт шестнадцатилетний мир на юго-западе, — загадочно говорит граф. — Когда я сказал это нашему императору, он был несказанно рад.
— Так это же Бухарестский мирный договор с Турцией! — догадываюсь я. Выясняется, что не одна я тут умею предсказывать будущее!
— Какой такой договор? — переспрашивает Алексей.
— Ой, никакой, оговорилась, — поспешно исправляюсь я, а граф Воронцов загадочно улыбается. Вот всем он подходит под описание хозяина часов! Жаль только, что часов у него нет.
Владимир берёт с Алексея обещание, что сразу же после бала он переедет к нам, Воронцов раскланивается и покидает нас, и мы наконец вспоминаем, что на балу принято танцевать.
— Дорогая невеста, позвольте вас пригласить, — Владимир подаёт мне руку, я протягиваю ему свою, и оставшееся время бала мы проводим, как и полагается молодым людям, не знающим, что буквально через пару месяцев нашу страну ждёт война с Наполеоном — в вихре старинного вальса.
Думаю, во время войны моему названому батюшке Алексею Петровичу будет очень неловко, потому что познакомившись с какими-то господами почтенного возраста он в очередной раз затирает что-то о военном гении Бонапарта. Ну а что? Дашенька с горем пополам выучила французский, можно пускаться во все тяжкие, больше не оправдываясь тем, что является фанатом Англии.
Эх, Алексей Петрович, знали бы вы, что ждёт Россию в конце июня, попридержали бы язык! Но не могу же я всем вокруг рассказывать, что случится в ближайшем будущем? А то ещё примут за умалишённую, как принял когда-то Владимир. Ещё одной попытки меня вылечить пиявками и кровопусканием я не переживу!
По возвращению домой Владимир заселяет Алексея в одну из пустующих комнат, и начинает писать письмо своему батюшке. После того, как Владимир поверил в то, что я из будущего, это не первое его письмо, в котором он пытается убедить Сергея Михайловича в том, что ему нужно срочно переехать в Петербург.
«Что я не видел в вашем Петербурге, мне и в Москве неплохо», отвечает Сергей Михайлович на первое письмо моего жениха.
«В столице только суета и разврат, не поеду», — сурово отвечает батюшка Владимиру на второе письмо.
А третье письмо Владимир пишет сейчас, пытаясь придумать то, что образумит его своенравного батюшку и заставит переехать из Москвы, которая будет сожжена Наполеоном, в более безопасный Санкт-Петербург.
— Если он не согласится и после третьего письма — поеду в Москву и самолично его уговорю! — мой жених в гневе ударяет кулаком по столу. — Я тут о его жизни и здоровье пекусь, а он ехать не хочет!
— Не волнуйся, до войны ещё целых два месяца, — успокаиваю я своего жениха. — Если что, поедем вместе в Москву, и уговорим твоего батюшку на переезд.
— Хорошо, так и сделаем, — соглашается Владимир, запечатывает конверт, отдаёт его Алексею, и начинает описывать другу прелести петербургской жизни, агитируя перевезти родителей в столицу.
Поздно вечером, когда все уже спят, я потеплее закутываюсь в плед и выхожу на балкон. На воздухе прохладно и по-весеннему сыро, поэтому надолго меня не хватает — быстренько замёрзнув я направляюсь обратно в комнату. Но дойти до неё так и не успеваю, потому что сталкиваюсь с женихом, по-видимому, тоже вышедшим погулять.
— Какая приятная встреча, — закутанный в плед Владимир церемонно раскланивается, и я еле сдерживаюсь от смеха.
Представляю, как будет рада Марья Ильинична, если её разбудит мой гомерический хохот! Пожалеет, наверное, что не привезла с нами в столицу мадмуазель Дюбуа, которая следила бы за моими манерами.
— Взаимно, — отвечаю я Владимиру, изображая нечто, отдалённо напоминающее реверанс.
— Да! В том числе поэтому я и хочу вернуться!
— А как же я? Ты ведь говорила, что любишь меня! — грустно напоминает мой жених.
— Ты мне очень дорог, но это время… Мне очень тяжело жить без кучи вещей к которым я привыкла! — жалуюсь я. — В моём времени есть аналог волшебного блюдца из сказки, по которому можно смотреть всё, что заблагорассудится, ковры-самолёты, доставка еды на дом…
— Хорошо, если тебе там так нравится, я не буду мешать тебе отправиться домой, — после недолгих раздумий говорит Владимир. — Тогда стоит перенести свадьбу на более поздний срок, чтобы ты успела вернуться, не связавшись со мной узами брака.
— А как же Марья Ильинична, Алексей Петрович, твой отец? Что ты им скажешь, когда я исчезну?
— Не волнуйся, я придумаю, как объяснить им твоё исчезновение, не запятнав репутацию твоей приёмной семьи, — Владимир вновь поглаживает дремлющего на моих руках котёнка.
— Пообещаешь мне кое-что? — я кладу свою руку поверх его.
— Чо же? — Владимир смотрит мне в глаза, я чувствую, как мои начинают наливаться слезами, но сдерживаюсь, чтобы не заплакать.
— Если я вернусь в своё время, дашь вольную горничной и лакею Елецких? Они переписаны на моё имя, так что проблем не возникнет. И дай им, пожалуйста, денег на жизнь — ты же богатый княжич, верно?
— Хорошо, — кивает Владимир. — Если выйдет так, что ты уйдёшь, обещаю устроить их жизнь.
— Спасибо, — я утыкаюсь головой Владимиру в грудь и уже не сдерживаю рыданий.
Я так бы хотела остаться с ним! Но вся эта жизнь… Даже представлять не хочу, что мне придётся день за днём просыпаться в этом времени, думая о том, что у меня могла бы быть другая, куда более яркая и насыщенная жизнь в любимом двадцать первом веке.
Ближе к вечеру в гости приезжает Катенька, Елецкие говорят Владимиру, что им нужно обсудить семейные дела, и удаляются в комнату Марьи Ильиничны. Я тоже иду за ними следом — зря что ли полгода как играю роль Дашеньки?
— Проходи, у нас радостная новость — Катенька получила письмо от нашей младшей дочери! — улыбается Марья Ильинична, прикрывая за мной дверь. — Сейчас читать будем!
— Вы конечно не заслужили, но так и быть, прочитаю вам, — недовольно говорит Катенька, и разворачивает письмо.
Настоящая Дашенька пишет, что после венчания со своим мужем она отправилась в далёкое именье его родителей, людей простых, но хороших. Они приняли её как свою дочь, и, несмотря на то, что супруг её отбыл на службу, живётся ей неплохо.
— Вот видите, обвенчались, в законный брак вступили! А вы вместо того, чтобы порадоваться за свою дочь, благословить и принять под своё крыло заменили её девицей из леса! — возмущается Катенька.
— Кто ж знал, что у нашей Дашеньки так хорошо всё выйдет, перестраховались, — оправдывается Алексей Петрович, а Марья Ильинична достаёт кружевной платок, и утирает им глаза.
Я рада за эту незнакомую мне Дашеньку, которая устроила свою жизнь так, как велело ей сердце, и поздравляю Катеньку с веточкой от младшей сестры. На радостях Катенька говорит мне то, чего я от неё совсем никак не ожидаю:
— Пусть по крови мы с тобой и не родные, но за это время ты стала мне как сестра. Так что я подумала, и решила — будешь моей второй младшей сестрой.
Мы обнимаемся, к нам присоединяются Марья Алексеева и Алексей Петрович, так что чтение письма завершается всеобщими объятьями и взаимной любовью всех настоящих и приёмных членов семьи Елецких.
За ужином я думаю о том, что теперь я точно не стану мучиться оттого, что бросаю Елецких, ведь в случае моего исчезновения они просто смогут сказать, что я разорвала помолвку с Владимиром и тихо-скромно вышла замуж за своего офицера.
Да, батюшка Владимира не оплатит их долги, но, надеюсь, мой жених не бросит моих плутоватых приёмных родителей на произвол судьбы, и поможет им с этим делом. Будет жалко, если их подмосковное имение и крестьяне будут проданы с молотка.
— Катенька, хочешь посмотреть моего котёнка? — спрашиваю я после ужина у своей названой старшей сестры, мы идём в мою комнату, и Катенька знакомится с Шрёдингером.
Мы находим в моём шкафу красивую голубую ленту, и повязываем на шею Шрёдингера пышный голубой бант, но котёнок мгновенно его срывает. Котик то у меня с характером оказывается! Своенравного питомца подарил мне Владимир!
На прощанье мы вновь обнимаемся с Катенькой, и я в очередной раз за вечер удивляюсь тому, что между нами всё наладилось. Да и вообще тому, что у меня всё хорошо. Помирилась с Катенькой, помирилась с Владимиром, получила в подарок нового питомца — не может же всё быть настолько прекрасно!
Интересно, что ждёт меня в ближайшем будущем? Какие проблемы, какие испытания?
15. Хочу остаться
Мы позируем для портрета примерно раз в неделю, и наконец-то работа над ним подходит к концу. Николай Сергеевич наносит последние штрихи маленькой кистью, ставит в правом нижнем углу роспись, пишет год создания картины — и все мы собираемся в гостиной, чтобы оценить труд художника.
— Как настоящие! — говорит Алексей Петрович, впервые увидев законченный портрет.
— Сколько деталей! Серёжки нарисованы точь-в-точь, а на локонах у Дашеньки каждый волосок прописан! — восторгается Марья Ильинична.
— Характер Дарья Алексеевны передан изумительно, — выносит свой вердикт Владимир.
— Жаль, что когда писали портрет, у нас ещё не было Шрёдингера, — печально вздыхаю я. — С котиком на коленях я смотрелась бы ещё лучше! Хотя, он у меня такой вредный, что вряд ли согласился бы позировать, поэтому может и лучше, что картина написана без него. Зато мы на ней очень симпатичные!
Расплатившись с Николаем Сергеевичем и поблагодарив его за портрет, Владимир провожает художника до дверей, потом мы снова любуемся свеженаписанной картиной, и начинаем собираться на бал.
— Это новое платье так тебе к лицу! — Марья Ильинична с восторгом оглядывает меня после того, как Маринка наряжает меня в новый сиреневый наряд, на прошлой неделе сшитый модисткой. — Идеальный выбор для бала в императорском дворце!
Маринка делает мне замысловатую причёску, помогает собраться Марье Ильиничне, и мы спускаемся в гостиную, где нас уже ожидают нарядные Алексей Петрович и Владимир. Мой жених как обычно остаётся верен себе и своему тёмно-синему фраку, а Алексей Петрович выбрал для своего неброский чёрный цвет.
В этот раз я уже знаю, чего мне ожидать от бала в Большой зале Зимнего дворца, но жизнь всё равно преподносит свои сюрпризы. После первого танца, когда мы с Владимиром отходим к колоннам, чтобы немного отдохнуть, мы внезапно встречаем на его друга Алексея, с перевязанной рукой и орденом на груди.
— Алексей! Вот это встреча! Не ожидал тебя здесь сегодня увидеть! — радостно восклицает Владимир. — Какими судьбами?
— После ранения вернулся в Россию, в числе наиболее отличившихся офицеров удостоился приёма у самого императора, — отвечает Алексей. — Собираюсь ещё пару дней провести в Санкт-Петербурге и вернуться обратно в Москву, к отцу.
— Поздравляю! Рад за тебя! Где остановился? — Владимир приобнимает своего друга, и начинает с ним задушевный разговор о всяком разном.
Так, значит Алексей был на приёме у самого императора… Я была бы не собой, а воспитанной барышней девятнадцатого века, если бы не поинтересовалась у него о самой важной для меня в этом времени вещи!
— Алексей, а император вам случайно часы не подарил? — беспардонно спрашиваю я, глядя то на здоровую руку Алексея, то разглядывая его мундир в поиске карманов — как я уже успела заметить, некоторые господа носят часы на цепочке в кармане.
— Нет, не подарил, — удивлённо отвечает Алексей. — А почему вы спрашиваете?
— Да так, почему-то подумала, что он всем часы дарит, — пожимаю плечами я. Дурацким вопросам — не менее дурацкие объяснения.
— Просто моя невеста хочет себе часы, вот и спрашивает о них у всех, — «прикрывает» меня Владимир. — Думает, какие часики попросить у своего любимого жениха!
— Вот как, — расслабляется Алексей. — Рад за вас, когда свадьба?
— Дарья Алексеевна ещё слишком молода, поэтому мы решили перенести свадьбу на лето, — отвечает Владимир. — Поживём в столице, поездим по балам, а вступить в брак ещё успеем. Кстати, когда поедешь в Москву, не захватишь письмо для моего батюшки?
— Конечно, с радостью, — кивает Алексей.
— И переезжай ко мне, меня совесть замучает, если я не приглашу лучшего друга детства к себе!
— Хорошо, — улыбается Алексей. — Посмотрю, как ты обустроился в столице.
— Смотрите, граф Воронцов! — я вижу в толпе знакомое лицо загадочного господина, который отлично подходит бы под описание «маг» или «волшебник», но которому, к моему большому сожалению, император не дарил часов.
— Знаешь графа Воронцова? Давай я тебя ему представлю! — предлагает Владимир Алексею, мы подходим к графу, мой жених представляет ему своего друга, и у нас завязывается приятная светская беседа.
— Недавно звёзды сказали мне, что в мае месяце нашу страну ждёт шестнадцатилетний мир на юго-западе, — загадочно говорит граф. — Когда я сказал это нашему императору, он был несказанно рад.
— Так это же Бухарестский мирный договор с Турцией! — догадываюсь я. Выясняется, что не одна я тут умею предсказывать будущее!
— Какой такой договор? — переспрашивает Алексей.
— Ой, никакой, оговорилась, — поспешно исправляюсь я, а граф Воронцов загадочно улыбается. Вот всем он подходит под описание хозяина часов! Жаль только, что часов у него нет.
Владимир берёт с Алексея обещание, что сразу же после бала он переедет к нам, Воронцов раскланивается и покидает нас, и мы наконец вспоминаем, что на балу принято танцевать.
— Дорогая невеста, позвольте вас пригласить, — Владимир подаёт мне руку, я протягиваю ему свою, и оставшееся время бала мы проводим, как и полагается молодым людям, не знающим, что буквально через пару месяцев нашу страну ждёт война с Наполеоном — в вихре старинного вальса.
Думаю, во время войны моему названому батюшке Алексею Петровичу будет очень неловко, потому что познакомившись с какими-то господами почтенного возраста он в очередной раз затирает что-то о военном гении Бонапарта. Ну а что? Дашенька с горем пополам выучила французский, можно пускаться во все тяжкие, больше не оправдываясь тем, что является фанатом Англии.
Эх, Алексей Петрович, знали бы вы, что ждёт Россию в конце июня, попридержали бы язык! Но не могу же я всем вокруг рассказывать, что случится в ближайшем будущем? А то ещё примут за умалишённую, как принял когда-то Владимир. Ещё одной попытки меня вылечить пиявками и кровопусканием я не переживу!
По возвращению домой Владимир заселяет Алексея в одну из пустующих комнат, и начинает писать письмо своему батюшке. После того, как Владимир поверил в то, что я из будущего, это не первое его письмо, в котором он пытается убедить Сергея Михайловича в том, что ему нужно срочно переехать в Петербург.
«Что я не видел в вашем Петербурге, мне и в Москве неплохо», отвечает Сергей Михайлович на первое письмо моего жениха.
«В столице только суета и разврат, не поеду», — сурово отвечает батюшка Владимиру на второе письмо.
А третье письмо Владимир пишет сейчас, пытаясь придумать то, что образумит его своенравного батюшку и заставит переехать из Москвы, которая будет сожжена Наполеоном, в более безопасный Санкт-Петербург.
— Если он не согласится и после третьего письма — поеду в Москву и самолично его уговорю! — мой жених в гневе ударяет кулаком по столу. — Я тут о его жизни и здоровье пекусь, а он ехать не хочет!
— Не волнуйся, до войны ещё целых два месяца, — успокаиваю я своего жениха. — Если что, поедем вместе в Москву, и уговорим твоего батюшку на переезд.
— Хорошо, так и сделаем, — соглашается Владимир, запечатывает конверт, отдаёт его Алексею, и начинает описывать другу прелести петербургской жизни, агитируя перевезти родителей в столицу.
Поздно вечером, когда все уже спят, я потеплее закутываюсь в плед и выхожу на балкон. На воздухе прохладно и по-весеннему сыро, поэтому надолго меня не хватает — быстренько замёрзнув я направляюсь обратно в комнату. Но дойти до неё так и не успеваю, потому что сталкиваюсь с женихом, по-видимому, тоже вышедшим погулять.
— Какая приятная встреча, — закутанный в плед Владимир церемонно раскланивается, и я еле сдерживаюсь от смеха.
Представляю, как будет рада Марья Ильинична, если её разбудит мой гомерический хохот! Пожалеет, наверное, что не привезла с нами в столицу мадмуазель Дюбуа, которая следила бы за моими манерами.
— Взаимно, — отвечаю я Владимиру, изображая нечто, отдалённо напоминающее реверанс.