— С мим здоровьем всё в полном порядке, — я раздражённо убираю его руку. — Не выдумывай глупостей!

— Я не думаю, что с твоим здоровьем всё в порядке. Поэтому как бы мне не хотелось этого делать, вынужден буду посвятить твою маменьку в детали твоего помешательства, — Владимир смотрит на меня с сочувствием, как на душевнобольную.

— Не смей этого делать! — я срываю с ёлки яблочко и впиваюсь в него зубами. — Не нужно моей маменьке ничего об этом знать!

— Мне придётся ей рассказать. Но поверь, это исключительно для твоего же блага!

— Тебе говорили, что ты мерзавец? — я с гневом смотрю в синие глаза своего жениха.

— Обзывай меня как хочешь, но я просто обязан оказать тебе помощь! Не волнуйся, я вызову лучших докторов столицы, они обязательно тебя вылечат!

— Сомневаюсь, — ухмыляюсь я, и быстренько отправляюсь к сидящей за праздничным столом с бокалом в руках Марье Ильиничне.

— Дорогая маменька, мне нужно вам кое-что рассказать, — шёпотом говорю я.

— Что? Ты хочешь мне что-то рассказать? Маринка! Наложи моей младшей дочери салатика, она проголодалась! — приказывает Марья Ильинична горничной. — Какие разговоры без салатика!

— Не хочу я салатик, мне серьёзно нужно с вами поговорить! — пытаюсь я перевести разговор в серьёзное русло, но Марья Ильинична явно не настроена на серьёзные разговоры, поэтому мне приходится есть злополучный салатик и слушать очередную историю из её молодости.

На следующий день пройдоха Владимир умудряется проснуться раньше меня, не привыкшей к посещению всенощной и последующему празднованию Рождества, и выложить моей маменьке свою точку зрения на моё душевное здоровье. Марья Ильинична как женщина с фантазией воспринимает его предложение показать меня докторам с огромным энтузиазмом.

— Как хорошо, что Володенька пригласит к нам лучших докторов! Я смогу рассказать им о своей мигрени, — восторженно вещает она за завтраком.

Кажется, причину вызова докторов моя подзагулявшая названая маменька пропускает мимо ушей, чему я несказанно рада.

Первого доктора, посетившего после зимних праздников наш дом, зовут Фёдор Антонович. Это дородному седовласому мужчине с густой бородой и кустистыми бровями кажется, что все мои проблемы от того, что я не состою в браке.

— Девице давно пора замуж, — изрекает доктор, прослушав меня и заглянув мне в рот. — Выйдет замуж, дети пойдут, некогда будет фантазировать. Со здоровьем всё прекрасно, просто слишком много лишнего свободного времени. Балы и вечера ещё никого до добра не довели!

— Владимир, ты заплатил Фёдору Антоновичу, чтобы он мне это сказал? — ехидно интересуюсь я, а Владимир только недовольно от меня отмахивается — кажется, он тоже ожидал от доктора чего-то более обстоятельного.

Второй доктор, господин Шмидт, оказывается фанатом медицинских пиявок. Мне сразу вспоминается Дуремар из книжки про Буратино — и из-за любви господина Шмидта к жительницам озёр и болот, а ещё из-за высокого роста и худобы.

— У девицы дурная кровь, — заключает доктор, едва меня увидев. — Все её беды именно от этого, но мои пиявочки исцелят барышню от всех болезней!

— Эм-м, а может как-нибудь без пиявочек? — с опаской интересуюсь я, глядя на большую банку, в которой извиваются длинные тонкие существа, похожие на упитанных червей. — У вас же есть ещё какие-то методы лечения?

— Я опробовал все методы лечения, известные современной науке, но не нашёл ничего лучше пиявок, — безапелляционно заявляет доктор Шмидт. — Готовы? Сейчас я поставлю вам штучек пять, и вы сразу же почувствуете себя лучше!

— Да мне и так неплохо, — слабо сопротивляюсь я, но доктор совершенно меня не слушает, и начинает открывать свою зловещую банку…

— А от мигрени пиявки помогают? — спрашивает у доктора Марья Ильинична, и пользуясь моментом, я тихонько убегаю из гостиной и прячусь в своей комнате. Пусть мою названую маменьку своими пиявками лечит!

К счастью для меня, моя названая маменька оказывается не только фанаткой пиявок, но ещё сторонницей кровопусканий, поэтому следующий доктор, невысокий господин в очочках, тоже приходится ей по душе.

— Спасибо, дорогой жених, что развлёк мою маменьку, — подмигиваю я Владимиру, когда доктор начинает делать Марье Ильиничне кровопускание. — Где бы она без тебя встретилась со всеми этими странными господами!

— Смеёшься, а я всерьёз беспокоюсь за твоё душевное здоровье, — сердится на меня Владимир. — Вот почему ты им не рассказала то, что рассказывала мне? Они могли бы подобрать тебе более подходящее лечение!

— Володя, я не сумасшедшая, — я кладу руки на плечи своему жениху и заглядываю ему в глаза. — Подожди до марта. Вот сбудется моё предсказание насчёт высылки Сперанского, посмотрим, как ты тогда заговоришь!

— Не новость, что наше дворянство недовольно Сперанским, и его отставка — лишь дело времени, — парирует Владимир. — Вот только откуда девице так хорошо разбираться в политике двора? Точно, совсем запамятовал, ведь твоя сестрица была фрейлиной…

— Не сестрица она мне! — возмущённо шепчу я, так, чтобы меня не услышала Марья Ильинична. — Я почти с ней не общаюсь! Кроме совместного вырезания ангелов для украшения ёлки нас с ней ничего не объединяет!

— Ну-ну, — недоверчиво хмыкает Владимир. — Так я тебе и поверил! Спорим, что даже если случится отставка Сперанского, это произойдёт не в марте?

— Да запросто. На что спорим?

— На то, что ты согласишься подлечить свою слишком бурную фантазию, дорогая невеста. А что с меня взамен?

— Если проиграешь, поверишь в то, что я прибыла в твоё время из будущего, и слёзно раскаешься в своём недоверии, — недовольно шепчу я, и Владимир согласно кивает.

Не верит он мне видите ли! Я ему выложили всё как есть, а он меня пытается пиявками и кровопусканием лечить! Изверг, а не жених!

— Володенька, доктор сделал мне кровопускание, и мне сразу так полегчало! — Марья Ильинична во время нашего разговора зря времени не теряла. — Спасибо, что пригласил ко мне таких замечательных докторов!

— Хм, я вообще их для моей невесты приглашал, — напоминает Владимир, но его замечание тонет в восторженных дифирамбах, которые Марья Ильинична поёт доктору-кровопускателю.

Владимир тяжко вздыхает, и принимается ждать марта месяца.






14. Шрёдингер




В холодный мартовский день, когда становится известно, что Сперанский попал в опалу, Владимир весь обед смотрит на меня с большим удивлением, а потом уходит прогуляться. Я уже успела заметить, что он всегда так делает, когда ему хочется подумать, поэтому жду его возвращения с нетерпением и тревогой. Что он скажет мне, когда вернётся? Что верит в то, что я из будущего, или обвинит в излишней фантазии или вообще в увлечении спиритизмом и чёрной магией?

— У меня для тебя кое-что есть, — вернувшийся с прогулки Владимир без стука заходит в мою комнату, в которой я позе лотоса сижу медитирую на кровати. Мне вспоминается одна из наших первых встреч в яблоневом саду Елецких, и я улыбаюсь, вспомнив, как сидела в беседке задрав ноги на скамейку, а Владимир меня «спалил».

Торопливо вскакиваю, поправляю платье, откидываю волосы с лица, и вижу, что мой пару месяцев как обиженный жених пришёл не один.

— Кто это? — удивлённо спрашиваю я, глядя на маленькое существо, которое Владимир прижимает к груди.

— Это котёнок, нашёл его, когда вышел прогуляться. Подумал, что он может тебе понравиться. Хочешь, чтобы он жил с нами?

С любопытством разглядываю лохматое чёрное существо с испуганными жёлтыми глазами, и на моём лице расплывается улыбка.

— Конечно же хочу! Ты уже покормил его? Нет? Давай нальём ему молока, — я подрываюсь и бодро несусь на кухню, так, что подуставший за прогулку Владимир еле за мной поспевает.

— Ты уже придумал ему имя? — спрашиваю я своего жениха, когда маленькое сердитое животное начинает лакать молоко из железной миски.

— Ещё нет, улыбается мне Владимир. — Есть идеи?

— Давай назовём его Шрёдингер, всегда хотела назвать так своего кота!

— Шрёдингер? Почему ты хочешь назвать нашего кота Шрёдингером?

— Сейчас расскажу. Представь, что есть ящик и кот. В ящике имеется механизм… — и я максимально понятным языком рассказываю Владимиру о мысленном эксперименте нобелевского лауреата Эрвина Шрёдингера.

— Любопытно, — Владимир смотрит на меня с большим удивлением. — Откуда ты всё это знаешь?

— Говорю ж тебе, я из будущего! — я впервые за последние месяцы возвращаюсь к неприятному разговору, после которого мы сначала поссорились, а потом Владимир решил меня вылечить.

— Знаешь, кажется, я начинаю тебе верить.

— Ещё бы ты мне не поверил! Помнишь наш спор? Если отставка Сперанского случится в марте, ты мне поверишь, а если нет, я соглашусь на лечение? Я выиграла! Никаких пиявок и кровопусканий!

— Верю я тебе, верю. И не только потому что твоё предсказание сбылось. Даже если убрать из этого уравнения отставку Сперанского, ты не похожа на других барышень и знаешь слишком много странных вещей. Так что теперь меня смущает только тот факт, что ты не дочь Елецких. Марья Ильинична и Алексей Петрович — такие уважаемые на вид люди, а провели меня, как мальчишку!

— Ни одного тебя, — ехидно улыбаюсь я. — Ещё весь высший свет Москвы и Санкт-Петербурга!

— Точно, совсем забыл. А ещё моего старшего брата, — Владимир протягивает руку к котёнку, гладит его лохматую чёрную шёрстку, и котёнок начинает урчать, как будто у него внутри спрятан маленький моторчик.

— Мне тоже нужно кое-что тебе сказать, — я беру наевшегося котёнка на ручки, и тоже поглаживаю, чтобы «моторчик» работал бесперебойно.

— И что же? — Владимир берёт меня под руку, и мы направляемся из кухни в гостиную.

— Прости за то, что недоговаривала тебе, но я правда не верила в то, что ты мне поверишь!

— Я и не собирался, — ехидно ухмыляется Владимир. — Поэтому ждал, когда сбудется хотя бы одно из твоих предсказаний, о которых ты якобы знаешь, потому что из будущего.

— Но теперь-то ты мне веришь?

— Теперь верю. Прости, что считал сумасшедшей, и пытался вылечить, — в голосе Владимира и правда сквозит раскаяние.

— Никогда не прощу тебе тех пиявок, которых пытался поставить мне доктор Шмидт! Как же мне повезло, что любящая лечиться Марья Ильинична приняла огонь на себя, — я отвешиваю своему жениху щелбан.

— Ты чего, мне же больно! — Владимир возмущённо трёт лоб.

— Это тебе за все мои страдания! — злорадствую я. — Только попробуй ещё раз попытаться пустить мне кровь или поставить пиявок!

— Обещаю, что больше никогда так с тобой не поступлю! — Владимир осторожно поглаживает уснувшего на моих руках котёнка. — Но теперь у меня к тебе очень много вопросов! Правда, что Наполеон нападёт на нашу страну?

— Правда! Москва будет сожжена, но мы победим!

— Хорошо, что победим! А обо мне знаешь что-нибудь? — в синих глазах моего жениха сквозит любопытство.

— К сожалению, нет, — я отрицательно качаю головой. — Может ты и станешь известен, но я не очень хорошо знаю историю, так что ничего не могу рассказать.

— Жаль, — Владимир усаживается на один из стульев в гостиной, и мы со Шрёдингером следуем его примеру. — И ты правда хочешь меня покинуть? Уйти в своё время?

— Да, там вся моя жизнь, я там в институте учусь, собираюсь стать хорошим специалистом. устроиться на работу…