– Глупый вопрос. Извини. – Она покачала головой. Вздохнула. На мгновение отвернулась, а затем снова уставилась широко раскрытыми глазами в потолок.
Взгляд на ее профиль. Тонкий нос. («Девушки-иудейки ненавидят меня за мой нос».) Глубокая ямочка на подбородке. Высокий выпуклый лоб, который всегда казался прозрачным, словно расписное стекло.
– Не знаю, Дэвид, – обожгла она меня горячим шепотом, будто увлекала в альков. – В конце концов, кому-то из нас придется спать на полу.
Я протянул руку и коснулся ее плеча. Она никак не отреагировала, и, пребывая в смятении чувств, я едва не отодвинулся снова, однако руки не убрал.
Она повернула голову. Мы смотрели друг другу прямо в лицо.
– Как это все странно, правда? – спросила она.
Я кивнул, но не так, будто соглашался, что это странно. Мой кивок означал, что я услышал ее. Он означал «да», обширное, всеохватное «да». Одурманивающее «да»…
Мы снова погрузились в молчание. Оно стало теперь просторнее, насыщеннее, привычнее: в нем не было застоявшегося воздуха. И в этом молчании я чувствовал, как ее влечет ко мне. Мы вдруг снова оказались в той точке, где могли без малейших усилий сблизиться.
Мое прикосновение стало более весомым. Я не придвинулся к ней, однако сама мысль об этом изменила положение моего тела.
– Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне, – сказала Джейд.
В какой-то миг она была готова отвернуться, но не отвернулась.
– Я не был уверен, – произнес я, и собственный голос меня удивил: он стал густым, зыбким, как-то распух, выходя из привычных границ.
– Но нам лучше остановиться, – добавила она. – Мне почему-то так тревожно. Это все секс. Жажда. Вечная, отчаянная жажда. Ты впадаешь в зависимость от секса. В зависимость от оргазма, от этого проклятого облегчения, если уж говорить начистоту. И вполне вероятно, Дэвид, что сейчас на твоем месте мог бы быть кто угодно. И мне действительно кажется, что это несправедливо.
Джейд выпростала руку из-под простыни и положила ладонь мне на грудь. Сердце. Должно быть, она услышала, как колотится мое сердце. Прикоснулась от изумления. Или чтобы заглушить его звук.
Я смутно сознавал, что ее слова о том, что на моем месте мог бы быть кто угодно, должны меня задеть. И вероятно, задеть преднамеренно. Однако они скользнули мимо. Ее двойственность, кажется, почти ничего не значила. Всего лишь проблема на уровне интеллекта… Как можно сравнить это с прикосновением ее мягкой сухой ладони к моей груди?
Мои пальцы сжались, затем разжались и двинулись дальше по ее плечу к ключице. Рука Джейд на моей груди напряглась, потом расслабилась.
Кто-то из нас пошевелил ногой. Я ощутил, как по мне скользнул прохладный атлас ее пижамы. Отстранился.
Я придвинулся к Джейд и положил руки ей на плечи, готовый в любую минуту притянуть ее к себе.
Она наклонилась ко мне поближе. Размытая темнота, потревоженная шумом ее дыхания.
Ее колено коснулось моего. Отодвинулось. Снова коснулось.
Затем ее рука переместилась с моей груди на щеку. Какая-то печаль в прикосновении. Какое-то затаенное прощание. Я еще крепче обнял Джейд. Она уперлась лбом в мой лоб, нос к носу. Губы потянулись вперед, однако замерли в миге от поцелуя.
А потом поцелуй: легкий, застенчивый, краткий. Купальщики, пробующие ногой морскую воду. Мы отстранились друг от друга, глядя невидящими глазами. Наша телесная близость не только заслоняла рассеянный свет комнаты, но и подталкивала к добровольной слепоте. Мы увидели достаточно, чтобы зайти так далеко. Словно пилигримы, которым пришлось пройти через бессчетное число комнат и выдержать самые трудные испытания, теперь мы оказались в комнате физического желания, и даже истина стала не так уж важна, истина могла и подождать. Мы снова поцеловались. Рты наши были жаркими и скользкими, зубы стукались. Рука сама взялась за трусы и начала стягивать их. Инстинктивно. Я одернул себя, обвил Джейд руками и с силой прижался к ней.
– Дэвид, Дэвид, – произнесла она. Как заклинание. Доказывая себе, что я – это действительно я. Вынуждая себя признать это.
Вздох. Ее или мой? Заключенное в нем нетерпение подсказало, что это Джейд. Она хотела, чтобы то, чему суждено произойти, заявило о себе.
– Я так тебя хотел, – сказал я. – Постоянно.
– Я так и не посплю.
– Это неважно. – Я все еще крепко сжимал ее, глядя через комнату на неровное серое окно.
У нее перехватило дыхание.
– Я хочу заняться любовью, – прошептала она.
Я ослабил объятия, желая посмотреть ей в лицо. Но она крепко держала меня.
– Нет, – тут же сказала она. – Не хочу. Не хочу. Мы не можем заниматься любовью, и это не то, чего я хочу. Я просто хочу испытать оргазм. Я хочу получить… – (Я ногой раздвинул ее колени.) – Ты мне поможешь? – тихо спросила она. – Тебе захочется так, как ты делал когда-то? Сначала я, потом ты. Мы ведь так делали. – Она скользнула по простыне, опускаясь на несколько дюймов, отчего мое колено оказалось тесно прижатым к ее промежности. Она ритмично двигалась вперед-назад, устраиваясь поудобнее. – Я хочу кончить, – прошептала она. – Помоги мне. Пожалуйста. – В ее голосе было что-то одичалое, несколько жестокое – так беглый каторжник просит воды.
Я надавил ногой чуть сильнее и почувствовал, как она немного подалась, а потом прижалась ко мне с судорожным всхлипом.
Одним движением я сорвал с нас простыню и одеяло. Они на мгновение задержались на краю кровати, а потом сползли на пол. Пальцы на ногах Джейд были вытянуты, ступни напряжены и по-балетному выгнуты дугой. Я сунул руку под ее пижаму, скрывавшую грудь. Кожа вокруг сосков сморщилась, словно кончики пальцев, слишком долго мокнувшие в горячей воде. Сами соски стали крупнее, хотя грудь осталась такой же подростковой. Когда-то Джейд едва ли не билась в истерике, стесняясь показать свою грудь. Мои пальцы уже несколько раз побывали в ее влагалище, пока она наконец позволила мне приобщиться к тайне ее обнаженной груди и призналась в фокусе с лифчиком на подкладке. «Комариные укусы, да?» – сказала она, прикрываясь руками. Теперь она демонстрировала грудь непринужденно, выгибала спину, когда я сжимал ее в ладонях.
Пижамная куртка была расстегнута, складки ткани терялись в тени на ребрах. Теперь Джейд лежала на спине, а я был уже на ее стороне кровати, нависал над ней, опираясь на локоть. Я коснулся ее живота, скользнул ладонью под эластичную резинку на поясе. Кажется, сердце у меня тяжко колотилось. Кажется, во рту пересохло.
– Я тебя предупреждала, – напомнила она, как только я коснулся ее трусиков, под которыми вырисовывалась толстенная гигиеническая прокладка.
Я убрал руку, смущенный, встревоженный. Затем снова положил ее поверх хлопчатобумажных трусиков и неуверенно надавил. Она выгнула спину, глубоко задышала, давая понять, на что способно даже такое прикосновение.
Я поглаживал ее ладонью. В какой-то миг начал сознавать, что теряю чувствительность в правой руке, на которую приходился весь мой вес, пока я нависал над Джейд, однако осознание прошло заодно с ощущением. Я двигал свободной рукой медленно, размеренно, не меняя ритма. Она, похоже, не хотела сюрпризов. Просто. Прямо. Удовольствие усиливалось от размеренности. Недостаток игрового момента подтверждал, что романтика топчется где-то в сторонке. Гигиеническая прокладка уже не прилегала плотно, а неуклюже болталась под рукой. Джейд запустила пальцы под белье, выдернула ее и бросила на пол. Я подцепил эластичный пояс большими пальцами и потянул пижамные брюки вниз. Она приподняла ягодицы, сведя ноги, чтобы мне было легче. Я отвернулся, чтобы кинуть пижамные брюки на стул, и она выскользнула из трусиков.
– Ну же, – велела она, снова привлекая меня к себе, кладя мою руку себе между ног, подвигала ею вместо меня, затем выпустила, закрыла глаза, задержав в предвкушении дыхание.
Лобковые волосы у нее стали гуще, чем прежде. Совершенно сухие. Кроме прокладки, она использовала тампон, и тот поглощал всю влагу.
Она подняла руку и легонько коснулась моего плеча. Голова на подушке отвернута от меня, глаза смотрят куда-то в сторону. Она шептала что-то, но я не мог разобрать. Я приблизил к ней ухо, однако от этого нарушился ритм движения, и ее ноги задрожали в нетерпении. Я вернулся в прежнее положение и к прежнему ритму, и ее бедра раздвинулись шире. Низкий стон, подбадривающий меня. Теперь шепот стал громче. «Хочу», – произнесла она. Другой рукой я схватился за член, стиснул с силой имбецила. Выступила капля семени, задрожала на головке, словно капля горячего воска. Волны жара и холода. Ощущение фосфоресцирующего, рентгеновского сознания. Я массировал ее. Половые губы раскрылись от давления, но совсем немного. Ее ноги были раздвинуты шире, чем казалось возможным. Ее желание, ее жажда – они пугали меня. Она пугала меня.
– Хочу, – повторила она, вздернув подбородок, запрокинув голову, вжимаясь в деревянное изголовье.
Я намотал на палец веревочку от «Тампакса» и уже собирался вытянуть его.
– Нет, – прошептала она, хватая меня за руку. – Нельзя. Слишком много крови.
Я кивнул, продолжая двигать рукой. Мне хотелось коснуться ее везде, но я не осмеливался лишить ее удовольствия, а другой рукой я опирался о матрас. Я склонился над ней, поцеловал грудь.
Ее зубы со стуком сомкнулись. Меня окатила волна холода. Я подумал об огнях большого города, видных сверху. Затем снова тьма. Теплая и насыщенная. Звук ее дыхания, теперь быстрого, прерывистого. Ее колени были в воздухе, качались взад-вперед. Она сочилась влагой, которая смешивалась с испариной. Волосы на лобке были лоснящиеся, хотя и ничего общего с тем, что я помнил.
Она вскинула руки над головой. Теперь у нее в подмышках росли волосы. Длинные. Загнутые на концах, словно носки турецких туфель.
Незадолго до нашего расставания она как-то позволила мне побрить ей подмышки. Я возился не меньше часа, трудясь над короткими светлыми волосками, и в этом осторожности было столько же, сколько и чувственности. «Отныне, – закончив, заявил я, – это будет моя работа».
– Уже скоро, – произнесла Джейд.
Ее руки были крепко сжаты в кулаки. Рот зловеще подергивался: вовсе не прежний мечтательный, удивленный вид. Она схватила меня за руку и прижала крепче, приподнялась, потянувшись ко мне, ерзая на месте. Она издавала стон, который становился все пронзительнее.
Мышцы у нее окаменели, она задержала дыхание. Грудная клетка превратилась в два параллельных рельсовых пути американских горок. Кожа на ягодицах собралась складками. Считается, что не полагается задерживать дыхание при оргазме. Это Джейд вычитала в книжке и рассказала мне. «Это ведь жизнь, а не смерть», – прибавила она.
Она застыла, как замороженная, а потом упала. Легкая пленка пота подернула кожу, дыхание вернулось к ней, тяжкое и медленное. Глаза закрыты.
Она перекатилась на бок, но затем вспомнила о хороших манерах и снова перевернулась на спину.
– На меня всегда так действует, – сказала она. – Думала, меня совсем унесло.
Я опустился на матрас, не подложив под голову подушки. Мои глаза находились на уровне ее живота, который поднимался и опадал. Сначала она так и лежала, широко раскинув ноги, но теперь медленно свела их. Волосы у нее на лобке стали грубее. Треугольник разросся, заявляя о своих правах.
Воспоминание об Уоррене Хоксе, донимавшем меня своими фантазиями в Роквилле: «Да, брат мой, миленький пушок на девичьей киске. Мы с каждым днем все дальше от величайшего наслаждения. Когда солнечный свет еще проходит сквозь волоски. К тому времени, когда выйдем отсюда, рискуем загреметь в тюрьму, если нас потянет к девичьей киске. Этой сладкой-пресладкой девичьей киске…»
Джейд опустила руку мне на макушку. Я подумал, она хочет притянуть мой рот к своему, но она лишь погладила меня по волосам, и весь магнетизм, исходивший от нее, улетучился.
– Я вынудила тебя, да? – спросила она, когда я лег рядом.
– Вынудила? Нет.
– Да. Не знаю зачем. Это казалось логичным и правильным, но так всегда кажется, разве нет? Когда хочешь чего-то. Наслаждения. Или чего угодно. Теперь я чувствую себя несколько…
– Я люблю тебя, – произнес я и погладил ее по щеке.
– Я чувствую себя настолько лучше. Должна признать. – Внезапно она села и пошарила по простыне.
– Что случилось? – спросил я.
– Кровь. Мне показалось, что из меня течет. Я вовсе не хочу перепачкать здесь простыни. Нет, все в порядке. Пока что. Черт. Надо встать и взять новую прокладку. Ни у кого из знакомых нет таких обильных выделений, как у меня. – Она тяжело опустилась и перевернулась на бок, глядя мне в лицо, наши носы почти соприкасались.
– Не волнуйся, – сказала она. – Я о тебе не забыла.
Она положила руку мне на живот. Поцеловала в грудь. Затем притворно легко, с чудовищно наигранной деликатностью провела пальцами по моему напряженному члену.
– Но не так же, – заметил я.
– Так. В этом нет ничего такого.
– Я хочу быть в тебе.
– Нет. Мы не можем. Не волнуйся, не волнуйся. – Она схватила меня крепче. Соединила в кольцо большой и указательный палец и принялась скользить ими по всей длине. Сжала основание, затем потянула наверх. – Ты стал больше, – прошептала она.
– Нет.
– Мне кажется, что да. Но может быть, я просто…
Вероятно, она собиралась сказать, что уже давно не занималась любовью с мужчиной.
Внезапно я ощутил раздражение, ревность, смущение.
Джейд скользила рукой вверх и вниз медленно, в том же темпе, в каком я гладил ее. Я старался не кончить, старался расхрабриться и настоять, чтобы она дала мне войти в нее. Но потом она коснулась моей щеки и поцеловала – легко, словно незнакомка в порыве страсти, – и все изменилось. Я почувствовал, что кончаю, не испытывая при этом особого удовольствия. Я выпустил длинную и ровную струю давно скопившейся спермы. Она выстрелила куда-то, но в следующий миг Джейд развернула пенис на меня, и я ощутил сперму на животе, на руках и даже на ключицах.
Теперь наслаждение, долгие мгновения после расслабления, растеклось по мне – мед из разбитого горшка.
Взгляд на ее профиль. Тонкий нос. («Девушки-иудейки ненавидят меня за мой нос».) Глубокая ямочка на подбородке. Высокий выпуклый лоб, который всегда казался прозрачным, словно расписное стекло.
– Не знаю, Дэвид, – обожгла она меня горячим шепотом, будто увлекала в альков. – В конце концов, кому-то из нас придется спать на полу.
Я протянул руку и коснулся ее плеча. Она никак не отреагировала, и, пребывая в смятении чувств, я едва не отодвинулся снова, однако руки не убрал.
Она повернула голову. Мы смотрели друг другу прямо в лицо.
– Как это все странно, правда? – спросила она.
Я кивнул, но не так, будто соглашался, что это странно. Мой кивок означал, что я услышал ее. Он означал «да», обширное, всеохватное «да». Одурманивающее «да»…
Мы снова погрузились в молчание. Оно стало теперь просторнее, насыщеннее, привычнее: в нем не было застоявшегося воздуха. И в этом молчании я чувствовал, как ее влечет ко мне. Мы вдруг снова оказались в той точке, где могли без малейших усилий сблизиться.
Мое прикосновение стало более весомым. Я не придвинулся к ней, однако сама мысль об этом изменила положение моего тела.
– Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне, – сказала Джейд.
В какой-то миг она была готова отвернуться, но не отвернулась.
– Я не был уверен, – произнес я, и собственный голос меня удивил: он стал густым, зыбким, как-то распух, выходя из привычных границ.
– Но нам лучше остановиться, – добавила она. – Мне почему-то так тревожно. Это все секс. Жажда. Вечная, отчаянная жажда. Ты впадаешь в зависимость от секса. В зависимость от оргазма, от этого проклятого облегчения, если уж говорить начистоту. И вполне вероятно, Дэвид, что сейчас на твоем месте мог бы быть кто угодно. И мне действительно кажется, что это несправедливо.
Джейд выпростала руку из-под простыни и положила ладонь мне на грудь. Сердце. Должно быть, она услышала, как колотится мое сердце. Прикоснулась от изумления. Или чтобы заглушить его звук.
Я смутно сознавал, что ее слова о том, что на моем месте мог бы быть кто угодно, должны меня задеть. И вероятно, задеть преднамеренно. Однако они скользнули мимо. Ее двойственность, кажется, почти ничего не значила. Всего лишь проблема на уровне интеллекта… Как можно сравнить это с прикосновением ее мягкой сухой ладони к моей груди?
Мои пальцы сжались, затем разжались и двинулись дальше по ее плечу к ключице. Рука Джейд на моей груди напряглась, потом расслабилась.
Кто-то из нас пошевелил ногой. Я ощутил, как по мне скользнул прохладный атлас ее пижамы. Отстранился.
Я придвинулся к Джейд и положил руки ей на плечи, готовый в любую минуту притянуть ее к себе.
Она наклонилась ко мне поближе. Размытая темнота, потревоженная шумом ее дыхания.
Ее колено коснулось моего. Отодвинулось. Снова коснулось.
Затем ее рука переместилась с моей груди на щеку. Какая-то печаль в прикосновении. Какое-то затаенное прощание. Я еще крепче обнял Джейд. Она уперлась лбом в мой лоб, нос к носу. Губы потянулись вперед, однако замерли в миге от поцелуя.
А потом поцелуй: легкий, застенчивый, краткий. Купальщики, пробующие ногой морскую воду. Мы отстранились друг от друга, глядя невидящими глазами. Наша телесная близость не только заслоняла рассеянный свет комнаты, но и подталкивала к добровольной слепоте. Мы увидели достаточно, чтобы зайти так далеко. Словно пилигримы, которым пришлось пройти через бессчетное число комнат и выдержать самые трудные испытания, теперь мы оказались в комнате физического желания, и даже истина стала не так уж важна, истина могла и подождать. Мы снова поцеловались. Рты наши были жаркими и скользкими, зубы стукались. Рука сама взялась за трусы и начала стягивать их. Инстинктивно. Я одернул себя, обвил Джейд руками и с силой прижался к ней.
– Дэвид, Дэвид, – произнесла она. Как заклинание. Доказывая себе, что я – это действительно я. Вынуждая себя признать это.
Вздох. Ее или мой? Заключенное в нем нетерпение подсказало, что это Джейд. Она хотела, чтобы то, чему суждено произойти, заявило о себе.
– Я так тебя хотел, – сказал я. – Постоянно.
– Я так и не посплю.
– Это неважно. – Я все еще крепко сжимал ее, глядя через комнату на неровное серое окно.
У нее перехватило дыхание.
– Я хочу заняться любовью, – прошептала она.
Я ослабил объятия, желая посмотреть ей в лицо. Но она крепко держала меня.
– Нет, – тут же сказала она. – Не хочу. Не хочу. Мы не можем заниматься любовью, и это не то, чего я хочу. Я просто хочу испытать оргазм. Я хочу получить… – (Я ногой раздвинул ее колени.) – Ты мне поможешь? – тихо спросила она. – Тебе захочется так, как ты делал когда-то? Сначала я, потом ты. Мы ведь так делали. – Она скользнула по простыне, опускаясь на несколько дюймов, отчего мое колено оказалось тесно прижатым к ее промежности. Она ритмично двигалась вперед-назад, устраиваясь поудобнее. – Я хочу кончить, – прошептала она. – Помоги мне. Пожалуйста. – В ее голосе было что-то одичалое, несколько жестокое – так беглый каторжник просит воды.
Я надавил ногой чуть сильнее и почувствовал, как она немного подалась, а потом прижалась ко мне с судорожным всхлипом.
Одним движением я сорвал с нас простыню и одеяло. Они на мгновение задержались на краю кровати, а потом сползли на пол. Пальцы на ногах Джейд были вытянуты, ступни напряжены и по-балетному выгнуты дугой. Я сунул руку под ее пижаму, скрывавшую грудь. Кожа вокруг сосков сморщилась, словно кончики пальцев, слишком долго мокнувшие в горячей воде. Сами соски стали крупнее, хотя грудь осталась такой же подростковой. Когда-то Джейд едва ли не билась в истерике, стесняясь показать свою грудь. Мои пальцы уже несколько раз побывали в ее влагалище, пока она наконец позволила мне приобщиться к тайне ее обнаженной груди и призналась в фокусе с лифчиком на подкладке. «Комариные укусы, да?» – сказала она, прикрываясь руками. Теперь она демонстрировала грудь непринужденно, выгибала спину, когда я сжимал ее в ладонях.
Пижамная куртка была расстегнута, складки ткани терялись в тени на ребрах. Теперь Джейд лежала на спине, а я был уже на ее стороне кровати, нависал над ней, опираясь на локоть. Я коснулся ее живота, скользнул ладонью под эластичную резинку на поясе. Кажется, сердце у меня тяжко колотилось. Кажется, во рту пересохло.
– Я тебя предупреждала, – напомнила она, как только я коснулся ее трусиков, под которыми вырисовывалась толстенная гигиеническая прокладка.
Я убрал руку, смущенный, встревоженный. Затем снова положил ее поверх хлопчатобумажных трусиков и неуверенно надавил. Она выгнула спину, глубоко задышала, давая понять, на что способно даже такое прикосновение.
Я поглаживал ее ладонью. В какой-то миг начал сознавать, что теряю чувствительность в правой руке, на которую приходился весь мой вес, пока я нависал над Джейд, однако осознание прошло заодно с ощущением. Я двигал свободной рукой медленно, размеренно, не меняя ритма. Она, похоже, не хотела сюрпризов. Просто. Прямо. Удовольствие усиливалось от размеренности. Недостаток игрового момента подтверждал, что романтика топчется где-то в сторонке. Гигиеническая прокладка уже не прилегала плотно, а неуклюже болталась под рукой. Джейд запустила пальцы под белье, выдернула ее и бросила на пол. Я подцепил эластичный пояс большими пальцами и потянул пижамные брюки вниз. Она приподняла ягодицы, сведя ноги, чтобы мне было легче. Я отвернулся, чтобы кинуть пижамные брюки на стул, и она выскользнула из трусиков.
– Ну же, – велела она, снова привлекая меня к себе, кладя мою руку себе между ног, подвигала ею вместо меня, затем выпустила, закрыла глаза, задержав в предвкушении дыхание.
Лобковые волосы у нее стали гуще, чем прежде. Совершенно сухие. Кроме прокладки, она использовала тампон, и тот поглощал всю влагу.
Она подняла руку и легонько коснулась моего плеча. Голова на подушке отвернута от меня, глаза смотрят куда-то в сторону. Она шептала что-то, но я не мог разобрать. Я приблизил к ней ухо, однако от этого нарушился ритм движения, и ее ноги задрожали в нетерпении. Я вернулся в прежнее положение и к прежнему ритму, и ее бедра раздвинулись шире. Низкий стон, подбадривающий меня. Теперь шепот стал громче. «Хочу», – произнесла она. Другой рукой я схватился за член, стиснул с силой имбецила. Выступила капля семени, задрожала на головке, словно капля горячего воска. Волны жара и холода. Ощущение фосфоресцирующего, рентгеновского сознания. Я массировал ее. Половые губы раскрылись от давления, но совсем немного. Ее ноги были раздвинуты шире, чем казалось возможным. Ее желание, ее жажда – они пугали меня. Она пугала меня.
– Хочу, – повторила она, вздернув подбородок, запрокинув голову, вжимаясь в деревянное изголовье.
Я намотал на палец веревочку от «Тампакса» и уже собирался вытянуть его.
– Нет, – прошептала она, хватая меня за руку. – Нельзя. Слишком много крови.
Я кивнул, продолжая двигать рукой. Мне хотелось коснуться ее везде, но я не осмеливался лишить ее удовольствия, а другой рукой я опирался о матрас. Я склонился над ней, поцеловал грудь.
Ее зубы со стуком сомкнулись. Меня окатила волна холода. Я подумал об огнях большого города, видных сверху. Затем снова тьма. Теплая и насыщенная. Звук ее дыхания, теперь быстрого, прерывистого. Ее колени были в воздухе, качались взад-вперед. Она сочилась влагой, которая смешивалась с испариной. Волосы на лобке были лоснящиеся, хотя и ничего общего с тем, что я помнил.
Она вскинула руки над головой. Теперь у нее в подмышках росли волосы. Длинные. Загнутые на концах, словно носки турецких туфель.
Незадолго до нашего расставания она как-то позволила мне побрить ей подмышки. Я возился не меньше часа, трудясь над короткими светлыми волосками, и в этом осторожности было столько же, сколько и чувственности. «Отныне, – закончив, заявил я, – это будет моя работа».
– Уже скоро, – произнесла Джейд.
Ее руки были крепко сжаты в кулаки. Рот зловеще подергивался: вовсе не прежний мечтательный, удивленный вид. Она схватила меня за руку и прижала крепче, приподнялась, потянувшись ко мне, ерзая на месте. Она издавала стон, который становился все пронзительнее.
Мышцы у нее окаменели, она задержала дыхание. Грудная клетка превратилась в два параллельных рельсовых пути американских горок. Кожа на ягодицах собралась складками. Считается, что не полагается задерживать дыхание при оргазме. Это Джейд вычитала в книжке и рассказала мне. «Это ведь жизнь, а не смерть», – прибавила она.
Она застыла, как замороженная, а потом упала. Легкая пленка пота подернула кожу, дыхание вернулось к ней, тяжкое и медленное. Глаза закрыты.
Она перекатилась на бок, но затем вспомнила о хороших манерах и снова перевернулась на спину.
– На меня всегда так действует, – сказала она. – Думала, меня совсем унесло.
Я опустился на матрас, не подложив под голову подушки. Мои глаза находились на уровне ее живота, который поднимался и опадал. Сначала она так и лежала, широко раскинув ноги, но теперь медленно свела их. Волосы у нее на лобке стали грубее. Треугольник разросся, заявляя о своих правах.
Воспоминание об Уоррене Хоксе, донимавшем меня своими фантазиями в Роквилле: «Да, брат мой, миленький пушок на девичьей киске. Мы с каждым днем все дальше от величайшего наслаждения. Когда солнечный свет еще проходит сквозь волоски. К тому времени, когда выйдем отсюда, рискуем загреметь в тюрьму, если нас потянет к девичьей киске. Этой сладкой-пресладкой девичьей киске…»
Джейд опустила руку мне на макушку. Я подумал, она хочет притянуть мой рот к своему, но она лишь погладила меня по волосам, и весь магнетизм, исходивший от нее, улетучился.
– Я вынудила тебя, да? – спросила она, когда я лег рядом.
– Вынудила? Нет.
– Да. Не знаю зачем. Это казалось логичным и правильным, но так всегда кажется, разве нет? Когда хочешь чего-то. Наслаждения. Или чего угодно. Теперь я чувствую себя несколько…
– Я люблю тебя, – произнес я и погладил ее по щеке.
– Я чувствую себя настолько лучше. Должна признать. – Внезапно она села и пошарила по простыне.
– Что случилось? – спросил я.
– Кровь. Мне показалось, что из меня течет. Я вовсе не хочу перепачкать здесь простыни. Нет, все в порядке. Пока что. Черт. Надо встать и взять новую прокладку. Ни у кого из знакомых нет таких обильных выделений, как у меня. – Она тяжело опустилась и перевернулась на бок, глядя мне в лицо, наши носы почти соприкасались.
– Не волнуйся, – сказала она. – Я о тебе не забыла.
Она положила руку мне на живот. Поцеловала в грудь. Затем притворно легко, с чудовищно наигранной деликатностью провела пальцами по моему напряженному члену.
– Но не так же, – заметил я.
– Так. В этом нет ничего такого.
– Я хочу быть в тебе.
– Нет. Мы не можем. Не волнуйся, не волнуйся. – Она схватила меня крепче. Соединила в кольцо большой и указательный палец и принялась скользить ими по всей длине. Сжала основание, затем потянула наверх. – Ты стал больше, – прошептала она.
– Нет.
– Мне кажется, что да. Но может быть, я просто…
Вероятно, она собиралась сказать, что уже давно не занималась любовью с мужчиной.
Внезапно я ощутил раздражение, ревность, смущение.
Джейд скользила рукой вверх и вниз медленно, в том же темпе, в каком я гладил ее. Я старался не кончить, старался расхрабриться и настоять, чтобы она дала мне войти в нее. Но потом она коснулась моей щеки и поцеловала – легко, словно незнакомка в порыве страсти, – и все изменилось. Я почувствовал, что кончаю, не испытывая при этом особого удовольствия. Я выпустил длинную и ровную струю давно скопившейся спермы. Она выстрелила куда-то, но в следующий миг Джейд развернула пенис на меня, и я ощутил сперму на животе, на руках и даже на ключицах.
Теперь наслаждение, долгие мгновения после расслабления, растеклось по мне – мед из разбитого горшка.