Михаил хмыкнул и внимательно посмотрел на этого господина Малинова.
– В настоящий момент, – уже спокойнее ответил он, – мы чествуем именно русскую армию, добившую хищника в его логове и гарантировавшую, что больше никто и никогда не сможет нести смерть христианским народам… О болгарских солдатах я упомяну, когда после войны буду принимать парад победы в Софии. Но сейчас, пока не закончены дела в Македонии, говорить об этом преждевременно.
– Ваше Величество, я Александр Страмболийский, газета «Земледельческое знамя», – раздался еще один голос с сильным болгарским акцентом, – скажите, а Солун тоже отойдет к Болгарии вместе с остальной Македонией или на него наложит свою лапу Греция, провозгласившая политику возвращения своих исконных территорий?
– А при чем тут Греция? – пожал плечами Михаил. – Претензий этой страны на якобы исконные территории мы не утверждаем. А если они рискнут оспорить эти земли силой оружия, то пусть рискнут, наш ответ будет вполне адекватным.
– А я думаю, – сказал я, – что если Греция рискнет вступить в вооруженный конфликт с любым из наших союзников, то это поставит под вопрос существование ее государственности. Вы мою супругу знаете. Сначала оторвет ослушнику голову, а потом будет задавать этой голове разные интересные вопросы. Девять лет назад грекам по первое число наваляли турки – так вот, господа, мы не турки, мы гораздо страшнее. И в связи с этим скажу вам вот что. Несмотря на то, что сейчас мы добились определенного успеха, ничего еще не предрешено. И русским, и болгарам, и сербам сейчас необходимо готовиться к новым боям и сражениям. Некоторые думают, что у нас не осталось врагов, но это не так. Многим и многим наш успех – это как ножом поперек чресел. Поэтому нам следует засучить рукава и начать разгребать оставшиеся от турок завалы. Прежде чем грянет следующая гроза, тут все необходимо привести в порядок, и при этом суметь отделить агнцев от козлищ. Добрые обыватели, вне зависимости от их нации и вероисповедания, при условии соблюдения российских законов должны спокойно жить и чувствовать себя в безопасности, а фанатиков и изуверов нужно изгнать, чтобы не было их нигде и никак. А еще мы должны обиходить вдов и сирот, пусть даже при жизни их мужья и отцы были нашими врагами, собрать и похоронить тела погибших и сделать множество других дел, чтобы наладить в этом городе нормальную жизнь. Османская империя пала в прах без остатка, но жизнь в Константинополе продолжается.
– Да, именно так, – сказал Михаил. – Александр Владимирович прав: начинать наводить порядок нужно немедленно. Поэтому как Главнокомандующий Объединенными Силами я назначаю военным комендантом Константинополя и временным генерал-губернатором генерал-лейтенанта Скугаревского. Ваш корпус, Аркадий Платонович, этот город брал, поэтому вам и карты в руки. Впрочем, вы только начните делать то, что было сказано Александром Владимировичем, а в самом ближайшем времени государыня-императрица подберет кого-нибудь для постоянного исполнения генерал-губернаторских обязанностей. Засим прошу всех отправляться в свои части и соединения, ибо дел у нас и вправду много, а времени мало.
И когда все начали расходиться, Михаил подходит ко мне и тихонько говорит:
– Александр Владимирович, мне нужно с тобой посоветоваться…
– Это из-за него? – чуть заметно киваю на Франца Фердинанда.
– Да, из-за него, – отвечает он, – ты даже не поверишь, какая вокруг этого дела закручивается интересная коллизия…
Час спустя, Константинополь, дворец Топкапы, временный КП лейб-гвардейского корпуса морской пехоты.
Присутствуют:
Командир корпуса, князь-консорт Российской империи генерал-лейтенант Александр Владимирович Новиков;
Болгарский царь Михаил Четвертый, он же Великий князь Михаил Александрович Романов;
Наследник Австро-Венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд Габсбург.
Поездка к новому болгарскому царю премного озадачила эрцгерцога Франца Фердинанда. Сначала он рассчитывал застать брата русской царицы в Софии, руководящим военными действиями из собственного дворца, но с этим вышла незадача. В Софии царь Михаил отсутствовал, находясь на фронтовом командном пункте. Немного помаявшись, эрцгерцог оставил супругу в отеле «Болгария», где ее сразу взяли под незаметную, но плотную опеку агенты СИБ (как бы чего не вышло), а сам начал испрашивать разрешение на поездку в зону боевых действий. Для иностранного принца, да еще представляющего недружественную державу, такая поездка в военное время без дозволения болгарских властей выглядела предельно непозволительно.
В итоге Францу Фердинанду помогло рекомендательное письмо императрицы Ольги: пропуск ему выписали, и с попутным обозом снабжения наследник австро-венгерского престола отправился к воюющей армии. И успел к самому финалу, когда ожесточенные уличные бои шли уже на территории Старого города Стамбула. Невероятная быстрота развития событий поражала Франца Фердинанда и ставила его в тупик. Восьмого августа, когда он еще был в Петербурге, русская и болгарская армии начали активные действия против турок, а через две недели на существовании Османской империи была поставлена жирная точка.
Но зато на руинах поверженной Оттоманской Порты эрцгерцог Франц Фердинанд нашел не только болгарского царя, но и русского князя-консорта – а о такой возможности он даже не мечтал. Если канцлер Одинцов был мозгом русской императрицы, то ее супруг исполнял роль тяжелых кулаков, и при этом был по-своему умен. Наследнику австро-венгерского престола было известно, что популярность господина Новикова среди русского простонародья превышала таковую у канцлера Одинцова и брата царицы, уступая только народной любви к самой Матушке Отечества. Мало продумать умную и сложную политику, ставящую в тупик всех соседних государей – надо иметь кого-то, способного воодушевить народ на сверхусилие, а иначе умная политика может не успеть дать плоды.
– Итак, друг мой, – сказал Михаил Францу Фердинанду, когда собеседники остались наедине, – рассказывайте, какая нужда заставила вас искать нашего общества. А то сестрица Ольга в своем письме ничего об этом не пишет.
– Понимаете, Михель, – немного смущаясь, сказал тот, – мы с кайзером Вильгельмом заключили с вашей сестрой своего рода соглашение о прекращении враждебности. Но так как на Балканах действующих лиц больше, чем два, то, добившись успеха в Петербурге, я должен был самостоятельно провести переговоры с вами и с вашей очаровательной супругой, с недавних пор ставшей сербской королевой.
Болгарский царь и российский князь-консорт ошарашенно переглянулись. Вечер явно переставал быть томным.
– А теперь, любезный, – несколько раздраженно сказал князь-консорт, – пожалуйста, объяснитесь, что за соглашение с вами и германским кайзером заключила моя супруга, ведь мы с Михаилом об этом ничего не знаем. И кстати, почему именно с вами, а не с императором Францем-Иосифом – через австрийского посла или какого-либо еще законного представителя. Ведь, пока жив этот злобный старик, вы в австрийской политической телеге что-то вроде пятого колеса. Запаска, которая, быть может, понадобится, а быть может, и нет…
Франц Фердинанд от этой вспышки даже немного опешил, подумав, что не зря русская аристократия прозвала этого человека Викингом. Так же откровенно, невзирая на лица, он говорит и с русской высшей аристократией, включая Великих князей – и те это терпят, потому что всех, кому не нравятся манеры ее супруга, российская императрица сразу же рассовала по глухим дырам своей империи. А вот бывшему Великому князю, а ныне болгарскому царю, его зять откровенно нравится. Стоит, лыбится во все свои тридцать шесть зубов, потому что и сам такой.
– Понимаете, господин Новиков, – немного неуверенно произнес Франц Фердинанд, – после того как ваша супруга вместе с британским королем и французским президентом подписали Брестские соглашения, для Германии сложилась определенная ситуация безысходности. Неважно, по какой причине начнется большая общеевропейская война и кто сделает в ней первый выстрел – в итоге проигравшей неизбежно окажется Германия. А тут еще вы, готовящиеся к будущим сражениям даже не как к обычной войне, а как какому-то ужасному стихийному бедствию, вроде падения на землю огромной кометы. Никто не отрицает, что вы, пришельцы из будущего, знаете значительно больше простых смертных, и если для минимизации своих потерь вы предпринимаете столь титанические усилия, то грядущая война должна оказаться очень продолжительной и воистину ужасной. Наличие у вас, господин Новиков, организационных талантов никто не отрицает, как и того, что все они сейчас направлены только на подготовку войны с Германской империей. При этом кайзера Вильгельма крайне встревожило, что он может оказаться втянут в войну даже против своей воли – только потому, что на моего престарелого дядю, австро-венгерского императора нападет антирусский или антисербский каприз… Поэтому он решил потребовать от моего дяди добровольно оставить свой трон, прямо сейчас передав его наследнику и доживать остаток жизни, сколько ни отведет ему Господь, безвредным старым чудаком. В противном случае Германия не станет продлевать договор о Двойственном союзе, и вы, участники Балканского альянса, сможете сделать с моим дядей и его империей все что захотите…
Болгарский царь и русский князь-консорт снова переглянулись.
– А теперь, друг мой, – уже намного спокойнее сказал Михаил, – поведайте нам подробности того, что будет, если ваш дядя не поддастся на шантаж кайзера Вильгельма и не передаст трон в ваши руки, а вместо того бросит свою империю в войну против Сербии и России без всякого повода и причины. Ему-то все равно в ближайшем времени умирать, зато тогда в дураках останется и кайзер Вильгельм, и вы, мой дорогой друг, и все те, кто рассчитывал осуществить европейское переустройство без большого пролития крови.
Франц Фердинанд пожал плечами и сказал:
– Действительно, существует опасность, что мой дядя, оказавшись перед неприемлемым выбором, объявит Сербии и Черногории превентивную войну. Но тогда в нынешней военно-политической ситуации против него будет весь австрийский имперский генералитет. Венгры в душе до сих пор остаются дикарями, и способны по приказу своего короля пойти на ненужную самоубийственную войну, а вот мы, австрийцы, для этого мыслим слишком рационально. Мне бы очень этого не хотелось, но если мой дядя отдаст приказ напасть на Сербию и Черногорию, невзирая на то, что между нашими странами сейчас нет конфликта, то с ним может случиться апоплексический удар, как говорят у вас, у русских, табакеркой. Начальник имперского генштаба Франц Конрад фон Хётцендорф – это не только мой протеже, но еще и весьма разумный человек. Воевать с союзом Сербии, Черногории и даже Болгарии он будет, но бросит карты, если к балканским славянским государствам присоединится Россия. Ничего личного для него в этом нет, только государственные интересы.
– Ну хорошо, мой друг, – согласился Михаил, – должен признать, что на месте дяди Вилли после решений Брестской конференции я тоже чувствовал бы себя крайне неуютно. И в прежней конфигурации шансов на победу Центральных держав не было совершенно, но конструкция выстроенная Павлом Павловичем проявила эту безнадежность, как изображение на дагерротипе. А теперь поведайте нам, что вы собираетесь делать, став австро-венгерским императором – неважно, как это произойдет: через добровольную отставку вашего дяди или через «апоплексический» удар.
– Во-первых, – сказал Франц Фердинанд, – я понимаю, что я последний император Австро-Венгрии, и других уже не будет. У меня был план реформ нашей империи, но господин Одинцов на пальцах доказал мне, что выполнить его попросту невозможно – по причине непреодолимого запаздывания лет на двадцать. Но даже если бы мы начали предпринимать эти меры в начале восьмидесятых годов, успех был бы неочевиден. Поэтому за время своего правления я должен подготовить Австро-Венгерскую империю к цивилизованному разводу, чтобы Богемия, Венгрия и Хорватия стали независимыми государствами, в которых будут править мои дети, а Австрия добровольно, на правах отдельной короны, присоединилась к Германской империи. Но перед этим русская императрица поставила передо мной условие, чтобы земли, на которых сербы составляют большую часть населения, были присоединены к территории Сербии. Случится это должно за счет Боснии и Герцеговины, права на которые оказываются утраченными после аннулирования решений Берлинского конгресса. Возвращая эту территорию в состав Сербии, я планирую разменять хорватские земли с сербским населением на те районы Боснии, где проживают преимущественно хорваты. В общем, это получается даже приращение, и хорватское общество должно принять такой размен спокойно.
– Весьма разумный план, – согласился Михаил, – узнаю свою любимую сестрицу и ее канцлера. Главное – не смешивать хорватов и сербов в одном государстве, потому что, несмотря на сходство этих народов между собой, ничего хорошего из такой комбинации не получится.
– Тут есть еще одна проблема, – со вздохом произнес Франц Фердинанд, – венгерская правящая камарилья, которая в последнее время возомнила о себе черт знает что и с большим пренебрежением относится даже к моему дяде, считает Хорватию и заселенные сербами земли Воеводины своей неотъемлемой собственностью. Поэтому в случае претворения в жизнь описанной выше программы венгерская верхушка способна учинить еще один мятеж, подобный мятежу тысяча восемьсот сорок восьмого года. И, более того, этот мятеж, скорее всего, случится сразу после того, как я лично коронуюсь в Аграме и приму из рук Сабора и тамошнего архиепископа титул хорватского короля, никак не связанный с титулом короля венгерского.
– Вы хотите, чтобы мы, так же, как и шестьдесят лет назад, помогли вам подавить мятеж венгерских гонведов? – иронически усмехнувшись, произнес русский князь-консорт. – Не слишком ли это большая плата за ваши, так сказать, благие пожелания?
– То же самое мне сказала и ваша государыня, – вздохнул Франц Фердинанд. – Мол, русская императорская армия ни при каких условиях не будет принимать участия в подавлении венгерского мятежа, поскольку это наше внутреннее дело. Мы капризных деток в Будапеште разбаловали, нам их и усмирять. В крайнем случае рекомендовано позвать на помощь германского кайзера – мол, усмирительные акции в исполнении его армии настолько страшны, что бунтовщикам лучше будет самостоятельно повеситься на шнурках своих ботинок. Но в случае такого мятежа мы бы хотели иметь благожелательный дружественный нейтралитет со стороны всех окрестных государств, а не только со стороны Германской и Российской империй… Ведь очень важно, чтобы никто не кинулся завоевывать наши земли, в то время как мы заняты успокоением внутренних неустройств. Единственная территория, где я бы приветствовал иностранное вмешательство – это Банат и Воеводина, имеющие преимущественно не венгерское, а сербское население. Пусть сербская армия возьмет эти земли, подавляя мятеж гонведов, а я потом, по итогам подписания мирного соглашения между Сербией и Венгрией, как король последней, уступлю их вашей супруге в вечное владение.
– Болгарии ваши земли не нужны, – сказал царь Михаил Четвертый, – нам Австро-Венгрия ничего не задолжала. Что касается государства моей супруги, то оно совершенно самостоятельно и независимо от Болгарского царства, и договариваться с королевой Еленой Карагеоргиевич и ее премьер-министром Владаном Джорджевичем вам придется самостоятельно. Я могу только написать вам рекомендательное письмо. Удара в спину в такой ситуации вы могли опасаться только от румын, больших любителей тащить чужие куски с праздничного стола, но эту буйную вольницу сейчас придавил сапог русского солдата.
– Кстати, – сказал русский князь-консорт, – раскройте, пожалуйста, секрет, что заставляет вас с таким рвением и даже азартом демонтировать территорию собственной империи?
– Ну как вам сказать, господин Новиков… – пожал плечами Франц Фердинанд, – во-первых – потому что между этими землями и в самом деле нет никакой высшей связи, заставляющей их оставаться вместе, за исключением правящей династии Габсбургов, которая находится на грани вымирания, ведь мои дети уже носят фамилию Гогенберги. И чем дальше развивается история, тем сильнее становятся силы, раздирающие на части Двуединую монархию, а внутренние связи, напротив, ослабевают. Чтобы обветшавший дом не обрушился на головы жильцов, его лучше заблаговременно разобрать, заранее расселив обитателей по новым квартирам. Во-вторых – горячим сторонником этого плана является кайзер Вильгельм, жаждущий, чтобы из-под его зада поскорее убрали начиненную тротилом бомбу. Если бы я не согласился на хитрый план господина Одинцова, то потерял бы поддержку со стороны Германии, после чего ваша супруга приказала бы вам, господин Новиков, в ускоренном порядке разобрать Австро-Венгрию на запчасти, невзирая на дополнительные издержки. Константинополь и все прочее – наглядный пример того, как это бывает. При этом богемский, венгерский и хорватский троны уплыли бы на сторону, и мои дети остались бы обыкновенными обывателями.
– Ну что же, – сухо кивнул русский князь-консорт, – позиция вполне понятная и достойная уважения. А ты что скажешь, Михаил?
– То же, что и раньше, Александр Владимирович, – пожал плечами болгарский царь, – очень хочется надеяться, что нам, болгарам, не придется влезать во внутренний австро-венгро-хорватский конфликт. Я считаю, что этим делом по большей части должно заниматься королевство моей супруги. А у нас и здесь дел достаточно. Но если случится что-нибудь неприятное, то болгарская армия встанет в одном строю рядом с сербской – и тогда кто не спрятался, я не виноват.
25 августа 1907 года, полдень, Афины, королевский дворец, рабочий кабинет короля Георга Первого.
Присутствуют:
король эллинов – Георг Первый Глюксбург;
наследный принц Константин;
премьер-министр и военный министр Георгиос Феотокис;
министр иностранных дел Александрос Скоузес;
главнокомандующий греческой армией на случай войны генерал-лейтенант Константинос Смоленскис.
В последнее время власть имущие в Афинах начали чувствовать себя все более неуютно. Все началось, пожалуй, в тот момент, когда стало известно о сватовстве Великого князя Михаила к сербской принцессе Елене, и вслед за этим в Болгарии случилась абдикция князя Фердинанда. Это был ясный знак того, что Россия вышла из внутренней изоляции и стала вмешиваться в события на Балканах, в силу чего поблизости от Греции стал завязываться новый политический узел, усиливающий ее возможных конкурентов. И в то же время русская императрица, люди которой явно стояли за всеми этими событиями, не проявила никакого интереса к Афинам и не пригласила греческое государство к участию в создаваемом ею Балканском союзе.
Последним штрихом в складывающейся политической картине было избрание на болгарский трон русского принца Михаила Романова. Ради этого события великому Народному Собранию даже пришлось немного подправить Тырновскую конституцию (прежде разрешалось избирать на трон только принцев из европейских династий), но запах вкусного был настолько соблазнителен (независимость и отмена решений Берлинского конгресса) что болгарские депутаты оказались готовы почти на все. Они даже закрыли глаза на то, что победивший кандидат уже был женат на сербской принцессе (а ведь с этой страной у болгар отношения были весьма натянуты из-за спора по поводу принадлежности Пирота и окрестностей).
Дальше события буквально понеслись вскачь. На своей коронации русский принц, опираясь на то, что решения Берлинского конгресса уже были признаны ничтожными, объявил Болгарию независимым царством и предъявил Османской империи территориальные претензии, в том числе и на земли Македонии, которую в Афинах уже считали будущей греческой провинцией. А как же иначе – ведь это древняя родина знаменитого греческого героя Александра Македонского. Турецкий султан пошел на дерзкого войной, но и болгарская армия оказалась на две головы выше греческой, да и русская императрица прислала на помощь брату войско, которого хватило бы, чтобы прихлопнуть две Турции. В результате стремительной и крайне ожесточенной кампании, которой руководили болгарский царь Михаил и русский князь-консорт, османская армия оказалась разгромлена, Константинополь взят штурмом, династия Османидов погибла в полном составе, а Оттоманская Порта прекратила свое существование.
И тут же стало известно, что все бывшие земли Византии с преимущественно христианским населением, которые удалось отвоевать русской армии, императрица Ольга повелела включить в свое государство, назвав эти территории Константинопольско-Босфорским генерал-губернаторством. А вот это уже был плевок в душу греческим Глюксбургам. Какие же они теперь король и королева эллинов, если греков (то есть эллинов) на подвластных русской царице территориях живет даже больше, чем в самой Греции? А в Македонии продолжается наступление болгарской армии: под шум, доносящийся со стороны Проливов, она взяла Битолу, Гевгелию, Драму, Кавалу – и с двух сторон, с севера и востока, неумолимо приближается к Салоникам, которые пока занимают дезориентированные и деморализованные остатки турецкой армии. При этом регулярные болгарские части по пути не только пленяют и уничтожают растрепанные и почти неуправляемые банды башибузуков, в которые после краха их государства превратился турецкий редиф, но и охотятся за отрядами греческих «борцов за Македонию» – македономахов – задолго до Гитлера и украинских фашистов взявших на вооружение метод этнических чисток.
Следующее, вполне вероятное решение русской царицы после захвата Проливов – полное поглощение Российской империей всего наследства древней Византии, включая территорию нынешней Греции. Государство императрицы Ольги сейчас на пике своего могущества, а двуглавый орел является символом обоих государств, прошлого и нынешнего. До этого момента всего несколько шагов – признание правопреемства по отношению к Византии, послание из Петербурга греческому королевскому семейству в стиле «Иду на вы» и появление в виду Пирея русского Черноморского флота при армаде десантных пароходов, на которые будет погружен лейб-гвардейский корпус морской пехоты. И ведь в Греции найдется немало людей, которые будут этому даже рады, ибо при новой царице Россия превратилась в кипящее энергией быстро развивающееся государство – никакого сравнения с нищей и слабосильной Грецией.
И в то же время греческие Глюксбурги связаны с династией Романовых множеством семейный нитей. Король эллинов, родной брат вдовствующей императрицы Марии Федоровны, приходится русской императрице и новому болгарскому царю дядей по матери; королева эллинов для них является двоюродной тетей, покойная дочь греческой королевской семьи при жизни была замужем за Великим князем Павлом Александровичем, а ее сын Николай женился на Великой княжне Елене Владимировне, а еще одна дочь Мария вышла замуж за Великого князя Георгия Михайловича. И в то же время известно, что для русской императрицы вся эта семейная паутина не значит ровным счетом ничего. Если потребуют интересы невероятно разросшегося российского государства, греческие родственники будут вбиты в пыль точно так же, как и уже исчезнувшая в небытие династия потомков султана Османа. Ну разве что их не будут убивать физически, а всего лишь отстранят от престола – однако королевской фамилией эта ветвь Глюксбургов быть перестанет.
И вот из Софии только что пришла еще одна новость. Болгарский царь Михаил заявил о желании включить в состав своего государства Салоники (по Сан-Стефанскому договору этот город в состав Болгарии не входил), а русский князь-консорт его претензии поддержал, заявив, что в случае, если кто-то попытается оспорить новые границы Болгарии, русская армия встанет плечом к плечу с болгарской. И никакой надежды на поддержку Греции великими державами. Когда греки попытались попросить заступничества у Великобритании, своего старого друга и покровителя, британский министр иностранных дел сэр Эдуард Грей, озабоченный исключительно германским вопросом, приподняв одну бровь, задал греческому послу только один вопрос: «А где, черт возьми, находится эта ваша Греция?».
И сейчас министр иностранных дел Александрос Скоузес докладывает собравшимся в рабочем кабинете короля:
– По этому вопросу мы не могли найти взаимопонимания ни в Париже, ни в Лондоне, ни даже в Берлине, а в остальных европейских столицах после краха Оттоманской Порты нам могут только сочувствовать. Все европейские государства первой величины озабочены исключительно своими взаимоотношениями, укладывающимися в рамки экзистенциального конфликта между Россией, Великобританией и Францией, подписавшими Брестские соглашения, и Центральными державами. Греции нет места в этой грядущей схватке гигантов, разве что она выберет сторону, на которой будет сражаться, и заключит соответствующие соглашения.
– Наша греческая армия в Европе не равна никому, – сказал генерал-лейтенант Константинос Смоленскис, тряся пышным красным плюмажем на генеральской каске, – Десять лет назад мы потерпели разгромное поражение от турок, и только давление Великих Держав на Стамбул спасло тогда нашу страну от ужасного унижения лицезреть свою сожженную и разграбленную столицу. Я знаю, что некоторые сейчас храбрятся и размахивают саблями, хотя они же показали свою полную непригодность на полях сражений. Но – нет, нет и еще раз нет. В войну с Россией или с кем-нибудь еще мы можем вступить, только радикально усилив нашу армию, и только в составе большой коалиции, где будем далеко не самым главным партнером. И только тогда, может быть, с барского стола нам упадет какой-нибудь кусок. А пока такой коалиции нет, нам следует привлекать к себе как можно меньше внимания, и, может быть, тогда судьба будет к нам милостива.
Наследный принц Константин – воинственный как бабуин и такой же глупый – понял, в чей огород полетел смачный плевок генерала Смоленскиса. Это он десять лет назад командовал греческой армией в сражениях злосчастной греко-турецкой войны, проиграл все битвы и показал свою полную непригодность для армейского командования. Но раньше наследного принца заговорил премьер-министр Георгиос Феотокис, совмещавший этот пост с обязанностями военного министра – весьма осторожный господин, всю свою карьеру опасавшийся идти на обострение и предпочитавший действовать тихой сапой. Он, так же, как и другие разумные люди, обремененные хоть каким-нибудь количеством серого вещества, понимал, что в силу особенности своего происхождения «из того, что было» Греция не равна никому из своих соседей, и исчезнуть с европейской карты может также легко, как и возникла.
– Я согласен с генералом Смоленскисом, – сказал господин Феотокис, – вступать в прямой конфликт с Российской империей из-за Македонии, Салоник, Смирны или даже Константинополя для нас сейчас смертельно опасно. Русская императрица не испытывает по отношению к Греческому королевству ни малейшего уважения и пиетета, считая нас, несмотря на почти восемьдесят лет существования, несостоявшимся государством, до сих пор находящимся на внешнем управлении – а потому без малейшего колебания отдаст приказ уничтожить нас точно так же, как уже была уничтожена Османская империя. И вы даже знаете, кто будет выполнять этот приказ… Поэтому во избежание бессмысленных потерь отряды борцов за Македонию необходимо отозвать на греческую территорию, а иначе все они там будут перебиты без всякой пользы.
Наследный принц Константин уже раскрыл было рот, чтобы вставить свои пять копеек возмущения, но отец посмотрел на него тяжелым взглядом, заставившим наследника в буквальном смысле сесть на попу.
С мрачным видом король эллинов произнес:
– Недавно я получил от русской императрицы конфиденциальное письмо, содержащее весьма неприятные для меня, но вполне достоверные сведения. Пришельцы из будущего сообщили моей племяннице, что мой старший сын оказался болваном, бездельником и неудачником, проиграл все что мог и был дважды изгоняем с престола. Если дать ему волю, то он разрушит и пустит в распыл все, что я тут создавал на протяжении более чем сорока лет. Да и история с моим убийством фанатиком-анархистом в тех самых Салониках, завоевать которые рвется мой наследник, по мнению русской имперской безопасности, тоже пахнет весьма плохо. Но об этом мы поговорим отдельно. А сейчас я должен сказать, что полностью согласен с генералом Смоленскисом и господином Феотокисом. Греция не будет вступать в конфликт с русскими и болгарами из-за Македонии и Малой Азии, и с благодарностью примет в качестве утешительного приза из рук русской императрицы Эпир, а также право провести на Крите плебисцит по присоединению этого острова к территории Греции. Да будет так. Аминь.
Тишина явилась ответом греческому монарху: никто не посмел ему возразить, даже пока еще наследный принц Константин. Ибо авторитет у этого монарха был непререкаемый – не то что у последующих королей, да и большинство присутствующих были с ним согласны. Конфликтовать с державой, разломавшей Османскую империю будто ветхую халупу, было смертельно опасно, а эти люди еще хотели жить, причем жить хорошо.
26 августа 1907 года, 12:45. Санкт-Петербургская губерния, Гатчина, Большой дворец, рабочий кабинет Канцлера Российской Империи.
Когда стало ясно, что замысел с Ангорским эмиратом претерпел неудачу, императрица Ольга вызвала к себе… генерал-адъютанта Куропаткина, занимавшегося в военном ведомстве вопросами тылового снабжения и материального обеспечения. Там, где не надо было решать тактических и стратегических задач, этот человек был успешен и любим. Вот только на фронт его не стоило допускать, как бы он туда ни рвался. Дров наломает – до конца века печь топить хватит.
И вот о нем снова вспомнили – но не как о командующем на фронтах практически отгремевшей войны, а как о возможном наместнике Анатолии, Великой Армении и Леванта. У генерала Куропаткина уже имелся опыт управления Закаспийской областью (нынешняя Туркмения). И результаты были выше всяких похвал. За восемь лет с 1890 по 1898 годы Закаспийская область из пустынной страны, не имевшей ни дорог, ни городов, со слабыми зачатками торговли и промышленности, с разбойничающим кочевым населением, превратилась в быстро развивающуюся территорию. При непосредственном участии Куропаткина возникли русские школы, была проведена реформа судебной части, привлечены многочисленные поселенцы из Центральной России. А в нашей истории Куропаткину еще довелось поработать Туркестанским генерал-губернатором…
Но тут Туркестан пока обошелся без него, потому что там прекрасно справлялся генерал-лейтенант Субботич. А все потому, что донос, обвиняющий этого достойного администратора в неуместном либерализме, императрица переправила в СИБ с распоряжением «разобраться, кто это там такой умный, что доносы на хорошего человека пишет» (в нашей истории Николай II дал делу ход и отставил Субботича от должности). Но на этот раз эсбисты, выполняя поручение императрицы, во всем разобрались: работа у них такая – разбираться. И в результате выяснилось, что это даже не чья-то злая частная инициатива, а работа турецкой разведки, которой было желательно, чтобы на посту туркестанского генерал-губернатора сидел персонаж, раздражающий аборигенов непониманием местного менталитета и связанными с этим непониманием идиотскими распоряжениями и запретами. А иначе как потом турецкой агентуре поднимать в Туркестане «национально-освободительное» восстание против русской власти?
В итоге, перебрав еще несколько кандидатур (тот же Субботич был необходим на своем месте в Ташкенте), канцлер и императрица решили побеседовать с Куропаткиным. И тот воспринял вызов в Гатчину с трепетом, ибо откровенно трусил в присутствии как пришельцев из будущего, так и самой императрицы и ее брата, потому что все они не укладывались в привычные для него шаблоны. Вот и сейчас этот человек – такой непробиваемо важный, когда имеет дело с людьми, меньшими по чину, или подчиненными – потеет и испуганно косит глазом то на канцлера Одинцова, то на императрицу Ольгу, то на стоящую за спиной государыни первую статс-даму Дарью Михайловну. А ведь те и не собирались его пугать. Но как не выкинуть слов из песни, так генералу Куропаткину не забыть того момента, когда в его начальственный кабинет в Мукдене в сопровождении своих миньонов ворвался Великий князь Михаил и, объятый благородным гневом, разве что не надавал командующему Манчжурской армией по заспанной морде. А тот и не понимал, за что. И до сих пор до конца не понимает.
А императрица посмотрела на то жалкое зрелище, которое представлял в тот момент Куропаткин, и со вздохом сказала:
– Расслабьтесь Алексей Николаевич, честное слово, я не кусаюсь. И мой канцлер тоже, ну разве что иногда. А Сашка, хоть его сейчас тут нет, так и вообще ангел во плоти. В любом случае, вас звали сюда не потому, что в чем-то провинились, а потому, что у нас для вас есть новое назначение. Правда, оно не такое спокойное, как прежнее, но мой канцлер, например, уверен, что вы с ним справитесь…
– Ваше Императорское Величество, – поднял голову Куропаткин, порозовев лицом, – а позвольте узнать, какое именно дело вы намерены мне поручить?
– Мы, – с величественным видом произнесла императрица Ольга, – намерены назначить Вас нашим Наместником Анатолии, Великой Армении и Леванта…
– Анатолии и Леванта? – недоумевающе переспросил Куропаткин.
– В настоящий момент, – уже спокойнее ответил он, – мы чествуем именно русскую армию, добившую хищника в его логове и гарантировавшую, что больше никто и никогда не сможет нести смерть христианским народам… О болгарских солдатах я упомяну, когда после войны буду принимать парад победы в Софии. Но сейчас, пока не закончены дела в Македонии, говорить об этом преждевременно.
– Ваше Величество, я Александр Страмболийский, газета «Земледельческое знамя», – раздался еще один голос с сильным болгарским акцентом, – скажите, а Солун тоже отойдет к Болгарии вместе с остальной Македонией или на него наложит свою лапу Греция, провозгласившая политику возвращения своих исконных территорий?
– А при чем тут Греция? – пожал плечами Михаил. – Претензий этой страны на якобы исконные территории мы не утверждаем. А если они рискнут оспорить эти земли силой оружия, то пусть рискнут, наш ответ будет вполне адекватным.
– А я думаю, – сказал я, – что если Греция рискнет вступить в вооруженный конфликт с любым из наших союзников, то это поставит под вопрос существование ее государственности. Вы мою супругу знаете. Сначала оторвет ослушнику голову, а потом будет задавать этой голове разные интересные вопросы. Девять лет назад грекам по первое число наваляли турки – так вот, господа, мы не турки, мы гораздо страшнее. И в связи с этим скажу вам вот что. Несмотря на то, что сейчас мы добились определенного успеха, ничего еще не предрешено. И русским, и болгарам, и сербам сейчас необходимо готовиться к новым боям и сражениям. Некоторые думают, что у нас не осталось врагов, но это не так. Многим и многим наш успех – это как ножом поперек чресел. Поэтому нам следует засучить рукава и начать разгребать оставшиеся от турок завалы. Прежде чем грянет следующая гроза, тут все необходимо привести в порядок, и при этом суметь отделить агнцев от козлищ. Добрые обыватели, вне зависимости от их нации и вероисповедания, при условии соблюдения российских законов должны спокойно жить и чувствовать себя в безопасности, а фанатиков и изуверов нужно изгнать, чтобы не было их нигде и никак. А еще мы должны обиходить вдов и сирот, пусть даже при жизни их мужья и отцы были нашими врагами, собрать и похоронить тела погибших и сделать множество других дел, чтобы наладить в этом городе нормальную жизнь. Османская империя пала в прах без остатка, но жизнь в Константинополе продолжается.
– Да, именно так, – сказал Михаил. – Александр Владимирович прав: начинать наводить порядок нужно немедленно. Поэтому как Главнокомандующий Объединенными Силами я назначаю военным комендантом Константинополя и временным генерал-губернатором генерал-лейтенанта Скугаревского. Ваш корпус, Аркадий Платонович, этот город брал, поэтому вам и карты в руки. Впрочем, вы только начните делать то, что было сказано Александром Владимировичем, а в самом ближайшем времени государыня-императрица подберет кого-нибудь для постоянного исполнения генерал-губернаторских обязанностей. Засим прошу всех отправляться в свои части и соединения, ибо дел у нас и вправду много, а времени мало.
И когда все начали расходиться, Михаил подходит ко мне и тихонько говорит:
– Александр Владимирович, мне нужно с тобой посоветоваться…
– Это из-за него? – чуть заметно киваю на Франца Фердинанда.
– Да, из-за него, – отвечает он, – ты даже не поверишь, какая вокруг этого дела закручивается интересная коллизия…
Час спустя, Константинополь, дворец Топкапы, временный КП лейб-гвардейского корпуса морской пехоты.
Присутствуют:
Командир корпуса, князь-консорт Российской империи генерал-лейтенант Александр Владимирович Новиков;
Болгарский царь Михаил Четвертый, он же Великий князь Михаил Александрович Романов;
Наследник Австро-Венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд Габсбург.
Поездка к новому болгарскому царю премного озадачила эрцгерцога Франца Фердинанда. Сначала он рассчитывал застать брата русской царицы в Софии, руководящим военными действиями из собственного дворца, но с этим вышла незадача. В Софии царь Михаил отсутствовал, находясь на фронтовом командном пункте. Немного помаявшись, эрцгерцог оставил супругу в отеле «Болгария», где ее сразу взяли под незаметную, но плотную опеку агенты СИБ (как бы чего не вышло), а сам начал испрашивать разрешение на поездку в зону боевых действий. Для иностранного принца, да еще представляющего недружественную державу, такая поездка в военное время без дозволения болгарских властей выглядела предельно непозволительно.
В итоге Францу Фердинанду помогло рекомендательное письмо императрицы Ольги: пропуск ему выписали, и с попутным обозом снабжения наследник австро-венгерского престола отправился к воюющей армии. И успел к самому финалу, когда ожесточенные уличные бои шли уже на территории Старого города Стамбула. Невероятная быстрота развития событий поражала Франца Фердинанда и ставила его в тупик. Восьмого августа, когда он еще был в Петербурге, русская и болгарская армии начали активные действия против турок, а через две недели на существовании Османской империи была поставлена жирная точка.
Но зато на руинах поверженной Оттоманской Порты эрцгерцог Франц Фердинанд нашел не только болгарского царя, но и русского князя-консорта – а о такой возможности он даже не мечтал. Если канцлер Одинцов был мозгом русской императрицы, то ее супруг исполнял роль тяжелых кулаков, и при этом был по-своему умен. Наследнику австро-венгерского престола было известно, что популярность господина Новикова среди русского простонародья превышала таковую у канцлера Одинцова и брата царицы, уступая только народной любви к самой Матушке Отечества. Мало продумать умную и сложную политику, ставящую в тупик всех соседних государей – надо иметь кого-то, способного воодушевить народ на сверхусилие, а иначе умная политика может не успеть дать плоды.
– Итак, друг мой, – сказал Михаил Францу Фердинанду, когда собеседники остались наедине, – рассказывайте, какая нужда заставила вас искать нашего общества. А то сестрица Ольга в своем письме ничего об этом не пишет.
– Понимаете, Михель, – немного смущаясь, сказал тот, – мы с кайзером Вильгельмом заключили с вашей сестрой своего рода соглашение о прекращении враждебности. Но так как на Балканах действующих лиц больше, чем два, то, добившись успеха в Петербурге, я должен был самостоятельно провести переговоры с вами и с вашей очаровательной супругой, с недавних пор ставшей сербской королевой.
Болгарский царь и российский князь-консорт ошарашенно переглянулись. Вечер явно переставал быть томным.
– А теперь, любезный, – несколько раздраженно сказал князь-консорт, – пожалуйста, объяснитесь, что за соглашение с вами и германским кайзером заключила моя супруга, ведь мы с Михаилом об этом ничего не знаем. И кстати, почему именно с вами, а не с императором Францем-Иосифом – через австрийского посла или какого-либо еще законного представителя. Ведь, пока жив этот злобный старик, вы в австрийской политической телеге что-то вроде пятого колеса. Запаска, которая, быть может, понадобится, а быть может, и нет…
Франц Фердинанд от этой вспышки даже немного опешил, подумав, что не зря русская аристократия прозвала этого человека Викингом. Так же откровенно, невзирая на лица, он говорит и с русской высшей аристократией, включая Великих князей – и те это терпят, потому что всех, кому не нравятся манеры ее супруга, российская императрица сразу же рассовала по глухим дырам своей империи. А вот бывшему Великому князю, а ныне болгарскому царю, его зять откровенно нравится. Стоит, лыбится во все свои тридцать шесть зубов, потому что и сам такой.
– Понимаете, господин Новиков, – немного неуверенно произнес Франц Фердинанд, – после того как ваша супруга вместе с британским королем и французским президентом подписали Брестские соглашения, для Германии сложилась определенная ситуация безысходности. Неважно, по какой причине начнется большая общеевропейская война и кто сделает в ней первый выстрел – в итоге проигравшей неизбежно окажется Германия. А тут еще вы, готовящиеся к будущим сражениям даже не как к обычной войне, а как какому-то ужасному стихийному бедствию, вроде падения на землю огромной кометы. Никто не отрицает, что вы, пришельцы из будущего, знаете значительно больше простых смертных, и если для минимизации своих потерь вы предпринимаете столь титанические усилия, то грядущая война должна оказаться очень продолжительной и воистину ужасной. Наличие у вас, господин Новиков, организационных талантов никто не отрицает, как и того, что все они сейчас направлены только на подготовку войны с Германской империей. При этом кайзера Вильгельма крайне встревожило, что он может оказаться втянут в войну даже против своей воли – только потому, что на моего престарелого дядю, австро-венгерского императора нападет антирусский или антисербский каприз… Поэтому он решил потребовать от моего дяди добровольно оставить свой трон, прямо сейчас передав его наследнику и доживать остаток жизни, сколько ни отведет ему Господь, безвредным старым чудаком. В противном случае Германия не станет продлевать договор о Двойственном союзе, и вы, участники Балканского альянса, сможете сделать с моим дядей и его империей все что захотите…
Болгарский царь и русский князь-консорт снова переглянулись.
– А теперь, друг мой, – уже намного спокойнее сказал Михаил, – поведайте нам подробности того, что будет, если ваш дядя не поддастся на шантаж кайзера Вильгельма и не передаст трон в ваши руки, а вместо того бросит свою империю в войну против Сербии и России без всякого повода и причины. Ему-то все равно в ближайшем времени умирать, зато тогда в дураках останется и кайзер Вильгельм, и вы, мой дорогой друг, и все те, кто рассчитывал осуществить европейское переустройство без большого пролития крови.
Франц Фердинанд пожал плечами и сказал:
– Действительно, существует опасность, что мой дядя, оказавшись перед неприемлемым выбором, объявит Сербии и Черногории превентивную войну. Но тогда в нынешней военно-политической ситуации против него будет весь австрийский имперский генералитет. Венгры в душе до сих пор остаются дикарями, и способны по приказу своего короля пойти на ненужную самоубийственную войну, а вот мы, австрийцы, для этого мыслим слишком рационально. Мне бы очень этого не хотелось, но если мой дядя отдаст приказ напасть на Сербию и Черногорию, невзирая на то, что между нашими странами сейчас нет конфликта, то с ним может случиться апоплексический удар, как говорят у вас, у русских, табакеркой. Начальник имперского генштаба Франц Конрад фон Хётцендорф – это не только мой протеже, но еще и весьма разумный человек. Воевать с союзом Сербии, Черногории и даже Болгарии он будет, но бросит карты, если к балканским славянским государствам присоединится Россия. Ничего личного для него в этом нет, только государственные интересы.
– Ну хорошо, мой друг, – согласился Михаил, – должен признать, что на месте дяди Вилли после решений Брестской конференции я тоже чувствовал бы себя крайне неуютно. И в прежней конфигурации шансов на победу Центральных держав не было совершенно, но конструкция выстроенная Павлом Павловичем проявила эту безнадежность, как изображение на дагерротипе. А теперь поведайте нам, что вы собираетесь делать, став австро-венгерским императором – неважно, как это произойдет: через добровольную отставку вашего дяди или через «апоплексический» удар.
– Во-первых, – сказал Франц Фердинанд, – я понимаю, что я последний император Австро-Венгрии, и других уже не будет. У меня был план реформ нашей империи, но господин Одинцов на пальцах доказал мне, что выполнить его попросту невозможно – по причине непреодолимого запаздывания лет на двадцать. Но даже если бы мы начали предпринимать эти меры в начале восьмидесятых годов, успех был бы неочевиден. Поэтому за время своего правления я должен подготовить Австро-Венгерскую империю к цивилизованному разводу, чтобы Богемия, Венгрия и Хорватия стали независимыми государствами, в которых будут править мои дети, а Австрия добровольно, на правах отдельной короны, присоединилась к Германской империи. Но перед этим русская императрица поставила передо мной условие, чтобы земли, на которых сербы составляют большую часть населения, были присоединены к территории Сербии. Случится это должно за счет Боснии и Герцеговины, права на которые оказываются утраченными после аннулирования решений Берлинского конгресса. Возвращая эту территорию в состав Сербии, я планирую разменять хорватские земли с сербским населением на те районы Боснии, где проживают преимущественно хорваты. В общем, это получается даже приращение, и хорватское общество должно принять такой размен спокойно.
– Весьма разумный план, – согласился Михаил, – узнаю свою любимую сестрицу и ее канцлера. Главное – не смешивать хорватов и сербов в одном государстве, потому что, несмотря на сходство этих народов между собой, ничего хорошего из такой комбинации не получится.
– Тут есть еще одна проблема, – со вздохом произнес Франц Фердинанд, – венгерская правящая камарилья, которая в последнее время возомнила о себе черт знает что и с большим пренебрежением относится даже к моему дяде, считает Хорватию и заселенные сербами земли Воеводины своей неотъемлемой собственностью. Поэтому в случае претворения в жизнь описанной выше программы венгерская верхушка способна учинить еще один мятеж, подобный мятежу тысяча восемьсот сорок восьмого года. И, более того, этот мятеж, скорее всего, случится сразу после того, как я лично коронуюсь в Аграме и приму из рук Сабора и тамошнего архиепископа титул хорватского короля, никак не связанный с титулом короля венгерского.
– Вы хотите, чтобы мы, так же, как и шестьдесят лет назад, помогли вам подавить мятеж венгерских гонведов? – иронически усмехнувшись, произнес русский князь-консорт. – Не слишком ли это большая плата за ваши, так сказать, благие пожелания?
– То же самое мне сказала и ваша государыня, – вздохнул Франц Фердинанд. – Мол, русская императорская армия ни при каких условиях не будет принимать участия в подавлении венгерского мятежа, поскольку это наше внутреннее дело. Мы капризных деток в Будапеште разбаловали, нам их и усмирять. В крайнем случае рекомендовано позвать на помощь германского кайзера – мол, усмирительные акции в исполнении его армии настолько страшны, что бунтовщикам лучше будет самостоятельно повеситься на шнурках своих ботинок. Но в случае такого мятежа мы бы хотели иметь благожелательный дружественный нейтралитет со стороны всех окрестных государств, а не только со стороны Германской и Российской империй… Ведь очень важно, чтобы никто не кинулся завоевывать наши земли, в то время как мы заняты успокоением внутренних неустройств. Единственная территория, где я бы приветствовал иностранное вмешательство – это Банат и Воеводина, имеющие преимущественно не венгерское, а сербское население. Пусть сербская армия возьмет эти земли, подавляя мятеж гонведов, а я потом, по итогам подписания мирного соглашения между Сербией и Венгрией, как король последней, уступлю их вашей супруге в вечное владение.
– Болгарии ваши земли не нужны, – сказал царь Михаил Четвертый, – нам Австро-Венгрия ничего не задолжала. Что касается государства моей супруги, то оно совершенно самостоятельно и независимо от Болгарского царства, и договариваться с королевой Еленой Карагеоргиевич и ее премьер-министром Владаном Джорджевичем вам придется самостоятельно. Я могу только написать вам рекомендательное письмо. Удара в спину в такой ситуации вы могли опасаться только от румын, больших любителей тащить чужие куски с праздничного стола, но эту буйную вольницу сейчас придавил сапог русского солдата.
– Кстати, – сказал русский князь-консорт, – раскройте, пожалуйста, секрет, что заставляет вас с таким рвением и даже азартом демонтировать территорию собственной империи?
– Ну как вам сказать, господин Новиков… – пожал плечами Франц Фердинанд, – во-первых – потому что между этими землями и в самом деле нет никакой высшей связи, заставляющей их оставаться вместе, за исключением правящей династии Габсбургов, которая находится на грани вымирания, ведь мои дети уже носят фамилию Гогенберги. И чем дальше развивается история, тем сильнее становятся силы, раздирающие на части Двуединую монархию, а внутренние связи, напротив, ослабевают. Чтобы обветшавший дом не обрушился на головы жильцов, его лучше заблаговременно разобрать, заранее расселив обитателей по новым квартирам. Во-вторых – горячим сторонником этого плана является кайзер Вильгельм, жаждущий, чтобы из-под его зада поскорее убрали начиненную тротилом бомбу. Если бы я не согласился на хитрый план господина Одинцова, то потерял бы поддержку со стороны Германии, после чего ваша супруга приказала бы вам, господин Новиков, в ускоренном порядке разобрать Австро-Венгрию на запчасти, невзирая на дополнительные издержки. Константинополь и все прочее – наглядный пример того, как это бывает. При этом богемский, венгерский и хорватский троны уплыли бы на сторону, и мои дети остались бы обыкновенными обывателями.
– Ну что же, – сухо кивнул русский князь-консорт, – позиция вполне понятная и достойная уважения. А ты что скажешь, Михаил?
– То же, что и раньше, Александр Владимирович, – пожал плечами болгарский царь, – очень хочется надеяться, что нам, болгарам, не придется влезать во внутренний австро-венгро-хорватский конфликт. Я считаю, что этим делом по большей части должно заниматься королевство моей супруги. А у нас и здесь дел достаточно. Но если случится что-нибудь неприятное, то болгарская армия встанет в одном строю рядом с сербской – и тогда кто не спрятался, я не виноват.
25 августа 1907 года, полдень, Афины, королевский дворец, рабочий кабинет короля Георга Первого.
Присутствуют:
король эллинов – Георг Первый Глюксбург;
наследный принц Константин;
премьер-министр и военный министр Георгиос Феотокис;
министр иностранных дел Александрос Скоузес;
главнокомандующий греческой армией на случай войны генерал-лейтенант Константинос Смоленскис.
В последнее время власть имущие в Афинах начали чувствовать себя все более неуютно. Все началось, пожалуй, в тот момент, когда стало известно о сватовстве Великого князя Михаила к сербской принцессе Елене, и вслед за этим в Болгарии случилась абдикция князя Фердинанда. Это был ясный знак того, что Россия вышла из внутренней изоляции и стала вмешиваться в события на Балканах, в силу чего поблизости от Греции стал завязываться новый политический узел, усиливающий ее возможных конкурентов. И в то же время русская императрица, люди которой явно стояли за всеми этими событиями, не проявила никакого интереса к Афинам и не пригласила греческое государство к участию в создаваемом ею Балканском союзе.
Последним штрихом в складывающейся политической картине было избрание на болгарский трон русского принца Михаила Романова. Ради этого события великому Народному Собранию даже пришлось немного подправить Тырновскую конституцию (прежде разрешалось избирать на трон только принцев из европейских династий), но запах вкусного был настолько соблазнителен (независимость и отмена решений Берлинского конгресса) что болгарские депутаты оказались готовы почти на все. Они даже закрыли глаза на то, что победивший кандидат уже был женат на сербской принцессе (а ведь с этой страной у болгар отношения были весьма натянуты из-за спора по поводу принадлежности Пирота и окрестностей).
Дальше события буквально понеслись вскачь. На своей коронации русский принц, опираясь на то, что решения Берлинского конгресса уже были признаны ничтожными, объявил Болгарию независимым царством и предъявил Османской империи территориальные претензии, в том числе и на земли Македонии, которую в Афинах уже считали будущей греческой провинцией. А как же иначе – ведь это древняя родина знаменитого греческого героя Александра Македонского. Турецкий султан пошел на дерзкого войной, но и болгарская армия оказалась на две головы выше греческой, да и русская императрица прислала на помощь брату войско, которого хватило бы, чтобы прихлопнуть две Турции. В результате стремительной и крайне ожесточенной кампании, которой руководили болгарский царь Михаил и русский князь-консорт, османская армия оказалась разгромлена, Константинополь взят штурмом, династия Османидов погибла в полном составе, а Оттоманская Порта прекратила свое существование.
И тут же стало известно, что все бывшие земли Византии с преимущественно христианским населением, которые удалось отвоевать русской армии, императрица Ольга повелела включить в свое государство, назвав эти территории Константинопольско-Босфорским генерал-губернаторством. А вот это уже был плевок в душу греческим Глюксбургам. Какие же они теперь король и королева эллинов, если греков (то есть эллинов) на подвластных русской царице территориях живет даже больше, чем в самой Греции? А в Македонии продолжается наступление болгарской армии: под шум, доносящийся со стороны Проливов, она взяла Битолу, Гевгелию, Драму, Кавалу – и с двух сторон, с севера и востока, неумолимо приближается к Салоникам, которые пока занимают дезориентированные и деморализованные остатки турецкой армии. При этом регулярные болгарские части по пути не только пленяют и уничтожают растрепанные и почти неуправляемые банды башибузуков, в которые после краха их государства превратился турецкий редиф, но и охотятся за отрядами греческих «борцов за Македонию» – македономахов – задолго до Гитлера и украинских фашистов взявших на вооружение метод этнических чисток.
Следующее, вполне вероятное решение русской царицы после захвата Проливов – полное поглощение Российской империей всего наследства древней Византии, включая территорию нынешней Греции. Государство императрицы Ольги сейчас на пике своего могущества, а двуглавый орел является символом обоих государств, прошлого и нынешнего. До этого момента всего несколько шагов – признание правопреемства по отношению к Византии, послание из Петербурга греческому королевскому семейству в стиле «Иду на вы» и появление в виду Пирея русского Черноморского флота при армаде десантных пароходов, на которые будет погружен лейб-гвардейский корпус морской пехоты. И ведь в Греции найдется немало людей, которые будут этому даже рады, ибо при новой царице Россия превратилась в кипящее энергией быстро развивающееся государство – никакого сравнения с нищей и слабосильной Грецией.
И в то же время греческие Глюксбурги связаны с династией Романовых множеством семейный нитей. Король эллинов, родной брат вдовствующей императрицы Марии Федоровны, приходится русской императрице и новому болгарскому царю дядей по матери; королева эллинов для них является двоюродной тетей, покойная дочь греческой королевской семьи при жизни была замужем за Великим князем Павлом Александровичем, а ее сын Николай женился на Великой княжне Елене Владимировне, а еще одна дочь Мария вышла замуж за Великого князя Георгия Михайловича. И в то же время известно, что для русской императрицы вся эта семейная паутина не значит ровным счетом ничего. Если потребуют интересы невероятно разросшегося российского государства, греческие родственники будут вбиты в пыль точно так же, как и уже исчезнувшая в небытие династия потомков султана Османа. Ну разве что их не будут убивать физически, а всего лишь отстранят от престола – однако королевской фамилией эта ветвь Глюксбургов быть перестанет.
И вот из Софии только что пришла еще одна новость. Болгарский царь Михаил заявил о желании включить в состав своего государства Салоники (по Сан-Стефанскому договору этот город в состав Болгарии не входил), а русский князь-консорт его претензии поддержал, заявив, что в случае, если кто-то попытается оспорить новые границы Болгарии, русская армия встанет плечом к плечу с болгарской. И никакой надежды на поддержку Греции великими державами. Когда греки попытались попросить заступничества у Великобритании, своего старого друга и покровителя, британский министр иностранных дел сэр Эдуард Грей, озабоченный исключительно германским вопросом, приподняв одну бровь, задал греческому послу только один вопрос: «А где, черт возьми, находится эта ваша Греция?».
И сейчас министр иностранных дел Александрос Скоузес докладывает собравшимся в рабочем кабинете короля:
– По этому вопросу мы не могли найти взаимопонимания ни в Париже, ни в Лондоне, ни даже в Берлине, а в остальных европейских столицах после краха Оттоманской Порты нам могут только сочувствовать. Все европейские государства первой величины озабочены исключительно своими взаимоотношениями, укладывающимися в рамки экзистенциального конфликта между Россией, Великобританией и Францией, подписавшими Брестские соглашения, и Центральными державами. Греции нет места в этой грядущей схватке гигантов, разве что она выберет сторону, на которой будет сражаться, и заключит соответствующие соглашения.
– Наша греческая армия в Европе не равна никому, – сказал генерал-лейтенант Константинос Смоленскис, тряся пышным красным плюмажем на генеральской каске, – Десять лет назад мы потерпели разгромное поражение от турок, и только давление Великих Держав на Стамбул спасло тогда нашу страну от ужасного унижения лицезреть свою сожженную и разграбленную столицу. Я знаю, что некоторые сейчас храбрятся и размахивают саблями, хотя они же показали свою полную непригодность на полях сражений. Но – нет, нет и еще раз нет. В войну с Россией или с кем-нибудь еще мы можем вступить, только радикально усилив нашу армию, и только в составе большой коалиции, где будем далеко не самым главным партнером. И только тогда, может быть, с барского стола нам упадет какой-нибудь кусок. А пока такой коалиции нет, нам следует привлекать к себе как можно меньше внимания, и, может быть, тогда судьба будет к нам милостива.
Наследный принц Константин – воинственный как бабуин и такой же глупый – понял, в чей огород полетел смачный плевок генерала Смоленскиса. Это он десять лет назад командовал греческой армией в сражениях злосчастной греко-турецкой войны, проиграл все битвы и показал свою полную непригодность для армейского командования. Но раньше наследного принца заговорил премьер-министр Георгиос Феотокис, совмещавший этот пост с обязанностями военного министра – весьма осторожный господин, всю свою карьеру опасавшийся идти на обострение и предпочитавший действовать тихой сапой. Он, так же, как и другие разумные люди, обремененные хоть каким-нибудь количеством серого вещества, понимал, что в силу особенности своего происхождения «из того, что было» Греция не равна никому из своих соседей, и исчезнуть с европейской карты может также легко, как и возникла.
– Я согласен с генералом Смоленскисом, – сказал господин Феотокис, – вступать в прямой конфликт с Российской империей из-за Македонии, Салоник, Смирны или даже Константинополя для нас сейчас смертельно опасно. Русская императрица не испытывает по отношению к Греческому королевству ни малейшего уважения и пиетета, считая нас, несмотря на почти восемьдесят лет существования, несостоявшимся государством, до сих пор находящимся на внешнем управлении – а потому без малейшего колебания отдаст приказ уничтожить нас точно так же, как уже была уничтожена Османская империя. И вы даже знаете, кто будет выполнять этот приказ… Поэтому во избежание бессмысленных потерь отряды борцов за Македонию необходимо отозвать на греческую территорию, а иначе все они там будут перебиты без всякой пользы.
Наследный принц Константин уже раскрыл было рот, чтобы вставить свои пять копеек возмущения, но отец посмотрел на него тяжелым взглядом, заставившим наследника в буквальном смысле сесть на попу.
С мрачным видом король эллинов произнес:
– Недавно я получил от русской императрицы конфиденциальное письмо, содержащее весьма неприятные для меня, но вполне достоверные сведения. Пришельцы из будущего сообщили моей племяннице, что мой старший сын оказался болваном, бездельником и неудачником, проиграл все что мог и был дважды изгоняем с престола. Если дать ему волю, то он разрушит и пустит в распыл все, что я тут создавал на протяжении более чем сорока лет. Да и история с моим убийством фанатиком-анархистом в тех самых Салониках, завоевать которые рвется мой наследник, по мнению русской имперской безопасности, тоже пахнет весьма плохо. Но об этом мы поговорим отдельно. А сейчас я должен сказать, что полностью согласен с генералом Смоленскисом и господином Феотокисом. Греция не будет вступать в конфликт с русскими и болгарами из-за Македонии и Малой Азии, и с благодарностью примет в качестве утешительного приза из рук русской императрицы Эпир, а также право провести на Крите плебисцит по присоединению этого острова к территории Греции. Да будет так. Аминь.
Тишина явилась ответом греческому монарху: никто не посмел ему возразить, даже пока еще наследный принц Константин. Ибо авторитет у этого монарха был непререкаемый – не то что у последующих королей, да и большинство присутствующих были с ним согласны. Конфликтовать с державой, разломавшей Османскую империю будто ветхую халупу, было смертельно опасно, а эти люди еще хотели жить, причем жить хорошо.
26 августа 1907 года, 12:45. Санкт-Петербургская губерния, Гатчина, Большой дворец, рабочий кабинет Канцлера Российской Империи.
Когда стало ясно, что замысел с Ангорским эмиратом претерпел неудачу, императрица Ольга вызвала к себе… генерал-адъютанта Куропаткина, занимавшегося в военном ведомстве вопросами тылового снабжения и материального обеспечения. Там, где не надо было решать тактических и стратегических задач, этот человек был успешен и любим. Вот только на фронт его не стоило допускать, как бы он туда ни рвался. Дров наломает – до конца века печь топить хватит.
И вот о нем снова вспомнили – но не как о командующем на фронтах практически отгремевшей войны, а как о возможном наместнике Анатолии, Великой Армении и Леванта. У генерала Куропаткина уже имелся опыт управления Закаспийской областью (нынешняя Туркмения). И результаты были выше всяких похвал. За восемь лет с 1890 по 1898 годы Закаспийская область из пустынной страны, не имевшей ни дорог, ни городов, со слабыми зачатками торговли и промышленности, с разбойничающим кочевым населением, превратилась в быстро развивающуюся территорию. При непосредственном участии Куропаткина возникли русские школы, была проведена реформа судебной части, привлечены многочисленные поселенцы из Центральной России. А в нашей истории Куропаткину еще довелось поработать Туркестанским генерал-губернатором…
Но тут Туркестан пока обошелся без него, потому что там прекрасно справлялся генерал-лейтенант Субботич. А все потому, что донос, обвиняющий этого достойного администратора в неуместном либерализме, императрица переправила в СИБ с распоряжением «разобраться, кто это там такой умный, что доносы на хорошего человека пишет» (в нашей истории Николай II дал делу ход и отставил Субботича от должности). Но на этот раз эсбисты, выполняя поручение императрицы, во всем разобрались: работа у них такая – разбираться. И в результате выяснилось, что это даже не чья-то злая частная инициатива, а работа турецкой разведки, которой было желательно, чтобы на посту туркестанского генерал-губернатора сидел персонаж, раздражающий аборигенов непониманием местного менталитета и связанными с этим непониманием идиотскими распоряжениями и запретами. А иначе как потом турецкой агентуре поднимать в Туркестане «национально-освободительное» восстание против русской власти?
В итоге, перебрав еще несколько кандидатур (тот же Субботич был необходим на своем месте в Ташкенте), канцлер и императрица решили побеседовать с Куропаткиным. И тот воспринял вызов в Гатчину с трепетом, ибо откровенно трусил в присутствии как пришельцев из будущего, так и самой императрицы и ее брата, потому что все они не укладывались в привычные для него шаблоны. Вот и сейчас этот человек – такой непробиваемо важный, когда имеет дело с людьми, меньшими по чину, или подчиненными – потеет и испуганно косит глазом то на канцлера Одинцова, то на императрицу Ольгу, то на стоящую за спиной государыни первую статс-даму Дарью Михайловну. А ведь те и не собирались его пугать. Но как не выкинуть слов из песни, так генералу Куропаткину не забыть того момента, когда в его начальственный кабинет в Мукдене в сопровождении своих миньонов ворвался Великий князь Михаил и, объятый благородным гневом, разве что не надавал командующему Манчжурской армией по заспанной морде. А тот и не понимал, за что. И до сих пор до конца не понимает.
А императрица посмотрела на то жалкое зрелище, которое представлял в тот момент Куропаткин, и со вздохом сказала:
– Расслабьтесь Алексей Николаевич, честное слово, я не кусаюсь. И мой канцлер тоже, ну разве что иногда. А Сашка, хоть его сейчас тут нет, так и вообще ангел во плоти. В любом случае, вас звали сюда не потому, что в чем-то провинились, а потому, что у нас для вас есть новое назначение. Правда, оно не такое спокойное, как прежнее, но мой канцлер, например, уверен, что вы с ним справитесь…
– Ваше Императорское Величество, – поднял голову Куропаткин, порозовев лицом, – а позвольте узнать, какое именно дело вы намерены мне поручить?
– Мы, – с величественным видом произнесла императрица Ольга, – намерены назначить Вас нашим Наместником Анатолии, Великой Армении и Леванта…
– Анатолии и Леванта? – недоумевающе переспросил Куропаткин.