— Никогда не слышала, что значит «сквожение»! — воскликнул он. — Ты знаешь, что такое «скольжение», я полагаю?
— Да, — неуверенно сказала Алиса. — Это значит — что-то… становится чересчур… скользким….
— Ну, тогда, если ты не знаешь, что такое «сквожение», ты — простачка!
Обескураженная Алиса потеряла всякое желание задавать дальше вопросы на эту тему и, обратившись к Мок-Тартлю — Фальшивой Черепахе, спросила:
— Чему же еще вас учили?
— Ну, там была Гастрономия… — ответил Мок-Тартль, считая предметы взмахами своих ластов. — Гастрономия, древняя и новая, с Мореграфией. Затем Верчение. Учителем Верчения был старый Морской Угорь, который обыкновенно приходил раз в неделю: он учил нас Верченню, Выпрямлению и Свертыванию в Кольца.
— На что это было похоже? — спросила Алиса.
— Ну, сам я не могу показать этого, — ответил Мок-Тартль. — Я недостаточно гибкий. А Грифон никогда этого не учил.
— Не было времени, — сказал Грифон. — Но все же я ходил к Учителю-Классику. Это был очень старый краб.
— Я никогда не учился у него, — произнес со вздохом Мок-Тартль. — Он преподавал Латунь и Жреческий, как помнится.
— Совершенно верно, совершенно верно, — сказал Грифон, вздыхая, в свою очередь, и оба создания спрятали свои лица в лапы.
— И сколько часов в день вы занимались? — спросила Алиса, спеша переменить разговор.
— Десять часов в первый день, — ответил Мок-Тартль, — девять — в следующий и так далее.
— Вот странное расписание! — воскликнула Алиса.
— Потому-то курс и назывался постоянным, — заметил Грифон. — Число уроков постоянно уменьшалось изо дня в день…
Эта мысль была для Алисы совершенно новой, и ей пришлось немного обдумать ее, прежде чем сделать следующее замечание:
— В таком случае, на одиннадцатый день должен был быть праздник?
— Конечно, так оно и было! — сказал Мок-Тартль-Фальшивая Черепаха.
— А чем же вы занимались на двенадцатый день? — живо продолжала Алиса.
— Достаточно об уроках! — прервал Грифон решительным тоном. — Расскажи ей теперь что-нибудь об играх!
Глава X Кадриль омаров{5}
ок-Тартль — Фальшивая Черепаха глубоко вздохнул и прикрыл глаза обратной стороной одного из своих ластов. Он смотрел на Алису и пытался говорить, но в течение минуты или двух его голос прерывался рыданиями.
— Похоже, что у него в горле застряла кость! — сказал Грифон и принялся встряхивать его и колотить в спину.
Наконец к Мок-Тартлю снова вернулся дар речи, и, обливаясь слезами, потоком стекающими с его щек, он продолжал снова:
— Может быть, тебе не приходилось долго жить на дне моря («Совсем не приходилось», — сказала Алиса) … и, возможно, ты никогда не была даже представлена Омару… (Алиса начала было: «Я однажды пробовала…», но поспешно остановилась и сказала: «Никогда!») … тогда ты не имеешь никакого понятия, какая восхитительная вещь Кадриль Омаров!
— Нет, в самом деле, — сказала Алиса. — Что это за танец?
— Ну, — ответил Грифон, — сначала вы выстраиваетесь в линию вдоль морского берега…
— В две линии! — вскричал Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха. — Тюлени, черепахи и тому подобное… Затем вы очищаете берег от медуз…
— Это, конечно, отнимает некоторое время, — прервал Грифон.
— …вы делаете два шага вперед…
— Каждый с омаром в качестве партнера! — воскликнул Грифон.
— Правильно, — сказал Мок-Тартль, — делаете два шага, сходитесь с партнером…
— …меняете омаров и отступаете в том же порядке, — продолжал Грифон.
— Затем, знаете ли, — продолжал Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха, — вы швыряете о…
— Омаров! — завопил Грифон, делая прыжок в воздух.
— …так далеко, как только можете…
— Плывете вслед за ними! — взвизгнул Грифон.
— Кувыркаетесь в море спиною вперед, через голову!— воскликнул Мок-Тартль, бешено прыгая в разные стороны.
— Опять меняете омаров! — пронзительно закричал Грифон.
— Снова назад, к берегу, и это вся первая фигура, — сказал Мок-Тартль внезапно упавшим голосом.
И вот оба создания, которые до сих пор скакали туда и сюда как сумасшедшие, снова сидели на земле, грустные и тихие, и смотрели на Алису.
— Это, должно быть, превосходный танец, — робко сказала Алиса.
— Хочешь немного посмотреть на него? — спросил Мок-Тартль.
— Очень хочу, — ответила Алиса.
— Ну, в таком случае, попробуем первую фигуру! — сказал Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха Грифону. — Мы можем, знаешь ли, сделать это без омаров. Кто будет петь?
— О, пой ты! — сказал Грифон. — Я забыл слова.
Тут они начали торжественно танцевать вокруг Алисы, время от времени наступая ей на кончики пальцев, когда проходили слишком близко, и отбивая передними лапами такт. Между тем Мок-Тартль пел медленно и печально:
Говорит Мерлан Улитке: «Не пройти ли нам вперед,
А не то морская свинка хвост совсем мне оторвет!
Посмотри, как резво скачут, где прибоя полоса,
Черепахи и омары. Хочешь с ними поплясать?
Хочешь, можешь, хочешь, можешь, хочешь поплясать;
Можешь, хочешь, можешь, хочешь, можешь поплясать?
Очень весело кружиться с ними в танце день и ночь!
Нас они хватают ловко и бросают в море прочь!»
Но Улитка отказалась: «Даль какая!» и, кося
Глазом на море, сказала, что в воде плясать нельзя,
Что не может, что не хочет, что не может поплясать,
Что не хочет, что не может, что не хочет поплясать.
Ей друг чешуйчатый твердит: «Станцуем же хоть раз!
Над нами буря пролетит, и берег встретит нас!
Пусть Англия исчезла: там — Франция опять…
Так не бледней! Скорей, скорей в морских волнах плясать!
Хочешь, можешь, хочешь, можешь, хочешь поплясать,
Можешь, хочешь, можешь, хочешь, можешь поплясать!»
— Да, — неуверенно сказала Алиса. — Это значит — что-то… становится чересчур… скользким….
— Ну, тогда, если ты не знаешь, что такое «сквожение», ты — простачка!
Обескураженная Алиса потеряла всякое желание задавать дальше вопросы на эту тему и, обратившись к Мок-Тартлю — Фальшивой Черепахе, спросила:
— Чему же еще вас учили?
— Ну, там была Гастрономия… — ответил Мок-Тартль, считая предметы взмахами своих ластов. — Гастрономия, древняя и новая, с Мореграфией. Затем Верчение. Учителем Верчения был старый Морской Угорь, который обыкновенно приходил раз в неделю: он учил нас Верченню, Выпрямлению и Свертыванию в Кольца.
— На что это было похоже? — спросила Алиса.
— Ну, сам я не могу показать этого, — ответил Мок-Тартль. — Я недостаточно гибкий. А Грифон никогда этого не учил.
— Не было времени, — сказал Грифон. — Но все же я ходил к Учителю-Классику. Это был очень старый краб.
— Я никогда не учился у него, — произнес со вздохом Мок-Тартль. — Он преподавал Латунь и Жреческий, как помнится.
— Совершенно верно, совершенно верно, — сказал Грифон, вздыхая, в свою очередь, и оба создания спрятали свои лица в лапы.
— И сколько часов в день вы занимались? — спросила Алиса, спеша переменить разговор.
— Десять часов в первый день, — ответил Мок-Тартль, — девять — в следующий и так далее.
— Вот странное расписание! — воскликнула Алиса.
— Потому-то курс и назывался постоянным, — заметил Грифон. — Число уроков постоянно уменьшалось изо дня в день…
Эта мысль была для Алисы совершенно новой, и ей пришлось немного обдумать ее, прежде чем сделать следующее замечание:
— В таком случае, на одиннадцатый день должен был быть праздник?
— Конечно, так оно и было! — сказал Мок-Тартль-Фальшивая Черепаха.
— А чем же вы занимались на двенадцатый день? — живо продолжала Алиса.
— Достаточно об уроках! — прервал Грифон решительным тоном. — Расскажи ей теперь что-нибудь об играх!
Глава X Кадриль омаров{5}
ок-Тартль — Фальшивая Черепаха глубоко вздохнул и прикрыл глаза обратной стороной одного из своих ластов. Он смотрел на Алису и пытался говорить, но в течение минуты или двух его голос прерывался рыданиями.
— Похоже, что у него в горле застряла кость! — сказал Грифон и принялся встряхивать его и колотить в спину.
Наконец к Мок-Тартлю снова вернулся дар речи, и, обливаясь слезами, потоком стекающими с его щек, он продолжал снова:
— Может быть, тебе не приходилось долго жить на дне моря («Совсем не приходилось», — сказала Алиса) … и, возможно, ты никогда не была даже представлена Омару… (Алиса начала было: «Я однажды пробовала…», но поспешно остановилась и сказала: «Никогда!») … тогда ты не имеешь никакого понятия, какая восхитительная вещь Кадриль Омаров!
— Нет, в самом деле, — сказала Алиса. — Что это за танец?
— Ну, — ответил Грифон, — сначала вы выстраиваетесь в линию вдоль морского берега…
— В две линии! — вскричал Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха. — Тюлени, черепахи и тому подобное… Затем вы очищаете берег от медуз…
— Это, конечно, отнимает некоторое время, — прервал Грифон.
— …вы делаете два шага вперед…
— Каждый с омаром в качестве партнера! — воскликнул Грифон.
— Правильно, — сказал Мок-Тартль, — делаете два шага, сходитесь с партнером…
— …меняете омаров и отступаете в том же порядке, — продолжал Грифон.
— Затем, знаете ли, — продолжал Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха, — вы швыряете о…
— Омаров! — завопил Грифон, делая прыжок в воздух.
— …так далеко, как только можете…
— Плывете вслед за ними! — взвизгнул Грифон.
— Кувыркаетесь в море спиною вперед, через голову!— воскликнул Мок-Тартль, бешено прыгая в разные стороны.
— Опять меняете омаров! — пронзительно закричал Грифон.
— Снова назад, к берегу, и это вся первая фигура, — сказал Мок-Тартль внезапно упавшим голосом.
И вот оба создания, которые до сих пор скакали туда и сюда как сумасшедшие, снова сидели на земле, грустные и тихие, и смотрели на Алису.
— Это, должно быть, превосходный танец, — робко сказала Алиса.
— Хочешь немного посмотреть на него? — спросил Мок-Тартль.
— Очень хочу, — ответила Алиса.
— Ну, в таком случае, попробуем первую фигуру! — сказал Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха Грифону. — Мы можем, знаешь ли, сделать это без омаров. Кто будет петь?
— О, пой ты! — сказал Грифон. — Я забыл слова.
Тут они начали торжественно танцевать вокруг Алисы, время от времени наступая ей на кончики пальцев, когда проходили слишком близко, и отбивая передними лапами такт. Между тем Мок-Тартль пел медленно и печально:
Говорит Мерлан Улитке: «Не пройти ли нам вперед,
А не то морская свинка хвост совсем мне оторвет!
Посмотри, как резво скачут, где прибоя полоса,
Черепахи и омары. Хочешь с ними поплясать?
Хочешь, можешь, хочешь, можешь, хочешь поплясать;
Можешь, хочешь, можешь, хочешь, можешь поплясать?
Очень весело кружиться с ними в танце день и ночь!
Нас они хватают ловко и бросают в море прочь!»
Но Улитка отказалась: «Даль какая!» и, кося
Глазом на море, сказала, что в воде плясать нельзя,
Что не может, что не хочет, что не может поплясать,
Что не хочет, что не может, что не хочет поплясать.
Ей друг чешуйчатый твердит: «Станцуем же хоть раз!
Над нами буря пролетит, и берег встретит нас!
Пусть Англия исчезла: там — Франция опять…
Так не бледней! Скорей, скорей в морских волнах плясать!
Хочешь, можешь, хочешь, можешь, хочешь поплясать,
Можешь, хочешь, можешь, хочешь, можешь поплясать!»