– Я понимаю людей. Или чувствую. Но в любом случае мне несложно отличить плохого человека от хорошего.
Вот даже как? Слышал о чем-то подобном, но всегда считал, что это выдумки.
– Именно потому ты и сопровождаешь Корнелиуса? Сантра, что ты не из Дома Милосердия, мне понятно уже давно.
Иначе бы некоторые вопросы, которые относятся к магии врачевания, не ставили бы ее в тупик.
– Не слишком-то я и скрывала. Нет, по другой причине: мне обязательно нужно попасть в Клаундстон. Есть в нем чудом сохранившийся храм, и хотелось бы кое-что выяснить у его обитателей. Но вернемся к главному. Я могу читать людей если не как книгу, то достаточно легко.
– Например…
– Например? Клаус сар Штраузен на самом деле совсем еще ребенок, пусть и старается казаться опытным мужчиной.
Чтобы это понять, не обязательно обладать способностями, достаточно провести какое-то время в его компании.
– А еще он очень честолюбив и ему хочется добиться не меньшего, чем его отец.
Никогда бы не подумал.
– А Курт Стаккер?
– Стаккер? Он лелеет надежду стать дворянином. И ради этого готов разбиться в лепешку.
Браво, Даниэль! Забрасывая удочку наугад, ты прочно посадил наемника на крючок.
– Корнелиус внешне всегда бесстрастен. Но ты бы только знал, как ему хочется, чтобы его оценили по заслугам! Ты только не подумай, что он сам мне все рассказал.
– Сар Агрок?
Человек, который вызывает у меня подозрения. Он слишком хорош во всем, чтобы считать его искренним.
– В сущности, неплохой человек. Есть у него нечто такое, что он старательно пытается забыть. Но полностью уверена, это нечто мелкое, не важное для других. Но он никогда не ударит в спину. Все что угодно, только не это. И еще Виктор считает, что ему повезло.
– Повезло с чем?
– С тем, что он оказался в вашей компании. Где сможет подняться до высот, недоступных ему при жизни в захолустном Брумене. В этом они с Клаусом чем-то схожи.
То-то они так быстро нашли общий язык! Нет, не в связи с тем, что Виктор надеется построить карьеру с его помощью – они подспудно чувствуют нечто, что их объединяет.
– Ну и, наконец, перейдем к некоему Даниэлю сарр Клименсе. Бретеру, любимчику дам, человеку, который всегда холоден как лед.
– И что же ты прочитала о нем?
– Да ровным счетом ничего! Как в темное окно с улицы при свете дня заглядывала. Что-то внешнее, но заглянуть к тебе в душу ни разу не получилось. Я сама себе поверить не могла: ни разу такого еще не было! К кому-то легко, к другим стоило многих усилий, но чтобы вот так… Да я убить тебя была готова!
– Ядом или кинжалом?
– Зубами загрызть! Такого ни разу еще не было.
С любым когда-нибудь случается что-то впервые.
– И что было потом?
Что было такое, после чего разительно все изменилось.
– Разговор с Клаусом. Когда он сказал мне, что мечтает стать таким, как ты.
– Увы, но фехтовальщика даже средней руки из него не выйдет.
– Шпаги здесь ни при чем. Он сказал, что ты скорее умрешь с голоду, чем будешь о чем-то просить. Что отдашь последнее тому, кто нуждается больше тебя. И даже поставишь на кон свою жизнь ради того, кто тебе дорог.
Приятно слышать, но абсолютно не соответствует действительности. Просить действительно ненавижу. Отдать последнее? Ну, уж точно не дождетесь! Поделиться под настроение смогу, но не более того.
– А главное – кенотаф.
При упоминании о нем я посмотрел на ладонь, на которой не осталось и следа.
– Почему – главное?
– Даниэль, Арасарр был единственным учеником Пятиликого. И он тебя отметил.
Произнося его имя, Сантра понизила голос до едва слышного шепота. Хотя и без того ее губы были возле самого моего уха.
– Отметина уже прошла. Да и вообще, он мог бы что-нибудь подарить.
В сказках в подобных случаях обязательно что-нибудь получают в дар. Понимание языка зверей, например. Возможность становиться невидимым. Что-нибудь материальное, кольцо, которое дает необыкновенную силу или ум. Тут же всего-то несколько волдырей, которые к тому же исчезли. Но на то они и сказки.
Нет, я допускаю мысль, что существует нечто выше моего понимания, и все-таки уверен, что с помощью науки можно дать объяснение любым чудесам. В том числе и моему видению, благодаря которому узнал точное местонахождение кенотафа.
– Кто знает! – торжественно заявила Сантра. – Может, дар теперь у тебя есть и со временем он проявится.
«Остается только надеяться, что проявится вместе с непреклонной волей и недюжинным умом, – вспомнился мне давний разговор с Коннером, который мечтает стать моим пажом. – Держитесь тогда все!»
– И не надо улыбаться, Даниэль. Кстати, твоя улыбка не такая уж и отталкивающая, если к ней привыкнуть.
– Это потому что темно.
– Возможно, и так, – легко согласилась Сантра. – Но даже если ты и не был одарен, то отмечен понимаешь кем именно, – вернулась она к теме разговора. – Это как с детьми. Можно подарить им игрушку, сладость, монетку – не важно что. Или просто погладить по голове, сказав ласковые слова. Разве это не одно и то же? В его глазах мы всего лишь дети. Неразумные и не желающие слушать тех, кто старше и мудрее.
– В общем, игрушки мне не досталось.
– Может быть, и так, – не стала спорить и убеждать меня Сантра. И неожиданно попросила: – Даниэль, подними руку.
– Зачем тебе?
– Проверяю, – непонятно сказала она.
– Что именно?
– Сантильская красотка, говоришь?! – Голос Сантры стал неожиданно зловещим. – Сейчас я лишу тебя последних сил!
Вовсе не против, но не думаю, что получится. Хотя кто его знает…
– Все было замечательно, Даниэль! – Стояло позднее утро, и Сантра собиралась покинуть мои покои. – Настолько замечательно, насколько возможно вообще. Да, вот что еще хочу сказать тебе на прощанье. Она действительно любила тебя. Любила так, как только женщина может любить мужчину.
И без объяснений было понятно, что речь идет о Клариссе. Любил ли я ее? Был рад видеть ее улыбку, слушать ее голос, целовать ее, не говоря уже обо всем остальном. Но любил ли я Клариссу по-настоящему? Наверное, нет. Иначе бы мне и в голову не пришло задавать себе этот вопрос. И все-таки я обязательно найду ее убийцу, или убийц, сколько бы их там ни было, и отомщу каждому.
– К сожалению, сама я любить не способна.
– Ты просто еще не встретила своего мужчину.
И я для тебя точно не он. Мне было с ней замечательно. Но мы были нужны друг другу для единственной цели, и я отчетливо все понимал.
– И не собираюсь его встречать. – Она на мгновение умолкла, словно решаясь. – У меня другой путь. Знаешь, что именно нужно мне? Нет, не семья, заботливый и любящий муж, дети, дом, о котором говорят – полная чаша. Когда-нибудь я стану Старшей Матерью. И ради этого пройдусь по головам, буду прыгать из постели в постель, лгать, плести интриги, травить ядом, делать всякие другие плохие вещи, но обязательно ею стану! До свидания, Даниэль, – уже совсем другим тоном завершила Сантра.
– До свидания.
Наверное, я должен был сказать что-то еще, но уж слишком поразил приступ ее откровенности.
Сантра исчезла за дверью, ее шаги становились все тише и тише, пока наконец не затихли. Старшая Мать есть только в Доме Вечности. В нем вообще одни только женщины. Что, наверное, символично – вечность и те, которые дарят новую жизнь. В этом, наверное, вечность и заключается. Только отчего Сантра мечтает возглавить Дом? Настолько честолюбива? Что-то еще? Но, по крайней мере, у нее в жизни, в отличие от меня, есть цель. Которая и определяет смысл существования. Иначе мы слишком будем походить на животных.
– Даниэль, ты уверен, что это были именно они?
Клаус выглядел неплохо, несмотря на то что тоже провел бессонную ночь. С той лишь разницей, что я провел ее с женщиной, которой долго добивался, в то время как они в компании с Виктором нашли сговорчивых артисток варьете.
На одном из столиков стояла шахматная доска – куда же Клаусу без нее! Туда я и направился, чтобы убрать часть фигур, выставив другие наугад. Не слишком беспокоясь, что не получится, ибо комбинаций в шахматах куда больше, чем в фехтовании, и на что-нибудь обязательно будет похоже.
– Что это?
– Этюд Бонлера.
– Точно он?
Клаус смотрел на меня так, как будто я пытался его оскорбить.
– Точно. Но если поменять местами две эти фигуры…
– Как-нибудь потом. Сейчас смотри на меня внимательно.
После чего сделал несколько па, похожих на танцевальные. Застыл на миг и сделал снова.
– Различия видишь?
– Ну… – промычал сар Штраузен. – Как будто бы выглядят одинаково.
Вот даже как? Слышал о чем-то подобном, но всегда считал, что это выдумки.
– Именно потому ты и сопровождаешь Корнелиуса? Сантра, что ты не из Дома Милосердия, мне понятно уже давно.
Иначе бы некоторые вопросы, которые относятся к магии врачевания, не ставили бы ее в тупик.
– Не слишком-то я и скрывала. Нет, по другой причине: мне обязательно нужно попасть в Клаундстон. Есть в нем чудом сохранившийся храм, и хотелось бы кое-что выяснить у его обитателей. Но вернемся к главному. Я могу читать людей если не как книгу, то достаточно легко.
– Например…
– Например? Клаус сар Штраузен на самом деле совсем еще ребенок, пусть и старается казаться опытным мужчиной.
Чтобы это понять, не обязательно обладать способностями, достаточно провести какое-то время в его компании.
– А еще он очень честолюбив и ему хочется добиться не меньшего, чем его отец.
Никогда бы не подумал.
– А Курт Стаккер?
– Стаккер? Он лелеет надежду стать дворянином. И ради этого готов разбиться в лепешку.
Браво, Даниэль! Забрасывая удочку наугад, ты прочно посадил наемника на крючок.
– Корнелиус внешне всегда бесстрастен. Но ты бы только знал, как ему хочется, чтобы его оценили по заслугам! Ты только не подумай, что он сам мне все рассказал.
– Сар Агрок?
Человек, который вызывает у меня подозрения. Он слишком хорош во всем, чтобы считать его искренним.
– В сущности, неплохой человек. Есть у него нечто такое, что он старательно пытается забыть. Но полностью уверена, это нечто мелкое, не важное для других. Но он никогда не ударит в спину. Все что угодно, только не это. И еще Виктор считает, что ему повезло.
– Повезло с чем?
– С тем, что он оказался в вашей компании. Где сможет подняться до высот, недоступных ему при жизни в захолустном Брумене. В этом они с Клаусом чем-то схожи.
То-то они так быстро нашли общий язык! Нет, не в связи с тем, что Виктор надеется построить карьеру с его помощью – они подспудно чувствуют нечто, что их объединяет.
– Ну и, наконец, перейдем к некоему Даниэлю сарр Клименсе. Бретеру, любимчику дам, человеку, который всегда холоден как лед.
– И что же ты прочитала о нем?
– Да ровным счетом ничего! Как в темное окно с улицы при свете дня заглядывала. Что-то внешнее, но заглянуть к тебе в душу ни разу не получилось. Я сама себе поверить не могла: ни разу такого еще не было! К кому-то легко, к другим стоило многих усилий, но чтобы вот так… Да я убить тебя была готова!
– Ядом или кинжалом?
– Зубами загрызть! Такого ни разу еще не было.
С любым когда-нибудь случается что-то впервые.
– И что было потом?
Что было такое, после чего разительно все изменилось.
– Разговор с Клаусом. Когда он сказал мне, что мечтает стать таким, как ты.
– Увы, но фехтовальщика даже средней руки из него не выйдет.
– Шпаги здесь ни при чем. Он сказал, что ты скорее умрешь с голоду, чем будешь о чем-то просить. Что отдашь последнее тому, кто нуждается больше тебя. И даже поставишь на кон свою жизнь ради того, кто тебе дорог.
Приятно слышать, но абсолютно не соответствует действительности. Просить действительно ненавижу. Отдать последнее? Ну, уж точно не дождетесь! Поделиться под настроение смогу, но не более того.
– А главное – кенотаф.
При упоминании о нем я посмотрел на ладонь, на которой не осталось и следа.
– Почему – главное?
– Даниэль, Арасарр был единственным учеником Пятиликого. И он тебя отметил.
Произнося его имя, Сантра понизила голос до едва слышного шепота. Хотя и без того ее губы были возле самого моего уха.
– Отметина уже прошла. Да и вообще, он мог бы что-нибудь подарить.
В сказках в подобных случаях обязательно что-нибудь получают в дар. Понимание языка зверей, например. Возможность становиться невидимым. Что-нибудь материальное, кольцо, которое дает необыкновенную силу или ум. Тут же всего-то несколько волдырей, которые к тому же исчезли. Но на то они и сказки.
Нет, я допускаю мысль, что существует нечто выше моего понимания, и все-таки уверен, что с помощью науки можно дать объяснение любым чудесам. В том числе и моему видению, благодаря которому узнал точное местонахождение кенотафа.
– Кто знает! – торжественно заявила Сантра. – Может, дар теперь у тебя есть и со временем он проявится.
«Остается только надеяться, что проявится вместе с непреклонной волей и недюжинным умом, – вспомнился мне давний разговор с Коннером, который мечтает стать моим пажом. – Держитесь тогда все!»
– И не надо улыбаться, Даниэль. Кстати, твоя улыбка не такая уж и отталкивающая, если к ней привыкнуть.
– Это потому что темно.
– Возможно, и так, – легко согласилась Сантра. – Но даже если ты и не был одарен, то отмечен понимаешь кем именно, – вернулась она к теме разговора. – Это как с детьми. Можно подарить им игрушку, сладость, монетку – не важно что. Или просто погладить по голове, сказав ласковые слова. Разве это не одно и то же? В его глазах мы всего лишь дети. Неразумные и не желающие слушать тех, кто старше и мудрее.
– В общем, игрушки мне не досталось.
– Может быть, и так, – не стала спорить и убеждать меня Сантра. И неожиданно попросила: – Даниэль, подними руку.
– Зачем тебе?
– Проверяю, – непонятно сказала она.
– Что именно?
– Сантильская красотка, говоришь?! – Голос Сантры стал неожиданно зловещим. – Сейчас я лишу тебя последних сил!
Вовсе не против, но не думаю, что получится. Хотя кто его знает…
– Все было замечательно, Даниэль! – Стояло позднее утро, и Сантра собиралась покинуть мои покои. – Настолько замечательно, насколько возможно вообще. Да, вот что еще хочу сказать тебе на прощанье. Она действительно любила тебя. Любила так, как только женщина может любить мужчину.
И без объяснений было понятно, что речь идет о Клариссе. Любил ли я ее? Был рад видеть ее улыбку, слушать ее голос, целовать ее, не говоря уже обо всем остальном. Но любил ли я Клариссу по-настоящему? Наверное, нет. Иначе бы мне и в голову не пришло задавать себе этот вопрос. И все-таки я обязательно найду ее убийцу, или убийц, сколько бы их там ни было, и отомщу каждому.
– К сожалению, сама я любить не способна.
– Ты просто еще не встретила своего мужчину.
И я для тебя точно не он. Мне было с ней замечательно. Но мы были нужны друг другу для единственной цели, и я отчетливо все понимал.
– И не собираюсь его встречать. – Она на мгновение умолкла, словно решаясь. – У меня другой путь. Знаешь, что именно нужно мне? Нет, не семья, заботливый и любящий муж, дети, дом, о котором говорят – полная чаша. Когда-нибудь я стану Старшей Матерью. И ради этого пройдусь по головам, буду прыгать из постели в постель, лгать, плести интриги, травить ядом, делать всякие другие плохие вещи, но обязательно ею стану! До свидания, Даниэль, – уже совсем другим тоном завершила Сантра.
– До свидания.
Наверное, я должен был сказать что-то еще, но уж слишком поразил приступ ее откровенности.
Сантра исчезла за дверью, ее шаги становились все тише и тише, пока наконец не затихли. Старшая Мать есть только в Доме Вечности. В нем вообще одни только женщины. Что, наверное, символично – вечность и те, которые дарят новую жизнь. В этом, наверное, вечность и заключается. Только отчего Сантра мечтает возглавить Дом? Настолько честолюбива? Что-то еще? Но, по крайней мере, у нее в жизни, в отличие от меня, есть цель. Которая и определяет смысл существования. Иначе мы слишком будем походить на животных.
– Даниэль, ты уверен, что это были именно они?
Клаус выглядел неплохо, несмотря на то что тоже провел бессонную ночь. С той лишь разницей, что я провел ее с женщиной, которой долго добивался, в то время как они в компании с Виктором нашли сговорчивых артисток варьете.
На одном из столиков стояла шахматная доска – куда же Клаусу без нее! Туда я и направился, чтобы убрать часть фигур, выставив другие наугад. Не слишком беспокоясь, что не получится, ибо комбинаций в шахматах куда больше, чем в фехтовании, и на что-нибудь обязательно будет похоже.
– Что это?
– Этюд Бонлера.
– Точно он?
Клаус смотрел на меня так, как будто я пытался его оскорбить.
– Точно. Но если поменять местами две эти фигуры…
– Как-нибудь потом. Сейчас смотри на меня внимательно.
После чего сделал несколько па, похожих на танцевальные. Застыл на миг и сделал снова.
– Различия видишь?
– Ну… – промычал сар Штраузен. – Как будто бы выглядят одинаково.