Вернулся он практически сразу же – много ли времени нужно на то, чтобы обежать не самый большой шатер? Чтобы подойти ко второму из сундуков и нависнуть над ним. Вскоре послышался звук, похожий на те, который издает письмо, когда срываешь с него печать, и надо же – крышка сундука поднялась сама. Я мог поклясться именем самого Пятиликого – Корнелиус не прикасался ни к ней, ни к самому сундуку. Вероятно, то, что ему было необходимо, лежало сверху, поскольку копаться он там не стал.

Больше всего предмет походил на масляный светильник – резное каменное основание, а сверху стеклянный шар. Для полного сходства не хватало колесика сбоку, которым регулируют длину фитиля.

– Что это?

Судя по тому, что маг нес его, держа в обеих руках, штука увесистая.

– Уверенность в том, что произнесенные здесь слова не смогут услышать те, кому не положено.

«Отличная вещь для комплотов! – невольно усмехнулся я. – Остается только надеяться, что мы к ним не относимся. Последнее, что хотелось бы в жизни, так это угодить на эшафот».

– Зря улыбаетесь, сарр Клименсе, – заявил маг. – Сейчас попытаюсь вас убедить. Ведь стоит только отойти на несколько… – Говоря, он пятился от меня спиной и на каком-то шаге начал молча шевелить губами. Когда Корнелиус снова приблизился ко мне, я услышал конец фразы: –…Иногда не обойтись. Убедились?

– Полностью.

Не сказать, чтобы я поразился до глубины души, но сталкиваться с подобным еще не приходилось.

– Тогда продолжим. Сантра, пересядь поближе, тебе тоже будет полезно узнать, что скажет сарр Клименсе.

Не будь здесь мага, я обязательно предложил бы ей сесть мне на колени. Но он здесь был. Корнелиус передвинул кресло, причем сам остался стоять. А я сидеть, поскольку все еще находился в роли пациента, к лечению хвори которого, судя по всему, они явно не торопились приступать.

– Сарр Клименсе, повторите, пожалуйста, все, что вы успели сказать, но теперь стараясь быть серьезным.

– Мэтр Корнелиус, может быть, мне проще будет ответить на ваши вопросы?



– «Если я уйду, все то, за что вы меня цените и за что готовы отдать свою жизнь, останется здесь, с вами. Ну и с чем мне дальше жить самому? И какой в ней тогда останется смысл? Мы вместе сюда пришли и вместе отсюда уйдем, что бы нам ни было предначертано», – это его точные слова, сарр Клименсе? – Корнелиус по памяти процитировал то, что недавно от меня услышал.

– Поймите, никто ничего не говорил. Ни Арасарр, ни кто-то другой. Мне даже непонятно, откуда я знаю.

Корнелиус всякий раз застывал, когда я называл это имя, причем сам его произносить старательно избегал.

– И что было дальше?

– Дальше сар Штраузен тоже приложил ладонь к этому, как вы его назвали, кенотафу. Но нашел его не более как прохладным.

Разговор меня утомил. Надеялся на врачебную помощь, а в итоге оказался как на допросе. Благо рядом находилась Сантра, глядя на нее, отдыхали глаза. Она молчала, но наконец-то, впервые за все время нашего знакомства, слушала меня внимательно и не морщила нос.

– Что вы ему говорили?

Пришлось пожать плечами.

– То же, что и вам.

– Сарр Клименсе, ну что ж вы раньше-то молчали?! – Корнелиус смотрел на меня укоризненно.

– Это так важно?

– Поверьте, да. Девочка, – обратился Корнелиус к Сантре, – мне хотелось бы увидеться с сар Штраузеном безотлагательно. Будь добра, пригласи его сюда. – И добавил куда тише: – Если, конечно, уже не слишком поздно.

Мою реакцию на его слова предугадать несложно, ведь они прозвучали так, как будто Клаусу угрожает опасность. Я вскочил со своего места.

– Сидите, сарр Клименсе, сидите, вам не о чем беспокоиться! Проблема не в самом господине сар Штраузене.

– В чем же тогда она?

– В том, вдруг он уже успел кому-нибудь все рассказать.

Этого я знать не мог. Впрочем, сомнительно. Разве что в последние полчаса, пока я находился здесь. Все остальное время мы пребывали в обществе друг друга безотлучно. Мало того, старались не касаться этой темы вообще, и у нас получалось.

– Знаете, эта ваша штука, – указал я на псевдосветильник, – в какой-то мере ущербна.

– Отнюдь, сарр Клименсе! – Корнелиус был категоричен. – Уверяю вас, никто не услышит ни слова.

– Нисколько не сомневаюсь, дело в другом. Не слышат нас, но и нам не слышно, что творится вокруг.

Что собой представляет лагерь, когда он еще не погружен в сон? Ржание лошадей, стук, звяканье, шаги и голоса, иной раз чья-то ругань, треск сгорающих дров… Запахи остались, но всего остального нет.

– Ну разве что… – Корнелиус смотрел мимо меня.

А ведь я полностью прав. Если бы он находился спиной к входу, мы ни за что бы не узнали, что в шатер кто-то вошел. И хорошо, что это были Сантра и сар Штраузен. А не подлый враг, который замыслил нас убить. Мою улыбку Сантра приняла на свой счет и по привычке вздернула нос. Но я готов был поклясться, что теперь она смотрела иначе.






Глава двадцатая




Клаус явился незамедлительно, уж не знаю, что ему сообщила Сантра. Можно было не сомневаться, его оторвали от ужина, по времени тот уже должен был начаться. Но эта штука на левом подлокотнике кресла не пускала внутрь шатра ни малейшего звука. Клянусь, начнись вокруг нас пушечная пальба, мы узнали бы о ней только по сотрясению земли под ногами. Сар Штраузен окинул всех взглядом, затем его взор задержался на лампе. Не догадываюсь, приходилось ли ему видеть и даже пользоваться ими раньше, или он прочел о ней в книге, или узнал о ее существовании с кем-нибудь в разговоре, но вид у него стал встревоженным. И перед тем как открыть рот, Клаус приблизился к нам вплотную.

– Господа, случилось что-то серьезное?

– И да и нет, – туманно ответил Корнелиус. – Все зависит от того, как вы сейчас ответите на мой вопрос.

– Ну задавайте же его!

– Для начала мне хотелось бы осмотреть ваши руки.

– Уверяю, с ними все в полнейшем порядке, – заявил сар Штраузен, протягивая их вперед.

Так оно и оказалось.

– Иначе и быть не могло, это было бы чересчур, – пробормотал себе под нос Корнелиус. И все-таки его слова разобрать было можно. Заглушая звуки снаружи, лампа почему-то усиливала их внутри. Глядя на ползущего по подлокотнику муравья, мне казалось, что я слышу скрип его суставов. Хотя, например, собственный голос был совершенно обычной громкости.

– Сарр Клименсе рассказал мне, что вы были вместе с ним, когда он прикоснулся к кенотафу. – Маг смотрел на Клауса вопросительно.

– Мало того, я и сам трогал камень, – пожал плечами сар Штраузен.

– И что же вы почувствовали?

– Необычную прохладу. Вообще-то он должен был нагреться на солнце.

– А сейчас главное. Скажите, не упоминали ли вы в разговоре с кем-либо то имя, которое назвал вам сарр Клименсе.

– Речь идет об Арасарре, Клаус, – не сдержался я.

Забавно было видеть искаженное лицо Корнелиуса и испуганное личико Сантры.

– Господин сарр Клименсе, мы же договаривались!

Не припомню такого. Но так уж и быть, больше не буду. Надеюсь, произносить обещание вслух нужды нет? Слишком по-детски получится.

– Не упоминал, – твердо сказал Клаус. – Не имею обыкновения обсуждать с людьми свои разговоры. И еще по одной причине. Мне доводилось слышать это имя раньше, пусть и в несколько иной его интерпретации. Но почему-то уверен, речь идет об одном и том же человеке.

Казалось, Корнелиус вздохнул с облегчением.

– Господин сар Штраузен, уверяю, не стоит заводить разговор о нем ни с кем. И извините, что оторвал вас от ужина.

– И в голову бы не пришло, – заверил сар Штраузен. – Если все, разрешите откланяться.

Клаус еще раз взглянул на лампу, затем на меня и удалился. Полог он не распахивал, лишь отодвинул его в сторону, образуя щель, и протиснулся боком. Для чего? Чтобы никто не смог увидеть тех, кто находится внутри шатра? Нелепая предосторожность.

– Зря вы все время усмехаетесь, сарр Клименсе, – заметил Корнелиус. – Дело обстоит куда как серьезно.

– Теперь нас начнут одолевать духи давно умерших людей?

Говорил я с серьезным выражением лица и таким же тоном, но интонация явно выдавала сарказм.

– Тот, о котором идет речь, не совсем человек.

– Но тем не менее он оказался смертным?

– Смертны все, но ему единственному дана способность перерождаться, – торжественно заявил в ответ маг Дома Милосердия.

– Вот даже как? Но почему нельзя называть его по имени?

– Если имя будут произносить слишком часто, он объявится среди нас.

Несмотря на лампу – мечту заговорщиков, Корнелиус говорил негромко.

– И что случится тогда?

– Тогда нас ждут великие потрясения. Но умоляю вас, ни слова о нем больше!