– Всех сразу. Видишь, какое удобное местечко?

Впереди был овраг, ближний к дороге склон которого был пологим, а противоположный взметался ввысь настолько круто, что на него не то что верхом, пешком невозможно взобраться. За оврагом начинались поля, и всходы на них успели вылезти ровными строчками. Вероятно, рожь – здешние места ею славятся. Но тогда стояла поздняя осень, земля местами была покрыта снегом, который уже не думал таять. И холодный пронизывающий ветер дул со стороны Джамангры. Дело было под вечер, когда вот-вот должна была наступить темнота, под чьим прикрытием они и надеялись скрыться. Но не получилось, погоня настигла их раньше. Под копытами лошадей шуршала жухлая листва, которая покрыла дно оврага толстым слоем, столько ее сюда пригнал ветер из недалекой рощи. Уставшие кони, чувствуя состояние своих седоков, то и дело нервно перебирали ногами, а люди надели на лица маски, пытаясь скрыть сожаление, что вскоре придется расстаться с жизнью. Всего-то за полчаса до того, как ночь надежно прикрыла бы их своим черным покрывалом. Или, во всяком случае, дала бы им шанс.

– Спутники Арасарра предложили ему попытаться уйти, пока остальные попробуют задержать погоню, но он лишь усмехнулся. И еще сказал: «Если я уйду, все, за что вы меня цените и за что готовы отдать свою жизнь, останется здесь, с вами. Ну и с чем мне дальше жить? И какой в ней тогда останется смысл? Мы вместе сюда пришли и вместе отсюда уйдем, что бы нам ни было предначертано». Мужественный поступок, сар Штраузен, согласись. И слова мудреца, не мальчишки, которому едва минуло восемнадцать.

– Даниэль, а кто он такой, Арасарр?

– Не знаю.

«Клаус, мне надоели твои недоуменные взгляды! Поверь, я действительно не знаю, кто он, но все, что ты сейчас услышал, – правда».

– А вот и сам камень.

Черный, так похожий на гробницу камень находился чуть дальше, сразу за поворотом оврага. На удивление чистый, как будто его только что тщательно протерли – ни пыли на нем, ни грязных разводов. Посередине лежала древесная веточка с багряно-желтыми листьями. Она выглядела так, как будто ее сорвали незадолго до нашего прибытия. Но такого быть не должно, вся листва на деревьях ярко-зеленая, ведь лето только началось. Клаус впечатлился видом камня не меньше меня самого. Он понизил голос, переходя почти на шепот:

– Даниэль, это надгробие? Или даже саркофаг?

– Не знаю.

– А об Арасарре ты узнал во сне?

В моем сне мы ехали со стариком молча. Кроме единственной фразы, он всего-то пошевелился два раза, перед тем как исчезнуть. Обвел рукой вокруг себя, когда мы подъезжали к оврагу, и еще указал на камень рукой. Но откуда-то мне все известно. Еще я знал, что сейчас необходимо слезть с коня и приложить к камню ладонь. Конечно же я спешился, и не подумав передать поводья сар Штраузену – Рассвет никуда не уйдет. Как-то мне довелось услышать, что собаки любят нас за то, что мы есть, но любовь лошади нужно заслужить, что трудно. Я ее заслужил. Но надолго ли? Вполне возможно, вскоре мне придется изо всех сил вонзать ему в бока шпоры и яростно хлестать плеткой. Чтобы выжать из него последние капли сил и спасти себе жизнь. Рассвет будет мечтать только о том, чтобы поскорее все закончилось. И сожалеть, что нет возможности сбросить с себя человека, который, как выяснилось, совсем не тот, за кого себя выдавал.

На ощупь камень оказался холодным, даже ледяным. Чего не должно быть – солнце в зените, а сам он не в тени.

– Что-то не так? – обеспокоенно спросил Клаус, заметив выражение моего лица и то, как быстро отдернул руку.

– Ладонь замерзла.

– Быть того не может! – удивился он, соскакивая с коня и удерживая его за поводья.

– Действительно, прохладный, – некоторое время спустя кивнул он. – В какой-то мере даже удивительно: черный, к тому же на солнцепеке… Ну так что, возвращаемся? Ты все успел сделать?

– Все.

Или нет. Откуда мне знать? Ладонь выглядела так, как будто долго прижимал ее к металлу на морозе. Наемники во главе с Базантом оставались в стороне и весело что-то обсуждали, то и дело громко смеясь. Все верно, какое им дело до того, что несколько веков назад здесь погибли два десятка людей? Те, кто пытался защитить человека, чью жизнь они ставили куда выше собственной. И сам он тоже предпочел смерть потери смысла жизни. Знать бы еще, в чем именно этот смысл заключался и стоил ли он того, чтобы умереть…



После вынужденных задержек в Брумене скорость нашей процессии нисколько не увеличилась. Да и какой в этом был смысл, если в провинции Финлауст, пределов которой мы должны были достигнуть со дня на день, волнения не утихали? Целые обозы с беженцами, едущие нам навстречу, стали так же привычны, как вид Джамангры или бескрайних полей по обеим сторонам Версайского тракта. Мы же продолжали свое путешествие на юго-запад Ландаргии, отчетливо представляя, что творится сейчас в Нантунете – приграничном с провинцией городе.

Там стоит крупный гарнизон, крепость не потеряла своего военного значения, ведь до восточных границ далеко не всегда дружественного Нимберланга неделя пути. Можно себе представить, как забиты улицы города беженцами, решившими покинуть мятежную провинцию. Причем далеко не всегда теми, кто должен опасаться больше других – знатью и землевладельцами. Почему-то праведный гнев мятежников зачастую оборачивается рядовыми грабежами и убийствами таких же, как и сами они вчера, крестьян или ремесленников.



Вечером в день нашего с Клаусом визита к похожему на саркофаг камню мы остановились лагерем на обочине Версайского тракта в нескольких часах езды от ближайшего городка. Недалеко от постоялого двора, который был переполнен, и потому не имело ни малейшего смысла пытаться найти в нем приют. В ожидании ужина каждый занимался кто чем. Мне пришло в голову разыскать ученицу мага Корнелиуса – рука требовала медицинского вмешательства.

– Сантра, мне нужна ваша помощь, – без всяких экивоков начал я, даже не представляя ее реакции.

– Если она заключается в том, о чем я подумала, вы не по адресу, господин сарр Клименсе. Рядом с нами, на постоялом дворе, обязательно найдется та, которая вам поможет. За деньги или по взаимной симпатии, тут уж все зависит от вас.

– Значит, от вас ее ждать не приходится? – многозначительно сказал я.

– Даже не надейтесь! Хотя можете и помечтать, тут я вам запретить не вправе.

– Жаль, очень жаль! А если я спасу вас от неминуемой смерти, надежда появится?

– Думаю, что и тогда нет.

– Тогда и спасать не стану – какой в том будет смысл? Интересно, каким это образом вам удалось стать адептом Дома Милосердия? Если вы принадлежите к нему, хотя бы раз по отношению ко мне вы должны были это самое милосердие проявить.

– Женщин завоевывают, сарр Клименсе. В случае, когда они соглашаются быть с мужчинами из милосердия, не находите ли в этом нечто для последних унизительное?

Нахожу. Я уже и сам был не рад, что не обратился напрямую к Корнелиусу.

– И все-таки взгляните на мою руку.

Ее вид Сантру впечатлил.

– О Пятиликий! Что это с ней? Выглядит так, как будто обморожена! Но где же умудрились обморозить ее посреди лета?!

Справедливости ради, лето едва началось, но к вечеру ладонь действительно покрылась волдырями. Моя правая ладонь, кожу которой при всем желании не получится назвать нежной, поскольку она всегда покрыта мозолями от эфеса шпаги. Когда стремишься к тому, чтобы мастерство никуда не делось и даже приумножилось, не помогают никакие перчатки. Грубую шутку относительно появления волдырей, а она, глядя на ее женские прелести, тут же пришла в голову, приводить я не стал, заявив другое:


– Знаете, Сантра, ночью мне приснился сон. В котором нечаянно прикоснулся рукой к вашему сердцу. А утром, проснувшись, увидел результат.

– Пойдемте к Корнелиусу. Не представляю, чем вам можно помочь. – Девушка моих слов будто и не слышала.

«Неважная из тебя ученица, – шагая вслед за ней, размышлял я. – Если по такому пустячному поводу обязательно нужна консультация». Сантра шла на шаг впереди, и я невольно залюбовался плавными изгибами ее тела, они хорошо были видны даже под просторной мантией немаркого серого цвета. Нет, это же надо быть такой скромницей, чтобы прятать то, что многие дамы старательно выставляют напоказ – тонкую талию и крутой изгиб бедер. Грудь у нее тоже замечательная – высокая и отличной формы. Однажды, совершенно случайно, мне повезло ее лицезреть. Через приоткрытое окно комнаты в каком-то заезжем дворе, когда Сантра принимала ванну. Вероятно, готовясь к визиту к патрону.

– Мэтр! – негромко позвала она, останавливаясь перед пологом, прикрывавшим вход.

– Входите, девочка моя, входите, – послышался голос Корнелиуса.

Обращение к ней звучало как обращение к дочери. Хотя неизвестно, какие они для себя примеряют роли, некоторые маги, судя по рассказам о них, еще те затейники.



В шатре Корнелиуса прежде бывать мне не приходилось. И причин не возникало, и интереса не было. Все в нем было скромно, как и подобает подвижнику, который привык проводить время в разъездах. Складная походная кровать, кстати, узкая. Хотя вариантов близкого общения мужчины с женщиной существует множество, и в этом смысле никакие неудобства их не могут остановить.

Помимо кровати шатер был меблирован складным креслом и столом, а также парой сундуков, которые при необходимости можно применить как сиденья. Корнелиус сидел в кресле с толстенной книгой на коленях. Древней, еще рукописной, где каждая заглавная буква новой строки была нарисована замысловатой вязью алого цвета. С моего места казалось, что титры светятся. Обнаружив, что Сантра пришла не одна, Корнелиус встал и приветствовал меня точно выверенным поклоном.

– Рад вас видеть, сарр Клименсе! Что стало причиной визита?

Как будто за день пути мы друг на друга не насмотрелись, успев перекинуться фразами далеко не один раз.

– Посмотрите на его руку, – сказала Сантра.

– Это как же вы так умудрились?! – Тревоги в голосе Корнелиуса не было точно, но удивления сколько угодно.

– Камень потрогал, – скрывать хоть что-либо не имело ни малейшего смысла.

– Камень?!

– Да, господин Корнелиус. С виду он довольно обычный и никак не производил впечатления, как будто мгновение назад его перенесли с вершины Джамангры, где вечные льды.

– Все подробности потом, сарр Клименсе. Сантра!

Никогда бы не подумал, что сундуки могут раскладываться таким образом. Причем настолько легко, что даже хрупкой девушке одним движением удалось превратить его в то, во что он превратился – кресло с регулируемой спинкой и с подлокотниками. Достаточно широкими, чтобы они представляли собой настоящие столики. На которых имелись и плотно закрытые шкатулки, а они являлись их частью, и углубления всевозможных форм под сосуды и инструменты. В довершение ко всему, если усесться в кресло, прямо над головой окажется фонарь.

– Хитроумная конструкция, – резюмировал я.

Такому креслу нашлось бы почетное место и в застенках палача. Кресло могло превращаться в ложе, а вон те ремни способны зафиксировать истязуемого так надежно, что он только и смог бы, что мотать головой. Впрочем, нет, и для нее имеется фиксатор – добротный ремень с мощной пряжкой.

– Присаживайтесь, сарр Клименсе, присаживайтесь! – указывая на то, что теперь представлял собой сундук, предложил маг.

Я и присел, с некоторой опаской. Сложность конструкции заставляла предполагать, что если дернуть какой-нибудь рычаг, а их несколько, как тут же буду надежно зафиксирован. И невольно улыбнулся мысли, что именно кресло и является любовным ложем для этой парочки.

Сидеть оказалось неожиданно удобно.

– Откиньте руку сюда, – предложил Корнелиус. – И прошу вас, расскажите, где вы нашли камень, который вызывает обморожение, – склоняясь надо мной, сказал он.

– Полдня пути отсюда, если повернуть назад.

– Подробнее, если можно! – Движения Корнелиуса были осторожными, и все-таки я бы предпочел, чтобы рукой занималась Сантра. Но она вообще никакого интереса к занятию наставника не проявляла, заняв то кресло, с которого не так давно согнал мага мой визит.

– Однажды мне приснился сон.

– Они всем нам время от времени снятся. Или вы находите обычной ситуацию, когда, положив ладонь на придорожный камень в жаркий летний день, можно получить обморожение?

«Не нахожу. Мэтр Корнелиус, вы человек в таких делах образованный, с целыми эпидемиями, бывало, справлялись, вам, как говорится, и карты в руки», – думал я, в то время как он продолжал рассматривать мою ладонь под разными углами.

– Сарр Клименсе, так о чем именно был ваш сон?

– В нем ко мне явился убеленный сединами старец с загнутым на конце посохом в руках. Так, мол, и так, Даниэль, не угодно ли будет взглянуть на одно интересное местечко? Все равно мимо проезжаете.

Я дурачился, даже не пытаясь этого скрыть.

– И что было дальше?

– Где-то ближе к полудню местность показалась знакомой, тогда-то мне и вспомнилось сновидение. После чего предложил сар Штраузену составить компанию, чтобы посмотреть место, где нашел свой последний приют какой-то Арасарр.

– Стоп!

Вряд ли у кого-нибудь еще получилось бы перемениться в лице так стремительно, как вышло у Корнелиуса.

– Ни слова больше! – Забыв о всяких приличиях, он едва не сорвался на крик, и его возглас прозвучал как приказ. – Ни слова больше! – повторил маг уже более тихо, но не менее встревоженно.

Корнелиус метнулся к пологу, рывком открыл его и исчез снаружи. Когда голова мага промелькнула мимо окна, стало понятно – он бежит вокруг шатра. Я посмотрел на Сантру – как отреагировала она? И убедился: не менее тревожно.