На этот раз ее произнес представитель Дома Сострадания. В типичной для них длинной до пят хламиде ярко-красного цвета. Судя по вышивкам золотой нитью, которые змейками вились по его одеянию, довольно высокого ранга. Хотя, возможно, и нет, совершенно в таких вопросах не разбираюсь. Как не верю в могущество и этого Дома, и остальных четырех, впрочем, как и в существование самого Пятиликого. Прочитай мои мысли этот недоделанный оратор, он обязательно заявил бы о том, что мною овладели Изгнанные из Дома Шестого, который когда-то очень давно разрушил сам Пятиликий. Но спрашивается, зачем ему действительно шесть, при его-то пяти ликах? Ха-ха!
Антуан посмотрел на меня с мольбой: «Даниэль, ну хотя бы сейчас постарайся держаться серьезно!» Обязательно постараюсь. Чуть позже, когда мы с моим противником ухватимся за вертела.
– Господин Даниэль сарр Клименсе?
Первым «сострадалец» обратился ко мне как к зачинщику. Существует возможность избегнуть дуэли, совсем не роняя чести. И для этого необходимо всего-то сказать:
– Прошу благословения Дома!
В данном конкретном случае – Дома Сострадания. Все. Нет, благословения не получит никто и ни при каких обстоятельствах. Пусть даже ответ будет всегда один. Например:
– Господин Даниэль сарр Клименсе его получает!
Парадокс? Вовсе нет. Поскольку в таком случае мне предстоит на целый год стать послушником того Дома, чей представитель присутствовал на дуэли. Уж не знаю, как они между собой их делят – по очереди ли, бросают ли кости. Или сам Пятиликий шепнет им на ухо: «В дуэли, которая состоится завтра в Таблонском парке, присутствовать должен Дом Сострадания». Или Благочестия, Вечности, двух остальных. Всего-то год послушничества, когда придется выучивать слова тарабарских заклинаний, толочь в ступах просо пополам с экскрементами летучих мышей и возделывать принадлежащие Дому поля, – мелочь по сравнению с тем, что жизнь удалось сохранить. В мои ближайшие планы целый год заниматься всем тем, что и было перечислено, не входило нисколько. И потому я сказал:
– Повторите, пожалуйста, вопрос.
Антуан закатил глаза: Даниэль, не самое подходящее время дурачиться! Все верно, мне ли, который слышал его более сотни раз, переспрашивать? На лице обладателя красной сутаны не дрогнул ни один мускул.
– Господин Даниэль сарр Клименсе, не желаете получить благословение Дома Сострадания?
– Спасибо, нет.
Переспрашивать во второй раз было бы уже неприлично.
– Господин Гифер асар Ламгрок?
– Нет.
Это короткое слово «нет» без акцента может выучить каждый на любом языке. Сейчас мне удалось разглядеть своего оппонента более подробно. Понятно, что со времени нашей первой и единственной встречи ничто в нем не изменилось. Он все такой же голубоглазый блондин, у него никуда не делся шрам на левой щеке, не прибавилось ширины в плечах. Разве что теперь Гифер показался мне старше – определенно ему тридцать с хвостиком. И еще. Теперь, когда он стоял передо мной в рубахе с закатанными для удобства рукавами, его руки были видны практически до локтей, все покрытые веревками жил и мускулов. В одежде он производил впечатление человека субтильного телосложения, но не сейчас. Взгляд его был спокоен и даже слегка отрешен. Что не то чтобы успокаивало, но принуждало к мысли – асар Ламгрок не стал пользоваться тем же мышьяком, иначе выглядел бы он куда оживленнее. Энергия так и перла бы из него. С другой стороны, мне никогда не приходилось им пользоваться, и потому неизвестно, когда начнется его действие. Возможно, через несколько минут, когда все и произойдет.
– Даниэль! – Антуан протягивал мне рапиру.
Как уже говорил, я недолюбливаю этот тип клинкового оружия. В моей небольшой коллекции, которая насчитывает всего дюжину экземпляров, где нашлось место и полутораручному мечу, ее нет.
Конечно же рапира полностью была идентична той, что находилась в руках у моего противника. Я взглянул на ту часть клинка, которая расположена у самой защитной чаши, чтобы обнаружить на ней цифру «два». Ну что ж, вторым номером мы и будем действовать.
Перед тем как рапиры попали к нам в руки, представитель Дома Сострадания (назвать его магом не поворачивался язык по той простой причине, что не верю в ее существование) тщательно протер клинки уксусом. Считается, тот убивает всякую заразу, которая вместе с металлом может попасть в тело. А может, все так и есть. И даже желательно, чтобы все так и было. Мне приходилось знавать людей, которые погибли от крошечной раны, глубина которой не превышала и ширины двух пальцев, именно по этой причине.
– Готов?
Антуан смотрел на меня с подозрением. И даже с толикой сочувствия, что ли. Согласен, нынешним утром я отнюдь не выглядел воплощением здорового образа жизни. Человеком, который ежедневно занимается гимнастическими упражнениями, питается исключительно здоровой пищей, чурается вина и бренди и ложится спать задолго до полуночи.
– Да, – пусть даже до полной моей готовности оставались сущие мелочи.
Он лишь хмуро кивнул. Я, подняв руки над головой и ухватив свободной за запястье той, что была с рапирой, скрестив ноги, резко крутнулся на месте. Одновременно наклоняя корпус как можно ниже. В одну сторону, затем в другую. Многие считают такое действие моим ритуалом. В действительности все куда проще. Казалось бы, ничего сложного нет, но таким образом мне удается добиться полной раскрепощенности во всем теле. Вот теперь готов полностью.
– Сходитесь! – подал команду один из секундантов асар Ламгрока.
Вот он точно был похож на отведавшего мышьяк скакуна, поскольку вел себя как жеребец, которого наконец-то вывели на прогулку из тесного стойла, и разве что не ржал от радости.
– Удачи! – негромко сказал Антуан, стоявший за моей спиной.
Согласен – удача никому, никогда и при любом роде занятий не помешает. Во всяком случае, избавит от роковых случайностей. Когда погибали отличные бойцы, всего-то из-за не вовремя поехавшей ноги. И ведь они специально подбирали подошву обуви под ту поверхность, на которой им предстояло драться.
Еще два столетия назад в дуэлях позволялось многое. Удары руками, ногами, броски и даже барахтанье на земле с целью оседлать противника, выдавить ему большими пальцами глаза или удушить. Не возбраняется и сейчас, если оговорено заранее. Между нами такого уговора не было, хотя я полностью готов к подобному, и на этом настояли секунданты моего оппонента. Взамен на требование Антуана, что рапиры должны быть длиной не менее трех с половиной футов, мне так удобнее.
Ламгрок двигался настолько легко и быстро, что казалось, он едва касается земли. И рапиру держал в отведенной в сторону руке. Нечто подобное я видел на корриде. Значило ли это, что он из Амбуласии? Отнюдь. Да и сам я далеко не бык с его короткими рожками, тяжелым дыханием после того, как с ним поработали ассистенты пикадора, и налившимися кровью глазами. Хотя, возможно, насчет цвета глаз и погорячился.
Когда-то давно звон первого касания клинков приводил меня в полный восторг, ведь он означал начало поединка.
«Вот она – настоящая жизнь! – в те времена думал я. – Что может сравниться с этим волшебным ощущением? Когда малейшая твоя оплошность будет стоить тебе жизни. Когда кровь бурлит по венам так, что буквально ощущаешь ее ток. Когда тебе удается отбить удар противника, коварный настолько, что он даже успел уверовать в свою победу. Когда с ответным ударом чувствуешь, как все глубже и глубже рвется его плоть. Когда он, еще не понимая, что же произошло, начинает оседать на землю. И ты спокойно поворачиваешься к нему спиной под восторженные крики своих секундантов, глядя на унылые лица чужих. Нет, не сравнится ничто!»
Затем звон стал мне привычен, как некоторым крик молочника по утрам у двери его дома. А еще через какой-то срок дуэли мне стали противны. Настолько, что пытался уклоняться от них всякий раз, едва предоставлялась хоть малейшая возможность. Что получалось далеко не всегда. Все мы считаем себя в чем-то лучшими. И потому постоянно находятся люди, которые пытаются у меня забрать титул лучшего фехтовальщика Ландаргии. И тогда я начал стараться никого не убивать. Порой рискуя собственной жизнью. Ведь на моей совести и без того немало смертей, и верь я пусть даже немного в существование Пятиликого, не вылезал бы из его храмов, чтобы вымолить себе прощение.
Пробный мой выпад Гифер отбил легко. Тем самым движением кисти, которым дамы обмахиваются веером. Защита, кстати, так и называется – «взмах веера». Так же свободно ушел и от укола в ногу, которая оказалась у него впереди другой. Атаковал сам, целясь якобы в лицо, чтобы молниеносно перенаправить удар в живот. И легко разорвал дистанцию после того, как я попытался зайти к нему сбоку, сразу же обрушив ответный шквал атак. Он был быстр, насколько это вообще возможно, и чувствовалось, что он в состоянии нарастить темп еще больше. И если бы не весь мой опыт и навык, валяться бы мне уже на траве, зажимая обеими руками жалящую острой болью рану. Или не зажимать, но валяться.
Теперь я смело мог судить о его школе. Вернее, о полном ее отсутствии. Вся техника асар Ламгрока строилась на импровизации. Никто и никогда часами ему не вдалбливал, а сам он не тратил недели, месяцы или годы, что из такой-то позиции можно произвести такие-то действия. Не забывая при этом беспокоиться о защите таких-то зон. Нет, при его скорости движений и мышления можно идти напролом. Даже не сомневаюсь – вряд ли у него прежде находились соперники, которые смогли бы выдержать его напор. Клинки звенели так часто, что временами нельзя было отличить один удар от другого, настолько промежутки между ними были ничтожно малы.
Так продолжалось довольно долго, и когда мы наконец отпрянули друг от друга, у меня хватило времени взглянуть на секундантов. Они стояли вместе, молча, и я готов был поклясться, что они находятся под впечатлением от развернувшегося перед их глазами зрелища. Собственно, да – два достойных друг друга соперника показывают все лучшее, на что способны. Ну и приз у них роскошнейший – жизнь.
Затем мы снова сошлись. Гифер опять обрушил на меня град уколов, казалось, он совершенно не утомился. Хотя и должен, ведь его манера ведения боя требует колоссальных затрат энергии. Но увы, на его лице не было видно ни единой капельки пота. В отличие от моего, по которому он тек градом. Все-таки я подошел к поединку далеко не в самой лучшей своей форме, это надо признать честно.
И еще я ждал музыку. Нет, не ждал, что откуда-нибудь из расположенной на краю Таблонского парка рощицы стремительно вынырнет целая вереница карет, из которых выскочит целая орава музыкантов. Они, торопясь, расставят пюпитры с нотами, разберут свои инструменты и начнут играть. Музыка должна была зазвучать у меня в голове. Вышедшая из-под рук того самого гения нот и клавиш, который даже глухим умудрялся творить великое. Одна из тех мелодий, которую я готов слушать раз за разом, сожалея лишь о единственном: слишком она коротка, всего-то несколько минут. Но даже в них он смог уложить все то, что только может вместить в себя наша жизнь. Надежды и разочарования, радость и тоску, счастье и горе, звон капели, женский плач, пенье птиц, детский смех, стук лошадиных копыт спешащего к возлюбленной кавалера, скрип ржавого флюгера под порывами ветра и частый стук дождя по черепичной крыше одинокой часовни.
Вскрик Антуана я услышал одновременно с болью, которую ощутил в руке. Вообще-то издать вопль следовало мне, настолько она оказалась жгучей. Но попросту не успел, поскольку укол пришелся на вдох. Неимоверным усилием мне удалось отбить его очередной выпад и уже приготовился встретить следующий, когда асар Ламгрок внезапно разорвал дистанцию, демонстративно положив клинок рапиры на плечо.
Антуан оказался возле меня в мгновенье ока. И сразу же начал осматривать рану на правой руке. Той, в которой я и держал рапиру. Со стороны Ламгрока это не была попытка оставить меня без руки, его целью несомненно была грудь, но все сложилось именно так.
– Пошевели пальцами! – потребовал мой всегдашний секундант.
А еще он замечательный музыкант и композитор. И будь моя воля, сар Дигхтель только музыкой бы и занимался. И не растрачивал свой талант на то, чтобы демонстрировать его под настроение или же по чьим-то горячим просьбам.
Пальцы шевелились легко, рука не немела.
– Перевязывай! Да не слишком туго!
Иначе затянет так, что она и без раны потеряет чувствительность.
– Продолжим?
В голосе Гифер асар Ламгрока чувствовался легкий акцент, присущий уроженцам Данкранка. Язык у нас, за редкими отличиями, похож, но там грассируют, говоря при этом немного в нос. Что не давало мне ничего, особенно в той ситуации, в которой оказался.
«Нет, отложим до завтра!» – зло подумал я, снова вставая в позицию. Чтобы получить второй укол практически сразу. На этот раз острие его рапиры нашло себе цель в виде моего виска, дюйм в сторону, и я лишился бы глаза. На лице Ламгрока наконец-то проявились эмоции: теперь он полностью был уверен в победе. Перед финальной атакой Гифер даже позволил себе короткую паузу, чтобы начать наслаждаться моим поражением еще до того, как сделать завершающий укол.
И в это время ко мне наконец-то пришла моя музыка. Громкая, чистая, без единой фальшивой ноты. И тогда я смог себе позволить то, что не позволял раньше, – улыбнуться. Потому что можно больше не бояться смерти, ведь если сейчас я умру, она не останется здесь, она уйдет вместе со мной.
Ламгрок тоже улыбнулся в ответ. Снисходительно так: «Понимаю, лицо нельзя терять даже в двух шагах от могилы. Люди смотрят, и пусть они видят, что, уходя, ты улыбался».
Комбинацию, которой я все закончил, мне показал наставник из монастыря Дома Вечности, вечно хмурый брюзга Кантр Стронкель. Сама по себе она трудновыполнима и даже в чем-то абсурдна, и еще при ее выполнении есть сумасшедший шанс нарваться на встречный удар. Который и поставит точку в твоей земной жизни. И будет ли другая, вот в чем вопрос. И все же я не мог заставить себя поступить иначе, к тому же поставив себе задачу поразить одной атакой две цели.
Мой противник рухнул на колено. Рукой он ухватился за искалеченное рапирой плечо, выронив оружие, и уже не в силах его поднять. Возможно, ему удастся переучиться и левой рукой он станет владеть не хуже, чем правой. Но хромота, которая останется с ним навсегда, уже никогда не позволит ему быть таким же стремительным, как и прежде. Чего мне стоило нанести Гиферу, помимо колена и плеча, третий укол, чтобы он смог убедиться лично – никакой другой жизни нет? Наверное, только желание сказать ему, подвывающему от боли в поврежденных суставах, несколько слов.
– Знаете, Гифер асар Ламгрок, некоторые вещи продавать за деньги нельзя.
Болела рука, по щеке стекала кровь. Ну что ж, двумя шрамами больше. Надеюсь, такие мелочи не помешают мне отомстить сегодня вечером Клариссе. Которая при нашем расставании умудрилась сунуть незаметно в карман на этот раз целых пять золотых монет.
Глава седьмая
– Это был потрясающий поединок!
Назад мы ехали в тильбюри куда более неспешно.
– Полагаешь? – сказал я, лишь бы что-то сказать.
Слишком много сил было потрачено на событие, которое чудом удалось пережить.
– Уверен! Жаль только, что за ним наблюдало так мало зрителей. Лучшее из всего, что мне довелось увидеть в твоем исполнении, Даниэль. Секунданты асар Ламгрока придерживаются точно такого же мнения.
Должен признаться честно, мне тоже скучать не пришлось. Я посмотрел на Антуана. Стоит ли ему рассказать о своих подозрениях? Он до сих пор остается в неведении, считая дуэль результатом обычного конфликта, которые случаются сплошь и рядом. И потому к окружению моего визави отнесся если не доброжелательно, то спокойно.
Подумал и не стал говорить.
– Даниэль, полагаю, что ближайшую пару дней тебе лучше погостить у меня.
– Это еще почему?
– Не исключено, что какая-то твоя рана воспалится, а там уже и до беды недалеко.
– Обе рапиры тщательно протерли уксусом.
– А затем Гифер несколько раз коснулся своего клинка. У самого острия, рукой в перчатке, якобы проверяя рапиру на гибкость. А перчатки, между прочим, он потом снял!
– И ты хочешь сказать…
– Слышал я об одном негодяе, который покрыл острие чем-то таким, после чего противник не прожил и недели.
– Какая чепуха! – заявил я.
Чтобы тут же, обмякнув и закатив глаза, сползти на пол тильбюри.
– Даниэль! Даниэль!
Антуан посмотрел на меня с мольбой: «Даниэль, ну хотя бы сейчас постарайся держаться серьезно!» Обязательно постараюсь. Чуть позже, когда мы с моим противником ухватимся за вертела.
– Господин Даниэль сарр Клименсе?
Первым «сострадалец» обратился ко мне как к зачинщику. Существует возможность избегнуть дуэли, совсем не роняя чести. И для этого необходимо всего-то сказать:
– Прошу благословения Дома!
В данном конкретном случае – Дома Сострадания. Все. Нет, благословения не получит никто и ни при каких обстоятельствах. Пусть даже ответ будет всегда один. Например:
– Господин Даниэль сарр Клименсе его получает!
Парадокс? Вовсе нет. Поскольку в таком случае мне предстоит на целый год стать послушником того Дома, чей представитель присутствовал на дуэли. Уж не знаю, как они между собой их делят – по очереди ли, бросают ли кости. Или сам Пятиликий шепнет им на ухо: «В дуэли, которая состоится завтра в Таблонском парке, присутствовать должен Дом Сострадания». Или Благочестия, Вечности, двух остальных. Всего-то год послушничества, когда придется выучивать слова тарабарских заклинаний, толочь в ступах просо пополам с экскрементами летучих мышей и возделывать принадлежащие Дому поля, – мелочь по сравнению с тем, что жизнь удалось сохранить. В мои ближайшие планы целый год заниматься всем тем, что и было перечислено, не входило нисколько. И потому я сказал:
– Повторите, пожалуйста, вопрос.
Антуан закатил глаза: Даниэль, не самое подходящее время дурачиться! Все верно, мне ли, который слышал его более сотни раз, переспрашивать? На лице обладателя красной сутаны не дрогнул ни один мускул.
– Господин Даниэль сарр Клименсе, не желаете получить благословение Дома Сострадания?
– Спасибо, нет.
Переспрашивать во второй раз было бы уже неприлично.
– Господин Гифер асар Ламгрок?
– Нет.
Это короткое слово «нет» без акцента может выучить каждый на любом языке. Сейчас мне удалось разглядеть своего оппонента более подробно. Понятно, что со времени нашей первой и единственной встречи ничто в нем не изменилось. Он все такой же голубоглазый блондин, у него никуда не делся шрам на левой щеке, не прибавилось ширины в плечах. Разве что теперь Гифер показался мне старше – определенно ему тридцать с хвостиком. И еще. Теперь, когда он стоял передо мной в рубахе с закатанными для удобства рукавами, его руки были видны практически до локтей, все покрытые веревками жил и мускулов. В одежде он производил впечатление человека субтильного телосложения, но не сейчас. Взгляд его был спокоен и даже слегка отрешен. Что не то чтобы успокаивало, но принуждало к мысли – асар Ламгрок не стал пользоваться тем же мышьяком, иначе выглядел бы он куда оживленнее. Энергия так и перла бы из него. С другой стороны, мне никогда не приходилось им пользоваться, и потому неизвестно, когда начнется его действие. Возможно, через несколько минут, когда все и произойдет.
– Даниэль! – Антуан протягивал мне рапиру.
Как уже говорил, я недолюбливаю этот тип клинкового оружия. В моей небольшой коллекции, которая насчитывает всего дюжину экземпляров, где нашлось место и полутораручному мечу, ее нет.
Конечно же рапира полностью была идентична той, что находилась в руках у моего противника. Я взглянул на ту часть клинка, которая расположена у самой защитной чаши, чтобы обнаружить на ней цифру «два». Ну что ж, вторым номером мы и будем действовать.
Перед тем как рапиры попали к нам в руки, представитель Дома Сострадания (назвать его магом не поворачивался язык по той простой причине, что не верю в ее существование) тщательно протер клинки уксусом. Считается, тот убивает всякую заразу, которая вместе с металлом может попасть в тело. А может, все так и есть. И даже желательно, чтобы все так и было. Мне приходилось знавать людей, которые погибли от крошечной раны, глубина которой не превышала и ширины двух пальцев, именно по этой причине.
– Готов?
Антуан смотрел на меня с подозрением. И даже с толикой сочувствия, что ли. Согласен, нынешним утром я отнюдь не выглядел воплощением здорового образа жизни. Человеком, который ежедневно занимается гимнастическими упражнениями, питается исключительно здоровой пищей, чурается вина и бренди и ложится спать задолго до полуночи.
– Да, – пусть даже до полной моей готовности оставались сущие мелочи.
Он лишь хмуро кивнул. Я, подняв руки над головой и ухватив свободной за запястье той, что была с рапирой, скрестив ноги, резко крутнулся на месте. Одновременно наклоняя корпус как можно ниже. В одну сторону, затем в другую. Многие считают такое действие моим ритуалом. В действительности все куда проще. Казалось бы, ничего сложного нет, но таким образом мне удается добиться полной раскрепощенности во всем теле. Вот теперь готов полностью.
– Сходитесь! – подал команду один из секундантов асар Ламгрока.
Вот он точно был похож на отведавшего мышьяк скакуна, поскольку вел себя как жеребец, которого наконец-то вывели на прогулку из тесного стойла, и разве что не ржал от радости.
– Удачи! – негромко сказал Антуан, стоявший за моей спиной.
Согласен – удача никому, никогда и при любом роде занятий не помешает. Во всяком случае, избавит от роковых случайностей. Когда погибали отличные бойцы, всего-то из-за не вовремя поехавшей ноги. И ведь они специально подбирали подошву обуви под ту поверхность, на которой им предстояло драться.
Еще два столетия назад в дуэлях позволялось многое. Удары руками, ногами, броски и даже барахтанье на земле с целью оседлать противника, выдавить ему большими пальцами глаза или удушить. Не возбраняется и сейчас, если оговорено заранее. Между нами такого уговора не было, хотя я полностью готов к подобному, и на этом настояли секунданты моего оппонента. Взамен на требование Антуана, что рапиры должны быть длиной не менее трех с половиной футов, мне так удобнее.
Ламгрок двигался настолько легко и быстро, что казалось, он едва касается земли. И рапиру держал в отведенной в сторону руке. Нечто подобное я видел на корриде. Значило ли это, что он из Амбуласии? Отнюдь. Да и сам я далеко не бык с его короткими рожками, тяжелым дыханием после того, как с ним поработали ассистенты пикадора, и налившимися кровью глазами. Хотя, возможно, насчет цвета глаз и погорячился.
Когда-то давно звон первого касания клинков приводил меня в полный восторг, ведь он означал начало поединка.
«Вот она – настоящая жизнь! – в те времена думал я. – Что может сравниться с этим волшебным ощущением? Когда малейшая твоя оплошность будет стоить тебе жизни. Когда кровь бурлит по венам так, что буквально ощущаешь ее ток. Когда тебе удается отбить удар противника, коварный настолько, что он даже успел уверовать в свою победу. Когда с ответным ударом чувствуешь, как все глубже и глубже рвется его плоть. Когда он, еще не понимая, что же произошло, начинает оседать на землю. И ты спокойно поворачиваешься к нему спиной под восторженные крики своих секундантов, глядя на унылые лица чужих. Нет, не сравнится ничто!»
Затем звон стал мне привычен, как некоторым крик молочника по утрам у двери его дома. А еще через какой-то срок дуэли мне стали противны. Настолько, что пытался уклоняться от них всякий раз, едва предоставлялась хоть малейшая возможность. Что получалось далеко не всегда. Все мы считаем себя в чем-то лучшими. И потому постоянно находятся люди, которые пытаются у меня забрать титул лучшего фехтовальщика Ландаргии. И тогда я начал стараться никого не убивать. Порой рискуя собственной жизнью. Ведь на моей совести и без того немало смертей, и верь я пусть даже немного в существование Пятиликого, не вылезал бы из его храмов, чтобы вымолить себе прощение.
Пробный мой выпад Гифер отбил легко. Тем самым движением кисти, которым дамы обмахиваются веером. Защита, кстати, так и называется – «взмах веера». Так же свободно ушел и от укола в ногу, которая оказалась у него впереди другой. Атаковал сам, целясь якобы в лицо, чтобы молниеносно перенаправить удар в живот. И легко разорвал дистанцию после того, как я попытался зайти к нему сбоку, сразу же обрушив ответный шквал атак. Он был быстр, насколько это вообще возможно, и чувствовалось, что он в состоянии нарастить темп еще больше. И если бы не весь мой опыт и навык, валяться бы мне уже на траве, зажимая обеими руками жалящую острой болью рану. Или не зажимать, но валяться.
Теперь я смело мог судить о его школе. Вернее, о полном ее отсутствии. Вся техника асар Ламгрока строилась на импровизации. Никто и никогда часами ему не вдалбливал, а сам он не тратил недели, месяцы или годы, что из такой-то позиции можно произвести такие-то действия. Не забывая при этом беспокоиться о защите таких-то зон. Нет, при его скорости движений и мышления можно идти напролом. Даже не сомневаюсь – вряд ли у него прежде находились соперники, которые смогли бы выдержать его напор. Клинки звенели так часто, что временами нельзя было отличить один удар от другого, настолько промежутки между ними были ничтожно малы.
Так продолжалось довольно долго, и когда мы наконец отпрянули друг от друга, у меня хватило времени взглянуть на секундантов. Они стояли вместе, молча, и я готов был поклясться, что они находятся под впечатлением от развернувшегося перед их глазами зрелища. Собственно, да – два достойных друг друга соперника показывают все лучшее, на что способны. Ну и приз у них роскошнейший – жизнь.
Затем мы снова сошлись. Гифер опять обрушил на меня град уколов, казалось, он совершенно не утомился. Хотя и должен, ведь его манера ведения боя требует колоссальных затрат энергии. Но увы, на его лице не было видно ни единой капельки пота. В отличие от моего, по которому он тек градом. Все-таки я подошел к поединку далеко не в самой лучшей своей форме, это надо признать честно.
И еще я ждал музыку. Нет, не ждал, что откуда-нибудь из расположенной на краю Таблонского парка рощицы стремительно вынырнет целая вереница карет, из которых выскочит целая орава музыкантов. Они, торопясь, расставят пюпитры с нотами, разберут свои инструменты и начнут играть. Музыка должна была зазвучать у меня в голове. Вышедшая из-под рук того самого гения нот и клавиш, который даже глухим умудрялся творить великое. Одна из тех мелодий, которую я готов слушать раз за разом, сожалея лишь о единственном: слишком она коротка, всего-то несколько минут. Но даже в них он смог уложить все то, что только может вместить в себя наша жизнь. Надежды и разочарования, радость и тоску, счастье и горе, звон капели, женский плач, пенье птиц, детский смех, стук лошадиных копыт спешащего к возлюбленной кавалера, скрип ржавого флюгера под порывами ветра и частый стук дождя по черепичной крыше одинокой часовни.
Вскрик Антуана я услышал одновременно с болью, которую ощутил в руке. Вообще-то издать вопль следовало мне, настолько она оказалась жгучей. Но попросту не успел, поскольку укол пришелся на вдох. Неимоверным усилием мне удалось отбить его очередной выпад и уже приготовился встретить следующий, когда асар Ламгрок внезапно разорвал дистанцию, демонстративно положив клинок рапиры на плечо.
Антуан оказался возле меня в мгновенье ока. И сразу же начал осматривать рану на правой руке. Той, в которой я и держал рапиру. Со стороны Ламгрока это не была попытка оставить меня без руки, его целью несомненно была грудь, но все сложилось именно так.
– Пошевели пальцами! – потребовал мой всегдашний секундант.
А еще он замечательный музыкант и композитор. И будь моя воля, сар Дигхтель только музыкой бы и занимался. И не растрачивал свой талант на то, чтобы демонстрировать его под настроение или же по чьим-то горячим просьбам.
Пальцы шевелились легко, рука не немела.
– Перевязывай! Да не слишком туго!
Иначе затянет так, что она и без раны потеряет чувствительность.
– Продолжим?
В голосе Гифер асар Ламгрока чувствовался легкий акцент, присущий уроженцам Данкранка. Язык у нас, за редкими отличиями, похож, но там грассируют, говоря при этом немного в нос. Что не давало мне ничего, особенно в той ситуации, в которой оказался.
«Нет, отложим до завтра!» – зло подумал я, снова вставая в позицию. Чтобы получить второй укол практически сразу. На этот раз острие его рапиры нашло себе цель в виде моего виска, дюйм в сторону, и я лишился бы глаза. На лице Ламгрока наконец-то проявились эмоции: теперь он полностью был уверен в победе. Перед финальной атакой Гифер даже позволил себе короткую паузу, чтобы начать наслаждаться моим поражением еще до того, как сделать завершающий укол.
И в это время ко мне наконец-то пришла моя музыка. Громкая, чистая, без единой фальшивой ноты. И тогда я смог себе позволить то, что не позволял раньше, – улыбнуться. Потому что можно больше не бояться смерти, ведь если сейчас я умру, она не останется здесь, она уйдет вместе со мной.
Ламгрок тоже улыбнулся в ответ. Снисходительно так: «Понимаю, лицо нельзя терять даже в двух шагах от могилы. Люди смотрят, и пусть они видят, что, уходя, ты улыбался».
Комбинацию, которой я все закончил, мне показал наставник из монастыря Дома Вечности, вечно хмурый брюзга Кантр Стронкель. Сама по себе она трудновыполнима и даже в чем-то абсурдна, и еще при ее выполнении есть сумасшедший шанс нарваться на встречный удар. Который и поставит точку в твоей земной жизни. И будет ли другая, вот в чем вопрос. И все же я не мог заставить себя поступить иначе, к тому же поставив себе задачу поразить одной атакой две цели.
Мой противник рухнул на колено. Рукой он ухватился за искалеченное рапирой плечо, выронив оружие, и уже не в силах его поднять. Возможно, ему удастся переучиться и левой рукой он станет владеть не хуже, чем правой. Но хромота, которая останется с ним навсегда, уже никогда не позволит ему быть таким же стремительным, как и прежде. Чего мне стоило нанести Гиферу, помимо колена и плеча, третий укол, чтобы он смог убедиться лично – никакой другой жизни нет? Наверное, только желание сказать ему, подвывающему от боли в поврежденных суставах, несколько слов.
– Знаете, Гифер асар Ламгрок, некоторые вещи продавать за деньги нельзя.
Болела рука, по щеке стекала кровь. Ну что ж, двумя шрамами больше. Надеюсь, такие мелочи не помешают мне отомстить сегодня вечером Клариссе. Которая при нашем расставании умудрилась сунуть незаметно в карман на этот раз целых пять золотых монет.
Глава седьмая
– Это был потрясающий поединок!
Назад мы ехали в тильбюри куда более неспешно.
– Полагаешь? – сказал я, лишь бы что-то сказать.
Слишком много сил было потрачено на событие, которое чудом удалось пережить.
– Уверен! Жаль только, что за ним наблюдало так мало зрителей. Лучшее из всего, что мне довелось увидеть в твоем исполнении, Даниэль. Секунданты асар Ламгрока придерживаются точно такого же мнения.
Должен признаться честно, мне тоже скучать не пришлось. Я посмотрел на Антуана. Стоит ли ему рассказать о своих подозрениях? Он до сих пор остается в неведении, считая дуэль результатом обычного конфликта, которые случаются сплошь и рядом. И потому к окружению моего визави отнесся если не доброжелательно, то спокойно.
Подумал и не стал говорить.
– Даниэль, полагаю, что ближайшую пару дней тебе лучше погостить у меня.
– Это еще почему?
– Не исключено, что какая-то твоя рана воспалится, а там уже и до беды недалеко.
– Обе рапиры тщательно протерли уксусом.
– А затем Гифер несколько раз коснулся своего клинка. У самого острия, рукой в перчатке, якобы проверяя рапиру на гибкость. А перчатки, между прочим, он потом снял!
– И ты хочешь сказать…
– Слышал я об одном негодяе, который покрыл острие чем-то таким, после чего противник не прожил и недели.
– Какая чепуха! – заявил я.
Чтобы тут же, обмякнув и закатив глаза, сползти на пол тильбюри.
– Даниэль! Даниэль!