Не сегодня.
Хотя я уже не знаю, что такое «сегодня». Окончательно потерлась во времени и пространстве…в своих фантазиях и страхах, иллюзиях и предположениях.
Каждое утро, просыпаясь, мы думаем, что у нас есть двадцать четыре часа, чтобы начать новую жизнь. В понедельники, в первые числа месяца и года на нас снисходит еще большее обострение «синдрома отложенной жизни».
На самом деле, нет никаких часов. Сломанных или работающих, оставленных или запущенных в обратном порядке. Есть всего лишь один момент. Здесь и сейчас, которые всегда определяют нашу жизнь.
Их всегда достаточно.
Достаточно одного мига, чтобы потерять все. Секунды, на то, чтобы навсегда разлучить тебя с близкими. Момента, лишающего тебя мечты и смысла жизни. Крохотной вспышки, навсегда внедряющей в тебя чувство вины.
Достаточно щелчка пальцев, чтобы влюбиться, впервые взглянув на его или ее лицо. Одного сообщения, одного взгляда, одного поцелуя. Одного мгновения, чтобы умереть или родиться. Одного случайного взрыва, из которого, возможно, получился наш мир. А что, если Вселенная родилась всего за сотую часть секунды?
Может быть, времени и пространства вообще не существует, но отрицать реальность мгновения – глупо.
И мне больше не нужны двадцать четыре часа с Лэндоном. Я мечтаю о мгновении с ним, умноженным на бесконечность.
Протянув ладонь вправо, я касаюсь кончиками пальцев его ладони. Дотягиваюсь едва-едва, ощущая, как сбивается дыхание от затраченных усилий. Наше прикосновение рождает заряд электричества, и, почувствовав пламенный жар, исходящий от руки Лэндона, я освещаю свое сердце непоколебимой надеждой.
– Приехали, Лиз. Мне передали, что операционная свободна. Бейкера в реанимацию, девчонку – в реабилитационное отделение. Его показатели падают.
Не все надежды осуществляются, и готовой стоит быть к любому исходу событий.
Но я отказываюсь терять тебя, слышишь, Лэнд?
И гарантирую тебе еще много мучительных, раздражительных и невыносимых дней в компании надоедливой крохи.
Днем позже
– Как он? Уже пришел в себя? Не томите, Лиз. Я же знаю, доктора и медсестры общаются между собой, – с порога начинаю терзать Лиззи я, как только она вторгается в пространство моей палаты, совершая вечерний обход.
Кажется, прошли сутки с момента, как Лэндона увезли на операцию. За это время я так и не выяснила, что происходит на самом деле, почему все вокруг видят моего личного призрака. Но разве это имеет значение, если есть хотя бы один шанс из миллиона, что Лэндон жив?
Лиззи Спаркл, по странному стечению обстоятельств, позаимствовавшая имя и фамилию нашего агента по сдаче и аренде жилья, с молчаливым напряжением во взгляде поправляет мою подушку. После чего, с ледяным спокойствием раскладывает дозу витаминов и таблеток на моей прикроватной тумбочке. Губы Лиз плотно сжаты, а глаза блестят от переизбытка хорошо скрываемых эмоций, которые медсестра держит под строгим контролем из-за чертовой профессиональной этики.
Лэндон нравится этой симпатичной девушке, с огромными и грустными глазами-озерами. Она переживает за его жизнь не меньше меня.
– Я хочу знать…что произошло…после того, как в нас с Лэнлоном выстрелили…пожалуйста, Лиз, – обхватываю гудящие виски указательными пальцами, совершая пару мягких вращений. Будто это поможет моей голове не взорваться в ближайшее время от жалких попыток объять необъятное и мыслей о Лэндоне.
– Я уже говорила тебе, Адалин. Стреляли не в тебя. А в мистера Бейкера, когда он был один, в своем собственном доме, – устало отзывается Лиз, медленно поднимая на меня взгляд, явно сканирующий рядового пациента на наличие безумия. Он хорошо мне знаком, я частенько ловила его на себе в клинике, где лечилась от тревожных расстройств и депрессии.
– Ты попала в аварию, в трех километрах от коттеджа доктора Бейкера. Если ты и направлялась к нему, то встреча в итоге не состоялась. К тому моменту, когда твою машину занесло на трассе, доктор Бейкер уже истекал кровью в своем доме, где подвергся нападению грабителя. Учитывая снежную бурю и непроходимость трассы, он был обречен на скорую гибель. Ему повезло, Адалин. Бейкера спас его хаски, и ты. Счастливый случай, как бы дико это не звучало. Скорую вызвала женщина из соседней деревни. Мисис Хагс изредка убирала дом Лэндона и забеспокоилась, когда к ней прибежал пес со следами крови на шерсти. Если бы Бейкер не получил первую помощь – все могло закончиться трагически. А в Чикаго вы бы ехали уже на разных машинах, – довольно откровенно выдает мне всю информацию Лиз.
– Авария? Я попала в аварию? – совершенно ничего не понимая, с негодованием встряхиваю волосами, пытаясь осознать, какого черта она несет. – Но кто вызвал скорую для меня? Учитывая, вероятность проезжающих мимо машин на той трассе в сочельник…
– Твой молодой человек. Джастин. Именно от него поступила заявка о несчастном случае. Насколько я знаю, он второпях рассказал диспетчеру о том, что его девушка, скорее всего, попала в аварию и нуждается в помощи. Он звонил тебе в тот момент, когда твоя тойота дрифтовала на страшном развороте. Этот проклятый перекресток унес немало жизней. Несмотря на плохую видимость и снежные заносы на трассе, бригада скорой помощи выехала на место происшествия. Никогда не видела ничего подобного. Неизвестно откуда взявшийся хаски доктора Бейкера наворачивал круги возле твоей запертой машины, выл, рвался внутрь, царапая лапами стекла. Тогда мы еще не знали, что это тот самый пес, что ворвался в дом миссис Хагс. Пока Дрейк вскрывал твой автомобиль, нам поступило сообщение о раненном мужчине, доставленном в местное больничное отделение. Они оказали Лэндону первую помощь, но необходимого оборудования для проведения сложной операции, что требовалась Лэндону, у них не было, и, оценив риски и твое состояние, мы сделали небольшой крюк и забрали его с собой.
– Что с ним сейчас? – не в силах выйти из шокового состояния, в которое привел меня рассказ Лиз, выдыхаю я.
– К сожалению, прогнозы не самые оптимистичные, Адалин. Лучшие врачи борются за жизнь доктора Бейкера. Сильная потеря крови и неоднократная остановка сердца могут привести к непредсказуемым последствиям. Лэндон перенес операцию и сейчас подключён к аппаратам жизнеобеспечения. Это фактически кома. Сейчас многое зависит от него, от ресурсов его организма и желания жить. Сожалею, Адалин, но остальную информацию, связанную с состоянием Лэндона, имею право разглашать только близким родственникам. Например, его жене, которая торчит в холле почти сутки. Как и ваш молодой человек Джастин. Хотела спросить: могу ли я пустить его к вам? Без одобрения пациента, в палату мы пускаем только родственников.
Пытаясь переварить услышанное, я часто моргаю, ощущая как нервный тик сводит веки.
Я ничего не понимаю. Совершенно.
Мы давно не общаемся с Джастином! Более того, я замужем за Мейсоном, но о нем медсестра не проронила и слова.
– Он будет жить? Пожалуйста, Лиз…знаю, вы знаете больше, чем говорите, – если душа существует, то сейчас она усиленно царапает меня граблями по грудной клетке.
– Не буду давать ложных надежд. Его состояние близко к критическому. По крайней мере, таковой была последняя информация, которую я слышала. Я всегда призываю верить в лучшее, – Лиз заботливым движением наполняет мой стакан теплой водой, и ставит на край тумбочки. – Мне пора идти на дальнейший обход. Если что-то понадобится, красная кнопка рядом, – сдержанно улыбнувшись, медсестра прощается со мной коротким кивком и разворачивается в сторону двери.
– Лиз! Постойте, Лиз! – вовремя спохватившись, вдруг кричу я.
– Да? – Лиззи Спаркл замирает у выхода, бросая на меня взволнованный взгляд через хрупкое плечо.
– Может это прозвучит странно, но я бы хотела спросить…какой сейчас год?
Ее лицо мгновенно сковывает помрачневшая, полная подозрений и вопросов, маска. Не удивлюсь, если мисс Спаркл мысленно записывает меня на прием к психиатру прямо сейчас. И когда я слышу ее ответ, я почти согласна принять его помощь незамедлительно.
– Через три дня мы будем праздновать две тысячи тринадцатый год, – наспех подмигнув, девушка отправляется за дверь, оставляя меня наедине с бешено колотящимся сердцем и полным непониманием, как такое возможно.
Две тысячи тринадцатый год. Восемь лет назад я впервые встретила Лэндона. Тот самый год, когда он спас меня после моего эпичного падения в прорубь.
Наплевав на слабость в мышцах, я соскакиваю с постели, удивительно быстро подбегаю к зеркалу над раковиной. Включая свет, принимаюсь за тщательное рассматривание мимических и возрастных морщинок на своем лице.
Как ни крути, в тридцать три их куда больше, нежели в двадцать. Или двадцать пять. Именно столько мне было в две тысячи двенадцатом. И именно на этот возраст я выгляжу сейчас, хотя еще позавчера я нашла у себя два новых глубоких и неприятных залома на лбу.
Сейчас их нет, словно время обернулось вспять и меня отбросило на восемь лет назад.
Что невозможно. Или…отбросило нас обоих?
Так, постойте. А существовали ли последние восемь лет на самом деле?
Ни Лиз, ни одна другая медсестра не пустили меня к Лэндону, несколько раз напомнив мне о наличии жены у доктора Бейкера. На следующий день после несчастного случая, Сильвия перестала посещать клинику. Возможно, у жены Лэндона сдали нервы – не каждая женщина хочет смотреть на то, как ее сильный и неуязвимый мужчина медленно умирает.
Мне было плевать, что обо мне подумают. Сильвия может обратиться в полицию, если хочет разделить меня с Викингом.
Я испытывала дикую потребность видеть Лэндона. Главное, что живого, пусть и вдыхающего кислород с помощью специального аппарата.
И поэтому, не нашла способа лучше, чем тайно пробраться в его палату среди ночи. Опущу подробности того, каких усилий мне это стоило. Все это потеряло значение, когда я, наконец, оказалась в его пространстве.
Медленно подхожу к мужской фигуре, занимающей большую часть тесной больничной койки. Мой взгляд цепляется за мощную ладонь Лэндона, кажущейся бронзовой на фоне белого одеяла и простыни. А вот кожа его лица, стала заметно белее, словно больше не насыщена жизнью и кровью. Огромная специальная маска продолжает скрывать его внешность, но я вновь акцентирую внимание на том, что вместо бороды, его подбородок украшает двухдневная щетина. К тому же, он выглядит значительно моложе, как и я.
– Ну привет, Викинг. Я пришла, чтобы извиниться, – тихо шепчу я, опускаясь на небольшой стул рядом с Лэндоном. Не знаю, можно ли к нему прикасаться, но не могу удержаться. Сжимаю его ладонь, разглядывая плотно сомкнутые веки.
Устрашающее зрелище.
Только отсчитывающий писклявым ритмом пульс и время от времени увеличивающаяся в размере грудная клетка Бейкера говорит о том, что Лэндон все еще жив. И это убивает, разрушает изнутри, но я знаю – сдаваться рано. Мы оба не сдадимся.
– Забираю свои слова обратно: ты не был призраком. Никогда, – снежный комок из слез стоит поперек шеи и царапает горло. – И только попробуй стать им сейчас! Сейчас, когда у нас есть шанс все исправить…хотя, возможно, ты даже не вспомнишь меня. И наши двадцать четыре часа, проведенные четыре раза. Может быть, ты даже не видел их, ведь я так до тебя и не доехала, но я верю, верю, Лэнд, что мы были там. Вместе. Все не случайно, не бессмысленно. Только знаешь… сейчас это не так важно, Викинг. Вспомнишь ты меня или нет. Будем ли мы вместе. Ты просто должен жить. Эти руки ждут самые великие дела, – касаюсь губами костяшек его пальцев, борясь с диким желанием лечь рядом с Лэндоном и проспать с ним так до его пробуждения.
– Лэнд. Ты мне так нужен. Возвращайся скорее, Викинг. Хочешь, я буду печь тебе кекс каждое утро? С поджарками, как ты любишь, – наклонившись, зарываюсь пальцами в его волосы. – Хочешь, больше не буду мешать тебе, когда ты делаешь работу по дому? Тебе еще так много нужно сделать там. В доме. Починить часы и ставни. Настроить электричество, чтобы на следующее Рождество мы бы не остались без света. Хочешь, я больше никогда не растаю на утро после Рождества? Обещаю. Только ты…ты тоже, пожалуйста, не растай, – каждое последующее слово дается с еще большим трудом. Дыхание схватывает, слезы превращаются в кусочки льда и скребут по небу и поверхности век. – И Балто тебя ждет. Лэнд, он без тебя не справится. Пожалей хотя бы его.
Следующие двое суток я не отхожу от Лэндона. Так и слышу его саркастический тон в голове:
– Ты что, возомнила себя аппаратом жизнеобеспечения, кроха? Марш жрать, а потом спать. Нечего возле меня тебе делать, пока я дрыхну.
Но есть совершенно не хочется, когда осознаешь тот факт, что в тот момент, когда ты, наконец, нашла мужчину своей мечты и попала с ним в одну реальность, он решил капитулировать из нее таким оригинальным способом. Причем навсегда. Я обязательно отчитаю его за то, что он пытался так нагло сбежать от меня, ну а пока…
Я читаю ему книги, пою песни из Диснеевских фильмов, и заново пересказываю ему нашу историю, смакуя каждую деталь, каждое Рождество, без утайки делясь с ним всеми своими впечатлениями и эмоциями от наших встреч.
– За окном уже сугробы-ы-ы и нас Балто ждет давно-о-о, – пропеваю ему я, едва сдерживаясь, чтобы не хлюпнуть носом. Показываю Лэндону его верного пса во дворе миссис Хагс, которая прислала фото прыгающего по снегу Балто. Вчера мы с ней пересеклись в коридоре больницы и, наконец, познакомились в реальности.
– Видишь, какая у тебя группа поддержки, Лэнд? – постоянно подбадриваю его я, болтая с ним до тех пор, пока язык и губы не пылают от мозолей и сухости.
Эти два дня – самые долгие в моей жизни.
В них поместилась целая вечность, наполненная страхом, ужасом, и надеждой…надеждой и верой на то, что чудеса случаются. И не потому, что на носу Новый Год, а просто так – потому что ты искренне и от всего сердца желаешь этого. Потому что, когда смотришь на близкого душе человека, из твоей груди выходит настолько мощный свет, что кажется, ты можешь освятить им все планету. Я часами могла представлять себя солнцем, передающему Лэндону весь свой свет.
Каждый раз взволнованно выдыхала, когда мне казалось, что его ресницы начинают дрожать. Но Лэндон настойчиво не открывал глаза. Чертов упрямец.
– Может быть, ты объяснишь мне, какого черта тут делаешь? – истеричный возглас, раздавшийся за моей спиной, заставляет сотрястись каждую клеточку тела. Подпрыгиваю на стуле, аккуратно отпуская ладонь Лэндона. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, кому этот высокий голос может принадлежать – законной жене моего мужчины. И когда Лэндон проснется…он может выбрать ее, потому что не вспомнит и секунды нашего общего восьмилетнего забвения, запертого в считанные минуты.
Скорее всего, так и будет. Все четыре Рождества были только моим сном, плодом больного воображения. А значит и все проблемы в браке Лэндона и Сильвии – придуманы лишь моим сознанием.
Так или иначе, я потеряю его.
– Я? Я…, – не сразу нахожусь с ответом. Встаю на ноги и резко оборачиваюсь, обнимая плечи руками – будто эта поза способна защитить меня от огнестрельных пуль, стремительно вылетающих из хищных глаз красивой и эффектной женщины, что стоит передо мной. Сильвия. Все в ее образе идеально – от наманикюренных пальчиков до аккуратной укладки волос. И я…маленькая, хрупкая, девочка-подросток с растрепанными волосами на фоне модели с обложки ВОГ. Не уверена, что понравлюсь Лэндону в настоящей жизни, если Сильвия отожествляет его вкусы и предпочтения.
– Ты! Откуда ты вылезла и что тут забыла? – преодолев расстояние между нами, выплевывает мне в лицо Сильвия. Торопею от подобной грубости, не находясь с ответом сразу. – Очередная девочка-интерн, решившая сделать карьеру, через постель лучшего хирурга клиники? Так ты просчиталась и очень сильно опоздала. Это место занято. Усекла? Держись от моего мужа подальше. Ты поняла? Вон отсюда, – шыкнула на меня бестия, и вместо того, чтобы вступить с ней в словесную перепалку, я просто расправляю плечи и выдерживаю ее бешеный взгляд. С молчаливым достоинством.
– Мисс Скай, вы должны покинуть палату, или мне придётся сообщить руководству, – из-за спины Сильвии вдруг появляется Лиз. В ее глазах искрится сочувствие и понимание, но я не нуждаюсь в извинении и запоздалом раскаянии. Лиззи Спаркл сдала меня этой бешеной, иначе она бы не вернулась в больницу. Ей было плевать на Лэндона, когда я впервые пробралась в его спальню. Он был совсем один. Любящие жены не оставляют своих мужей в критическом состоянии.
Наплевав на то, что эти две гарпии не сводят с меня ожидающих и требовательных взглядов, я снова поворачиваюсь к Лэндону. Так, словно никого рядом нет. Наклоняюсь к его лицу и, касаясь губами мочки уха, прошу:
– Я люблю тебя, – абсолютно чистое признание раскрывает сердце, разливается теплом по всему телу.
– Больше всего на свете, – чувственно добавляю я. – Возвращайся домой, Лэндон. Я буду ждать тебя. Двадцать четыре на семь.
Глава 2
Хотя я уже не знаю, что такое «сегодня». Окончательно потерлась во времени и пространстве…в своих фантазиях и страхах, иллюзиях и предположениях.
Каждое утро, просыпаясь, мы думаем, что у нас есть двадцать четыре часа, чтобы начать новую жизнь. В понедельники, в первые числа месяца и года на нас снисходит еще большее обострение «синдрома отложенной жизни».
На самом деле, нет никаких часов. Сломанных или работающих, оставленных или запущенных в обратном порядке. Есть всего лишь один момент. Здесь и сейчас, которые всегда определяют нашу жизнь.
Их всегда достаточно.
Достаточно одного мига, чтобы потерять все. Секунды, на то, чтобы навсегда разлучить тебя с близкими. Момента, лишающего тебя мечты и смысла жизни. Крохотной вспышки, навсегда внедряющей в тебя чувство вины.
Достаточно щелчка пальцев, чтобы влюбиться, впервые взглянув на его или ее лицо. Одного сообщения, одного взгляда, одного поцелуя. Одного мгновения, чтобы умереть или родиться. Одного случайного взрыва, из которого, возможно, получился наш мир. А что, если Вселенная родилась всего за сотую часть секунды?
Может быть, времени и пространства вообще не существует, но отрицать реальность мгновения – глупо.
И мне больше не нужны двадцать четыре часа с Лэндоном. Я мечтаю о мгновении с ним, умноженным на бесконечность.
Протянув ладонь вправо, я касаюсь кончиками пальцев его ладони. Дотягиваюсь едва-едва, ощущая, как сбивается дыхание от затраченных усилий. Наше прикосновение рождает заряд электричества, и, почувствовав пламенный жар, исходящий от руки Лэндона, я освещаю свое сердце непоколебимой надеждой.
– Приехали, Лиз. Мне передали, что операционная свободна. Бейкера в реанимацию, девчонку – в реабилитационное отделение. Его показатели падают.
Не все надежды осуществляются, и готовой стоит быть к любому исходу событий.
Но я отказываюсь терять тебя, слышишь, Лэнд?
И гарантирую тебе еще много мучительных, раздражительных и невыносимых дней в компании надоедливой крохи.
Днем позже
– Как он? Уже пришел в себя? Не томите, Лиз. Я же знаю, доктора и медсестры общаются между собой, – с порога начинаю терзать Лиззи я, как только она вторгается в пространство моей палаты, совершая вечерний обход.
Кажется, прошли сутки с момента, как Лэндона увезли на операцию. За это время я так и не выяснила, что происходит на самом деле, почему все вокруг видят моего личного призрака. Но разве это имеет значение, если есть хотя бы один шанс из миллиона, что Лэндон жив?
Лиззи Спаркл, по странному стечению обстоятельств, позаимствовавшая имя и фамилию нашего агента по сдаче и аренде жилья, с молчаливым напряжением во взгляде поправляет мою подушку. После чего, с ледяным спокойствием раскладывает дозу витаминов и таблеток на моей прикроватной тумбочке. Губы Лиз плотно сжаты, а глаза блестят от переизбытка хорошо скрываемых эмоций, которые медсестра держит под строгим контролем из-за чертовой профессиональной этики.
Лэндон нравится этой симпатичной девушке, с огромными и грустными глазами-озерами. Она переживает за его жизнь не меньше меня.
– Я хочу знать…что произошло…после того, как в нас с Лэнлоном выстрелили…пожалуйста, Лиз, – обхватываю гудящие виски указательными пальцами, совершая пару мягких вращений. Будто это поможет моей голове не взорваться в ближайшее время от жалких попыток объять необъятное и мыслей о Лэндоне.
– Я уже говорила тебе, Адалин. Стреляли не в тебя. А в мистера Бейкера, когда он был один, в своем собственном доме, – устало отзывается Лиз, медленно поднимая на меня взгляд, явно сканирующий рядового пациента на наличие безумия. Он хорошо мне знаком, я частенько ловила его на себе в клинике, где лечилась от тревожных расстройств и депрессии.
– Ты попала в аварию, в трех километрах от коттеджа доктора Бейкера. Если ты и направлялась к нему, то встреча в итоге не состоялась. К тому моменту, когда твою машину занесло на трассе, доктор Бейкер уже истекал кровью в своем доме, где подвергся нападению грабителя. Учитывая снежную бурю и непроходимость трассы, он был обречен на скорую гибель. Ему повезло, Адалин. Бейкера спас его хаски, и ты. Счастливый случай, как бы дико это не звучало. Скорую вызвала женщина из соседней деревни. Мисис Хагс изредка убирала дом Лэндона и забеспокоилась, когда к ней прибежал пес со следами крови на шерсти. Если бы Бейкер не получил первую помощь – все могло закончиться трагически. А в Чикаго вы бы ехали уже на разных машинах, – довольно откровенно выдает мне всю информацию Лиз.
– Авария? Я попала в аварию? – совершенно ничего не понимая, с негодованием встряхиваю волосами, пытаясь осознать, какого черта она несет. – Но кто вызвал скорую для меня? Учитывая, вероятность проезжающих мимо машин на той трассе в сочельник…
– Твой молодой человек. Джастин. Именно от него поступила заявка о несчастном случае. Насколько я знаю, он второпях рассказал диспетчеру о том, что его девушка, скорее всего, попала в аварию и нуждается в помощи. Он звонил тебе в тот момент, когда твоя тойота дрифтовала на страшном развороте. Этот проклятый перекресток унес немало жизней. Несмотря на плохую видимость и снежные заносы на трассе, бригада скорой помощи выехала на место происшествия. Никогда не видела ничего подобного. Неизвестно откуда взявшийся хаски доктора Бейкера наворачивал круги возле твоей запертой машины, выл, рвался внутрь, царапая лапами стекла. Тогда мы еще не знали, что это тот самый пес, что ворвался в дом миссис Хагс. Пока Дрейк вскрывал твой автомобиль, нам поступило сообщение о раненном мужчине, доставленном в местное больничное отделение. Они оказали Лэндону первую помощь, но необходимого оборудования для проведения сложной операции, что требовалась Лэндону, у них не было, и, оценив риски и твое состояние, мы сделали небольшой крюк и забрали его с собой.
– Что с ним сейчас? – не в силах выйти из шокового состояния, в которое привел меня рассказ Лиз, выдыхаю я.
– К сожалению, прогнозы не самые оптимистичные, Адалин. Лучшие врачи борются за жизнь доктора Бейкера. Сильная потеря крови и неоднократная остановка сердца могут привести к непредсказуемым последствиям. Лэндон перенес операцию и сейчас подключён к аппаратам жизнеобеспечения. Это фактически кома. Сейчас многое зависит от него, от ресурсов его организма и желания жить. Сожалею, Адалин, но остальную информацию, связанную с состоянием Лэндона, имею право разглашать только близким родственникам. Например, его жене, которая торчит в холле почти сутки. Как и ваш молодой человек Джастин. Хотела спросить: могу ли я пустить его к вам? Без одобрения пациента, в палату мы пускаем только родственников.
Пытаясь переварить услышанное, я часто моргаю, ощущая как нервный тик сводит веки.
Я ничего не понимаю. Совершенно.
Мы давно не общаемся с Джастином! Более того, я замужем за Мейсоном, но о нем медсестра не проронила и слова.
– Он будет жить? Пожалуйста, Лиз…знаю, вы знаете больше, чем говорите, – если душа существует, то сейчас она усиленно царапает меня граблями по грудной клетке.
– Не буду давать ложных надежд. Его состояние близко к критическому. По крайней мере, таковой была последняя информация, которую я слышала. Я всегда призываю верить в лучшее, – Лиз заботливым движением наполняет мой стакан теплой водой, и ставит на край тумбочки. – Мне пора идти на дальнейший обход. Если что-то понадобится, красная кнопка рядом, – сдержанно улыбнувшись, медсестра прощается со мной коротким кивком и разворачивается в сторону двери.
– Лиз! Постойте, Лиз! – вовремя спохватившись, вдруг кричу я.
– Да? – Лиззи Спаркл замирает у выхода, бросая на меня взволнованный взгляд через хрупкое плечо.
– Может это прозвучит странно, но я бы хотела спросить…какой сейчас год?
Ее лицо мгновенно сковывает помрачневшая, полная подозрений и вопросов, маска. Не удивлюсь, если мисс Спаркл мысленно записывает меня на прием к психиатру прямо сейчас. И когда я слышу ее ответ, я почти согласна принять его помощь незамедлительно.
– Через три дня мы будем праздновать две тысячи тринадцатый год, – наспех подмигнув, девушка отправляется за дверь, оставляя меня наедине с бешено колотящимся сердцем и полным непониманием, как такое возможно.
Две тысячи тринадцатый год. Восемь лет назад я впервые встретила Лэндона. Тот самый год, когда он спас меня после моего эпичного падения в прорубь.
Наплевав на слабость в мышцах, я соскакиваю с постели, удивительно быстро подбегаю к зеркалу над раковиной. Включая свет, принимаюсь за тщательное рассматривание мимических и возрастных морщинок на своем лице.
Как ни крути, в тридцать три их куда больше, нежели в двадцать. Или двадцать пять. Именно столько мне было в две тысячи двенадцатом. И именно на этот возраст я выгляжу сейчас, хотя еще позавчера я нашла у себя два новых глубоких и неприятных залома на лбу.
Сейчас их нет, словно время обернулось вспять и меня отбросило на восемь лет назад.
Что невозможно. Или…отбросило нас обоих?
Так, постойте. А существовали ли последние восемь лет на самом деле?
Ни Лиз, ни одна другая медсестра не пустили меня к Лэндону, несколько раз напомнив мне о наличии жены у доктора Бейкера. На следующий день после несчастного случая, Сильвия перестала посещать клинику. Возможно, у жены Лэндона сдали нервы – не каждая женщина хочет смотреть на то, как ее сильный и неуязвимый мужчина медленно умирает.
Мне было плевать, что обо мне подумают. Сильвия может обратиться в полицию, если хочет разделить меня с Викингом.
Я испытывала дикую потребность видеть Лэндона. Главное, что живого, пусть и вдыхающего кислород с помощью специального аппарата.
И поэтому, не нашла способа лучше, чем тайно пробраться в его палату среди ночи. Опущу подробности того, каких усилий мне это стоило. Все это потеряло значение, когда я, наконец, оказалась в его пространстве.
Медленно подхожу к мужской фигуре, занимающей большую часть тесной больничной койки. Мой взгляд цепляется за мощную ладонь Лэндона, кажущейся бронзовой на фоне белого одеяла и простыни. А вот кожа его лица, стала заметно белее, словно больше не насыщена жизнью и кровью. Огромная специальная маска продолжает скрывать его внешность, но я вновь акцентирую внимание на том, что вместо бороды, его подбородок украшает двухдневная щетина. К тому же, он выглядит значительно моложе, как и я.
– Ну привет, Викинг. Я пришла, чтобы извиниться, – тихо шепчу я, опускаясь на небольшой стул рядом с Лэндоном. Не знаю, можно ли к нему прикасаться, но не могу удержаться. Сжимаю его ладонь, разглядывая плотно сомкнутые веки.
Устрашающее зрелище.
Только отсчитывающий писклявым ритмом пульс и время от времени увеличивающаяся в размере грудная клетка Бейкера говорит о том, что Лэндон все еще жив. И это убивает, разрушает изнутри, но я знаю – сдаваться рано. Мы оба не сдадимся.
– Забираю свои слова обратно: ты не был призраком. Никогда, – снежный комок из слез стоит поперек шеи и царапает горло. – И только попробуй стать им сейчас! Сейчас, когда у нас есть шанс все исправить…хотя, возможно, ты даже не вспомнишь меня. И наши двадцать четыре часа, проведенные четыре раза. Может быть, ты даже не видел их, ведь я так до тебя и не доехала, но я верю, верю, Лэнд, что мы были там. Вместе. Все не случайно, не бессмысленно. Только знаешь… сейчас это не так важно, Викинг. Вспомнишь ты меня или нет. Будем ли мы вместе. Ты просто должен жить. Эти руки ждут самые великие дела, – касаюсь губами костяшек его пальцев, борясь с диким желанием лечь рядом с Лэндоном и проспать с ним так до его пробуждения.
– Лэнд. Ты мне так нужен. Возвращайся скорее, Викинг. Хочешь, я буду печь тебе кекс каждое утро? С поджарками, как ты любишь, – наклонившись, зарываюсь пальцами в его волосы. – Хочешь, больше не буду мешать тебе, когда ты делаешь работу по дому? Тебе еще так много нужно сделать там. В доме. Починить часы и ставни. Настроить электричество, чтобы на следующее Рождество мы бы не остались без света. Хочешь, я больше никогда не растаю на утро после Рождества? Обещаю. Только ты…ты тоже, пожалуйста, не растай, – каждое последующее слово дается с еще большим трудом. Дыхание схватывает, слезы превращаются в кусочки льда и скребут по небу и поверхности век. – И Балто тебя ждет. Лэнд, он без тебя не справится. Пожалей хотя бы его.
Следующие двое суток я не отхожу от Лэндона. Так и слышу его саркастический тон в голове:
– Ты что, возомнила себя аппаратом жизнеобеспечения, кроха? Марш жрать, а потом спать. Нечего возле меня тебе делать, пока я дрыхну.
Но есть совершенно не хочется, когда осознаешь тот факт, что в тот момент, когда ты, наконец, нашла мужчину своей мечты и попала с ним в одну реальность, он решил капитулировать из нее таким оригинальным способом. Причем навсегда. Я обязательно отчитаю его за то, что он пытался так нагло сбежать от меня, ну а пока…
Я читаю ему книги, пою песни из Диснеевских фильмов, и заново пересказываю ему нашу историю, смакуя каждую деталь, каждое Рождество, без утайки делясь с ним всеми своими впечатлениями и эмоциями от наших встреч.
– За окном уже сугробы-ы-ы и нас Балто ждет давно-о-о, – пропеваю ему я, едва сдерживаясь, чтобы не хлюпнуть носом. Показываю Лэндону его верного пса во дворе миссис Хагс, которая прислала фото прыгающего по снегу Балто. Вчера мы с ней пересеклись в коридоре больницы и, наконец, познакомились в реальности.
– Видишь, какая у тебя группа поддержки, Лэнд? – постоянно подбадриваю его я, болтая с ним до тех пор, пока язык и губы не пылают от мозолей и сухости.
Эти два дня – самые долгие в моей жизни.
В них поместилась целая вечность, наполненная страхом, ужасом, и надеждой…надеждой и верой на то, что чудеса случаются. И не потому, что на носу Новый Год, а просто так – потому что ты искренне и от всего сердца желаешь этого. Потому что, когда смотришь на близкого душе человека, из твоей груди выходит настолько мощный свет, что кажется, ты можешь освятить им все планету. Я часами могла представлять себя солнцем, передающему Лэндону весь свой свет.
Каждый раз взволнованно выдыхала, когда мне казалось, что его ресницы начинают дрожать. Но Лэндон настойчиво не открывал глаза. Чертов упрямец.
– Может быть, ты объяснишь мне, какого черта тут делаешь? – истеричный возглас, раздавшийся за моей спиной, заставляет сотрястись каждую клеточку тела. Подпрыгиваю на стуле, аккуратно отпуская ладонь Лэндона. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, кому этот высокий голос может принадлежать – законной жене моего мужчины. И когда Лэндон проснется…он может выбрать ее, потому что не вспомнит и секунды нашего общего восьмилетнего забвения, запертого в считанные минуты.
Скорее всего, так и будет. Все четыре Рождества были только моим сном, плодом больного воображения. А значит и все проблемы в браке Лэндона и Сильвии – придуманы лишь моим сознанием.
Так или иначе, я потеряю его.
– Я? Я…, – не сразу нахожусь с ответом. Встаю на ноги и резко оборачиваюсь, обнимая плечи руками – будто эта поза способна защитить меня от огнестрельных пуль, стремительно вылетающих из хищных глаз красивой и эффектной женщины, что стоит передо мной. Сильвия. Все в ее образе идеально – от наманикюренных пальчиков до аккуратной укладки волос. И я…маленькая, хрупкая, девочка-подросток с растрепанными волосами на фоне модели с обложки ВОГ. Не уверена, что понравлюсь Лэндону в настоящей жизни, если Сильвия отожествляет его вкусы и предпочтения.
– Ты! Откуда ты вылезла и что тут забыла? – преодолев расстояние между нами, выплевывает мне в лицо Сильвия. Торопею от подобной грубости, не находясь с ответом сразу. – Очередная девочка-интерн, решившая сделать карьеру, через постель лучшего хирурга клиники? Так ты просчиталась и очень сильно опоздала. Это место занято. Усекла? Держись от моего мужа подальше. Ты поняла? Вон отсюда, – шыкнула на меня бестия, и вместо того, чтобы вступить с ней в словесную перепалку, я просто расправляю плечи и выдерживаю ее бешеный взгляд. С молчаливым достоинством.
– Мисс Скай, вы должны покинуть палату, или мне придётся сообщить руководству, – из-за спины Сильвии вдруг появляется Лиз. В ее глазах искрится сочувствие и понимание, но я не нуждаюсь в извинении и запоздалом раскаянии. Лиззи Спаркл сдала меня этой бешеной, иначе она бы не вернулась в больницу. Ей было плевать на Лэндона, когда я впервые пробралась в его спальню. Он был совсем один. Любящие жены не оставляют своих мужей в критическом состоянии.
Наплевав на то, что эти две гарпии не сводят с меня ожидающих и требовательных взглядов, я снова поворачиваюсь к Лэндону. Так, словно никого рядом нет. Наклоняюсь к его лицу и, касаясь губами мочки уха, прошу:
– Я люблю тебя, – абсолютно чистое признание раскрывает сердце, разливается теплом по всему телу.
– Больше всего на свете, – чувственно добавляю я. – Возвращайся домой, Лэндон. Я буду ждать тебя. Двадцать четыре на семь.
Глава 2