— Хорошо… теперь наша очередь посмотреть ваши бумаги.

— У меня контракт. Само собой — контракт. Все по закону, все предписания соблюдены, а как же… Хоть сейчас принесу. Но… чем я еще могу быть полезен?

Кардель заглянул через плечо Свеннинга в полутемный холл.

— Спальня. Супружеская спальня. Проводите нас в супружескую спальню.

Кардель пропустил Винге, перешагнул порог, кивком поблагодарил Свеннинга и закрыл дверь. Свеннинг остался в коридоре.

Большая, красивая комната, в которой царит огромная супружеская кровать с вышитым балдахином на четырех тонких, не толще трех дюймов, колоннах с искусной резьбой. Мебель, как и всё в доме, прекрасного качества. Многие предметы обстановки, несомненно, служили нескольким поколениям Тре Русур. Так обычно и бывает в богатых провинциальных усадьбах, далеких от постоянно меняющейся столичной моды. Восточный ковер, штофные обои с повторяющимся рисунком — цветы, переплетенные похожей на виноградную лозой.

Они некоторое время молча ходили по спальне, с одобрением изучая все новые детали, подтверждающие изысканный, хотя и подчеркнуто консервативный вкус хозяев.

Первым прервал молчание Винге.

— Запах чувствуете?

— Мыло, — Кардель кивнул. — Обычное мыло. Ни о чем не говорит. Недавно прибирались, и что? Большое дело. Скажем, готовились к приему новобрачных. Поди определи, когда затеяли приборку — до убийства или после? — Внезапно его осенило. Он неожиданно быстро опустился на колени. — Помогите мне, Эмиль.

Они вместе откинули ковер. Доски под ковром были разного цвета — ближе к центру намного темнее.

— Видите? Здесь лежал другой ковер, поменьше. Доски по периметру успели выгореть на солнце. И тоже… почему? Нет ответа. Запачкали кровью? Может быть. Старый ковер моль побила? Сочли недостойным для приема новобрачных? Тоже может быть. Пятьдесят на пятьдесят.

Встать Карделю оказалось труднее: в правом колене что-то хрустнуло, и бедро прорезала острая, но, к счастью, мгновенно утихнувшая боль.

Винге рассеянно кивнул. Они еще раз подробнейшим манером осмотрели спальню. Все чисто. Прибрано очень тщательно, даже в винтовой резьбе кроватных столбиков кое-где застряли мыльные чешуйки.

Кардель сдался первым. Потрогал ладонью шелковистую дамастовую обивку стула, тяжело сел и заправил за щеку чуть не полную горсть табака.

— Пустое дело.

Винге что-то не давало покоя. Он в который раз принялся грызть ноготь на большом пальце, все время поглядывая на свисающую с потолочной розетки обернутую тафтой цепь, удерживающую люстру.

— А может… — И в нерешительности замолк.

Кардель нетерпеливо крякнул.

— Да говорите же… если есть что сказать. Что бы вы ни сказали, хуже не будет.

— А не мог бы кто-либо зажечь люстру?

— Средь бела дня? Вам что, света мало?

Винге изготовился было объяснять, но махнул рукой — быстрее показать.

Кардель вышел и через несколько минут вернулся с той же самой служанкой, которая провела их в спальню. Та несла в руке некое подобие очень длинного и очень тонкого факела, прикрывая горстью колеблющееся пламя на конце. Одну за другой зажгла свечи в люстре — очень осторожно, чтобы не задеть ограненные в виде призм хрустальные подвески. Винге тем временем распустил сутажные завязки, и шторы с мягким шорохом сошлись. Теперь дневной свет в спальню почти не проникал. Кардель посмотрел на внезапно ставшие очень яркими свечи.

— Нет-нет, Кардель… не там. Обои… — Винге заметил непонимающий взгляд Карделя и пояснил: — Мы ищем тень, которой не должно быть.

Яснее не стало.

Они начали медленный и странноватый танец вдоль стен, и буквально через несколько минут Винге издал тихое восклицание: нашел, что искал. Странная бесформенная тень почти под потолком, как призрачная пчела, собирающая мед с однообразных цветов в орнаменте обоев. И удивительно: каждый раз, когда комнату прошивал легкий сквозняк, начинало колебаться пламя свечей в люстре — и в такт с ним шевелилось это еле заметное пятнышко.

— Помогите мне подвинуть стол.

Кардель подвинул тяжелый стол, и Винге даже не забрался, а взлетел и выпрямился во весь рост. Он все время оглядывался, мысленно совмещая тень на обоях со светом каждой из свечей. В конце концов решительно протянул руку и осторожно снял с крошечного медного крючка одну из граненых подвесок.

Кардель подал ему руку. Винге помощь не потребовалось: он спрыгнул так же легко, а если вспомнить недавнее его плачевное состояние — на удивление легко. Они подошли к окну, Винге отвел штору, и хрустальная призма в его руке повела себя так, как и должна себя вести призма: отбросила на лоб Винге радужную тень.

— Девочка была рыжая, как и ее мать… — тихо произнес он.

На одной из граней подвески к капле свернувшейся крови прилип волос.





11




Пришел Свеннинг с бумагами — его не было так долго, что Кардель успел про него забыть. Винге первым делом начал внимательно рассматривать подписи на контракте. Подпись самого Свенниига и другого участника контракта, которым должен быть Эрик Тре Русур. Подпись Эрика выглядела странно: ученическая клякса, пересеченная парой волнистых, неуверенных линий.


— Вы подписывали этот документ одновременно с владельцем?

— Пет… Сначала я, оба экземпляра. Потом мне прислали вот этот документ, уже подписанный контрагентом.

— То есть вы с ним не встречались? Ни разу?

Свеннинг молча покачал головой.

— И вам не кажется это странным?

— А что тут странного? Если бы он не был занят, ему бы и услуги мои не понадобились.

Рука Винге потянулась к затылку. В задумчивости ухватил прядь волос и начал скручивать в жгут.

— Не возьмите за труд рассказать… вот вы вступили в должность нового управляющего. Каковы были ваши наипервейшие действия?

— Наипервейшие? — Карделю показалось, что Свеннинг не без труда выговорил это слово. — Наипервейшие… людей найти! Вот они и есть, как вы изволили выразиться, наипервейшие действия. Тут же никого не было — ни служанок, ни конюхов, ни повара. Никого, хоть шаром покати.

— Все уволились?

— Наверное, — Свеннинг пожал плечами. — Мне откуда знать. Бывает. Что ж — уволились, так уволились. Новых найти трудов не составило. Работников туг тринадцать штук на дюжину. Рынком правит покупатель.

— Понятно, — мрачно прервал Кардель. — А теперь скажите, где найти Эрика Тре Русур?

— Понятия не имею. А зачем он мне? Пока жалованье платят, мне-то что? Что есть он, что нет.

Дело шло к вечеру, но тяжелая дневная духота еще не выветрилась из леса. Солнце стояло совсем низко и давало о себе знать лишь редкими ослепительными вспышками, когда его лучам удавалось пробиться через густое переплетение ветвей. В такие моменты полчища комаров и совсем уж невидимых мошек превращались в облако огненных искр, как при лесном пожаре.

Кардель снял протез и перекинул через плечо, удерживая за свисающие ремни.

— Кровопролитие, несомненно, имело место… но никак не могу представить, что же должно было произойти. Кровь на люстре…

— И что вы думаете? — спросил Винге.

— Похоже, вдова Коллинг права. Мало того что дочь убили… еще и постарались следы замести. Комнату отмыли, отскоблили, всех, кто мог хоть что-то заметить, уволили… Ищи-свищи. Темная история.

— Логически рассуждая, в спальне с Линнеей Шарлоттой мог находиться только один человек. Жених… то есть уже муж. И он исчез. Этот факт не в его пользу… особенно в свете того, что исчез он, не оставив следов. Короче говоря, готов на пари: если мы найдем Эрика Тре Русур, значит, найдем и убийцу.

Кардель кивнул.

— Я слышал подобные истории. Правда, не с таким свирепым концом. Жених и невеста… они же почти дети. Он пыжится из всех сил, но робеет, конечно… дрожит, как заяц. Да еще и выпил для храбрости. И в постели у него ничего не получается. Дурачок распускает кулаки — дескать, это ты виновата, что я не сумел показать свои мужские достоинства… А здесь-то… что ж он, зверь, что ли, какой? Сопляк совсем.

— Возможно, вы правы. Самое простое объяснение верно, пока не найдутся факты, доказывающие нечто иное. Вы, возможно, слышали от Сесила… наверняка слышали. Это его излюбленная максима. Бритва Оккама. Но одно ясно: мы должны во что бы то ни стало разыскать этого Эрика Тре Русур.

Большая гостиная на хуторе Коллинга почти пуста. Несмотря на жару, печь пылает так, что пламя устремляется в дымоход, и снаружи наверняка видно, как огонь то и дело показывает язык из печной трубы. Вдова сжигает все, что не удалось продать или подарить. Она сидит перед очагом с топором в руках и время от времени равнодушно рубит стулья, табуретки и прочую служившую поколениям утварь.

На закопченном лице хозяйки струйки пота протравили поблескивающие живые борозды. Она неотрывно смотрит на гудящее пламя и не отвлеклась даже на вошедших Винге и Карделя. Даже глаза не подняла, только спросила:

— И что?

Кардель тяжело уселся на скамью у стены.

— Вы не знаете, куда делся жених после свадьбы?

Коллинг ответила не сразу. Одним ударом обуха разломила пополам треснувший деревянный поднос и осторожно, чтобы не обжечься, сунула в печь.

— Не знаю… видела только уезжавшую карету. Догнала, конечно, хотела спросить, куда… но он так и не показался. Только кучер… француз, думаю. Крикнул что-то на своем лягушачьем языке, заржал и хлестнул коня. Наверное, в Стокгольм. Той же дорогой, что и вы появились.

— А что он крикнул?

— Откуда мне знать? Я по-французски ни бум-бум. Но все-таки… все-таки постаралась запомнить. Сама не знаю, зачем.

Она сделала несколько попыток воспроизвести звуки французской речи.

— Le ton beau des vivants? — догадался Винге.

— Во-во. Ле тон бо де виван. Но тут вот что: если Эрика подозреваете, то зря. Эрик не мог убить мою девочку.

Кардель подался к ней.

— Почему это?

Коллинг впервые отвела глаза от огня, резко повернулась на табуретке и со злостью прошипела: