И позже (перемотаем) добавляю:
— Я хочу хорошо попрощаться.
Он злится и отвечает:
— Я не собираюсь с тобой прощаться.
Но это чтобы встретиться, нужны двое. А чтобы прощаться — достаточно одного. Это 24-й год: воспоминания не имеют ни смысла, ни силы. Тогда было важно, а потом наступило новое, и сейчас, и сейчас, и теперь. Тем не менее, видишь, я тоже их записала. Зафиксировала как доказательство того, что ты существуешь. Потому, что я никогда никого не выдумываю, не умею — только пишу, как ты — звук.
Бабочку отпускай.
39.
А ко мне девушка на свидание прилетела. Очень красивая, с большим ртом, как у Джулии Робертс. Всё бы ничего, но ко мне вообще-то тут месяц уже почти как летает ее мужчина на свидания. Ее бывший мужчина, разумеется, я имею в виду. И никак они у меня в голове не соединяются, а вот я сама соединяюсь в голове с каждым из них по отдельности – легко (удобное место для соединений моя голова).
40. Сначала мне написала она, а потом — её парень
Он предлагал работу, она – дружбу, но писали они (и он, и она) не за этим.
Я в Стамбуле. Переехала на азиатский берег (Кадыкёй — другой совсем город), в Стамбуле были взрывы.
Ко мне впервые за время проекта прилетела на свидание девушка. Ее зовут Юля, она из Казани, и она очень красивая.
С Юлей интересно вот что.
Сначала мне написала она, а потом ее парень.
Он (зануда и сноб) предлагал работу, она (светлая, с огромными глазами и ртом, как у Джулии Робертс) — дружбу, но писали они (ни он, ни она) не за этим. Я общалась с ними как с парой (в своей голове), и только когда он пригласил на свидание (в работе я отказала, разумеется, кого это вообще интересует, какая-то скучная взрослая жизнь), я узнала, что они расстались (большими, важно сказать, друзьями). Он прилетал уже дважды, мы общаемся месяц (пишу об этом, но не публикую пока).
Когда я объявила в Фейсбуке, что никогда не была на свидании с девушкой, Юля пригласила меня.
Было так волнительно с ней встречаться, но мы прекрасно проводим время, много говорим о важном и смеемся над всякой ерундой, танцуем ночью у окна при включенном свете, бегаем под дождем, едим руками, смотрим, как садится солнце, обнимаемся на корабле.
Еще (совпало) прилетел мой близкий друг Глеб. Теперь мы ходим по улице втроем, и он всё нам покупает. С момента начала проекта «147 свиданий» я так редко вижу друзей. Юле в этом смысле повезло вдвойне: она видит не только мягкую и открытую меня (что почти всегда), а меня с человеком, с которым я давно и близко.
— Уоу, какое место, смотрите, — Глеб говорит, когда мы по пути на причал под дождем проходим аутентичное кафе: скатерти в орнаментах, сидят за чаем преимущественно мужчины — и ни одного туриста.
— Я бы тут чаю выпил.
— Так выпей, — говорю я, и мы разворачиваемся.
Позже, уже на речном вокзале, трое в пальто, двое в шляпах, я в гангстерской шапке Глеба, с головой белой женщины в руках (всегда вожу ее с собой), вся завернутая в какие-то тряпки, одеяла (похолодало, и мы все одеваемся тут как цыгане). Юля говорит: «Вы такие безумные, свободные, веселые, дикие — я всё время чувствую себя с вами маленькой».
Вчера ночью она должна была улететь, но поменяла билет, потому что:
— Не хочу улетать.
— Так не улетай.
P. S. Погода плохая, дожди.
41. Непоследнее свидание
Большинство моих первых свиданий стали последними, кроме этих трех. Трижды я думала: а вдруг это «он»? Но повода для этого мне никто не давал. Я сама его брала. Смотрю: повод лежит, дай, думаю, возьму. Это, кстати, ошибка. Людей нужно слушать, они обычно сами всё о себе говорят. Ну вот хоть я, например.
Этим летом я пошла на 147 свиданий, чтобы найти «своего человека» и/или ответ на вопрос, возможно ли это вообще в новом, изменившемся мире. В сентябре я стала публиковать истории об этих свиданиях.
В Тель-Авиве, Берлине, Стамбуле я встречалась с людьми разных национальностей, убеждений, профессий, роста, темперамента, склада ума: с адвокатом, который предложил мне контракт на рождение ребенка, с темнокожим парнем, с человеком, который никогда не платит за проезд, и с человеком, кому принадлежит квартал, в котором я жила, с геями, с девушкой (сейчас), с людьми сильно старше и младше, своего круга и разных кругов.
Трижды я думала: а вдруг это «он»? В таких случаях проект приостанавливался (если вы читаете меня давно, то могли заметить).
1.
У меня были открытые временные отношения с прекрасным эстонцем в Берлине. Мы жили вместе, вели общий быт, путешествовали, гуляли, смотрели кино, проводили время с его друзьями и семьей. Это красивый мужчина, веселый и легкий, жилистый и быстрый, трудяга и добряк. Я примеряла на себя роль его жены, каждый день. Я соединилась с этой ролью, нашла себя в ней. Он был радостным и благодарным за такие простые, обыкновенные вещи, как приготовленный завтрак (каждое утро) и ужин (каждый вечер), цветы на балконе и в окнах, другая скатерть, другая посуда, интерес к его жизни, внимательность к его настроению, планам, близким. Я повлияла на его дом, ему понравилось это. Я везде была с ним, мы всё делали вместе, никогда не спорили — всегда договаривались.
Один нюанс: с самого первого дня он сообщил мне, что не хочет семью (был женат дважды) и вообще не ищет длинных отношений — я подумала и приняла это. Весь этот месяц я знала, чем он кончится.
Во мне примирялись две силы: принятия (вообще, месяц — довольно много, чтобы быть с тем, с кем хочется) и сопротивления (может, он просто и сам пока не знает, что хочет семью, надеялась я). Я много думала о том, что он должен был сказать или сделать, чтобы я осталась. Какой я должна быть, чтобы он этого захотел и сделал? Чего ему не хватило, чего не хватило мне? Нам? Времени? Уверенности? Любви? Через месяц после нашего расставания он захотел продолжения. Он попросил меня вернуться — теперь на три месяца. Я поняла, что не готова больше ни «пробовать», ни продлевать себя. Жили бы мы сейчас, если бы я сказала «да»? Можно только предполагать — этого не случилось. Я сказала ему: ты никогда не сможешь забыть меня, Лео. Лео, я знаю, что ты читаешь это сейчас, — прости, что ты никогда не сможешь меня забыть.
2.
У меня были свободные отношения с человеком, который еще более открытый, чем я. Будем называть вещи своими именами: я этого не выдержала. Мы не выдержали этого по очереди и вместе. Несмотря на декларацию свободы как главной ценности, ему было сложно (на деле это всегда сложнее) принимать мой поиск и то, как я сейчас живу. Он хотел, но не смог, не решился, не чувствовал себя вправе меня остановить, хотя мог просто попросить.
Просить не пришлось, через две попытки видеть других, я остановилась сама. Я остановилась, а он — нет. Он думал, мы сможем держать глубокую близкую связь на расстоянии, соединяясь при этом иногда на разных уровнях с другими людьми («делай что хочешь, только не лги», «делай что хочешь, только не закрывайся, не отсоединяйся»). Это и правда был большой и глубокий обмен, вовлеченность, участие — я очень благодарна за это. Он учил меня жить сейчас. Это щедрый, дающий, внимательный человек, который на меня НЕ претендовал, для которого я могла оставаться, исключительной только если я принимала всех остальных женщин в его жизни. Какое-то время я считала, что я могу (и я могла), но потом по не зависящим от него обстоятельствам, совершенно случайным, я слетела с петель — победило эго. Чего мне не хватило, чтобы сохранить эти отношения и развиваться в них? Терпения. Устойчивости. Любви? Мы очень похожим образом живем, в поиске и соединениях с людьми, в радикальной открытости, доверчивости, в вере в свою правду, но я ищу, чтобы остановиться, а он — нет. Поэтому я остановилась здесь и сейчас, сама, сразу.
3.
Третью историю я не могу вам пока рассказать — я в ней. Человек, с которым я сейчас НЕСУЩЕСТВУЮЩИЙГЛАГОЛ, спросил меня вчера, учитывала ли я риск, что после одного из моих свиданий дальше проект может просто не пойти. Я ответила честно: я на это рассчитывала.
х х х
И ЕЩЕ КОЕ-ЧТО
Многие осуждающие меня думают, что я живу развратно: это не так. Я считаю секс выражением развития отношений между близкими людьми. У меня нет сейчас ни с кем настолько близких отношений — говорю это, хоть это и не ваше дело. Тем, кто спрашивает меня, не стыдно ли мне, я отвечаю: мне не стыдно. Я не делаю того, чего мне пришлось бы стыдиться, и в этом я увереннее и сильнее большинства из вас (извините), задающих эти вопросы.
<3
Я хочу сказать огромное спасибо всем, кто читает и поддерживает меня. Я почему-то думаю, что другие люди понимают, что это не игра, не развлечение, а важный и сложный, хоть и увлекательный эксперимент, в сердце которого — мой глубинный, искренний, личный интерес, а снаружи — понятная, простая форма (вот эта — с описанием встреч и расставаний — 147 моих свиданий).
Вообще-то никто из вас не обязан меня понимать, но если вдруг это всё же случается — то это подарок.
Это были промежуточные итоги моего проекта. Спасибо.
42.
Юля, прилетевшая ко мне на свидание следом за своим бывшим мужчиной (всем нашим привет), сегодня улетела из Стамбула. Никогда не догадаетесь, что мы сказали друг другу на прощание. Мы сказали друг другу: «До завтра».
43. Берегите любовь
Мы могли бы быть близкими. Я имею в виду, мы всё еще можем.
В Шереметьеве парень с круглым смеющимся лицом, одетый в модный длинный (в пол) пуховик защитного цвета, джинсы и красные кеды, шагает вальяжно к зоне паспортного контроля. Он говорит урча, почти примяукивая, в телефон:
— Крррошка, а ведь я уже так близко!
Мы переглядываемся с Вовкой, заехавшим выпить со мной кофе в шесть утра в аэропорт (у меня пересадка), и прыскаем со смеху. По-доброму — это классно, это так классно, что ты так близко, чувак. Парень рыжий, и он выглядит очень счастливым. В очереди на досмотр я стою за ним. Я думаю, если бы это был мой парень, я бы прямо сейчас запрыгнула на него и обняла ногами.
***
В самолете Москва - Казань на месте 10D — аккуратно подстриженный мужчина с добрым, мягким, спокойным лицом. Он в теле, но статен, лысеет, но еще молод (может быть, 35), одет в хороший костюм. Он встает и улыбается, пропуская меня к окну. У меня в руках ноутбук, телефон, косметичка, шарф, рюкзак, голова белой женщины (путешествует со мной). Всё это мне очень нужно в моем полете (час в небе, столько дел).
Пробираясь к 10 F, я роняю все эти предметы по очереди каждый, он по очереди их поднимает. Я краснею, он смеется. Между нами садится долговязый парень лет одиннадцати — в сером спортивном костюме и очках в бирюзовой оправе. Рост у него уже юношеский, а лицо еще детское: теплый румянец, длинные ресницы. Он уверенно чувствует себя среди двух незнакомых взрослых, без смущения. Вежливо и спокойно, он обращается к нам на Вы, и я к нему тоже. На взлете он видит, что я использую телефон, и отмечает просьбу бортпроводника перевести мобильные устройства в авиарежим. Я благодарю его.
В иллюминатор вливается розовый солнечный свет — это солнце встает, и наш самолет взлетает над заснеженным городом. Я снимаю селфи в этом свете и замечаю, оглядываясь, что мои попутчики спят.
Солнечный свет слепит им лица, я опускаю шторку иллюминатора: теперь порядок. Я смотрю на них — они могли бы быть моей семьей. Я отправляю селфи подруге: «Я, мой муж и наш сын, летим в самолете. Шутка!»
Мне становится неловко, а потом сразу — больно. Мужчина просыпается, ему приносят утреннюю газету и нам — кофе. Мальчик ворочается во сне, раскидывается и кладет затылок мне на плечо. Я жестом прошу бортпроводника не будить его.
44. Отдай мой айфон
Всё было классно, а потом (в нашу последнюю ночь в Стамбуле) Глеб спрятал айфон (мой айфон).
Я хожу по квартире, открываю ящики старого комода, трогаю кресла, приподнимаю книги и ковры. Часов нет, так что на вопрос «Где айфон?» никто не отвечает — и Глеб тоже. Мы редко видимся. Утром ему лететь в Рим.
— Я хочу хорошо попрощаться.
Он злится и отвечает:
— Я не собираюсь с тобой прощаться.
Но это чтобы встретиться, нужны двое. А чтобы прощаться — достаточно одного. Это 24-й год: воспоминания не имеют ни смысла, ни силы. Тогда было важно, а потом наступило новое, и сейчас, и сейчас, и теперь. Тем не менее, видишь, я тоже их записала. Зафиксировала как доказательство того, что ты существуешь. Потому, что я никогда никого не выдумываю, не умею — только пишу, как ты — звук.
Бабочку отпускай.
39.
А ко мне девушка на свидание прилетела. Очень красивая, с большим ртом, как у Джулии Робертс. Всё бы ничего, но ко мне вообще-то тут месяц уже почти как летает ее мужчина на свидания. Ее бывший мужчина, разумеется, я имею в виду. И никак они у меня в голове не соединяются, а вот я сама соединяюсь в голове с каждым из них по отдельности – легко (удобное место для соединений моя голова).
40. Сначала мне написала она, а потом — её парень
Он предлагал работу, она – дружбу, но писали они (и он, и она) не за этим.
Я в Стамбуле. Переехала на азиатский берег (Кадыкёй — другой совсем город), в Стамбуле были взрывы.
Ко мне впервые за время проекта прилетела на свидание девушка. Ее зовут Юля, она из Казани, и она очень красивая.
С Юлей интересно вот что.
Сначала мне написала она, а потом ее парень.
Он (зануда и сноб) предлагал работу, она (светлая, с огромными глазами и ртом, как у Джулии Робертс) — дружбу, но писали они (ни он, ни она) не за этим. Я общалась с ними как с парой (в своей голове), и только когда он пригласил на свидание (в работе я отказала, разумеется, кого это вообще интересует, какая-то скучная взрослая жизнь), я узнала, что они расстались (большими, важно сказать, друзьями). Он прилетал уже дважды, мы общаемся месяц (пишу об этом, но не публикую пока).
Когда я объявила в Фейсбуке, что никогда не была на свидании с девушкой, Юля пригласила меня.
Было так волнительно с ней встречаться, но мы прекрасно проводим время, много говорим о важном и смеемся над всякой ерундой, танцуем ночью у окна при включенном свете, бегаем под дождем, едим руками, смотрим, как садится солнце, обнимаемся на корабле.
Еще (совпало) прилетел мой близкий друг Глеб. Теперь мы ходим по улице втроем, и он всё нам покупает. С момента начала проекта «147 свиданий» я так редко вижу друзей. Юле в этом смысле повезло вдвойне: она видит не только мягкую и открытую меня (что почти всегда), а меня с человеком, с которым я давно и близко.
— Уоу, какое место, смотрите, — Глеб говорит, когда мы по пути на причал под дождем проходим аутентичное кафе: скатерти в орнаментах, сидят за чаем преимущественно мужчины — и ни одного туриста.
— Я бы тут чаю выпил.
— Так выпей, — говорю я, и мы разворачиваемся.
Позже, уже на речном вокзале, трое в пальто, двое в шляпах, я в гангстерской шапке Глеба, с головой белой женщины в руках (всегда вожу ее с собой), вся завернутая в какие-то тряпки, одеяла (похолодало, и мы все одеваемся тут как цыгане). Юля говорит: «Вы такие безумные, свободные, веселые, дикие — я всё время чувствую себя с вами маленькой».
Вчера ночью она должна была улететь, но поменяла билет, потому что:
— Не хочу улетать.
— Так не улетай.
P. S. Погода плохая, дожди.
41. Непоследнее свидание
Большинство моих первых свиданий стали последними, кроме этих трех. Трижды я думала: а вдруг это «он»? Но повода для этого мне никто не давал. Я сама его брала. Смотрю: повод лежит, дай, думаю, возьму. Это, кстати, ошибка. Людей нужно слушать, они обычно сами всё о себе говорят. Ну вот хоть я, например.
Этим летом я пошла на 147 свиданий, чтобы найти «своего человека» и/или ответ на вопрос, возможно ли это вообще в новом, изменившемся мире. В сентябре я стала публиковать истории об этих свиданиях.
В Тель-Авиве, Берлине, Стамбуле я встречалась с людьми разных национальностей, убеждений, профессий, роста, темперамента, склада ума: с адвокатом, который предложил мне контракт на рождение ребенка, с темнокожим парнем, с человеком, который никогда не платит за проезд, и с человеком, кому принадлежит квартал, в котором я жила, с геями, с девушкой (сейчас), с людьми сильно старше и младше, своего круга и разных кругов.
Трижды я думала: а вдруг это «он»? В таких случаях проект приостанавливался (если вы читаете меня давно, то могли заметить).
1.
У меня были открытые временные отношения с прекрасным эстонцем в Берлине. Мы жили вместе, вели общий быт, путешествовали, гуляли, смотрели кино, проводили время с его друзьями и семьей. Это красивый мужчина, веселый и легкий, жилистый и быстрый, трудяга и добряк. Я примеряла на себя роль его жены, каждый день. Я соединилась с этой ролью, нашла себя в ней. Он был радостным и благодарным за такие простые, обыкновенные вещи, как приготовленный завтрак (каждое утро) и ужин (каждый вечер), цветы на балконе и в окнах, другая скатерть, другая посуда, интерес к его жизни, внимательность к его настроению, планам, близким. Я повлияла на его дом, ему понравилось это. Я везде была с ним, мы всё делали вместе, никогда не спорили — всегда договаривались.
Один нюанс: с самого первого дня он сообщил мне, что не хочет семью (был женат дважды) и вообще не ищет длинных отношений — я подумала и приняла это. Весь этот месяц я знала, чем он кончится.
Во мне примирялись две силы: принятия (вообще, месяц — довольно много, чтобы быть с тем, с кем хочется) и сопротивления (может, он просто и сам пока не знает, что хочет семью, надеялась я). Я много думала о том, что он должен был сказать или сделать, чтобы я осталась. Какой я должна быть, чтобы он этого захотел и сделал? Чего ему не хватило, чего не хватило мне? Нам? Времени? Уверенности? Любви? Через месяц после нашего расставания он захотел продолжения. Он попросил меня вернуться — теперь на три месяца. Я поняла, что не готова больше ни «пробовать», ни продлевать себя. Жили бы мы сейчас, если бы я сказала «да»? Можно только предполагать — этого не случилось. Я сказала ему: ты никогда не сможешь забыть меня, Лео. Лео, я знаю, что ты читаешь это сейчас, — прости, что ты никогда не сможешь меня забыть.
2.
У меня были свободные отношения с человеком, который еще более открытый, чем я. Будем называть вещи своими именами: я этого не выдержала. Мы не выдержали этого по очереди и вместе. Несмотря на декларацию свободы как главной ценности, ему было сложно (на деле это всегда сложнее) принимать мой поиск и то, как я сейчас живу. Он хотел, но не смог, не решился, не чувствовал себя вправе меня остановить, хотя мог просто попросить.
Просить не пришлось, через две попытки видеть других, я остановилась сама. Я остановилась, а он — нет. Он думал, мы сможем держать глубокую близкую связь на расстоянии, соединяясь при этом иногда на разных уровнях с другими людьми («делай что хочешь, только не лги», «делай что хочешь, только не закрывайся, не отсоединяйся»). Это и правда был большой и глубокий обмен, вовлеченность, участие — я очень благодарна за это. Он учил меня жить сейчас. Это щедрый, дающий, внимательный человек, который на меня НЕ претендовал, для которого я могла оставаться, исключительной только если я принимала всех остальных женщин в его жизни. Какое-то время я считала, что я могу (и я могла), но потом по не зависящим от него обстоятельствам, совершенно случайным, я слетела с петель — победило эго. Чего мне не хватило, чтобы сохранить эти отношения и развиваться в них? Терпения. Устойчивости. Любви? Мы очень похожим образом живем, в поиске и соединениях с людьми, в радикальной открытости, доверчивости, в вере в свою правду, но я ищу, чтобы остановиться, а он — нет. Поэтому я остановилась здесь и сейчас, сама, сразу.
3.
Третью историю я не могу вам пока рассказать — я в ней. Человек, с которым я сейчас НЕСУЩЕСТВУЮЩИЙГЛАГОЛ, спросил меня вчера, учитывала ли я риск, что после одного из моих свиданий дальше проект может просто не пойти. Я ответила честно: я на это рассчитывала.
х х х
И ЕЩЕ КОЕ-ЧТО
Многие осуждающие меня думают, что я живу развратно: это не так. Я считаю секс выражением развития отношений между близкими людьми. У меня нет сейчас ни с кем настолько близких отношений — говорю это, хоть это и не ваше дело. Тем, кто спрашивает меня, не стыдно ли мне, я отвечаю: мне не стыдно. Я не делаю того, чего мне пришлось бы стыдиться, и в этом я увереннее и сильнее большинства из вас (извините), задающих эти вопросы.
<3
Я хочу сказать огромное спасибо всем, кто читает и поддерживает меня. Я почему-то думаю, что другие люди понимают, что это не игра, не развлечение, а важный и сложный, хоть и увлекательный эксперимент, в сердце которого — мой глубинный, искренний, личный интерес, а снаружи — понятная, простая форма (вот эта — с описанием встреч и расставаний — 147 моих свиданий).
Вообще-то никто из вас не обязан меня понимать, но если вдруг это всё же случается — то это подарок.
Это были промежуточные итоги моего проекта. Спасибо.
42.
Юля, прилетевшая ко мне на свидание следом за своим бывшим мужчиной (всем нашим привет), сегодня улетела из Стамбула. Никогда не догадаетесь, что мы сказали друг другу на прощание. Мы сказали друг другу: «До завтра».
43. Берегите любовь
Мы могли бы быть близкими. Я имею в виду, мы всё еще можем.
В Шереметьеве парень с круглым смеющимся лицом, одетый в модный длинный (в пол) пуховик защитного цвета, джинсы и красные кеды, шагает вальяжно к зоне паспортного контроля. Он говорит урча, почти примяукивая, в телефон:
— Крррошка, а ведь я уже так близко!
Мы переглядываемся с Вовкой, заехавшим выпить со мной кофе в шесть утра в аэропорт (у меня пересадка), и прыскаем со смеху. По-доброму — это классно, это так классно, что ты так близко, чувак. Парень рыжий, и он выглядит очень счастливым. В очереди на досмотр я стою за ним. Я думаю, если бы это был мой парень, я бы прямо сейчас запрыгнула на него и обняла ногами.
***
В самолете Москва - Казань на месте 10D — аккуратно подстриженный мужчина с добрым, мягким, спокойным лицом. Он в теле, но статен, лысеет, но еще молод (может быть, 35), одет в хороший костюм. Он встает и улыбается, пропуская меня к окну. У меня в руках ноутбук, телефон, косметичка, шарф, рюкзак, голова белой женщины (путешествует со мной). Всё это мне очень нужно в моем полете (час в небе, столько дел).
Пробираясь к 10 F, я роняю все эти предметы по очереди каждый, он по очереди их поднимает. Я краснею, он смеется. Между нами садится долговязый парень лет одиннадцати — в сером спортивном костюме и очках в бирюзовой оправе. Рост у него уже юношеский, а лицо еще детское: теплый румянец, длинные ресницы. Он уверенно чувствует себя среди двух незнакомых взрослых, без смущения. Вежливо и спокойно, он обращается к нам на Вы, и я к нему тоже. На взлете он видит, что я использую телефон, и отмечает просьбу бортпроводника перевести мобильные устройства в авиарежим. Я благодарю его.
В иллюминатор вливается розовый солнечный свет — это солнце встает, и наш самолет взлетает над заснеженным городом. Я снимаю селфи в этом свете и замечаю, оглядываясь, что мои попутчики спят.
Солнечный свет слепит им лица, я опускаю шторку иллюминатора: теперь порядок. Я смотрю на них — они могли бы быть моей семьей. Я отправляю селфи подруге: «Я, мой муж и наш сын, летим в самолете. Шутка!»
Мне становится неловко, а потом сразу — больно. Мужчина просыпается, ему приносят утреннюю газету и нам — кофе. Мальчик ворочается во сне, раскидывается и кладет затылок мне на плечо. Я жестом прошу бортпроводника не будить его.
44. Отдай мой айфон
Всё было классно, а потом (в нашу последнюю ночь в Стамбуле) Глеб спрятал айфон (мой айфон).
Я хожу по квартире, открываю ящики старого комода, трогаю кресла, приподнимаю книги и ковры. Часов нет, так что на вопрос «Где айфон?» никто не отвечает — и Глеб тоже. Мы редко видимся. Утром ему лететь в Рим.