Наташа очень неохотно отдала дневник, который ей поручила вести доктор Харви, что неудивительно, учитывая его содержание, в том числе и свидетельства употребления наркотиков, ее размышления о сексе, друзьях и семье. Впрочем, этот ее письменный отчет полностью подтверждает показания Ребекки Крисп.
41
В ночь перед похоронами нервы Бекки были натянуты как струны. Она пребывала в прострации, несмотря на то, что после смерти Ханны, может, только пару раз забила косяк. Время от времени она даже сомневалась в том, что будет еще когда-либо курить траву, но иногда ей хотелось накуриться до одурения. Она ждала, пока стемнеет, перед тем как выйти из дома, и никому не звонила заранее. Она целыми днями никому не звонила. Кто-то слил ее номер телефона прессе, и теперь «iPhone» блокировал все звонки, кроме родителей и Эйдена. Впрочем, ей не нужно было видеть на экране номер мамы, чтобы понять, кто звонит. Кроме тех моментов, когда она была в полиции и на консультации у этого врача-мозгоправа, она все время находилась в мамином поле зрения.
Эйден пришел к ней домой, но даже он не знал, как ей помочь в этой ситуации. Дело было не только в смерти Ханны, что само по себе было хреново, но и в том, что именно Бекка управляла осветительной установкой. Как они должны были это обсуждать? Он все это с трудом воспринимал и чувствовал себя неловко, хотя обнимал ее и говорил, что все будет в порядке. Он приходил накуренным, что мало помогало. Она в нем нуждалась – разве он этого не понимал? И та легкость в отношениях между ними исчезла.
Но ей нужно было с кем-то поговорить, и она в конце концов пришла сюда.
– Она у себя в комнате, – сказала Элисон Хоуленд, сжимая руку Бекки. – Поднимайся. Уверена, она будет рада тебя видеть. У вас обеих завтра тяжелый день.
Она говорила членораздельно, но очень быстро, и Бекка заметила бутылку вина на кухонном столе. Она была открыта и на две трети пуста. Бекка не могла ее винить. Таша чуть не умерла. Дважды. Она удивится, если Хоуленды снова выпустят дочь из дома.
– Хочешь что-нибудь попить? Или что-то съесть?
Бекка отрицательно помотала головой и, выйдя из теплой кухни, стала подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Ее душила забота взрослых. Они хотели как лучше. Но что они могли?
Дверь в Ташину комнату была не заперта, и Бекка тихонько ее приоткрыла, внезапно разнервничавшись. Волноваться было глупо, потому что для этого не было повода, но без общения по телефону и в социальных сетях ей казалось, будто она находится в вакууме. Она привыкла, нажав кнопку, узнавать, как человек себя чувствует, чем занимается. Но теперь этому пришел конец.
– Привет, – сказала она. – Я просто подумала, что… – Она пожала плечами. – Ну, знаешь… по поводу завтра.
Таша подняла на нее глаза. Она сидела на кровати и изучала содержимое старой коробки из-под обуви, которая стояла возле нее.
– Заходи, – наконец произнесла она, подвинувшись, чтобы Бекка могла сесть на кровать. – Рада тебя видеть. У меня такое чувство, что я полжизни не видела никого, кроме Беннет и родителей.
– Понимаю, что ты имеешь в виду. Такое впечатление, что мы в тюрьме.
– Ты в порядке? – спросила Таша.
Бекка кивнула, но сосредоточилась на содержимом коробки. Она была не готова обсуждать свои чувства.
– Что это за фигня? – спросила она.
Там были старые значки, билеты на концерты, пряди волос, засушенный цветок и тому подобный хлам.
– О, просто всякая всячина. Мне нравится хранить вещи, напоминающие о хороших временах. – Она вытащила засушенный фиолетовый цветок. – Это память о том дне, когда мы нашли поляну и сделали ее своим секретным местом. Я увидела его по пути домой. Мне он показался очень красивым на фоне зелени.
Рассматривая содержимое коробки, Бекка заметила знакомую вещицу.
– О, это мой старый браслет «Livestrong» [13]?
Таша вытащила его из коробки.
– Ага! Мы тогда учились в шестом классе, и у нас было тестирование. Ну, ты прошла, а я так и не закончила. Ты тогда дала его мне, помнишь?
Бекка улыбнулась и кивнула, от нахлынувших воспоминаний у нее на сердце потеплело. Эта коробка была не только для Барби. Она там тоже была. В сокровищнице воспоминаний. Она подумала о Хейли и Дженни.
– Как они могли? – тихо спросила она, а Таша тем временем аккуратно закрыла коробку и задвинула ее под кровать.
Наташе не нужно было спрашивать, о ком она говорит.
– Не думаю, что они хотели меня убить, – произнесла она, теребя пододеяльник. – По крайней мере, не в первый раз. Они хотели меня напугать. Напоили снотворным и бросили в лесу. Но я не думаю, что они хотели моей смерти. – Она помолчала. – Просто все вышло из-под контроля.
– Что ты помнишь? – спросила Бекка.
Таша казалась такой хрупкой, волосы закрывали ее лицо. Она теперь не была похожа на великолепную королеву пчел, и Бекка сжала ее руку. Она была холодной.
– О господи, я не хочу об этом говорить. Такое чувство, что я повторяю это снова и снова – Беннет, в прокуратуре, всем.
– Извини, я не подумала.
– Это из-за того, что я увидела Ханну так близко. И шок, должно быть, что-то обратно переключил в моем мозге, и он снова нормально заработал. Было такое ощущение, словно открыли кран. – Она посмотрела на Бекку. – А ты-то как? Она была твоей подругой. Она была хорошей девушкой.
Сколько людей теперь так говорили о Ханне! Ученица, многого добившаяся, милая девушка и тому подобное, но ведь на самом деле даже учителя редко замечали ее присутствие.
– Не думаю, что до меня это уже окончательно дошло. – Бекка чувствовала, как к горлу подступает тошнота. – Я продолжаю видеть панель управления. Когда закрываю глаза, то вижу, как ору на нее и двигаю ползунок, все это одновременно. Не думаю, что это видение когда-нибудь исчезнет.
– Это не твоя вина. Ты же знаешь. Они это сделали. – Она отклонилась назад и посмотрела Бекке в глаза. – Это не мы. Я не виновата в том, что не стояла там, и ты не виновата, что осветитель упал. – Она ссутулилась. – Вот бы у меня все еще был дневник, который доктор Харви заставила меня вести. Может, я заведу другой. Знаешь, это расслабляет. Не думала, что когда-нибудь буду вести дневник, но он помог мне выкинуть мусор из головы.
– А где он?
– В полиции. Они забрали его, как только я о нем упомянула.
Они обе издали стон.
– Боже, как я хочу курить! – сказала Бекка. – Думаешь, журналистам видно окно с того места, где они припарковались?
– Мне уже все равно. Я не выхожу из дома, не считая посещений полицейского участка. Надеюсь, завтра они отстанут.
– Может, погибнет еще какой-то подросток, и это их отвлечет, – пробормотала Бекка, а затем поняла, насколько ужасно то, что она произнесла. Впрочем, это не помешало им обеим рассмеяться. Черный юмор. Что еще оставалось?
– Давай сядем на пол возле окна, – сказала Таша, приоткрыв его на пару дюймов. – Я выключу свет. И они смогут увидеть только светящийся кончик сигареты. Подумаешь!
Холодный воздух проникал через щель, и Бекка села к стене, положив подбородок на колени. Она стала зеркальным отражением Таши, только менее изящным и с полноватыми бедрами. Чуть приоткрытого окна было недостаточно, чтобы комната, а то и весь второй этаж не пропах сигаретным дымом, но сегодня, да и потом, Хоулендов это вряд ли станет беспокоить. Элисон просто нальет себе очередной бокал вина и будет размышлять над тем, что она как мать сделала не так, не осознавая, что весь этот жуткий бред не имеет ни малейшего отношения к воспитанию – хорошему или плохому, да какому угодно. Дело в них самих. В их мире. И их родители ни хрена не могли поделать с этим.
– Хочешь, вместе пойдем на похороны? – спросила Таша после того, как выключила свет. – Пусть зеваки немного выпустят пар. Там их будет много.
– Конечно, – ответила Бекка.
Она испытала облегчение, такое сильное, что сердце потеплело и начало гнать это тепло к конечностям. Она не хотела, чтобы люди пялились на нее одну. А Таша в данной ситуации была трагической жертвой – не настолько трагичной, как Ханна, но Ханны больше не было. Наташа была центром всего этого. Если она будет рядом, то, может, люди не будут видеть в ней жуткого монстра. Девушка, которая случайно убила свою лучшую подругу. Может быть, кто-то из улья вообще считает, что она была заодно с теми двумя. Она знала, что происходит в гудящем рое. Любую историю там стараются приукрасить.
– Я попрошу папу подъехать к твоему дому, а потом мы поедем следом за вашей машиной, хорошо? – спросила она, выпуская струю дыма. От сигареты у нее немного кружилась голова, но курение не спасало от легкого подташнивания, с которым она училась жить. Она целыми днями практически ничего не ела и почти не курила. Во рту было гадко, но она снова затянулась.
– Хорошо, – сказала Таша. – Пусть уже это поскорее произойдет, пусть все закончится.
– Я тоже этого хочу.
Бедная Ханна! Даже сейчас, на этом последнем для нее, столь значимом мероприятии, когда наконец она, которая с трудом могла наскрести пять или шесть друзей для празднования дня рождения, все-таки соберет бо`льшую часть старшеклассников, от нее все равно пытаются отмахнуться. «Извини, Ханна, – мысленно произнесла Бекка, запрокинув голову, чтобы остановить жгучие слезы, которые вытекали из колодца жалости и стыда внутри нее. – Извини, что я была такой стервой».
– Ты собираешься в школу в понедельник? – спросила Бекка.
– Да. А ты?
Бекка кивнула.
– Я бы хотела пойти в какое-нибудь другое место, но тогда вместо детей и учителей, которых я знаю, на меня будут пялиться незнакомцы.
– Ну и ну! Тебе кто-то писал?
– Нет. Я отключила телефон. Мне нужна новая симка. К тому же я не очень хочу обсуждать все это.
– У нас был кое-кто из учителей, но я с ними практически не разговаривала, – сказала Таша. – Предоставила это маме. Хотя я заглядывала в «Facebook». Куча людей пишет на наших страницах, если ты не видела. – Она слегка улыбнулась. – Мы теперь вроде как мини-знаменитости.
Бекка могла поспорить, что на стене Таши отметилось намного больше людей, чем на ее, но все равно было приятно слышать, что о них думают.
– Страницы Хейли и Дженни удалены, – тихим голосом продолжала Таша. – Думаю, их убрала полиция или их родители. Скорее всего, полиция. – Она помолчала. – А страница Ханны осталась. Мы не были друг у друга в друзьях. Но я на самом деле даже рада этому. Было бы странно видеть ее последние записи. – Она посмотрела на Бекку. – Извини. Я не подумала. Для тебя это ужаснее, чем для меня. Она была твоей подругой. И ты… ну, ты и сама знаешь, что тогда случилось.
Я наклонила осветитель. Да, она это сделала. Намеренно или нет, она, Ребекка Крисп, убила свою лучшую подругу. Это была ее схема освещения, это она позволила Хейли залезть на стремянку и подвинуть осветитель, несмотря на все свои подозрения и на ее неподготовленность. Это ее роковая ошибка. Она тем самым им подсобила.
– И эти кучи дерьма о мистере Геррике, – сказала Таша. – Хоть теперь я и вспомнила, все равно мне это кажется таким странным. В смысле, из всех учителей – мистер Геррик? Ему далеко до мистера Джонса, правда? Мистера Джонса я бы, наверное, смогла понять. Но мистер Геррик? – Она покачала головой. – Я знала, что Дженни спала со всеми, но я думала, что она разборчивее.
Бекка фыркнула, а потом захихикала, может, чтобы не позволить слезам жалости, в том числе и к себе, вырваться наружу.
– Я просто не могу представить, как они этим занимаются. – Только она это сказала, ее воображение выдало картинку. Дженни и мистер Геррик на его столе, его спущенные штаны едва держатся на бедрах, пока он трудится. – Ох, черт, теперь я это вообразила!
– Ты хотя бы не видела этого в реальности! – сказала Таша.
Они снова рассмеялись, но их тихий смех вскоре угас. Они обе через столько всего прошли и слишком устали для смеха до колик в животе. «Мы чересчур опустошенные для этого, – подумала Бекка. – Из нас высосали все эмоции».
– Мне он нравился, – наконец сказала она, стрельнув в окно непогасший окурок. – Он был добрым, если ты понимаешь, о чем я.
– Да уж, – ответила Таша. – Думаю, что понимаю.
– И он окончательно испортил себе жизнь. В смысле он же не просто переспал со старшеклассницей. Он причастен и ко всему остальному дерьму. К тому, что они сделали, чтобы сохранить все это в секрете. – Она посмотрела на Ташу. – Как думаешь, что он чувствует? – Она помолчала. – Как они себя чувствуют?
Не нужно было называть их имена. С этих пор «они» всегда будет означать двух остальных Барби.
Таша повернулась к окну и посмотрела на улицу. Она долго молчала.
– Пойманными и напуганными, – наконец сказала она. – И им жаль, что все так вышло. – После паузы она добавила: – Очень, очень жаль.
– Да, – сказала Бекка. – Думаю, ты права.
41
В ночь перед похоронами нервы Бекки были натянуты как струны. Она пребывала в прострации, несмотря на то, что после смерти Ханны, может, только пару раз забила косяк. Время от времени она даже сомневалась в том, что будет еще когда-либо курить траву, но иногда ей хотелось накуриться до одурения. Она ждала, пока стемнеет, перед тем как выйти из дома, и никому не звонила заранее. Она целыми днями никому не звонила. Кто-то слил ее номер телефона прессе, и теперь «iPhone» блокировал все звонки, кроме родителей и Эйдена. Впрочем, ей не нужно было видеть на экране номер мамы, чтобы понять, кто звонит. Кроме тех моментов, когда она была в полиции и на консультации у этого врача-мозгоправа, она все время находилась в мамином поле зрения.
Эйден пришел к ней домой, но даже он не знал, как ей помочь в этой ситуации. Дело было не только в смерти Ханны, что само по себе было хреново, но и в том, что именно Бекка управляла осветительной установкой. Как они должны были это обсуждать? Он все это с трудом воспринимал и чувствовал себя неловко, хотя обнимал ее и говорил, что все будет в порядке. Он приходил накуренным, что мало помогало. Она в нем нуждалась – разве он этого не понимал? И та легкость в отношениях между ними исчезла.
Но ей нужно было с кем-то поговорить, и она в конце концов пришла сюда.
– Она у себя в комнате, – сказала Элисон Хоуленд, сжимая руку Бекки. – Поднимайся. Уверена, она будет рада тебя видеть. У вас обеих завтра тяжелый день.
Она говорила членораздельно, но очень быстро, и Бекка заметила бутылку вина на кухонном столе. Она была открыта и на две трети пуста. Бекка не могла ее винить. Таша чуть не умерла. Дважды. Она удивится, если Хоуленды снова выпустят дочь из дома.
– Хочешь что-нибудь попить? Или что-то съесть?
Бекка отрицательно помотала головой и, выйдя из теплой кухни, стала подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Ее душила забота взрослых. Они хотели как лучше. Но что они могли?
Дверь в Ташину комнату была не заперта, и Бекка тихонько ее приоткрыла, внезапно разнервничавшись. Волноваться было глупо, потому что для этого не было повода, но без общения по телефону и в социальных сетях ей казалось, будто она находится в вакууме. Она привыкла, нажав кнопку, узнавать, как человек себя чувствует, чем занимается. Но теперь этому пришел конец.
– Привет, – сказала она. – Я просто подумала, что… – Она пожала плечами. – Ну, знаешь… по поводу завтра.
Таша подняла на нее глаза. Она сидела на кровати и изучала содержимое старой коробки из-под обуви, которая стояла возле нее.
– Заходи, – наконец произнесла она, подвинувшись, чтобы Бекка могла сесть на кровать. – Рада тебя видеть. У меня такое чувство, что я полжизни не видела никого, кроме Беннет и родителей.
– Понимаю, что ты имеешь в виду. Такое впечатление, что мы в тюрьме.
– Ты в порядке? – спросила Таша.
Бекка кивнула, но сосредоточилась на содержимом коробки. Она была не готова обсуждать свои чувства.
– Что это за фигня? – спросила она.
Там были старые значки, билеты на концерты, пряди волос, засушенный цветок и тому подобный хлам.
– О, просто всякая всячина. Мне нравится хранить вещи, напоминающие о хороших временах. – Она вытащила засушенный фиолетовый цветок. – Это память о том дне, когда мы нашли поляну и сделали ее своим секретным местом. Я увидела его по пути домой. Мне он показался очень красивым на фоне зелени.
Рассматривая содержимое коробки, Бекка заметила знакомую вещицу.
– О, это мой старый браслет «Livestrong» [13]?
Таша вытащила его из коробки.
– Ага! Мы тогда учились в шестом классе, и у нас было тестирование. Ну, ты прошла, а я так и не закончила. Ты тогда дала его мне, помнишь?
Бекка улыбнулась и кивнула, от нахлынувших воспоминаний у нее на сердце потеплело. Эта коробка была не только для Барби. Она там тоже была. В сокровищнице воспоминаний. Она подумала о Хейли и Дженни.
– Как они могли? – тихо спросила она, а Таша тем временем аккуратно закрыла коробку и задвинула ее под кровать.
Наташе не нужно было спрашивать, о ком она говорит.
– Не думаю, что они хотели меня убить, – произнесла она, теребя пододеяльник. – По крайней мере, не в первый раз. Они хотели меня напугать. Напоили снотворным и бросили в лесу. Но я не думаю, что они хотели моей смерти. – Она помолчала. – Просто все вышло из-под контроля.
– Что ты помнишь? – спросила Бекка.
Таша казалась такой хрупкой, волосы закрывали ее лицо. Она теперь не была похожа на великолепную королеву пчел, и Бекка сжала ее руку. Она была холодной.
– О господи, я не хочу об этом говорить. Такое чувство, что я повторяю это снова и снова – Беннет, в прокуратуре, всем.
– Извини, я не подумала.
– Это из-за того, что я увидела Ханну так близко. И шок, должно быть, что-то обратно переключил в моем мозге, и он снова нормально заработал. Было такое ощущение, словно открыли кран. – Она посмотрела на Бекку. – А ты-то как? Она была твоей подругой. Она была хорошей девушкой.
Сколько людей теперь так говорили о Ханне! Ученица, многого добившаяся, милая девушка и тому подобное, но ведь на самом деле даже учителя редко замечали ее присутствие.
– Не думаю, что до меня это уже окончательно дошло. – Бекка чувствовала, как к горлу подступает тошнота. – Я продолжаю видеть панель управления. Когда закрываю глаза, то вижу, как ору на нее и двигаю ползунок, все это одновременно. Не думаю, что это видение когда-нибудь исчезнет.
– Это не твоя вина. Ты же знаешь. Они это сделали. – Она отклонилась назад и посмотрела Бекке в глаза. – Это не мы. Я не виновата в том, что не стояла там, и ты не виновата, что осветитель упал. – Она ссутулилась. – Вот бы у меня все еще был дневник, который доктор Харви заставила меня вести. Может, я заведу другой. Знаешь, это расслабляет. Не думала, что когда-нибудь буду вести дневник, но он помог мне выкинуть мусор из головы.
– А где он?
– В полиции. Они забрали его, как только я о нем упомянула.
Они обе издали стон.
– Боже, как я хочу курить! – сказала Бекка. – Думаешь, журналистам видно окно с того места, где они припарковались?
– Мне уже все равно. Я не выхожу из дома, не считая посещений полицейского участка. Надеюсь, завтра они отстанут.
– Может, погибнет еще какой-то подросток, и это их отвлечет, – пробормотала Бекка, а затем поняла, насколько ужасно то, что она произнесла. Впрочем, это не помешало им обеим рассмеяться. Черный юмор. Что еще оставалось?
– Давай сядем на пол возле окна, – сказала Таша, приоткрыв его на пару дюймов. – Я выключу свет. И они смогут увидеть только светящийся кончик сигареты. Подумаешь!
Холодный воздух проникал через щель, и Бекка села к стене, положив подбородок на колени. Она стала зеркальным отражением Таши, только менее изящным и с полноватыми бедрами. Чуть приоткрытого окна было недостаточно, чтобы комната, а то и весь второй этаж не пропах сигаретным дымом, но сегодня, да и потом, Хоулендов это вряд ли станет беспокоить. Элисон просто нальет себе очередной бокал вина и будет размышлять над тем, что она как мать сделала не так, не осознавая, что весь этот жуткий бред не имеет ни малейшего отношения к воспитанию – хорошему или плохому, да какому угодно. Дело в них самих. В их мире. И их родители ни хрена не могли поделать с этим.
– Хочешь, вместе пойдем на похороны? – спросила Таша после того, как выключила свет. – Пусть зеваки немного выпустят пар. Там их будет много.
– Конечно, – ответила Бекка.
Она испытала облегчение, такое сильное, что сердце потеплело и начало гнать это тепло к конечностям. Она не хотела, чтобы люди пялились на нее одну. А Таша в данной ситуации была трагической жертвой – не настолько трагичной, как Ханна, но Ханны больше не было. Наташа была центром всего этого. Если она будет рядом, то, может, люди не будут видеть в ней жуткого монстра. Девушка, которая случайно убила свою лучшую подругу. Может быть, кто-то из улья вообще считает, что она была заодно с теми двумя. Она знала, что происходит в гудящем рое. Любую историю там стараются приукрасить.
– Я попрошу папу подъехать к твоему дому, а потом мы поедем следом за вашей машиной, хорошо? – спросила она, выпуская струю дыма. От сигареты у нее немного кружилась голова, но курение не спасало от легкого подташнивания, с которым она училась жить. Она целыми днями практически ничего не ела и почти не курила. Во рту было гадко, но она снова затянулась.
– Хорошо, – сказала Таша. – Пусть уже это поскорее произойдет, пусть все закончится.
– Я тоже этого хочу.
Бедная Ханна! Даже сейчас, на этом последнем для нее, столь значимом мероприятии, когда наконец она, которая с трудом могла наскрести пять или шесть друзей для празднования дня рождения, все-таки соберет бо`льшую часть старшеклассников, от нее все равно пытаются отмахнуться. «Извини, Ханна, – мысленно произнесла Бекка, запрокинув голову, чтобы остановить жгучие слезы, которые вытекали из колодца жалости и стыда внутри нее. – Извини, что я была такой стервой».
– Ты собираешься в школу в понедельник? – спросила Бекка.
– Да. А ты?
Бекка кивнула.
– Я бы хотела пойти в какое-нибудь другое место, но тогда вместо детей и учителей, которых я знаю, на меня будут пялиться незнакомцы.
– Ну и ну! Тебе кто-то писал?
– Нет. Я отключила телефон. Мне нужна новая симка. К тому же я не очень хочу обсуждать все это.
– У нас был кое-кто из учителей, но я с ними практически не разговаривала, – сказала Таша. – Предоставила это маме. Хотя я заглядывала в «Facebook». Куча людей пишет на наших страницах, если ты не видела. – Она слегка улыбнулась. – Мы теперь вроде как мини-знаменитости.
Бекка могла поспорить, что на стене Таши отметилось намного больше людей, чем на ее, но все равно было приятно слышать, что о них думают.
– Страницы Хейли и Дженни удалены, – тихим голосом продолжала Таша. – Думаю, их убрала полиция или их родители. Скорее всего, полиция. – Она помолчала. – А страница Ханны осталась. Мы не были друг у друга в друзьях. Но я на самом деле даже рада этому. Было бы странно видеть ее последние записи. – Она посмотрела на Бекку. – Извини. Я не подумала. Для тебя это ужаснее, чем для меня. Она была твоей подругой. И ты… ну, ты и сама знаешь, что тогда случилось.
Я наклонила осветитель. Да, она это сделала. Намеренно или нет, она, Ребекка Крисп, убила свою лучшую подругу. Это была ее схема освещения, это она позволила Хейли залезть на стремянку и подвинуть осветитель, несмотря на все свои подозрения и на ее неподготовленность. Это ее роковая ошибка. Она тем самым им подсобила.
– И эти кучи дерьма о мистере Геррике, – сказала Таша. – Хоть теперь я и вспомнила, все равно мне это кажется таким странным. В смысле, из всех учителей – мистер Геррик? Ему далеко до мистера Джонса, правда? Мистера Джонса я бы, наверное, смогла понять. Но мистер Геррик? – Она покачала головой. – Я знала, что Дженни спала со всеми, но я думала, что она разборчивее.
Бекка фыркнула, а потом захихикала, может, чтобы не позволить слезам жалости, в том числе и к себе, вырваться наружу.
– Я просто не могу представить, как они этим занимаются. – Только она это сказала, ее воображение выдало картинку. Дженни и мистер Геррик на его столе, его спущенные штаны едва держатся на бедрах, пока он трудится. – Ох, черт, теперь я это вообразила!
– Ты хотя бы не видела этого в реальности! – сказала Таша.
Они снова рассмеялись, но их тихий смех вскоре угас. Они обе через столько всего прошли и слишком устали для смеха до колик в животе. «Мы чересчур опустошенные для этого, – подумала Бекка. – Из нас высосали все эмоции».
– Мне он нравился, – наконец сказала она, стрельнув в окно непогасший окурок. – Он был добрым, если ты понимаешь, о чем я.
– Да уж, – ответила Таша. – Думаю, что понимаю.
– И он окончательно испортил себе жизнь. В смысле он же не просто переспал со старшеклассницей. Он причастен и ко всему остальному дерьму. К тому, что они сделали, чтобы сохранить все это в секрете. – Она посмотрела на Ташу. – Как думаешь, что он чувствует? – Она помолчала. – Как они себя чувствуют?
Не нужно было называть их имена. С этих пор «они» всегда будет означать двух остальных Барби.
Таша повернулась к окну и посмотрела на улицу. Она долго молчала.
– Пойманными и напуганными, – наконец сказала она. – И им жаль, что все так вышло. – После паузы она добавила: – Очень, очень жаль.
– Да, – сказала Бекка. – Думаю, ты права.