– Я, наверное, не пойду, – сказала она, чувствуя тяжесть на сердце от тревожного взгляда Ханны. – Мы с Эйденом договорилась встретиться сегодня вечером.

Она не смотрела на Ханну, когда шептала ей это. Это было ложью. Она, скорее всего, пойдет, но ей не хотелось брать Ханну с собой. Если она и пойдет, то одна. Может, там будет дерьмово, они поведут себя, как стервы, и если так, то ей совсем не нужно сострадание Ханны. Кроме того – и эта мысль расползалась нефтяным пятном вины, – если она возьмет с собой Ханну, то над ними точно все станут смеяться, и в результате они будут весь вечер сидеть в углу, мечтая оказаться где-нибудь в другом месте. Бекка не считалась крутой, но она была особенной. Ханна же была просто пустым местом в социальной конструкции улья.

– Будь осторожна, – сказала Ханна. – Ты знаешь, какие они.

Бекка не могла понять, что звучало в голосе Ханны – неодобрение или обида. Наверное, и то и другое. Голос у нее был как у жертвы.

– Я же уже сказала, что, скорее всего, не пойду. – Бумажка, зажатая у нее в кулаке, становилась влажной, и она убрала ее в карман.

Наташа выступала с Джеймсом Энсором, который был в очереди на роль Джона Проктора. Таша хотела быть Эбигейл, это ясно. Она тоже была бы хороша в этой роли – не настолько, как Дженни, но хороша, – и она, судя по всему, репетировала те сцены, которые смотрелись бы выигрышно. Когда они закончили, собравшиеся разразились аплодисментами, а Таша покраснела и улыбнулась. До этого они не хлопали друг другу.

– Они аплодируют ей только за то, что она жива, – пробормотала Ханна. – Будто это что-то большее, чем случайность или судьба.

Бекка ничего на это не сказала. Ханна, конечно, права. Но в этом было нечто большее. Они хлопали, потому что хотели ее одобрения. Она стала особенной. Все они хотели с ней дружить, теперь даже больше, чем раньше.





* * *


– Ты же придешь завтра, правда? – спросила Ханна, когда они направлялись к воротам после окончания прослушивания.

Наташа больше не разговаривала с Беккой, но озарила ее улыбкой и, обернувшись, произнесла одними губами: «До встречи вечером», уходя вместе с Барби.

– Завтра? – Она нахмурилась. – А что завтра?

– День рождения моей мамы. – Ханна выглядела обиженной, ее близорукие глаза на одутловатом лице, которое так и не очистилось полностью от подростковых высыпаний, оставивших на подбородке розовые шрамики, были печальны.

– Придешь на обед?

– Да, извини, – сказала Бекка. Конечно она все время помнила об этом. Это просто на секунду выскользнуло из ее памяти. – Да, я приду.

Ханна засияла, и Бекка внезапно ощутила, как ее переполняет нежность к ней. Ханна ее подруга. Она должна об этом помнить. То, что она не такая яркая, как Наташа, и то, что Бекка иногда расстраивается из-за отсутствия у нее внутреннего стержня, совсем не значит, что она плохой человек. Она хорошая. И умная. И умеет слушать.

Может, она и не пойдет на вечеринку. Может, будет просто смотреть фильмы дома.

Может быть.





15





Выдержка из



КОНСУЛЬТАЦИИ ДОКТОРА АННАБЕЛЬ ХАРВИ ПАЦИЕНТКИ НАТАШИ ХОУЛЕНД, ПЯТНИЦА, 15/01, 18.30


НАТАША: А чего вы ожидали? Что все быстро станет на свои места только потому, что я снова нахожусь в школе и дома?

ДОКТОР ХАРВИ: У меня не было никаких ожиданий. Это то, чего ты ожидала?

НАТАША: Боже, да вы действительно психотерапевт! (Смешок, затем пауза.) Наверное, моя мама этого ждала. Думаю, она хочет знать, как я оказалась в реке, даже больше, чем я.

ДОКТОР ХАРВИ: А ты разве не хочешь этого знать?

НАТАША: Нет. Думаете, это странно? Нет, не отвечайте. Вы скажете: «Но не считаешь ли ты, что это странно?» Может быть, немного. Но я нормально себя чувствую. Меня не избили, не изнасиловали, ничего такого. Полицию это больше не беспокоит. И я полагаю, что можно сойти с ума, размышляя об этом, не так ли?

ДОКТОР ХАРВИ: Как прошел день в школе?

НАТАША: Хорошо. Знаете, все пялились на меня, но с этим я могу справиться. У нас было прослушивание – будем ставить пьесу. Все прошло отлично. Хейли и Дженни – я считаю их своими лучшими подругами – прилипли ко мне как банный лист, что, в общем-то, мило. Мне так кажется.

ДОКТОР ХАРВИ: Звучит неубедительно.


НАТАША: Нет, все хорошо. Они чудесные, пытаются избавить меня от любого, кто начинает задавать вопросы. Это довольно смешно выглядит. Будто у нихсамих нет вопросов.

ДОКТОР ХАРВИ: Каких именно вопросов?

НАТАША: В основном о том, на что это было похоже. (Пауза.) О том, как это – быть мертвой.

ДОКТОР ХАРВИ: Что ты им говоришь?

НАТАША: А что я могу им сказать? Я ничего не помню. Я думаю, они ждут, что я расскажу что-нибудь про яркий свет и тоннели. (Пауза.) Я пригласила Бекку на вечеринку.

ДОКТОР ХАРВИ: Вечеринку?

НАТАША: Сегодня. Ее устраивают в честь того, что я все еще жива. Я пригласила Бекку. Даже не знаю почему.

ДОКТОР ХАРВИ: Ты уже собираешься на вечеринку? Не рано ли?

НАТАША: Ха, в вас больше родительского, чем в моих предках.

ДОКТОР ХАРВИ: Они не против, что ты пойдешь?

НАТАША: О, уверена, что против. Хотя они этого не скажут.

ДОКТОР ХАРВИ: Бекка, похоже, важна для тебя.

НАТАША: Она была моей лучшей подругой. Очень давно. Я просто заметила, что стала больше о ней думать после того, как все это случилось. Раньше были я и она. Потом я, она и Хейли. Затем я, Хейли и Дженни.

ДОКТОР ХАРВИ: Вы поссорились?

НАТАША: Нет. Не совсем. Просто… в школе все меняется и все такое, правда же? Другие вещи становятся более важными. То, с кем ты общаешься. Что-то в этом роде.

ДОКТОР ХАРВИ: Но ты пригласила ее на вечеринку.

НАТАША: Да. Но она, наверное, не придет.

ДОКТОР ХАРВИ: Значит, Бекка была твоей первой лучшей подругой? Сколько вам было лет, когда вы познакомились?

НАТАША: Может, нам было по семь. Я не уверена. Мне кажется, я всегда ее знала.

ДОКТОР ХАРВИ: Возможно, ты с ней чувствуешь себя защищенной?

НАТАША: Что?

ДОКТОР ХАРВИ: В каждом из нас живет ребенок. Тебе шестнадцать. Ты почти взрослая. Но этот случай… Полученная тобой психическая травма могла повлиять так, что тебе захотелось почувствовать себя в безопасности, как в детстве. Возможно, твои родители не могут вполне удовлетворить это желание. И может, ты ждешь этого от Бекки?

НАТАША: (Смеется.) Мне кажется, вы слишком много об этом думаете. (Пауза.) Кстати, у меня бессонница.

ДОКТОР ХАРВИ: Почему?

НАТАША: Я не знаю.

ДОКТОР ХАРВИ: Что мешает тебе уснуть?

НАТАША: Ничего. В моей комнате все так же, как и было.

ДОКТОР ХАРВИ: Может, ты не такая же.

НАТАША: (Молчит.) Это темнота. Я боюсь темноты.

ДОКТОР ХАРВИ: Что тебя в ней пугает?

НАТАША: (Длинная пауза. Ерзанье. Кашель.)Я думаю, в ней что-то есть. Что-то плохое.





16




Бекка особо не наряжалась, во всяком случае, оделась не так, как обычно одеваются на вечеринки, – просто черная футболка на одно плечо и джинсы, но она сделала боевую раскраску, обвела контуры глаз темным карандашом, нарисовала длинные стрелки. Она думала, что благодаря этому будет выглядеть жесткой. Она была жесткой. Хотя до того момента, как она остановилась перед домом, который буквально пульсировал от музыки, не была уверена, что таки пойдет на вечеринку.

Она сказала маме, что встречается с девочками из школы и может остаться у них ночевать, успокоив ее, взволнованно кудахчущую, фразой: «Конечно я сообщу, когда мы будем дома», а потом написала Эйдену, чтобы узнать, сможет ли он забрать ее около часа ночи, может, раньше, и добавила, что ее отпустили на всю ночь. Вспомнив об этом, она улыбнулась, несмотря на то, что сильно нервничала.