— Пока все верно?
Тот не ответил, и она продолжила:
— И вот однажды вечером, когда крови у них набралось достаточно, они приступили к работе. Его сестра знала о разлете брызг крови и криминалистическом исследовании места преступления, так что она смогла подготовить вполне достоверную картину убийства. Она искусно разбрызгала кровь по стенам и мебели, остальное вылила на пол — количество было таково, что не оставляло сомнений в случившемся. Мистер Уилкинсон вырезал небольшой кусочек своего скальпа, насадил его на топор и вонзил в спинку кресла. Потом поломал часть мебели, чтобы все выглядело так, будто здесь происходила борьба. Кровью, впитавшейся в их одежду, они оставили следы, ведущие к задней двери, вниз по ступенькам до стоявшего там пикапа. Они уехали, несколько дней спустя разделились, и мистер Уилкинсон явился миру в новом обличии. Несколько лет он провел в одном отдаленном районе Юты, хотя, я полагаю, «отдаленный район Юты» слишком сильно сказано. Так или иначе, страховая компания после некоторого первоначального сопротивления выплатила сестре мистера Уилкинсона страховую премию, а та разделила деньги с братом. И конечно, она унаследовала дом. Она в нем никогда не жила, по вполне понятным причинам, а позднее умерла от рака. Ее правопреемник продал дом, и на этом история могла бы закончиться. Но не закончилась.
Она снова посмотрела на человека:
— Вы уверены, что не хотите дорассказать сами?
Он опустил голову.
— Все прошло как нельзя лучше. Мистер Уилкинсон жил под новым именем и имел достаточно денег, чтобы не работать. Но постепенно все пошло наперекосяк. После смерти сестры и продажи дома мистер Уилкинсон начал переживать. Его не отпускали мысли о медицинском оборудовании, спрятанном в полой колонне в доме, — на медицинских инструментах были остатки его крови. Готовя в спешке инсценировку собственной смерти, он забыл удалить из колонны эти улики. Если бы их когда-нибудь нашли, то вся его махинация была бы разоблачена. Страховая компания не хотела выплачивать премию, а ее представитель-оценщик был настоящим хищником. Мистер Уилкинсон пытался выкинуть эти заботы из головы, но они все больше ему досаждали. Его страхи, как в новелле Эдгара По «Сердце-обличитель», переросли в полномасштабную манию. Мания еще больше усилилась, когда он узнал, что богач из Нью-Йорка, купивший дом, собирается сделать в нем ремонт. Теперь маниакальные страхи мистера Уилкинсона обрели реальную почву. Он решил, что единственное решение проблемы состоит в том, чтобы проникнуть в дом и изъять instrumenta sceleris[82] из полой колонны. И вот в один прекрасный день к вечеру он вернулся на Каптиву со всем необходимым для извлечения улики инструментом. Но возвращение на прежнее место привело к психическому расстройству. Хотя он состарился и изменил внешность, одевался, как бродяга, его преследовала мысль, что его узнают. Хуже того, когда он попытался проникнуть в дом, там оказалась пара сквоттеров. Он бежал с острова с психологической травмой, а сквоттеры сочинили историю про призраков, стуки и цепи.
— Так вот откуда взялись слухи про призраков, — сказал Перельман.
— Совершенно согласна. Как бы то ни было, ремонт был выполнен, а улики так никто и не обнаружил. Для мистера Уилкинсона это, конечно, стало большим облегчением, но прошло несколько лет, и ньюйоркец, который так и не смог осуществить свою мечту и открыть в доме гостиницу, получил соблазнительное предложение от застройщика. После долгих споров с историческим обществом дом был приговорен к сносу. Все страхи Уилкинсона снова вернулись к нему: он решил, что уж теперь-то медицинские инструменты со следами его крови обязательно будут обнаружены. У него не оставалось другого выбора, кроме как попытаться снова добраться до улики.
Констанс сделала небольшую паузу и обвела взглядом своих слушателей.
— На этот раз, однако, он проявил бóльшую осторожность. Он знал про выложенный кирпичом прокоп вдоль невидимой с дороги стороны дома, где планировали сделать дополнительный выход из подвала, но так его и не сделали. Мистер Уилкинсон купил необходимые инструменты и научился работать с ним. Потом — всего за несколько дней до запланированного начала сноса, чтобы убедиться, что на сей раз никаких сквоттеров нет, — он вернулся в своем костюме бродяги. Представьте его смятение, когда он обнаружил, что вместо сквоттеров в доме живут арендаторы, иными словами — мы. Поэтому ему пришлось работать очень медленно и тихо… невидимым, обычно по ночам. К несчастью для него, я услышала слабый стук. А поскольку идея призраков представлялась мне маловероятной и совсем не пугающей и поскольку у меня было свободное время, я решила заняться расследованием. И вот к чему мы пришли.
Она кивнула в сторону своего пленника:
— Джентльмены — Рэндалл Уилкинсон.
За этим объяснением наступило короткое молчание, которое нарушил Пендергаст:
— Brava[83], Констанс.
— Подумать только: все это время он был жив, — задумчиво проговорил Перельман.
— Ecce homo[84], — сказала Констанс, поведя рукой в сторону Уилкинсона.
— И что мы теперь будем с ним делать? — спросил Перельман, помолчав. — Мне приходит в голову много законов, которые были нарушены: страховое мошенничество, заговор, уход от налогов, мошенническим способом полученное свидетельство о смерти, финансовое мошенничество… список преступлений совершенно поразительный.
— Сколько денег вы получили? — спросила Констанс у Уилкинсона.
Уилкинсон впервые заговорил. У него оказался низкий, почти мелодичный голос.
— Два миллиона по страховке. Сестра получила дом — это была часть договоренности, плюс полмиллиона. Мне досталось полтора миллиона.
— Что случилось с деньгами вашей сестры после ее смерти?
— Узнав, что у нее рак, она стала переправлять деньги частями на офшорный счет, с которого я их впоследствии снял. Детей у нее не было.
— У вас была преданная сестра, — заметил Пендергаст.
— Мы были очень близки.
— И сколько у вас осталось? — спросила Констанс.
Пауза.
— Примерно миллион двести тысяч.
Констанс повернулась к Перельману:
— Шеф Перельман, вы знаете приблизительно, сколько нужно собрать денег историческому обществу, чтобы купить и отремонтировать этот дом?
Еще одна короткая пауза, во время которой Колдмун услышал, как Пендергаст сказал Констанс что-то по-латыни. Она улыбнулась, словно услышала комплимент.
— Около миллиона, плюс-минус, — ответил Перельман.
— Интересное совпадение, — заметила Констанс. — И вот я спрашиваю: не хочет ли мистер Уилкинсон сделать анонимное пожертвование историческому обществу в обмен на свободу?
Тишина длилась около минуты. Наконец Перельман сказал:
— Я столько сил потратил на это расследование. Я потерпел поражение, и это было унизительно. Не уверен, что я готов отпустить этого человека.
— Взвесьте альтернативу, — ровным голосом произнес Пендергаст. — Если вы его арестуете, все деньги вернутся страховой компании, и на месте этого прекрасного старого особняка появятся уродливые кондоминиумы. Каптива никогда уже не будет такой, как прежде.
Перельман проглотил слюну. Оглядел подвал. Все глаза были устремлены на него.
— Разве это не делает нас всех заговорщиками с целью обмана страховой компании?
— Естественно, делает, — ответил Пендергаст. — Но иногда небольшое отступление от закона ради общего блага может стать более разумным выбором. Страховая компания давным-давно списала эти деньги. Город, которому вы служите, окажется в выигрыше. И самое главное, мы умеем хранить тайны, верно я говорю, джентльмены? Констанс?
Долгая пауза.
Наконец Перельман задумчиво кивнул:
— Полагаю, историческое общество с радостью примет анонимный дар.
Констанс посмотрела на Уилкинсона:
— Мы будем хранить эти медицинские инструменты, пока дар не поступит на счет. После чего отдадим их вам — делайте с ними что хотите.
Уилкинсон молитвенно сложил руки:
— Спасибо.
Может быть, Колдмуну показалось, но неожиданно атмосфера в подвале стала менее душной.
— Отлично, — сказал Пендергаст, глядя на Констанс. — Просто превосходно.
— Осталась лишь одна проблема, — сказал Перельман с легкой улыбкой.
Все посмотрели на него.
— Если это означает исчезновение призрака Мортлаха… то не стоит ли нам провести ритуал экзорцизма?
— Нет, — тут же выпалил Колдмун.
— Да, — одновременно с ним сказала Констанс.
— Небольшой ритуал будет вполне уместным, — согласился с ней Пендергаст. — Но для начала, я думаю, мистеру Уилкинсону нужно отдохнуть и подкрепиться.
— И посетить ванную комнату, — добавил Уилкинсон.
— Естественно. В таком случае, пока мистер Уилкинсон пользуется удобствами и кто-нибудь готовит ему выпивку, я поищу в особняке колокольчик, Библию и свечу.
С этими словами он повернулся и исчез на верху лестницы.
72
Вертолет «Белл-429» низко летел над коралловыми рифами и изумрудными водами, а ответственный заместитель директора Пикетт опять смотрел в окно второго пилота. На горизонте появился таинственный остров, весь покрытый тропической зеленью, словно драгоценный камень посреди необозримых морских просторов. Когда они подлетели ближе, Пикетт разглядел декоративные ряды пальм, эллинг, сверкающий белый мрамор дорожек и зданий, а за ними — вертолетные посадочные площадки. Одна из них была занята — на ней стоял «Агаста-Вестленд 109 Гранд», холеный и роскошный, развивающий максимальную скорость в два раза выше, чем вертолет, на котором летел он. «Белл» сел рядом, и Пикетт открыл дверь, чувствуя себя так, будто он выходит из «юго»[85], припаркованного рядом с «роллс-ройсом».
Его ждали те же два человека в накрахмаленной и отутюженной форме. Они провели Пикетта по дорожкам из толченого ракушечника, потом вверх по лестнице белого мрамора. Но на этот раз они пошли не по крытому проходу во внутренний дворик, где Пикетт встречался с Пендергастом в прошлый раз, а совсем в другом направлении и вскоре оказались у большого, похожего на храм здания, построенного из того же белоснежного мрамора. Здание со всех сторон было окружено коринфскими колоннами с архитравом и увенчано трапециевидной крышей. Глядя на это высокое сооружение, Пикетт подумал, что оно не может быть ничем иным, кроме как главным зданием острова.
Сопровождающие довели его до переднего портика, где он увидел Пендергаста и Колдмуна — агенты сидели в креслах, дожидаясь его. Между колоннами гулял освежающий ветерок, шуршал листвой растущих поблизости королевских пальм, приносил с собой запах жимолости. На сей раз Пендергаст был одет в свой фирменный черный костюм, его лицо и серебристо-голубые глаза казались бледными на ярком солнце. Колдмун тоже оделся как обычно: в старые джинсы и клетчатую рубашку. С одной стороны от сидящих находился странный багажный комплект: элегантные плоские чемоданы от «Луи Виттон» и два потрепанных грязных рюкзака. Пикетт подметил, что более молодой агент выглядел совершенно, даже до смешного не на месте в этой обстановке и явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Ответственный заместитель директора Пикетт, — сказал Пендергаст, вставая для рукопожатия, когда Пикетт поднялся к ним по ступеням лестницы. — Как любезно с вашей стороны проводить нас таким вот образом.
Это было сказано непринужденным тоном туриста, собирающегося подняться на борт круизного лайнера. Глядя на Пендергаста, никто не мог бы и предположить, какую безумную неделю ему довелось пережить: допросы, снятие показаний, аресты, ордера и рейды, и все это под завесой секретности. Пикетт наложил запрет на распространение какой-либо информации об этом деле даже внутри ФБР, стараясь изо всех сил, чтобы закопать проводимые действия в бюрократической формалистике, в которой так поднаторело его отделение.
— Я просто не мог вас отпустить, не подытожив все, что произошло после того, как вы отправились догуливать прерванные отпуска, — сказал Пикетт.
— Спасибо. Мы горим желанием услышать об этом.
Пендергаст показал Пикетту на кресло, стоявшее в тени рядом с ним.
Пикетт вытащил из-под мышки газету и положил ее рядом с собой на сиденье:
— Как вы можете себе представить, в округе Ли произошла серьезная зачистка. Коммандер Бо освобожден от своей должности до проведения официального расследования внутри береговой охраны. Начальнику полиции Форт-Майерса объявлен выговор. Адъютант Бо, некий лейтенант Дарби, арестован по обвинению в шпионаже, арестован и другой офицер береговой охраны — Дьюран. Впереди еще много арестов. Все только начинается.
— А как ко всему этому отнеслись в добром городке Санибеле? — спросил Пендергаст.
— Большую часть подробностей нам удалось засекретить. Шеф Перельман был бесконечно готов к сотрудничеству. Он стал кем-то вроде местного героя. Никто в городке не знает, почему именно ему достаются все лавры в раскрутке этого дела… хотя он и являет собой воплощение скромности и утверждает, что ничего не знает. — Пикетт усмехнулся.
— Какова официальная история? — спросил Колдмун.
— Касательно обрубков ног мы говорим, что это был гнусный эксперимент одной тайной организации, и больше ничего. За кулисами, конечно, последствия будут самые серьезные, сделать придется немало: идентифицировать мертвых, выплатить компенсации мигрантам, содержавшимся в заключении, определить наилучший способ дальнейшей работы… для нас это сущий кошмар.
Тот не ответил, и она продолжила:
— И вот однажды вечером, когда крови у них набралось достаточно, они приступили к работе. Его сестра знала о разлете брызг крови и криминалистическом исследовании места преступления, так что она смогла подготовить вполне достоверную картину убийства. Она искусно разбрызгала кровь по стенам и мебели, остальное вылила на пол — количество было таково, что не оставляло сомнений в случившемся. Мистер Уилкинсон вырезал небольшой кусочек своего скальпа, насадил его на топор и вонзил в спинку кресла. Потом поломал часть мебели, чтобы все выглядело так, будто здесь происходила борьба. Кровью, впитавшейся в их одежду, они оставили следы, ведущие к задней двери, вниз по ступенькам до стоявшего там пикапа. Они уехали, несколько дней спустя разделились, и мистер Уилкинсон явился миру в новом обличии. Несколько лет он провел в одном отдаленном районе Юты, хотя, я полагаю, «отдаленный район Юты» слишком сильно сказано. Так или иначе, страховая компания после некоторого первоначального сопротивления выплатила сестре мистера Уилкинсона страховую премию, а та разделила деньги с братом. И конечно, она унаследовала дом. Она в нем никогда не жила, по вполне понятным причинам, а позднее умерла от рака. Ее правопреемник продал дом, и на этом история могла бы закончиться. Но не закончилась.
Она снова посмотрела на человека:
— Вы уверены, что не хотите дорассказать сами?
Он опустил голову.
— Все прошло как нельзя лучше. Мистер Уилкинсон жил под новым именем и имел достаточно денег, чтобы не работать. Но постепенно все пошло наперекосяк. После смерти сестры и продажи дома мистер Уилкинсон начал переживать. Его не отпускали мысли о медицинском оборудовании, спрятанном в полой колонне в доме, — на медицинских инструментах были остатки его крови. Готовя в спешке инсценировку собственной смерти, он забыл удалить из колонны эти улики. Если бы их когда-нибудь нашли, то вся его махинация была бы разоблачена. Страховая компания не хотела выплачивать премию, а ее представитель-оценщик был настоящим хищником. Мистер Уилкинсон пытался выкинуть эти заботы из головы, но они все больше ему досаждали. Его страхи, как в новелле Эдгара По «Сердце-обличитель», переросли в полномасштабную манию. Мания еще больше усилилась, когда он узнал, что богач из Нью-Йорка, купивший дом, собирается сделать в нем ремонт. Теперь маниакальные страхи мистера Уилкинсона обрели реальную почву. Он решил, что единственное решение проблемы состоит в том, чтобы проникнуть в дом и изъять instrumenta sceleris[82] из полой колонны. И вот в один прекрасный день к вечеру он вернулся на Каптиву со всем необходимым для извлечения улики инструментом. Но возвращение на прежнее место привело к психическому расстройству. Хотя он состарился и изменил внешность, одевался, как бродяга, его преследовала мысль, что его узнают. Хуже того, когда он попытался проникнуть в дом, там оказалась пара сквоттеров. Он бежал с острова с психологической травмой, а сквоттеры сочинили историю про призраков, стуки и цепи.
— Так вот откуда взялись слухи про призраков, — сказал Перельман.
— Совершенно согласна. Как бы то ни было, ремонт был выполнен, а улики так никто и не обнаружил. Для мистера Уилкинсона это, конечно, стало большим облегчением, но прошло несколько лет, и ньюйоркец, который так и не смог осуществить свою мечту и открыть в доме гостиницу, получил соблазнительное предложение от застройщика. После долгих споров с историческим обществом дом был приговорен к сносу. Все страхи Уилкинсона снова вернулись к нему: он решил, что уж теперь-то медицинские инструменты со следами его крови обязательно будут обнаружены. У него не оставалось другого выбора, кроме как попытаться снова добраться до улики.
Констанс сделала небольшую паузу и обвела взглядом своих слушателей.
— На этот раз, однако, он проявил бóльшую осторожность. Он знал про выложенный кирпичом прокоп вдоль невидимой с дороги стороны дома, где планировали сделать дополнительный выход из подвала, но так его и не сделали. Мистер Уилкинсон купил необходимые инструменты и научился работать с ним. Потом — всего за несколько дней до запланированного начала сноса, чтобы убедиться, что на сей раз никаких сквоттеров нет, — он вернулся в своем костюме бродяги. Представьте его смятение, когда он обнаружил, что вместо сквоттеров в доме живут арендаторы, иными словами — мы. Поэтому ему пришлось работать очень медленно и тихо… невидимым, обычно по ночам. К несчастью для него, я услышала слабый стук. А поскольку идея призраков представлялась мне маловероятной и совсем не пугающей и поскольку у меня было свободное время, я решила заняться расследованием. И вот к чему мы пришли.
Она кивнула в сторону своего пленника:
— Джентльмены — Рэндалл Уилкинсон.
За этим объяснением наступило короткое молчание, которое нарушил Пендергаст:
— Brava[83], Констанс.
— Подумать только: все это время он был жив, — задумчиво проговорил Перельман.
— Ecce homo[84], — сказала Констанс, поведя рукой в сторону Уилкинсона.
— И что мы теперь будем с ним делать? — спросил Перельман, помолчав. — Мне приходит в голову много законов, которые были нарушены: страховое мошенничество, заговор, уход от налогов, мошенническим способом полученное свидетельство о смерти, финансовое мошенничество… список преступлений совершенно поразительный.
— Сколько денег вы получили? — спросила Констанс у Уилкинсона.
Уилкинсон впервые заговорил. У него оказался низкий, почти мелодичный голос.
— Два миллиона по страховке. Сестра получила дом — это была часть договоренности, плюс полмиллиона. Мне досталось полтора миллиона.
— Что случилось с деньгами вашей сестры после ее смерти?
— Узнав, что у нее рак, она стала переправлять деньги частями на офшорный счет, с которого я их впоследствии снял. Детей у нее не было.
— У вас была преданная сестра, — заметил Пендергаст.
— Мы были очень близки.
— И сколько у вас осталось? — спросила Констанс.
Пауза.
— Примерно миллион двести тысяч.
Констанс повернулась к Перельману:
— Шеф Перельман, вы знаете приблизительно, сколько нужно собрать денег историческому обществу, чтобы купить и отремонтировать этот дом?
Еще одна короткая пауза, во время которой Колдмун услышал, как Пендергаст сказал Констанс что-то по-латыни. Она улыбнулась, словно услышала комплимент.
— Около миллиона, плюс-минус, — ответил Перельман.
— Интересное совпадение, — заметила Констанс. — И вот я спрашиваю: не хочет ли мистер Уилкинсон сделать анонимное пожертвование историческому обществу в обмен на свободу?
Тишина длилась около минуты. Наконец Перельман сказал:
— Я столько сил потратил на это расследование. Я потерпел поражение, и это было унизительно. Не уверен, что я готов отпустить этого человека.
— Взвесьте альтернативу, — ровным голосом произнес Пендергаст. — Если вы его арестуете, все деньги вернутся страховой компании, и на месте этого прекрасного старого особняка появятся уродливые кондоминиумы. Каптива никогда уже не будет такой, как прежде.
Перельман проглотил слюну. Оглядел подвал. Все глаза были устремлены на него.
— Разве это не делает нас всех заговорщиками с целью обмана страховой компании?
— Естественно, делает, — ответил Пендергаст. — Но иногда небольшое отступление от закона ради общего блага может стать более разумным выбором. Страховая компания давным-давно списала эти деньги. Город, которому вы служите, окажется в выигрыше. И самое главное, мы умеем хранить тайны, верно я говорю, джентльмены? Констанс?
Долгая пауза.
Наконец Перельман задумчиво кивнул:
— Полагаю, историческое общество с радостью примет анонимный дар.
Констанс посмотрела на Уилкинсона:
— Мы будем хранить эти медицинские инструменты, пока дар не поступит на счет. После чего отдадим их вам — делайте с ними что хотите.
Уилкинсон молитвенно сложил руки:
— Спасибо.
Может быть, Колдмуну показалось, но неожиданно атмосфера в подвале стала менее душной.
— Отлично, — сказал Пендергаст, глядя на Констанс. — Просто превосходно.
— Осталась лишь одна проблема, — сказал Перельман с легкой улыбкой.
Все посмотрели на него.
— Если это означает исчезновение призрака Мортлаха… то не стоит ли нам провести ритуал экзорцизма?
— Нет, — тут же выпалил Колдмун.
— Да, — одновременно с ним сказала Констанс.
— Небольшой ритуал будет вполне уместным, — согласился с ней Пендергаст. — Но для начала, я думаю, мистеру Уилкинсону нужно отдохнуть и подкрепиться.
— И посетить ванную комнату, — добавил Уилкинсон.
— Естественно. В таком случае, пока мистер Уилкинсон пользуется удобствами и кто-нибудь готовит ему выпивку, я поищу в особняке колокольчик, Библию и свечу.
С этими словами он повернулся и исчез на верху лестницы.
72
Вертолет «Белл-429» низко летел над коралловыми рифами и изумрудными водами, а ответственный заместитель директора Пикетт опять смотрел в окно второго пилота. На горизонте появился таинственный остров, весь покрытый тропической зеленью, словно драгоценный камень посреди необозримых морских просторов. Когда они подлетели ближе, Пикетт разглядел декоративные ряды пальм, эллинг, сверкающий белый мрамор дорожек и зданий, а за ними — вертолетные посадочные площадки. Одна из них была занята — на ней стоял «Агаста-Вестленд 109 Гранд», холеный и роскошный, развивающий максимальную скорость в два раза выше, чем вертолет, на котором летел он. «Белл» сел рядом, и Пикетт открыл дверь, чувствуя себя так, будто он выходит из «юго»[85], припаркованного рядом с «роллс-ройсом».
Его ждали те же два человека в накрахмаленной и отутюженной форме. Они провели Пикетта по дорожкам из толченого ракушечника, потом вверх по лестнице белого мрамора. Но на этот раз они пошли не по крытому проходу во внутренний дворик, где Пикетт встречался с Пендергастом в прошлый раз, а совсем в другом направлении и вскоре оказались у большого, похожего на храм здания, построенного из того же белоснежного мрамора. Здание со всех сторон было окружено коринфскими колоннами с архитравом и увенчано трапециевидной крышей. Глядя на это высокое сооружение, Пикетт подумал, что оно не может быть ничем иным, кроме как главным зданием острова.
Сопровождающие довели его до переднего портика, где он увидел Пендергаста и Колдмуна — агенты сидели в креслах, дожидаясь его. Между колоннами гулял освежающий ветерок, шуршал листвой растущих поблизости королевских пальм, приносил с собой запах жимолости. На сей раз Пендергаст был одет в свой фирменный черный костюм, его лицо и серебристо-голубые глаза казались бледными на ярком солнце. Колдмун тоже оделся как обычно: в старые джинсы и клетчатую рубашку. С одной стороны от сидящих находился странный багажный комплект: элегантные плоские чемоданы от «Луи Виттон» и два потрепанных грязных рюкзака. Пикетт подметил, что более молодой агент выглядел совершенно, даже до смешного не на месте в этой обстановке и явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Ответственный заместитель директора Пикетт, — сказал Пендергаст, вставая для рукопожатия, когда Пикетт поднялся к ним по ступеням лестницы. — Как любезно с вашей стороны проводить нас таким вот образом.
Это было сказано непринужденным тоном туриста, собирающегося подняться на борт круизного лайнера. Глядя на Пендергаста, никто не мог бы и предположить, какую безумную неделю ему довелось пережить: допросы, снятие показаний, аресты, ордера и рейды, и все это под завесой секретности. Пикетт наложил запрет на распространение какой-либо информации об этом деле даже внутри ФБР, стараясь изо всех сил, чтобы закопать проводимые действия в бюрократической формалистике, в которой так поднаторело его отделение.
— Я просто не мог вас отпустить, не подытожив все, что произошло после того, как вы отправились догуливать прерванные отпуска, — сказал Пикетт.
— Спасибо. Мы горим желанием услышать об этом.
Пендергаст показал Пикетту на кресло, стоявшее в тени рядом с ним.
Пикетт вытащил из-под мышки газету и положил ее рядом с собой на сиденье:
— Как вы можете себе представить, в округе Ли произошла серьезная зачистка. Коммандер Бо освобожден от своей должности до проведения официального расследования внутри береговой охраны. Начальнику полиции Форт-Майерса объявлен выговор. Адъютант Бо, некий лейтенант Дарби, арестован по обвинению в шпионаже, арестован и другой офицер береговой охраны — Дьюран. Впереди еще много арестов. Все только начинается.
— А как ко всему этому отнеслись в добром городке Санибеле? — спросил Пендергаст.
— Большую часть подробностей нам удалось засекретить. Шеф Перельман был бесконечно готов к сотрудничеству. Он стал кем-то вроде местного героя. Никто в городке не знает, почему именно ему достаются все лавры в раскрутке этого дела… хотя он и являет собой воплощение скромности и утверждает, что ничего не знает. — Пикетт усмехнулся.
— Какова официальная история? — спросил Колдмун.
— Касательно обрубков ног мы говорим, что это был гнусный эксперимент одной тайной организации, и больше ничего. За кулисами, конечно, последствия будут самые серьезные, сделать придется немало: идентифицировать мертвых, выплатить компенсации мигрантам, содержавшимся в заключении, определить наилучший способ дальнейшей работы… для нас это сущий кошмар.