Робби сжал мою ладонь.
– Все хорошо. Не отходи от меня и ни с кем не разговаривай. Они нас и не заметят.
Когда мы подошли ближе к девчонкам, я приготовилась к тому, что они обрушат на меня свои насмешки и колкости. Но мы пронеслись мимо, и они едва на нас взглянули; хотя в тот момент Энджи как раз описывала мой позорный побег из столовой.
– А потом она, такая, стала рыдать, – рассказывала Энджи, ее гнусавый голос было слышно через весь коридор. – А я ей: «Божечки, ну что за неудачница! Чего еще ждать от деревенщины?» – Ее голос перешел в шепот, и она склонилась ниже. – Я слышала, ее мама ненормально одержима свиньями. Ну, вы поняли!
Подружки задорно захихикали, и я едва не сорвалась. Однако Робби крепче сжал мою руку и потащил за собой. Я услышала, как он что-то пробормотал себе под нос, и почувствовала вибрацию в воздухе, как от беззвучного грома.
Энджи закричала.
Я пыталась обернуться, но Робби потянул меня за собой, пробираясь сквозь толпу, пока остальные ученики оборачивались на крик. Но на долю секунды я заметила, как Энджи прикрыла нос руками, а вопли ее все больше походили на визг свиньи.
Глава 3
Подменыш
Дорога домой была тихой. По крайней мере, мы с Робби ехали молча. Отчасти оттого, что я не хотела привлекать к себе внимание, но больше потому, что в голове роилось множество мыслей. Мы сели в дальнем углу автобуса, где я прильнула к окну, глядя на проносящиеся мимо деревья. Я достала телефон, включила музыку в наушниках погромче, что было лишь предлогом ни с кем не разговаривать.
В ушах до сих пор стоял поросячий визг Энджи. Это, наверное, был самый ужасный звук, что я когда-либо слышала, но, хоть она и была настоящей стервой, чувствовала я себя немного виноватой. Я не сомневалась, что это дело рук Робби, хоть мне и не доказать этого. Мне правда было страшно поднимать эту тему. Робби теперь казался другим человеком: тихий, задумчивый, он наблюдал за детьми в автобусе с хищной проницательностью. Он вел себя странно – и даже жутко, – и я задумалась, что с ним не так.
Мне снился необычный сон, который, как мне стало казаться, вовсе не был сном. Чем больше я об этом думала, тем больше понимала, что знакомый голос собеседника медсестры принадлежал Робби.
Вокруг происходило что-то странное, плохое и ужасное, и самым страшным было то, что опасность, казалось, скрывалась за привычными лицами. Я украдкой взглянула на Робби. Как хорошо я знала его? Он был моим другом дольше, чем я себя помню, и все же я никогда не бывала у него дома и не встречала его родителей. Я предлагала несколько раз встретиться у него, но он всегда находил отговорки: родителей не было в городе или они ремонтировали кухню, которую я тоже никогда не видела. Это было странно, но еще более странным казалось то, что я никогда не задумывалась об этом, не ставила под сомнение. Робби просто существовал в моей жизни, словно появился из ниоткуда, без прошлого, без дома, без истории. Какую музыку он любил? Были ли у него цели в жизни? Влюблялся ли он когда-нибудь?
«Совсем ничего, – тревожно шептал мой разум. – Ты ничегошеньки о нем не знаешь!»
Вздрогнув, я повернулась к окну. Автобус остановился у знака «Стоп», и я заметила, что мы выехали за город и едем в наше болотистое захолустье. Мой район. Дождь заливал окна, отчего болота за окном казались размытыми, деревья – нечеткими темными очертаниями.
Я сморгнула и откинулась на спинку сиденья. Далеко на болоте под ветвями огромного дуба стояли лошадь и всадник, такие же неподвижные, как и деревья вокруг. Лошадь была крупная, черная, с гривой и мокрым хвостом, колыхающимся на ветру. Всадник был высоким и худым, одет в серое и черное. На его плечах развевался черный плащ. Сквозь дождь я мельком разглядела его лицо: молодое, бледное, поразительно красивое… и смотрело прямо на меня. В животе все перевернулось, дыхание перехватило.
– Роб, – пробормотала я, вытаскивая наушники, – посмотри на…
Лицо Робби была буквально в сантиметре от моего, он таращился в окно, прищурившись и злобно нахмурившись. Живот скрутило, я отстранилась, но он и не заметил. Губы его зашевелились, он прошептал всего лишь слово, так тихо, что я едва расслышала.
– Эш.
– Эш? – повторила я. – Кто такой Эш?
Выпустив струю выхлопного газа, автобус снова тронулся. Робби откинулся назад с совершенно каменным лицом. Сглотнув, я посмотрела в окно, но под дубом уже никого не было. Лошадь и всадник исчезли, словно их никогда и не было.
Странностей становилось все больше.
– Кто такой Эш? – повторила я свой вопрос, поворачиваясь к Робби, который, казалось, обитал в каком-то своем мирке. – Робби, эй! – Я толкнула его в плечо. Он дернулся и наконец посмотрел на меня. – Кто такой Эш?
– Эш? – На мгновение глаза его налились яростью, а выражение лица было как у дикой собаки. Затем он моргнул и снова стал нормальным. – О, да так, старый приятель. Не волнуйся, принцесса.
Его слова как-то странно на меня повлияли, словно я должна была забыть все только потому, что он так сказал. Меня раздражало, что он что-то скрывал, но это чувство быстро улетучилось, и я уже и не помнила, о чем мы только что говорили.
Когда мы подъехали к нашей остановке, Робби вскочил как ошпаренный и выбежал из автобуса. Наблюдая за его побегом, я не спеша убрала телефон в сумку и вышла следом. Меньше всего мне хотелось, чтобы эта дорогая вещица промокла.
– Мне нужно идти, – заявил Робби, когда я подошла к нему на тротуаре. Его зеленые глаза скользили по деревьям, будто ожидая, что из леса что-то вылетит. Я огляделась, но кругом было тихо и спокойно, лишь птичья трель над головой. – Я… эм-м-м… забыл кое-что дома. – Он посмотрел на меня извиняющимся взглядом. – Увидимся вечером, принцесса, ладно? Я принесу шампанское.
– О! – Я и забыла об этом. – Конечно.
– Иди сразу домой, хорошо? – Напряженный, Робби прищурил глаза. – Не останавливайся и ни с кем по дороге не разговаривай, поняла?
Я нервно засмеялась.
– Ты что, мамочка? Скажи еще, чтобы я не играла с ножницами и смотрела по сторонам, переходя через улицу! Кроме того, – продолжила я, когда Робби ухмыльнулся, снова став похожим на себя, – кого я встречу в этом глухом захолустье? – Внезапно мне вспомнился тот юноша на лошади, и снова как-то странно засосало под ложечкой. Кто это был? Почему я не могу перестать думать о нем? Если он вообще был. Все так странно. Если бы не реакция Робби в автобусе, я бы подумала, что этот человек мне померещился.
– Отлично. – Робби помахал мне, сверкнув озорной ухмылкой. – Увидимся позже, принцесса. Не дай Кожаному лицу поймать тебя по дороге.
Я пнула его. Рассмеявшись, он отскочил и побежал по дороге. Закинув рюкзак на плечо, я поплелась по подъездной дорожке к дому.
– Мам? – позвала я, открывая дверь. – Мам, я дома!
Меня встретила тишина, эхом отражаясь от стен и тяжело повиснув в воздухе; она будто ожила, села в центре комнаты и смотрела на меня холодными глазами. Сердце начало громко и быстро стучать в груди. Что-то не так.
– Мам? – снова позвала я, осмеливаясь зайти. – Люк? Есть кто дома? – Дверь скрипнула, пока я медленно прокрадывалась дальше. Телевизор громко ревел и мерцал, показывали какое-то старое черно-белое комедийное шоу, но на диване напротив было пусто. Я выключила телек и пошла дальше по коридору, на кухню.
На мгновение все показалось нормальным, кроме открытой скрипящей дверцы холодильника. Внимание привлек небольшой предмет на полу. Сначала я подумала, что это грязная тряпка, но, присмотревшись, поняла, что это был Ушастик – игрушечный кролик Итана. Голова его была оторвана, из отверстия осыпалась вата.
Выпрямившись, я услышала слабый шум по ту сторону обеденного стола. Я обошла кругом, желудок так сильно скрутило, что к горлу подступила тошнота.
На кафельном полу в клетку лежала мама, раскинув руки и ноги, лицо ее наполовину было измазано чем-то багровым. В безвольной левой руке она держала свою сумку, содержимое которой рассыпалось по всему полу. В дверном проеме, склонившись над с ней с любопытством, стоял Итан.
Он улыбался.
– Мама! – закричала я и бросилась к ней. – Мам, ты в порядке?! – Я схватила ее за плечо и трясла, но было равносильно что трясти мертвую рыбу. Кожа была еще теплой, а значит, мама жива. Ведь так?
«Где, черт возьми, Люк?!»
Я снова ее встряхнула, наблюдая, как голова безвольно покачивается. Желудок перевернулся вверх дном.
– Мама, очнись! Слышишь меня? Это Меган! – Я отчаянно оглядывалась по сторонам, схватила с раковины тряпку и приложила к ее лицу. Я осознала, что Итан стоит в дверях, с широко раскрытыми голубыми глазами и в слезах.
– Мама поскользнулась, – промычал он, и тогда я заметила прозрачную лужицу перед холодильником. Дрожащей рукой я окунула в нее палец и принюхалась – растительное масло? Что за черт? Я вытерла кровь с ее лица и заметила маленькую ранку на виске, едва заметную у самой кромки волос.
– Она умрет? – спросил Итан, и я бросила на него строгий взгляд. Напуганный и в слезах, он смотрел скорее с любопытством, чем с ужасом.
Я отвела глаза. Мне нужна помощь. Люка не было, оставалось вызвать скорую. Но стоило мне встать за телефоном, как мама застонала, зашевелилась и открыла глаза.
Сердце мое подпрыгнуло.
– Мама? – позвала я, пока она, потрясенная, пыталась сесть. – Не двигайся, я вызову скорую.
– Меган? – Мама огляделась, моргая. Она коснулась рукой лица и уставилась на измазанные в крови пальцы. – Что случилось? Я… что, упала?..
– Ты ударилась головой, – ответила я, вставая и пытаясь отыскать глазами телефон. – У тебя может быть сотрясение мозга. Потерпи, я вызову скорую.
– Скорую? Нет-нет. – Мама встала, взгляд ее прояснился. – Не надо, милая, я в порядке. Умоюсь и наложу пластырь. Не переживай.
– Но, мам…
– Я в порядке, Мег. – Мама схватила валявшуюся тряпку и стала вытирать кровь с лица. – Прости, что напугала, все будет хорошо. Это просто кровь, ничего серьезного. Да мы и не можем себе позволить еще один вызов врача. – Она уверенно выпрямилась и оглядела кухню. – Где твой брат?
Опешив, я снова посмотрела на дверь, но Итана уже не было.
Когда Люк вернулся домой, он и слышать не хотел мамины возражения. При одном только взгляде на ее бледное лицо с повязкой он закатил истерику и стал настаивать на том, чтобы ехать в больницу. Люк умел быть настойчивым, когда хотел, и под его давлением мама в конце концов сдалась. Пока Люк запихивал ее в видавший лучшие времена «Форд» и мчался прочь, она на ходу выкрикивала мне указания: приглядеть за Итаном, не дать ему уснуть слишком поздно, в холодильнике есть замороженная пицца.
Когда фургон завернул за угол и исчез из виду, в доме снова воцарилась мертвая тишина. Я вздрогнула, потирая руки, чувствуя, как она крадется и дышит мне в затылок. Дом, в котором я прожила большую часть жизни, сейчас казался мне незнакомым и пугающим, словно в углах и шкафах кто-то прятался, выжидая, чтобы наброситься, как только пройду мимо. Мой взгляд упал на скомканные ошметки Ушастика, разбросанные по полу, и мне вдруг стало тоскливо и страшно. Никто в этом доме не стал бы рвать на части любимую игрушку Итана. Что-то было не так.
Послышались чьи-то шаги. Повернувшись, я увидела в дверях Итана – он смотрел на меня. Без кролика в руках он выглядел необычно, и я задумалась, почему он даже не расстроен.
– Хочу кушать, – заявил он, удивив меня. – Приготовь мне что-нибудь, Мегги.
Я нахмурилась, услышав такой требовательный тон.
– Еще рано для ужина, пацан, – ответила я ему, скрестив руки на груди. – Подождешь пару часиков.
Он прищурился, губы скривились, обнажая зубы. На мгновение мне показалось, что они у него заострённые, как клыки.
– Хочу кушать! – прорычал он, делая шаг вперед. Я в ужасе отпрянула. Почти мгновенно выражение его лица изменилось, огромные глаза смотрели на меня умоляюще: – Пожалуйста, Мегги, – заскулил он. – Пожалуйста. Я очень голоден. – Он надулся и продолжил сердито: – Мама тоже ничего мне не приготовила.
– Ладно, хорошо! Только замолчи! – Эти резкие слова были вызваны страхом и полным смятением, потому что я боялась. Боялась Итана. Моего глупого четырехлетнего братца. Я не понимала, откуда взялись в нем эти демонические перепады настроения, но надеялась, что это временно. Может, несчастный случай с мамой его так расстроил? Может, если я покормлю паршивца, он уснет и оставит меня в покое. Я поплелась к холодильнику, достала пиццу и запихнула ее в духовку.
Пока пицца готовилась, я пыталась отмыть пол от масла. Все думала, как масло оказалось на полу, тем более что пустая бутылка валялась в мусорном ведре. Когда я закончила, от меня разило жиром, пол стал еще более скользким, но я сделала все, что могла.
Из раздумий меня вывел скрип дверцы духовки. Повернувшись, я увидела, что Итан открыл ее и заглядывал внутрь.
– Итан! – Схватив за запястье, я отдернула его назад, не обращая внимания на протестующий вопль. – Что ты творишь?! Хочешь обжечься?
– Кушать!
– Сядь! – рявкнула я, усаживая его на обеденный стул. Он реально пытался ударить меня, мелочь неблагодарная. Я едва сдержалась, чтобы не стукнуть его. – Господи, какой ты сегодня вредный. Сиди молча. Сейчас принесу тебе поесть.