Софи сразу поняла, что ее обманывают. Лицо Йозефа, всегда открытое и искреннее, стало неприветливым, как окно с закрытыми ставнями. Он старался не смотреть в глаза Софи.

– Вы никогда о нем не говорите, – сказала она. – Никто из вас.

– Нам больно, Софи. Очень больно.

Софи кивнула, не желая причинять ему еще бо́льшую боль. Но все же не удержалась от вопроса:

– Ты знаешь, кто этот человек с бледным лицом? Который стоит под деревом?

Йозеф помотал головой:

– Понятия не имею.

И опять Софи поняла, что ее обманывают. Человек был знаком Йозефу – тот узнал его сразу, как только она показала ему рисунок. Просто не хотел говорить. «Почему?» – подумала она.

Йозеф закрыл крышку сундука и заботливо перетянул его ремнями, тщательно заправив их концы в специальные держатели. Потом собрал книги, которые уронила Софи, и вернул их на крышку.

«Как будто надеется удержать там воспоминания», – мелькнула у нее мысль.

– Ужин на столе, – сказал Йозеф и пошел к лестнице.

Софи последовала за ним. На площадке она остановилась, вспомнив, что так и не взяла то, за чем приходила. Бросившись назад, она схватила корзину, порылась в ней и вытащила сорочку. И тут что-то заскреблось и зашелестело на крыше.

Вздрогнув, она прижала ладонь к часто забившемуся сердцу, но тут же усмехнулась собственной глупости – за окном мелькнуло то, что было причиной ее испуга.

Большая черная ворона.





Глава 25




В королевской часовне стоял маленький черный гроб.

В нем лежал ребенок – мальчик, одетый в белую крестильную сорочку. Его глазки были закрыты, крошечные ручки сложены на груди. Малышу едва минуло четыре месяца.

У гроба, опустив голову, стоял на коленях отец мальчика, король Саксонии.

Его мать, сломленная горем, рыдала в своей постели.

Аделаида видела всех воочию – брата, отца, мать. Правда, ни одного давно уже не было в живых, но их показывало зеркало.

А потом она увидела в нем себя, пятилетнюю. Волосы заплетены в косички. Взгляд серьезный. Руки сжимают букетик цветов. Она сама их собирала. Правда, некоторые увяли – не так-то просто для маленькой девочки добраться от королевского сада до часовни.

Длинный проход привел ее к алтарю, где плакал отец. Девочка слышала его рыдания. Печаль отца отозвалась болью в ее сердце.

– Не плачьте, папа, – сказала она, подходя к отцу сзади, но тот ее не услышал.

Не зная, как быть, она подошла еще ближе и тронула отца за руку. От ее прикосновения король вздрогнул. Поднял голову. Казалось, это чужой человек – горе оставило на некогда прекрасном лице глубокие следы.

– Папа, смотрите, – продолжила она, протягивая отцу букет. – Я принесла вам цветочки.

Король долго смотрел на цветы, не говоря ни слова. Потом поднял глаза на Аделаиду:

– Три сына родились и умерли за три года. А ты, Аделаида, живешь. Растешь высокой и сильной. – Король устремил глаза к потолку. – Господь всемогущий, почему? Почему ты отнимаешь у меня сыновей и оставляешь никчемную девчонку?

Рука Аделаиды с зажатыми в ней цветами медленно опустилась. Глаза защипало от слез. Раньше она не знала, что никчемна. Учитель часто хвалил ее за ум, нянька – за доброту.

Король встал. Заглянул в гроб.

– Мой сын, мой мальчик… – начал он, ударяя себя ладонями по лбу.

Аделаида вытерла глаза. Отец заметил это и обернулся.

– Иди сюда, деточка, иди… – поманил он дочь.

Но Аделаиде вдруг стало страшно, она помотала головой. И попятилась. Король резко подался к ней. Его пальцы сомкнулись на ее плече. Цветы посыпались на холодный каменный пол.

– Смотри на него, Аделаида, – сказал он, подталкивая ее к гробу. – Здесь лежит твой несчастный маленький брат, мертвый. Ты видишь?


Аделаида кивнула, изо всех сил стараясь не трусить. Ей больше не нравился младенец в гробу. Его глаза под тонкими, словно бумажными, веками запали. Личико окоченело и стало серым.

– Почему, Аделаида? – громко крикнул король. – Почему не ты?

Изображение в зеркале помутнело и пропало, но боль, вызванная словами отца, осталась. Такая же свежая, как в тот день.

– Я тоже помню, как это было, – раздался голос у нее за спиной. – Мы с тобой только начали становиться друзьями. – (Аделаида медленно обернулась.) – После похорон того малыша прошло всего несколько лет, и твоих родителей не стало. Ты пережила их всех, Аделаида. Выжила. И с тех пор всегда выживаешь. – Длинным черным когтем он постучал себя по подбородку. – Как ты думаешь – почему?

– Потому что мне помогаешь ты, – прошептала Аделаида.

– Да. Вот именно. Это я помогаю тебе отводить любые угрозы. – Он улыбался, но его голос дышал холодной, затаенной яростью. – Но я не смогу помогать тебе и впредь, если ты не станешь выполнять мои приказы.

– О чем ты?

– Та девчонка жива, – бросил он.

– Нет! – выпалила Аделаида. – Этого не может быть. Егерь принес мне ее сердце. Я отдала его тебе.

– Ее спасли гномы. Сделали ей новое сердце. Она в Темном Лесу. В доме под названием Лощина.

Аделаида окаменела от гнева. И от страха. Девчонка была для нее угрозой. Так сказало зеркало.

– Пока она жива, ты в опасности, – продолжил гость.

– Но что я могу? – устало спросила королева. – Мой егерь мертв.

Гость сунул руку под плащ и вынул пару длинных шнурков для корсажа – красивых, из черного блестящего шелка с золотыми нитями. Он вложил шнурки в ладонь королевы.

– В конюшне ты найдешь нового жеребца, серой масти. Его мать – буря, а он обгоняет ветер. Переоденься и езжай в Лощину. Отдай эти шнурки девчонке. Пусть затянет ими корсаж, да покрепче. Проследи за этим сама. Вот и все, что нужно сделать, – сказал гость и исчез.

Королева осталась в одиночестве.

Она повернулась к зеркалу.

– Зеркало, зеркало на стене… – начала она, зачарованная образами, которые показывала ей гладкая серебристая поверхность. – Кто готовит гибель мне?

Если бы в комнате был кто-нибудь еще, он не увидел бы в зеркале ничего – ни гроба, ни короля, ни несчастной маленькой девочки.

Только женщину, которая стоит перед ним, – худую, точно скелет, с запавшими глазами и загнанным выражением лица.





Глава 26




С узелком в руке Софи подошла к калитке и обернулась, бросив на дом последний виноватый взгляд.

Двор был пуст, никто не видел, как она уходила. Братья ушли на работу. Вебер готовил еду на кухне. Тапфен мыла окна.

Софи знала, что нарушает запрет. Братья не раз говорили ей, что покидать Лощину ни в коем случае нельзя. Но другого выхода не было. Чуть больше месяца прошло с того раннего утра, когда она вместе с егерем оставила дворец, а от Хаакона до сих пор ни слуху ни духу.

Однако Лощина так хорошо укрыта деревьями, что Хаакон мог просто не заметить дом и проехать мимо, когда искал ее в лесу. Вечером, помогая на кухне мыть посуду, Софи придумала план: надо вернуться назад, к пруду, у которого егерь вырезал ей сердце. Отправляясь с придворными на охоту, королева часто проезжала мимо него, и не исключено, что Хаакон ездит той же дорогой.

Софи посидит там несколько часов. Если ей повезет, она увидит, как Хаакон со своими людьми проезжает мимо. Тогда она выскочит на тропу и остановит их. Расскажет Хаакону, что сотворил с ней егерь по приказанию королевы, и они вместе, даже не заезжая в замок, поскачут к границе. А что еще им остается? Конечно, Хаакон – почетный гость королевства, но разве он сможет вернуться ко двору, когда узнает, что королева сотворила со своей падчерицей?

Софи было больно оттого, что пришлось пренебречь советами братьев и тайком улизнуть от них. А еще она знала, что, когда Хаакон найдет ее, всем семерым придется немедленно уехать и на прощание с ними времени не будет. Вот почему она оставила на своей подушке записку, в которой объясняла, куда отправляется и зачем, благодарила их за доброту и обещала когда-нибудь вернуться.

Софи уходила налегке: в узелке – яблоко, горбушка хлеба да горстка рубинов в уголке льняной салфетки. Она понятия не имела, сработает ли ее план, но попробовать стоило. Месяц – большой срок. А вдруг Хаакон потеряет надежду? Перестанет ее искать и вернется в свое королевство? Если так, она потеряет свой единственный шанс на спасение. А вместе с ним и Хаакона.

Отодвинув защелку, Софи толкнула калитку и припустила бегом по выложенной камнями дорожке. В какой стороне искать пруд, она примерно представляла: вечерами Иоганн не раз выходил из дома с удочкой в руках, и Софи всегда замечала, куда он сворачивал. И не ошиблась: не прошло и получаса, как она уже оказалась на берегу.

Однако найти то самое место оказалось непросто: Софи долго брела по топкому, заросшему камышами берегу, пугая лягушек и время от времени проваливаясь по щиколотку в густую черную грязь. Наконец, взмокнув и запыхавшись, она шагнула на сухой травянистый бережок, где охотники обычно поили коней, и привалилась к стволу, чтобы перевести дух. И тут ее сердце дало сбой – заныло и стало биться так медленно, что между ударами проходили секунды.

У Софи закружилась голова, и она чуть не упала, но все же нашла в себе силы добрести до поваленного ствола и опуститься на него. Там она закрыла глаза, набрала в грудь побольше воздуха и стала медленно выдыхать, дожидаясь, когда сердце вернется к обычному ритму.

«Механизм слегка заедает. Ничего, выправится со временем», – не раз с улыбкой заверял ее Иоганн, когда такое случалось раньше. Но, кажется, он ошибся. Время шло, а сердце спотыкалось все чаще.

Наконец через несколько минут оно все же забилось как следует, и Софи смогла открыть глаза. Не шевелясь, девушка жадно прислушивалась: не примешивается ли к привычным лесным звукам стук подкованных копыт? А вдруг Хаакон уже скачет сюда? Она представила, как засияет от счастья его лицо, когда он увидит ее. Как он спрыгнет с седла, подбежит к ней, обнимет, скажет, что никогда, ни на одну минуту не верил в ее гибель и продолжал искать ее день за днем.

Софи слушала, но до нее доносились одни только вздохи сосен на ветру. В душе она уже смирилась с тем, что ожидание может оказаться долгим. И даже с тем, что, возможно, придется прийти сюда на следующий день. И через день. Она встала, решив, что лучше пройтись по тропе туда-сюда. И тут же застыла на месте. Ее обуял страх.