Вообще-то, она имела в виду «опасно». Она и раньше позволяла сердцу руководить своими поступками, и вот какой гнев мачехи это вызвало. Из-за нее и ее сердца пострадали ни в чем не повинные собаки и мальчик. Даже Хаакон любит ее, но считает чересчур доброй, чересчур мягкой и невыдержанной. Он просил ее отдать ему свое сердце и обещал его сохранить. Что бы он сказал, если бы увидел ее сейчас, захлестнутую эмоциями? Вдруг он раздумал бы жениться на ней? Разлюбил бы?

Софи протянула Иоганну руку.

– Скажи, что мне делать, – взмолилась она. – Научи меня владеть своим сердцем.

Иоганн задумчиво нахмурился, потом сказал:

– Может быть, свежий воздух тебе поможет. Надо пройтись. Тогда и сердце успокоится. Ты ведь уже месяц не выходишь из дому.

– А что, мысль здравая, – ввернул Юлий.

Софи согласилась, и Йозеф тут же предложил ей прогуляться в сад за клубникой. Он снял с полки большую миску, и они вместе вышли из дому. Едва дверь за ними закрылась, как шестеро братьев сели обедать.

Но и на свежем воздухе дела пошли не лучше. Стоило Софи перешагнуть порог, как она громко ахнула: какие нарядные ярко-красные ставенки у лесного дома, какие горшочки с цветами на подоконниках! И только огорченное лицо Йозефа помогло ей притушить свой восторг.

– Хватит, – сказала она себе, сжав виски ладонями. – Прекрати.

Йозеф повел ее по выложенной камнем дорожке, которая шла от самого порога. Сначала Софи ступала по ней торжественно, как подобает особе королевской крови, но уже через несколько секунд, позабыв обо всем, скакала на одной ножке, а ее сердце радостно стучало. Сунув лицо в благоуханный розовый куст, она оцарапала щеки. Сорвала маргаритку и сунула себе за ухо. Погладила слизняка. И все это прежде, чем они успели добраться до сада.

Когда Йозеф нагнал ее у садовой калитки, она была в отчаянии.

– Бесполезно, – обратилась она к провожатому. – Это сердце творит, что хочет.

– Старайся сдерживаться, – посоветовал Йозеф. – Ты же можешь задержать дыхание, делай то же и с чувствами.

Софи кивнула, расправила плечи, толкнула калитку и решительно вступила в сад. Но силы воли хватило ровно на одну секунду.

– Ты только посмотри, Йозеф! – воскликнула она. – Где еще ты видел такую роскошную капусту?

И она заметалась от грядки к грядке, восхищаясь всем подряд: кабачками, фасолью, брюссельской капустой. Почему раньше она не замечала красоты горохового стручка? Изысканной формы веточек укропа? Все казалось ей чудом. Пару минут она помогала Йозефу собирать ягоды, но потом бросила их и понеслась по саду в поисках новых открытий.

Иоганну не терпелось узнать, как дела у Софи. Он наспех проглотил обед и тоже вышел из дому.

– Как она? – окликнул он Йозефа, стоя у садовой калитки.

Тот пожал плечами:

– Вопли радости и безудержный смех уже пройдены, но ни слез, ни рыданий еще не было. Наверное, это шаг вперед… Погоди-ка… что это она там делает?

Софи восхищалась брюквой, когда ее взгляд упал на нечто куда менее привлекательное – большую бурую кучу в дальнем конце сада. В ней можно было разглядеть яичную скорлупу, старую заварку, опилки, куриный помет, разные очистки и ошметки, скошенную траву и жухлые листья. Подойдя к куче, Софи наморщила нос.

– Йозеф, а это что такое? – бросила она через плечо.

– Компостная куча, – отозвался он. – Мы складываем сюда садовый мусор и кухонные помои. Они перегнивают и превращаются в отличное удобрение. Правда, куча воняет, а еще в ней полно разных жуков и червей. Лучше отойди от нее, Софи.

Софи уже собралась последовать его совету, как вдруг компостная куча зашевелилась. Но как такое возможно? Ведь это же просто мусор. Она подошла ближе. Может быть, ей показалось?

Но нет! Опять! Куча вздулась с одного боку и снова опала, точно дышала. Вздутие перемещалось все выше, пока не добралось до верхушки, которая взорвалась, точно вершина вулкана при извержении. В дыре возник розовый нос. Усы. Черные глаза-бусины. Они принадлежали крысе, такой огромной и грязной, каких Софи никогда не видела.

Принцесса ахнула. Сердце вздрогнуло и засипело, перебирая эмоции. Софи знала, что нового взрыва не избежать, и покорно ждала, что выпадет на этот раз: страх, отвращение, ужас? Но чувство, которое захлестнуло ее с головой через пару секунд, оказалось неожиданным: это была любовь.

Сорвав стручок зеленого гороха, она протянула его крысе.

– Софи, не надо! Это очень крупная крыса! – предостерег Йозеф.

Но Софи не обратила внимания на его слова.

– Крыска! Иди ко мне, малышка! – засюсюкала она, помахивая стручком. – Я никогда не видела таких милых созданий. Давай подружимся.

Крыса понюхала стручок и рискнула подойти поближе. Софи отдала ей стручок и, пока та ела, исхитрилась схватить ее обеими руками и прижать к груди.

– Софи! – завопил Йозеф, услышав гневный писк извивающейся твари. – Брось эту гадость немедленно!

– Но, Йозеф, она же такая славная! – крикнула Софи в ответ.

– Ну вот, опять, – вздохнул Иоганн.

Крыса вырвалась из рук девушки и поспешно зарылась в компостную кучу. Софи долго умоляла ее выйти. Но та не подавала признаков жизни, и принцесса разразилась слезами.

– Ты говорил, что механизм слегка заедает, но со временем выправится. Нет, Иоганн, не выправится! Это не сердце, а сплошная катастрофа! Она обожает сосиски! Она восхищается слизняками! А теперь полюбила поганую крысу! – зашипел Йозеф.

Иоганн хмурился, наблюдая, как Софи голыми руками роется в компосте.

– Ты прав, Йозеф, ее сердце несовершенно, – отозвался он. – Но все же оно работает. И еще ни разу…


– Тсс… Даже не говори об этом, – перебил его Йозеф. – Я полюбил эту девочку, как будто она моя родная дочь. Не могу и подумать, что мы можем ее потерять.

Иоганн повернулся к брату, похлопал его по спине:

– Знаю. Я чувствую то же самое. Но что нам остается? Сердце у нее точно такое, какое я сделал Ясперу.

Услышав это имя, Йозеф потупился:

– Только лучше. Ты сам говорил.

– Да, я кое-что улучшил. Но мы же знаем, чем кончится все дело. Вопрос только в том, когда.

Йозеф перевел взгляд на Софи.

– И что же нам делать? – спросил он, повторяя вопрос брата. – Скрывать от нее правду? Как раньше?

– Разве это честно?

– Мы и так не все ей говорим. Например, не называем ей имя того, в чьих руках теперь находится ее сердце. И разве можно поступить иначе? Ведь тогда ее ждет беда.

– Сколько мы еще будем молчать, Йозеф?

Йозеф наблюдал за девушкой, которая улыбнулась бабочке, посадила на ладонь кузнечика и заливисто рассмеялась, услышав болтовню белки. С каждым ее движением печаль все больше расползалась по лицу Йозефа, точно чернильная клякса по пергаменту.

– Столько, сколько сможем.





Глава 22




Женщина склонилась над истекающим кровью дровосеком.

Тот лежал на земле и вопил. Пару секунд назад он промахнулся по бревну, которое раскалывал, и вогнал топор в ступню правой ноги.

Лезвие разрезало грубую сапожную кожу, толстый шерстяной носок, а потом и кости самого дровосека. Тот выронил топор и рухнул на землю. Из раны хлестала кровь.

Взгляд женщины скользнул от ноги дровосека к его лицу. Оно посерело от боли. Человек все еще кричал, хотя и не так громко, как раньше. Но вот глаза его закатились.

Женщина поцокала языком, выпрямилась и продолжила путь по дебрям Темного Леса.

Утро выдалось хлопотным. Сначала надо было посетить роженицу, с которой они вместе выдумали немало новых цветистых ругательств. Затем пришлось присмотреть за учеником зубодера, близоруким парнишкой с толстыми пальцами, пока тот вытаскивал кому-то зуб мудрости. После этого ее ждали на казни через повешение. Ну, там все прошло быстро – узел крепкий, шейка тонкая, раз-два, и готово.

Женщина не одну милю прошла по лесу невидимкой – темное платье было почти неразличимо в тени больших деревьев. Под ее ногами увядала трава. От любого прикосновения ее рук, даже случайного, чернели стволы. От дикого взгляда бросались наутек лесные звери.

Час спустя, миновав прозрачный голубой пруд, она оказалась у опушки. На солнечной поляне стоял хорошенький домик, белый с красными ставнями. В оконных ящиках пышно цвели цветы. Из трубы вился дымок. Пахло свежим хлебом.

Женщина злобно уставилась на домик.

– Лощина, – буркнула она.

Ее взгляд скользнул по белому штакетнику изгороди. Совсем невысокая, да и не частая, но ни она сама, ни ее брат ни разу не смогли ее преодолеть.

– Заговоренная. Иначе быть не может, – добавила женщина, грызя ноготь большого пальца обломками зубов.

Семеро братьев всю жизнь старались не подпускать к себе эту парочку: сестру и брата. У них были надежные укрепления, сильнее всякой магии – книги и песни, цветы на окнах и сливовые пироги на столе. У них были они сами. Когда вечерами все вместе усаживались у камелька и, протянув ноги к огню, принимались рассказывать друг другу сказки, попивая добрый шнапс, ничто не могло разорвать их круг.

С досады женщина так дернула зубами за ноготь, что сорвала его. Потекла кровь. Вид крови успокоил ее, но ненадолго – в следующую минуту из дома во двор вышла девушка с корзинкой на локте. Пока женщина разглядывала ее, девушка подошла к кустам роз и стала срезать самые красивые цветы, которые бережно укладывала в корзинку.

– Этого не может быть! – Женщина прищурилась и шагнула почти к самой изгороди, от изумления позабыв об осторожности.

Нет, она не ошиблась. Девчонка… принцесса… она выжила.

– Но как? Ведь ее сердце в руках у моего брата. Я сама его видела.

Подойдя вплотную к изгороди, она внимательно разглядывала девушку во дворе. Что это у нее на груди, шрам? Большой, почти до горла.

– Что они натворили, эти коротышки, любители совать нос в чужие дела? – сказала она вслух.

Девушка повернулась к другому кусту и начала срезать розы с него, а женщина, не сводя с нее глаз, поспешно отступила в тень. В ее силах было преподать этой незаурядной девушке хороший урок. Раскрыть ей глаза на саму себя. Сделать так, чтобы она поняла: в ее душе есть столько силы и храбрости, сколько она никогда за собой не знала.