– Руки за спину!

На запястьях Андрея щелкнула сталь наручников.

– Кругом!

Не очень удобно оборачиваться у стены с заведенными за спину руками, но можно. Ливадов повернулся к сержанту, стараясь выдержать на лице бесстрастное выражение и устремленный мимо морпеха взгляд.

– Рекрут Ливадов! – объявил сержант. – Доставляется на заседание военно-полевого трибунала по делу о смерти рекрута Бриджа. Любая попытка к бегству и любое подозрительное поведение будет пресечено летальным воздействием. Все понятно, рекрут Ливадов?

– Да, сэр… – хрипло ответил Андрей. Вот оно что! Снежок умер…

– Не слышу!

– Да, сэр!

Три конвоира повели Ливадова по бесконечно длинному коридору без окон, который освещался такими же лампами, какая была в камере, только без назойливого гудения. Андрей думал, что его выведут из изолятора и вдохнет уличного воздуха, но трибунал размещался в одном здании с камерами.

Ливадова завели в просторное помещение. С окнами! А за ними яркий день! Андрей глупо ухмыльнулся. Не думал он, что будет радоваться всего лишь солнечному свету за окном. Настолько обрадовался окну, что не сразу заметил за столами на небольшом помосте трех офицеров, а на лавках в другой половине зала – его взводных сержантов: Зака Дюбува, Боба Кларкса и Уолтера Мэда. Лица дрилл-инструкторов были невозмутимы, они совершенно спокойно смотрели на Ливадова и судей трибунала – майора и двух капитанов.

Андрей полагал, что трибунал возглавит командир полка – видел того на присяге, однако обошлось без него и других старших офицеров базы. Ливадова завели в клетку, щелкнул замок. Один из конвоиров остался рядом, два других встали справа и слева от двери в зал, где заседал трибунал.

– Второе января две тысячи двести пятьдесят третьего года. Военно-полевым трибуналом семьдесят третьего полка корпуса морской пехоты слушается дело о смерти раба-рекрута учебного взвода штурмового батальона пехоты Рея Бриджа, – объявил майор. – Процедура ускоренная. Первым обвиняется раб-рекрут указанного подразделения Андрей Ливадов, который подозревается в причинении смерти. Причинение смерти произошло не в результате легального наказания от старших должностных лиц и подсудно военному-полевому трибуналу. Встаньте, рекрут!

Андрей поднялся.

– Суть дела вам ясна? – спросил майор. Он председательствовал в заседании трибунала.

– Да, сэр.

– Вы признаете вину?

Ливадов почувствовал на себе взгляд Дюбува. Комендор-сержант был по-прежнему бесстрастен, его лицо ничего не выражало, но Андрею почему-то подумалось, что Дюбува не считает его виновным, да и не был он виновен.

– Не признаю, – сказал Андрей.

– Слово докладчику по делу, – произнес майор.

Капитан слева от него сообщил об обстоятельствах происшествия. Андрей понимал далеко не все, его английского для этого недостаточно, однако основное он уловил и не мог бы утверждать, что докладчик что-нибудь переврал. Потом на широком мониторе напротив клетки обвиняемого включились видеозаписи из душевой. Оказывается, там тоже были камеры, и, к досаде Ливадова, видно, что он ударил первым. Вмазал Снежку и перебросил его через себя, а после этого Бридж не шевелился.

Но на записи было слышно, что и негр, и Хорек угрожали ему и обещали проучить! Андрей надеялся, что это сыграет в его пользу. Он обязательно скажет, когда ему дадут слово! Ему ведь позволят сказать что-нибудь в свою защиту?

– Комендор-сержант Дюбува! – Майор обратился к взводному инструктору, когда просмотр записи был окончен.

– Да, сэр! – Француз вскочил и вытянулся перед судьями, как заправский рекрут на построении.

– Вольно, комендор-сержант. Вы все видели и слышали?

– Да, сэр!

– Ваше мнение о виновности раба-рекрута Ливадова?

– Не виновен! Он защищался! Вина за происшествие лежит на инструкторах взвода.

Андрей не верил своим ушам. Дюбува защищает его и берет вину на себя? Это сон?

– Разбирательство по командному составу взвода уже проведено, – сообщил второй капитан, который молчал до настоящего времени. – Свое взыскание вы получили.

– Еще раз спрашиваю, – настаивал на ответе майор. – Комендор-сержант Дюбува, вы считаете раба-рекрута Ливадова виновным в смерти раба-рекрута Рея Бриджа?

– Нет, сэр!

– Садитесь, – велел майор. Потом он опросил сержанта Кларкса и сержанта Мэда, и оба они также заявили о невиновности Ливадова, который был поражен до глубины души. Вот уж от кого, а от дрилл-инструкторов поддержки не ожидал…

Майор и капитаны переглянулись, будто безмолвно переговариваясь. Андрей знал о нетчипах и решил, что именно так и выглядит общение с их помощью.

– Трибуналу все ясно, – заявил майор. – Слово обвиняемому не дается.

Ливадов опешил. Как так?.. Ему даже пискнуть в свою защиту не позволят?

Судьи трибунала поднялись, и вслед за ними со своих мест встали сержанты. Ливадов тоже поднялся.

– Раб-рекрут учебного взвода штурмового батальона семьдесят третьего полка корпуса морской пехоты Андрей Ливадов признается невиновным, так как действовал в пределах самообороны, – сухо сообщил майор. – Уголовное производство в отношении него прекращено.


Андрей был ошарашен. Он не виновен? Это… это…

– Рекрут Ливадов должен быть подвергнут дисциплинарному взысканию, – продолжал майор. – Степень дисциплинарного воздействия определяется старшим дрилл-инструктором взвода. Комендор-сержант Дюбува! Забирайте своего рекрута!

Дверь клетки открылась, Андрей вышел, с него сняли наручники. Оглушенный оправдательным приговором трибунала, Ливадов услышал, как Француз приказал следовать за собой.

– Дело Родриго Гомеса слушается через десять минут! – объявил майор.

Гомес? Это же Хорек! Он и его подручные тоже попали под трибунал? Если Ливадов оправдан, им, скорее всего, не повезет. Андрей не чувствовал злобы к ним, но и симпатии тоже нет. Черт с ними! Сами нарвались!

– Комендор-сержант! – Майор повысил голос. – Выведите рекрута Ливадова из зала трибунала и возвращайтесь!

– Ливадов! Давай за мной! – рыкнул Француз.

Старший дрилл-инструктор снова рычит, и, значит, возвращается жизнь, к которой Андрей прикипел за последние две недели, а с ней и надежды на будущее.

– Да, сэр! – не скрывая радости, воскликнул Ливадов.

Дюбува даже оглянулся и смерил рекрута взглядом, каким частенько смотрел перед тем, как обрушить на тупого тупака водопад слюней и ругани. Однако в присутствии трибунала промолчал.

– За мной! – повторил Дюбува.

Снова коридор изолятора без окон, только двери в стенах и лампы над головой, но дышится гораздо легче. Андрей не боялся смерти, его страшил только рабский ошейник без шансов когда-нибудь обрести свободу и найти Женьку.

Зайдя за угол, встретили Хорька. Три морпеха-тюремщика вели его на новое заседание трибунала. Взор у латиноса был затравленный, он даже не заметил ни Ливадова, ни Дюбува. Будто тронулся умом… Следуя за комендор-сержантом, Андрей размышлял, сочувствует ли он Хорьку или Снежку, и не находил ответа. Когда выбрались из изолятора, взводный инструктор неожиданно обратился к Андрею без уставщины.

– Держи, – сказал он спокойным тоном, протягивая гарнитуру. – Надень и не снимай. Без нее нейрообучение буксует.

Андрей удивленно смотрел на гарнитуру. Нейрообучение? Что за штука такая? Не потому ли английский стал даваться буквально с первых дней на базе?

– Рекрут Ливадов! – В голосе дрилла прорезалось раздражение. – Забирай гарнитуру и сваливай в казарму взвода. С завтрашнего дня ты командир первого отделения!

Командир отделения?.. Андрей не знал, нужно ли проявлять сейчас служебное рвение и надо ли благодарить за назначение. Лучше держать эмоции при себе.

– Твоя смелость и умения в рукопашном бою произвели на меня впечатление, – добавил Дюбува, – а такое случается редко. Но послушай моего совета – не зазнавайся!

Француз набрал в легкие воздуха и заорал, превратившись в прежнего старшего инструктора:

– Рекрут Русский!

– Я! Сэр!

– В казарму бегом!





Глава 8

В усиление




Рядом грянул выстрел, и тут же раздался девичий крик. Ливадова похолодела. Промелькнул только миг, а Женька успела испугаться и подумать о Томке Тигаловой. В первом отделении второго взвода из девушек лишь она и Женька, и это кричит Тигалова.

Ливадова нашла в себе храбрость обернуться на выстрел и крик, что прозвучали в нескольких шагах от нее. Рядовой Тигалова сидела на земле, прижавшись спиной к стенке габиона. Лицо Тамары было белое как снег, искаженное мукой, отчего стало почти неузнаваемым. По нему ручьем бежали слезы. Девушка тихонько выла, схватившись выше колена за выставленную правую ногу, а рядом на утоптанной земле лежал автомат.

– Всем рядовым оставаться на своих местах! – оживший динамик шлема довел до личного состава приказ командира роты майора Морова.

Женька непроизвольно кивнула и опустила взор на рану. Пуля из АК-233 раздробила ступню, превратив ее в фарш из костей, мяса, крови и ошметков обуви. Полчаса назад вторую роту учебного батальона рассредоточили на полигоне вдоль оборонительной позиции из габионов. Попарно, Женька была вместе с Тигаловой, и сейчас, в данную секунду, рядом никого, кто бы мог помочь раненой, а Ливадова оцепенела.

Только и могла что смотреть на страшную рану, не в силах отвести от нее взгляд и, казалось, что и шевельнуться не способна. Пальцы правой руки мертвой хваткой вцепились в ремень, на котором за плечом висел автомат. Ствол нацелен в землю, оружие на предохранителе – это у Женьки, и так должно было быть у всех рядовых в первом и втором взводах. Но автомат Тигаловой каким-то образом выстрелил.

«Помоги же ей…» – Женька заскрежетала зубами, чтобы сбросить странное оцепление, но так и стояла окаменевшей статуей в нескольких шагах от Тигаловой.

Томка подтянула к себе ногу, согнув в колене. Она попыталась рассмотреть рану, однако лицо перекосило от боли. Тигалова откинула голову на габион и, закрыв глаза, из которых продолжали литься слезы, громко заскулила.

– Рядовой Ливадова!

– Я!

Появление комвзвода и его заместителя вернуло способность двигаться. Только вот вопрос: откуда взялись старший лейтенант Еременко и сержант Горгуа?.. Но что за дурь в голове? Они здесь, потому что им нужно быть здесь.