– Снайпер!
Глава 14
Многоточие
На построении были все. Первый и второй взводы второй роты учебного батальона в полном составе с командирами. Старший лейтенант Еременко и его заместитель сержант Горгуа тоже со своим подразделением. Командование вернуло их во взвод после расследования инцидента с рядовым Тигаловой.
Старший лейтенант Еременко и сержант Горгуа получили выговоры в личное дело, Томку Тигалову признали годной к дальнейшей службе по окончании госпитализации, она продолжит службу в новом наборе учебки – на этом происшествие было исчерпано.
После нападения дронов небоевая потеря в лице Тигаловой стала казаться пустяком. Потери в роте в ходе атаки террористов – еще один раненый и три трупа. Все погибшие – из первого взвода: рядовые Ивантеев, Любимов и Эрнстин. Смерть Ивантеева случилась на глазах Ливадовой, две другие – это посты номер три и четыре. Дроны успели выстрелить, и почти сразу были подавлены полковыми глушилками.
Женьке повезло, она не только выжила, но уничтожила два из двух долетевших до ее поста дронов. Ивантееву, Любимову и Эрнстину не хватило всего двух жалких минут, чтобы остаться в живых. Средства радиоэлектронной борьбы смогли подобрать ключи к системе управления последних пробравшихся в расположения полка беспилотников, но только после прозвучавших выстрелов. Трое в учебном батальоне и четверо в городке – там дроны убили трех офицеров и сержанта. Почти все разговоры в роте сводились к очередному перетиранию подробностей атаки на полк.
На каждом построении в последние две недели майор Моров повторял, что на этом в происшествиях с учебной ротой должна быть поставлена точка. Жирная такая точка! Однако сегодня, пока выгнанный на плац личный состав ждал начальство, мрачный командир роты сказал про многоточие. Вместе ним уже были замкомроты капитан Радулов и новый старшина роты старший сержант Дураков – на должности госпитализированного Кускова.
Понятное дело, прозвище у нового старшины могло быть только одним – Дурак. Среди рядовых он упоминался неизменно с ухмылкой, но сам был лют и быстро отучил от веселья в своем присутствии. Впрочем, сейчас тоже не до смеха, потому что вторая рота учебного батальона отличилась снова, и опять второй взвод.
Слева от Мора, в пяти шагах от остальной роты, замерли Наташка Большова и Мишка Смирнов, оба из второго отделения; и надо ж им было так накосячить… Евгения знала, что между ними завязались определенные отношения, в чем еще неделю назад призналась Натка. До окончания трехмесячного учебного курса лучше бы им было забыть про чувства. Ну и про остальное тоже… однако не забыли.
Сегодня рядовые Большова и Смирнов оказались в наряде по кухне и… попались со спущенными штанами Дураку.
Любая неуставщина немедленно пресекалась, и делалось это максимально показательно. В данном случае – прекращение учебной подготовки, бег до плаца, где, к удивлению многих, роту ждали Моров, Радулов, Дураков и вместе с ними Смирнов и Большова. Срочное построение, сухое информирование командира роты об очередном происшествии и сгорающие от стыда влюбленные. Ну ладно бы только стыд! Вероятнее всего, их военная служба окончилась катастрофой и с этим накрылись перспективы на гражданство.
Больно смотреть на подругу, уронившую на грудь голову и не поднимающую взгляд, а Смирнов, наоборот, храбрится, время от времени поглядывает то на первый, то на второй взвод. Но на офицеров и Дурака справа от себя взглянуть не решается.
Вторая рота безмолвно ждала начальство, молчали даже майор и капитан, и оба смотрели куда-то в сторону. Скоро на дороге, ведущей из городка в палаточный лагерь учебного батальона, появились четыре автомобиля. Большова сильно побледнела, когда поняла, как много здесь будет офицеров из полка, чтобы стать свидетелем ее позора. До сих пор она стояла среди своих. За полтора месяца парни и девчонки, с которыми начала службу, стали казаться давними знакомыми. Курсовые офицеры и сержанты – тоже свои. Даже беспринципный старшина Дураков почти стал своим – Наташка не сердилась на старшину, сами виноваты. Перед своими легче, но легко они с Мишкой Смирновым не отделаются.
Евгения покачала головой, ей было искренне жаль Наташку; и откуда только взялся этот козел Смирнов! Однако сделать ничего нельзя, остается лишь ждать начальства и развязки. Моров не сообщил, чем окончится для провинившихся их косяк, что оставляло небольшую надежду; по крайней мере, для Ливадовой. Но приближающийся десант начальства на четырех бронемобилях заставлял усомниться в этой надежде.
– Ничего себе, – вырвалось у Антона Бастрюкова, когда из машин повылезали многозвездные погоны.
– Тихо ты, – шикнула Женька, теперь она всегда стояла за командиром отделения.
Но до Бастрюкова никому нет дела, потому что всеобщее внимание привлечено к предстоящему докладу майора Морова о построении второй роты учебного батальона и к прибывшим. В одной машине с недавно отозванным из отпуска комбатом приехали командир полка, его заместитель и начальник штаба. Второй бронемобиль привез четырех офицеров из управления учебного батальона, третий – командиров четырех других батальонов.
Последний броневик принадлежал военной полиции, из него вышли офицер и два сержанта. Все трое были снаряжены по форме номер три – бронежилеты, разгрузки, шлемы – в таком же оснащении вторая рота выдвигалась на полигон за сутки до атаки террористов. Только у этих на плечах красные накладки военной полиции. Но зачем она здесь? Зачем вооруженный конвой? Разве Большова и Смирнов – опасные преступники?
– Смирно! Равнение на-а-аправо!
Голос у Морова поставленный, командный. Чеканя шаг по бетонному плацу, он направился к командиру полка, приложив руку к фуражке. Командир полка тоже поднял руку к головному убору.
– Господин полковник! Вторая рота учебного батальона построена! Командир роты майор Моров.
– Вольно. – Полковник Добролюбов принял доклад.
– Вольно! – скомандовал командир Моров.
Офицеры опустили руки.
– Докладывайте, майор.
Расположившись одним боком к ротному построению, другим – к прибывшим хмурым офицерам во главе с командиром полка, майор роты громким голосом повторил все обстоятельства происшествия с рядовыми Большовой и Смирновым. А те замерли напротив командира роты в десятке метров от него – тоже между ротой и офицерами.
– Рядовой Смирнов не является гражданином. Рядовой Большова не является гражданином, – закончил доклад майор Моров.
– Вас понял, – произнес полковник Добролюбов. Он говорил тоже громко и четко, на плацу его слышали все. – В связи со статусом негражданина обоих обвиняемых в дисциплинарном проступке военнослужащих я возлагаю рассмотрение данного дела на себя. К рассмотрению дела о дисциплинарном проступке приступаю немедленно.
Полковник назвал статью дисциплинарного устава, предусматривающую ответственность за совершенный проступок. Ливадова боялась услышать о расторжении контракта, однако Добролюбов сообщил только о дисциплинарном аресте на сорок пять суток. Полтора месяца! Но сможет ли Наташка продолжить службу либо пора ставить крест на планах и мечтах? Про это командир полка ничего не сказал. Женька закусила губу, чтобы хоть как-то унять волнение. Нет сомнения, что парочка влюбленных будет наказана.
Ливадова и остальные стали свидетелями разбирательства. С опросом всех офицеров и сержантов второй роты. Особенно тщательно командир полка выяснял обстоятельства происшествия у старшины Дуракова. После были выслушаны пояснения Большовой и Смирнова и задан вопрос о признании вины.
В случайно пойманном взгляде Наташки читался нешуточный испуг. Да уж, сейчас не до шуток. Женька уже и ругать ее перестала. Скорей бы все это закончилось.
– Вину признаю, – сообщил Смирнов. Он давно уже не хорохорился. Как появилось командование полка, так сразу поник и опустил взор. Сейчас тоже смотрел на носки собственных ботинок.
– Рядовой Большова?
– Вину признаю. – Наташка тоже не поднимала взгляда.
Полковник Добролюбов спросил у командира роты и командира взвода о наличии смягчающих или отягчающих обстоятельств, которые касаются личности рядовых и совершенного проступка, и получил два одинаковых ответа – таких обстоятельств не имеется. Затем командир полка признал обоих рядовых виновными в совершении дисциплинарного проступка и объявил об аресте в сорок пять суток.
– Отбывание дисциплинарного ареста произвести на месте. На гауптвахте десятого отдельного десантно-штурмового полка, – постановил полковник Добролюбов. – После отбывания дисциплинарного ареста рядовой Смирнов и рядовой Большова продолжат военную службу путем перевода в две иные части в двух разных военных округах.
Наташка заплакала: то ли потому, что ее разлучают с Мишкой, то ли от облегчения. Женька тоже не сдержала чувств и шумно выдохнула. Ливадова боялась худшего, но Большова сможет еще дослужиться до гражданства. Либо она и ее возлюбленный – чтоб ему икалось – расторгнут контракты и начнут совместную жизнь. Ливадова не стала бы торопиться с увольнением, но это уже их дело. Пусть сами решают. Возможно, у них потом получится служить в одной части или выяснится, что не очень-то они и нужны друг другу.
– Приступить к исполнению дисциплинарного ареста. – Командир полка завершил разбирательство проступка.
Наряд военной полиции снял с рядовых ремни и погоны, увел Большову и Смирнова в полицейский броневик. В задней части машины была камера для перевозки задержанных. Женька вздохнула: у Наташки появится несколько последних минут, чтобы побыть с Мишкой наедине. Все-таки жалко их, хоть они и сами виноваты.
Любовь зла, а старшина Дураков еще злее. Почему-то подумалось, что старший сержант Кусков не дал бы хода этому делу. Но он далеко, в окружном госпитале, до окончания учебного курса во второй роте старшиной останется Дурак. Противная же у него рожа… Лицо мясистое с тяжелой челюстью, красное, глаза маленькие и недобрые.
После того как уехал броневик военной полиции, а следом – командование полка и остальных батальонов, слово взял подполковник Чесноков. Командир учебного батальона и прибывшие с ним офицеры батальона остались на плацу. Как же Чеснок орал! Постоянно повторял про позор и совсем не стеснялся в выражениях, но хотя бы фантазия у него есть. Потом во взводной палатке посмеивались, что комбат ни разу не повторился, притом выражения у него были витиеватые.
Чеснок долго песочил роту, но и он в конце концов начал выдыхаться – и слава богу, потому как в строю уже два часа. Женька опасалась, что разнос комбата завершится поучительным и назидательным, как говаривал комроты, марш-броском. Однако подполковник Чесноков лишь кивнул Морову, когда закончил с наставлением личного состава.
– Ефрейтор Ливадова!
Женька вздрогнула от неожиданности. Она единственный ефрейтор во второй роде, ее представили к новому званию за проявленное мужество на боевом посту, и, честно говоря, Ливадова не привыкла, что она уже ефрейтор, но это сейчас не важно.
Зачем комроты назвал ее? Что ему нужно?
– Я! – отозвалась девушка.
– Ефрейтор Ливадова! После обеда незамедлительно явиться в штаб полка, – приказал Моров. – В строевую часть!
– Есть!
Нехорошо на душе. Строевая часть – это служба кадров. Хотелось пискнуть и спросить, для чего и кому понадобился ефрейтор Ливадова. Но новобранцев давно отучили задавать лишние и неуместные вопросы, а таковыми, по мнению сержантов и офицеров, являются все вопросы бойцов на учебном курсе, если только вопрос прямо не потребован старшим по званию. Скажем, на учебном занятии.
– Разойдись! Построение через тридцать минут!
Полчаса! Небывалая щедрость! Построение мгновенно рассыпалось и смешалось. Целых тридцать минут появилось, можно перетереть меж собой, обсудить только что увиденное, Смирнова и Большову.
– Зато потрахались! – ухмыляясь, заявил Бастрюков. Он опять расчехлил свой поганый язык.
Некоторым нравились его злые шутки. Послышались смешки, но хорошо бы вмазать Бастрюкову прямо на глазах начальства. Только и рукоприкладство запрещено дисциплинарным уставом, особенно в присутствии комбата и офицеров из управления батальона, которые сейчас садились в бронемобиль. С ротой остались курсовые офицеры и сержанты.
– Дурак ты, Антон, хоть и командир отделения. – К Женьке подошла Сашка Грибанова. Последняя из близких подруг. Томка на больничной койке, а Наташка на губе.
– На мое место метишь? – огрызнулся Бастрюков.
Будучи ниже ростом, он глядел на Грибанову снизу вверх. В роте давно подметили, что Бастрюков почему-то побаивается Сашку. Он яростно возражал, когда намекали на это, но что есть, то есть. Боится Грибанову.
– Мне и в третьем отделении нравится. – Сашка зыркнула на Бастрюкова исподлобья. – Понял?
– Ну а ты, Ливадова, что скажешь? – вместо ответа и чтоб не связываться с Грибановой лишний раз, Бастрюков попытался перевести разговор на Ливадову.
– Без комментариев, рядовой. Господину ефрейтору не до тебя.
Бастрюков бесился, когда Женька указывала, что он еще рядовой. Ефрейторская лычка на погонах девушки выводила его из душевного равновесия всякий раз, когда тот обращал на нее внимание.
Он покраснел, намереваясь бросить в адрес Ливадовой что-нибудь язвительное – это он умел, если не трусил, – но не решился. Грибанова никуда не ушла, рядом с ней остроумие Бастрюкова испарялось.
– Замолкни! – добавила Сашка. Чтоб точно не умничал.
Однако Бастрюков все распалялся. Вон и страх позабыл, явно собирается пустить яду. Раздались несколько новых голосов и посоветовали уняться. В роте Бастрюкова не любили. Женька тоже не испытывала к нему никакой симпатии. Неприятный скользкий тип. Явно пытается выслужиться перед командирами. Поговаривают, что стучит им, однако пока не попался.
Формального старшинства Бастрюкова над собой Ливадова не опасалась. Он командир отделения лишь при исполнении приказов сержантов и офицеров. Сам Бастрюков ничего и никому приказать не может.
– Тихо вы! – послышалось из-за спины. – Горгулья идет!
Заместитель командира второго взвода действительно направлялся к роте, и он уже недалеко. Способность Горгуа подкрадываться незаметно была никем не превзойденной.
– Что за шум? – поинтересовался сержант. – Что за брожения после построения?
Горгулья ткнул пальцем в сторону командира первого отделения.
– Рядовой Бастрюков! Доложить!
– Господин сержант! – гаркнул Бастрюков, это он тоже умел. – Происшествий не случилось.